Дали о своём интиме

Через пятнадцать минут после первого завтрака я, как обычно, сую себе за
ухо цветок жасмина и отправляюсь по имтимнейшм делам. Не успеваю я как
следует усесться, как тут же испражняюсь, и причем почти без всякого запаха.
Он настолько слаб, что его полностью перебивает аромат надушенной бумаги и
веточки жасмина. Впрочем, это событие вполне можно было бы предсказать по
блаженным и чрезвычайно сладостным снам истекшей ночи, всегда сулящим мне
испражнения нежные и лишенные запаха. Сегодня они даже чище, чем обычно, если
в данном случае вообще позволительно подобное определение. Я объясняю это
только своим почти абсолютным аскетизмом, с ужасом и отвращением вспоминая,
как испражнялся во времена своих мадридских дебошей с Лоркой и Бунюэлем,
когда мне был двадцать один год. Если сравнивать это с сегодняшним днем, мои
испражнения кажутся мне чем-то немыслимо позорным, чумным, лишенным всякой
плавности, похожим на какие-то конвульсивные спазмы, порождающим мерзкие
брызги, чем-то дьявольским, бахвальским, экзистенциалистским, обжигающим и
кровавым. Сегодняшняя почти невесомая плавность заставила меня почти весь
день думать о меде трудолюбивых пчел.
У меня была тетка, которую приводило в ужас все, что как-то связано с
испражнениями. При одной только мысли, что она могла бы хоть чуть-чуть
испортить воздух, глаза ее сразу же орошались слезами. Превыше всех своих
достоинств она гордилась тем, что ни разу в своей жизни не пукнула. Теперь
это уже не кажется мне таким нелепым мошенничеством. Должен сказать, что в
периоды аскетизма, когда я веду интенсивную духовную жизнь, я и вправду почти
никогда на пукаю. Часто встречающиеся в древних текстах утверждения, будто
святые отшельники вообще не выделяли никаких экскрементов, представляются мне
все более и более близкими к истине-особенно если принимать во внимание мысль
Филиппа Ауреола Теофраста, достопочтенного Бомбаста фон Гогенгейма (иначе
говоря, Парацельс (1493-1541), утверждавшего, что рот — это не просто рот, а
некое подобие желудка и если очень долго не глотая пережевывать пищу, а потом
ее выплюнуть, то все равно можно насытиться. Отшельники живут, жуя и
выплевывая коренья и кузнечиков. Все это одни слова да наивные иллюзии, будто
они свои религиозные экстазы уже на земле питают воздухом небесным.
Необходимость глотать — как я уже давно отмечал в своих исследованиях по
каннибализму (на самом деле Дали писал об этом в «Тайной жизни», однако
полное исследование этого вопроса еще будет опубликовано в двух или трех
томах.) — соответствует, скорее, не потребности в питании, а совсем другой
потребности, эмоционального и морального порядка.
Мы глотаем, стремясь до конца прочувствовать свое абсолютное слияние с
любимым существом. Ведь глотаем же мы не жуя облатки. Теперь об антагонизме
между жеванием и глотанием. Святой отшельник пытается эти две вещи разделить.
Чтобы целиком отдаваться своей земной и жвачной (в философском смысле) роли,
он предпочитает обходиться для поддержания жизни только одними челюстями,
приберегая исключительно для Бога акт глотания.

…

2-е АВГУСТА

Нынче утром, пока я находился в интимнейшем месте, меня вновь посетило
гениальное предчувствие. Впрочем, стул мой в то утро был до неправдоподобия
странен — он был жидким и совсем без всякого запаха. Я был поглощен
размышлениями о человеческом долголетии, на эту мысль навел меня один
восьмидесятилетний старец, который занимался тем же самым вопросом и только
что выбросился над Сеной с парашютом из красной ткани. Интуиция подсказывает
мне, что если бы человеческие экскременты приобретали консистенцию жидкого
меда, то это привело бы к увеличению продолжительности человеческой жизни,
ведь экскременты, как считал Парацельс, представляют собою нить жизни, и при
всякой заминке, паузе, выпуске газов от нее отлетают мгновения. Если говорить
о времени, то это то же самое, что и движения Парковых (парки — в римской
мифологии богини человеческой судьбы — символически перерезая нить, обрывают
жизнь человека (примеч. пер.) ножниц, прерывающих, дробящих, истончающих нить
нашего существования. Секрет бессмертия следует искать в отходах, в
экскрементах и ни в чем другом… А поскольку наивысшая миссия человека на
земле — одухотворять все вокруг, то именно экскременты-то и нуждаются в этом
в самую первую очередь. Поэтому мне все более и более омерзительны всякого
рода скатологические шутки и иные фривольности на эту тему. Более того, я
просто потрясен, насколько мало внимания уделяет человеческий разум в своих
философских и метафизических изысканиях кардинальнейшей проблеме
экскрементов. И как прискорбно сознавать, что многие выдающиеся умы до сих
пор продолжают справлять свои естественные потребности точно так же, как это
делают простые смертные.
В тот день, когда я напишу наконец обобщенный трактат на эту тему, весь
мир, конечно, замрет от изумления. Впрочем, мой трактат будет полной
противоположностью тому сочинению об отхожих местах, которое написал Свифт.