25 января 2012, 14:34

Белый Ангел Москвы


Ты так невыразимо хороша!
О, верно, под такой наружностью прекрасной
Такая же прекрасная душа!
Какой-то кротости и грусти сокровенной
В твоих очах таится глубина;
Как ангел, ты тиха, чиста и совершенна;
Как женщина, стыдлива и нежна.
Пусть на земле ничто
Средь зол и скорби многой
Твою не запятнает чистоту.
И всякий, увидав тебя, прославит Бога,
Создавшего такую красоту!

"… скоро подошел поезд невесты. Она показалась рядом с императрицей и всех нас словно солнцем ослепило. Давно я не видывал подобной красоты. Она шла скромно, застенчиво, как сон, как мечта ..."

КР (Великий князь Константин Константинович Романов), 1884

О ней все говорили, как об ослепительной красавице. Елизавета Федоровна, старшая сестра Александры Федоровны, будущей русской императрицы, была вторым ребенком в семье герцога Гессен-Дармштадского Людовига IV и принцессы Алисы, дочери королевы английской Виктории, которая и взяла на себя заботу о внучках. Дети воспитывались в традициях старой Англии, их жизнь проходила по строгому распорядку. Одежда и еда были самыми простыми. Старшие дочери сами выполняли домашнюю работу: убирали комнаты, постели, топили камин. Много позже Елизавета Федоровна скажет: «В доме меня научили всему». Поощряла королева Виктория и набожность принцесс, проводивших время не в детских играх, а в молитвах, рукоделии и старательной учебе. Когда же Елизавете подошло время выходить замуж, оказалось, что она смертельно этого боится, не представляя, как это доверить свою невинность мужчине, ведь даже в детстве она редко общалась с мальчиками, сторонилась совместных игр. Женихов хватало, но все получали вежливый, но недвусмысленный отказ. А возраст-то уже подходил к критическому, Елизавете исполнилось двадцать.
В двадцать лет принцесса Елизавета стала невестой великого князя Сергея Александровича, пятого сына императора Александра II. До этого все претенденты на ее руку получали категорический отказ. Венчались в церкви Зимнего дворца в Санкт-Петербурге, и, конечно, на принцессу не могла не произвести впечатления величественность события. Красота и древность обряда венчания, русская церковная служба словно ангельское прикосновение поразили Елизавету, и она уже не смогла забыть этого чувства всю свою жизнь. У нее возникло неодолимое желание познавать эту загадочную страну, ее культуру, ее веру. И облик ее стал меняться: из холодноватой немецкой красавицы великая княгиня постепенно превращалась в одухотворенную, всю как будто светящуюся внутренним светом женщину.

Большую часть года семья проводила в их имении Ильинское в шестидесяти километрах от Москвы, на берегу Москвы-реки. Но были и балы, гуляния, театральные постановки. Жизнерадостная Элли, как ее называли в семье, своими домашними театральными постановками и праздниками на катке вносила юный задор в жизнь императорской семьи. Здесь любил бывать наследник Николай, а когда в дом великого князя приехала двенадцатилетняя Алиса, он стал приезжать еще чаще. Древняя Москва, ее уклад, ее старинный патриархальный быт и ее монастыри и церкви очаровали великую княгиню. Сергей Александрович был человеком глубоко религиозным, соблюдал посты и церковные праздники, ходил на богослужения, ездил в монастыри. И вместе с ним всюду бывала великая княгиня, выстаивающая все службы.
Как это не было похоже на протестантскую кирху! Как пела и ликовала душа княгини, какая благодать разливалась по ее душе, когда она видела Сергея Александровича, преображенного после причастия. Ей хотелось вместе с ним разделить эту радость обретения благодати, и она начала серьезно изучать православную веру, читать духовные книги.
А вот еще подарок судьбы! Император Александр III поручил Сергею Александровичу быть на Святой земле в 1888 году на освящении храма Святой Марии Магдалины в Гефсимании, который был построен в память их матери, императрицы Марии Александровны. Супруги побывали в Назарете, на горе Фавор. Княгиня писала своей бабушке английской королеве Виктории: «Страна действительно прекрасная. Кругом все серые камни и дома того же цвета. Даже деревья не имеют свежести окраски. Но тем не менее, когда к этому привыкнешь, то находишь везде живописные черты и приходишь в изумление…».
Она стояла у величественного храма Святой Марии Магдалины, в дар которому привезла драгоценную утварь для богослужений, Евангелия и воздухи. Вокруг храма такая тишь и воздушное благолепие растекалось… У подножия горы Елеонской в мреющем, чуть приглушенном свете, будто слегка прорисованные на фоне неба, замерли кипарисы и оливы. Дивное чувство овладело ею, и она произнесла: «Я бы хотела быть похороненой здесь». Это был знак судьбы! Знак свыше!.. И как же он отзовется в будущем! Сергей Александрович после этой поездки стал председателем Палестинского общества. А Елизавета Федоровна после посещения Святой земли приняла твердое решение перейти в православие. Это было нелегко. 1 января 1891 года она написала отцу о принятом решении с просьбой благословить ее: «Вы должны были заметить, сколь глубокое благоговение я питаю к здешней религии…. Я все время думала и читала, и молилась Богу указать мне правильный путь, и пришла к заключению, что только в этой религии я могу найти всю настоящую и сильную веру в Бога, которую человек должен иметь, чтобы быть хорошим христианином. Это было бы грехом — оставаться так, как я теперь, принадлежать к одной церкви по форме и для внешнего мира, а внутри себя молиться и верить так, как мой муж…. Вы знаете меня хорошо, Вы должны видеть, что я решилась на этот шаг только по глубокой вере, и что я чувствую, что перед Богом я должна предстать с чистым и верующим сердцем. Я думала и думала глубоко обо всем этом, находясь в этой стране уже более 6 лет и зная, что религия «найдена». Я так сильно желаю на Пасху причаститься Св. Тайн вместе с моим мужем». Отец не благословил дочь на этот шаг. Тем не менее накануне Пасхи 1891 года в Лазареву субботу был совершен чин принятия в Православие.
Какое ликование души — на Пасху вместе с любимым мужем пела она светлый тропарь «Христос восресе из мертвых смертию смерть поправ…» и подходила к святой Чаше. Именно Елизавета Федоровна уговорила свою сестру перейти в православие, окончательно рассеяв страхи Аликс. Элли не требовалось переходить в православную веру при бракосочетании с великим князем Сергеем Александровичем, поскольку тот не мог быть ни при каких обстоятельствах наследником престола. Но она сделала это из внутренней потребности, она же объяснила своей сестре всю необходимость этого и то, что переход в православие не будет для нее отступничеством, но, наоборот, обретением истинной веры.
В 1891 году император назначил великого князя Сергея Александровича московским генерал-губернатором. Москвичи скоро узнали великую княгиню как защитницу сирых и убогих, больных и бедных, она ездила в больницы, богадельни, приюты, помогала многим, облегчала страдания, раздавала помощь.
Когда началась Русско-японская война, Елизавета Федоровна сразу же занялась организацией помощи фронту, во всех залах Кремлевского дворца были устроены мастерские для помощи солдатам. Медикаменты, продовольствие, обмундирование, теплые вещи для солдат, пожертвования и средства, — все это было собрано и отправлено великой княгиней на фронт. Она сформировала несколько санитарных поездов, устроила в Москве госпиталь для раненых, в котором часто бывала, организовала специальные комитеты по обеспечению вдов и сирот погибших на фронте. Но особенно трогательно солдату было получить от великой княгини иконки и образа, молитвенники и Евангелия. Она особенно заботилась об отправке походных православных храмов со всем необходимым для совершения богослужения.
В стране в это время бесчинствовали революционные группы, и Сергей Александрович, считавший необходимым принять более жесткие меры по отношению к ним и не нашедший поддержки, подал в отставку. Государь отставку принял. Но все было напрасно. Тем временем боевая организация эсеров уже приговорила великого князя Сергея Александровича к смерти. Власти знали о готовившемся покушении и пытались его предотвратить. Елизавета Федоровна получала анонимные письма, в которых ее предупреждали, что если она не хочет разделить участь мужа, пусть не сопровождает его нигде. Княгиня же, наоборот, старалась всюду бывать вместе с ним, не оставлять его ни на минуту. Но 4 февраля 1905 года это все-таки произошло. Сергей Александрович был убит бомбой, брошенной террористом Иваном Каляевым у Никольских ворот Кремля. Когда туда прибыла Елизавета Федоровна, там уже собралась толпа народа. Кто-то попытался помешать ей подойти к месту взрыва, но когда принесли носилки, она сама сложила на них останки своего мужа. Целыми были только голова и лицо. Да еще подобрала она на снегу иконки, которые носил на шее муж.
Процессия с останками двинулась к Чудову монастырю в Кремле, Елизавета Федоровна шла за носилками пешком. В церкви она опустилась на колени рядом с носилками у амвона и склонила голову. Всю панихиду простояла она на коленях, только иногда бросала взгляд на сочившуюся сквозь брезент кровь.
Потом она встала и прошла сквозь замеревшую толпу к выходу. Во дворце она велела принести ей траурное платье, переоделась и стала составлять телеграммы родственникам, писала абсолютно четким, ясным почерком. Только казалось ей, что это делает за нее кто-то другой. Совсем другой. Несколько раз она справлялась о самочувствии кучера Ефима, который прослужил у великого князя двадцать пять лет и сильно пострадал во время взрыва. Вечером ей сказали, что кучер пришел в сознание, но никто не решается сказать ему о гибели Сергея Александровича. И тогда Елизавета Федоровна пошла к нему в госпиталь. Увидев, что кучер очень плох, она склонилась над ним и ласково сказала, что все обошлось благополучно и Сергей Александрович просил ее навестить старого слугу. Кучер будто просветлел лицом, успокоился и через некоторое время спокойно скончался. На следующее утро хоронили великого князя. В последний момент на одной из крыш у места убийства нашли его сердце. Успели положить в гроб.
Вечером она поехала в Бутырскую тюрьму. Начальник тюрьмы пошел в камеру преступника вместе с ней. На пороге камеры она на секунду задержалась: правильно ли я делаю? И будто голос был ей, голос мужа, желавший прощения убийце. Каляев с горячечным блеском в глазах поднялся к ней навстречу и с вызовом крикнул:
— Вы кто?
— Я его вдова. Почему вы его убили?
— Я не хотел убивать вас, я видел его несколько раз в то время, когда имел бомбу наготове, но вы были с ним и я не решился его тронуть.
— И вы не поняли того, что убили меня вместе с ним?
Убийца не ответил…
Она пыталась объяснить ему, что принесла прощение от Сергея Александровича. Но он не слышал, они говорили на разных языках. Елизавета Федоровна просила его покаяться, но ему были незнакомы эти слова. Более двух часов говорила с Каляевым великая княгиня, она принесла ему Евангелие и просила почитать его. Но все было напрасно. Оставив Евангелие и маленькую иконку, она ушла.
Великая княгиня просила императора Николая II о помиловании Каляева, но оно было отклонено, потому что преступник не раскаялся. На суде он требовал себе смертного приговора, с горящими глазами безумно повторял, что будет всегда уничтожать политических противников. Ей передали, правда, что в последнюю минуту он взял в руки икону и положил ее на подушку. Сергея Александровича похоронили в маленькой церкви Чудова монастыря, здесь был сделан склеп-усыпальница. Именно сюда каждый день и по ночам приходила Елизавета Федоровна, молилась, думала, как жить дальше. Здесь, в Чудовом монастыре, она получила благодатную помощь от мощей великого молитвенника святителя Алексия и потом всю жизнь носила в наперсном кресте частичку его мощей. На месте убийства мужа Елизавета Федоровна воздвигла памятник-крест, сделанный по проекту Васнецова. На нем слова Спасителя, сказанные Им на кресте: «Отче, отпусти им, не ведают ибо, что творят». В 1918 году крест снесли, в 1985 году обнаружили склеп с останками великого князя. А в 1995 году крест был восстановлен на старом месте. После кончины мужа Елизавета Федоровна не снимала траур, много молилась, постилась. Решение пришло в долгой молитве. Она распустила двор, разделила свое состояние на три части: в казну, наследникам мужа и самую большую часть на благотворительные нужды.
В 1909 году великая княгиня приезжала в Полоцк на перенесения мощей преподобной Евфросинии Полоцкой из Киева. Судьба Евфросинии о многом говорила Елизавете Федоровне: она умерла в Иерусалиме, будучи первой, по-видимому, русской паломницей. Как вспоминала она их поездку с Сергеем на Святую землю, сколь безмятежно было их счастье, как ей было хорошо и покойно там!
Она решила посвятить себя строительству и созданию милосердной обители. Елизавета Федоровна продолжала заниматься благотворительностью, помогала воинам, бедным, сиротам и все время думала об обители. Были составлены различные проекты устава монастыря, один из них подал и орловский священник Митрофан Сребрянский, автор книги, прочитанной ею с глубоким интересом — «Дневник полкового священника, служившего на Дальнем Востоке во весь период минувшей Русско-японской войны», которому княгиня и предложила быть духовником монастыря. Синод не сразу принял и понял ее замысел, поэтому устав переделывался много раз.
После смерти мужа из доли состояния, предназначенного на благотворительные цели, великая княгиня выделила часть денег на приобретение усадьбы на Большой Ордынке и начала здесь строительство церкви и помещений обители, амбулатории, приюта. В феврале 1909 года была открыта Марфо-Мариинская обитель Милосердия, в ней было всего шесть сестер. На территории обители построили два храма: первый — в честь святых жен-мироносиц Марфы и Марии, второй — Покрова Пресвятой Богородицы. Под последним соорудили небольшую церковь-усыпальницу. Великая княгиня думала, что здесь будет покоиться после смерти ее тело, но Бог судил иначе.
22 апреля 1910 года в храме Марфы и Марии епископ Трифон посвятил в крестовые сестры любви и милосердия 17 подвижниц во главе с настоятельницей. Великая княгиня впервые сняла траур и облачилась в одеяние крестовой сестры любви и милосердия. Она собрала семнадцать сестер и сказала: «Я оставляю блестящий мир, где я занимала блестящее положение, но вместе со всеми вами я восхожу в более великий мир — в мир бедных и страдающих».
Были построены богадельня, больница и детский приют. Обитель была необычайно красива, здесь совершались запомнившиеся многим современникам проникновенные богослужения. Храмы, один из которых был построен знаменитым архитектором Щусевым и расписан художником Михаилом Нестеровым, благоухание цветов, оранжереи, парк — все являло собой духовную гармонию. Сестры учились основам медицины, посещали больницы и богадельни, именно сюда привозили самых тяжелых больных, от которых все отказывались, к ним приглашали лучших специалистов, врачебные кабинеты и хирургическая клиника были лучшими в Москве, все операции проводили бесплатно. Здесь же была построена аптека, где бедным лекарства тоже отпускались бесплатно. Днем и ночью сестры неусыпно следили за состоянием больных, терпеливо ухаживали за ними, а настоятельница, казалось им, всегда была с ними, ибо на сон она отводила себе 2-3 часа в день. Многие безнадежные вставали и, уходя из обители, плакали, называя Елизавету Федоровну «Великой матушкой». Она сама перевязывала раны, часто просиживала все ночи у постели больного. Если кто-то умирал, она всю ночь читала над покойником Псалтирь, а в 6 утра неизменно начинала свой рабочий день.
Елизавета Федоровна открыла в монастыре школу для сирот и детей, которых она находила на Хитровом рынке. Это было место, где, казалось, собрались все отбросы общества, но настоятельница всегда повторяла: «Подобие Божие может быть иногда затемнено, но оно не может быть уничтожено». Здесь уже все знали ее, уважали, ласково и с почтением именовали «матушкой» и «сестрой Елизаветой». Ее не пугали ни болезни, ни грязь окружающая, ни брань, разносившаяся по Хитровке, неутомимо и ревностно искала она здесь сирот, переходила вместе со своими сестрами Варварой Яковлевой или княжной Марией Оболенской из притона в притон, уговаривая отдать их на воспитание ей. Мальчики с Хитровки в скором времени стали работать в артели посыльных, девочек устраивали в закрытые учебные заведения и приюты, в обители также был организован приют для девочек-сирот, а для бедных детей к Рождеству устраивали большую елку с подарками.
Кроме того, в обители была открыта воскресная школа для работниц фабрики, организована библиотека, где бесплатно выдавались книги, ежедневно для бедных отпускалось более 300 обедов, а те, у кого были многодетные семьи, могли брать обеды домой. Со временем ей хотелось распространить опыт своей обители на всю Россию и открыть отделения в других городах. В 1914 году крестовых сестер в обители было уже 97.
В обители великая княгиня вела подвижнический образ жизни: спала на деревянных досках без матраса, тайно носила власяницу и вериги, делала все сама, строго соблюдала посты, питалась только растительной пищей. Когда больной нуждался в помощи, она просиживала у его потели всю ночь до рассвета, ассистировала при самых сложных операциях. Больные ощущали исходившую от нее целебную силу духа и соглашались на любую самую тяжелую операцию, если она говорила об ее необходимости. Во время Первой мировой войны она ухаживала за ранеными в лазаретах, отпустила многих сестер работать в полевые госпиталя. Навещала она и пленных раненых немцев, но злые языки, клеветавшие о тайной поддержке противника царской семьей, заставили ее принять решение отказаться от этого.
Сразу после Февральской революции к обители подъехал грузовик с вооруженными солдатами во главе с унтер-офицером. Они потребовали провести их к начальнице обители. «Мы пришли арестовать сестру императрицы», — бодро заявил унтер-офицер. Здесь же присутствовал и духовник протоиерей Митрофан, который обратился с негодованием к солдатам: «Кого вы пришли арестовать! Ведь здесь нет преступников! Все, что имела матушка Елизавета, — она все отдала народу. На ее средства построена обитель, церковь, богадельня, приют для безродных детей, больница. Разве это преступление?»
Возглавлявший отряд унтер пристально вглядывался в батюшку и вдруг спросил его: «Батюшка! Не вы ли отец Митрофан из Орла?» — «Да, это я». Лицо унтера мгновенно изменилось, и он сказал солдатам: «Вот что, ребята! Я остаюсь здесь и сам во всем распоряжусь. А вы поезжайте обратно». Солдаты, выслушав отца Митрофана и поняв, что они затеяли не совсем ладное дело, подчинились и уехали. А унтер сказал: «Я теперь останусь здесь и буду вас охранять!»
Было еще много обысков и арестов, но великая княгиня стойко переносила эти тяготы и несправедливости. И все время повторяла: «Народ — дитя, он не повинен в происходящем… Он введен в заблуждение врагами России»… На третий день Пасхи, в день празднования Иверской иконы Божией матери, Елизавету Федоровну арестовали и сразу же вывезли из Москвы в Пермь. Чтобы собраться, ей дали полчаса. Все сестры прибежали в храм Марфы и Марии, и настоятельница благословила их в последний раз. Храм был наполнен плачем, все понимали, что видятся в последний раз… С ней поехали две сестры — Варвара Яковлева и Екатерина Янышева.
С арестом настоятельницы в апреле 1918 года обитель практически прекратила свою благотворительную деятельность, хотя просуществовала еще семь лет. Отец Митрофан продолжал духовно окормлять сестер вплоть до закрытия обители, здесь бывал святейший патриарх Тихон, неоднократно служил литургию, здесь он постриг отца Митрофана в монашество под именем Сергий, а его матушку — под именем Елизаветы.

В ночь с 17 на 18 июля 1918 года к зданию Напольной школы в Алапаевске подъехала конная группа рабочих и, усадив пленников в экипажи ( великого князя Сергея Михайловича, сыновей Константина Константиновича Романова князей Иоанна, Игоря и Константина, сына великого князя Павла Александровича, князя Владимира Палея, Елизавету Федоровну и послушницу Варвару ), вывезла их в лес к старой шахте. Сергей Михайлович сопротивлялся и его расстреляли. Остальных живыми бросили в шахту. Когда сталкивали в шахту великую княгиню, она повторяла вслух молитву Спасителя: «Господи, прости им, ибо не ведают, что творят». Елизавета Федоровна упала не на дно шахты, а на выступ на глубине 15 метров. Рядом с ней оказался Иоанн Константинович с перевязанными ранами. Великая княгиня и здесь не перестала милосердствовать и облегчать страдания других, хотя сама была с многочисленными переломами и сильнейшими ушибами головы.
Убийцы возвращались несколько раз, чтобы добить свои жертвы, они бросали бревна, гранаты, горящую серу. Один из крестьян, бывший случайным свидетелем этой казни, вспоминал, что из глубины шахты слышались звуки херувимской, которую пели страдальцы, и особенно выделялся голос великой княгини.
Спустя три месяца белые эксгумировали останки погибших. Пальцы великой княгини и инокини Варвары были сложены для крестного знамения. Они умерли от ран, жажды и голода в страшных мучениях. Останки их были перевезены в Пекин. По рассказам свидетеля, тела убитых пролежали в шахте, а потом некий монах сумел извлечь их оттуда, уложил в наскоро сколоченные гробы и через всю Сибирь, охваченную гражданской войной, раскаленную страшной жарой, три недели вез в Харбин. По прибытии в Харбин тела совершенно разложились, и только тело великой княгини оказалось нетленным.
Из рассказа князя Н.А. Кудашева, увидевшего ее в Харбине: «Великая Княгиня лежала, как живая, и совсем не изменилась с того дня, как я, перед отъездом в Пекин, прощался с нею в Москве, только на одной стороне лица был большой кровоподтек от удара при падении в шахту. Я заказал для них настоящие гробы и присутствовал на похоронах. Зная, что она всегда выражала желание быть погребенной в Гефсимании в Иерусалиме, я решил исполнить ее волю и послал прах ее и ее верной послушницы в Святую Землю, попросив монаха проводить их до места последнего успокоения».
Тот самый монах, который потом вез нетленное тело Елизаветы Федоровны, удивительным образом был знаком с великой княгиней до революции, а во время революции был в Москве, встречался с ней и уговаривал ее поехать с ним в Алапаевск, где, как он говорил, у него были «хорошие люди в страообрядческих скитах, которые сумеют сохранить Ваше Высочество». Но великая княгиня отказалась скрываться, добавив: «Если меня убьют, то прошу вас, похороните меня по-христиански».
Было несколько попыток спасти великую княгиню. Весной 1917 года к ней приехал шведский министр по поручению кайзера Вильгельма с предложением содействия в выезде из России. Елизавета Федоровна отказалась, сказав, что она решила разделить судьбу своей страны, своей родины, а кроме того, не может бросить сестер обители в это трудное время.
После подписания Брест-Литовского мира германское правительство добилось от Советов разрешения на выезд великой княгини Елизаветы Федоровны в Германию, и посол Германии в России граф Мирбах дважды пытался с ней увидеться, но она отказала ему и передала категорический отказ уехать из России со словами: «Я никому ничего дурного не сделала. Буди воля Господня!» В одном из писем она написала: «Я испытывала такую глубокую жалость к России и ее детям, которые в настоящее время не ведают, что творят. Разве это не больной ребенок, которого мы любим во сто крат больше во время его болезни, чем когда он весел и здоров? Хотелось бы понести его страдания, научить его терпению, помочь ему. Вот что я чувствую каждый день. Святая Россия не может погибнуть. Но великой России, увы, больше нет. Но Бог в Библии показывает, как он прощал свой раскаявшийся народ и снова даровал ему благословенную силу. Будем надеяться, что молитвы, усиливающиеся с каждым днем, и увеличивающееся раскаяние умилостивят Приснодеву, и она будет молить за нас своего Божественного Сына, и что Господь нас простит».
В святом городе Иерусалиме, в так называемой Русской Гефсимании, в склепе, находящемся под церковью Святой Равноапостольской Марии Магдалины, стоят два гроба. В одном покоится великая княгиня Елизавета Федоровна, в другом — ее послушница Варвара, отказавшаяся покинуть свою игуменью и этим спасти себе жизнь. День поминовения преподобномученицы великой княгини Елисаветы Феодоровны Алапаевской — 5 июля, ее поминают и в день поминовения всех усопших, пострадавших в годину гонений за веру Христову в соборе новомучеников и исповедников Российских в воскресенье после 25 января.

0 комментариев