9 октября 2013, 23:54
levО любимица наша
Настоящее издание песен Видьяпати основано на так называемой «Непальской рукописи», которая была обнаружена в Непальской королевской библиотеке и издана в Бенаресе в 1954 году. Рукопись выгодно отличается от всех прочих своей древностью: написанная старым майтхильским алфавитом, она, по мнению ученых, относится к XVI веку.
И если по другим сборникам песнопений поэта ведутся дискуссии об авторской принадлежности, то песни «Непальской рукописи» признаются, бесспорно, принадлежащими Видьяпати и выдержали в Индии уже несколько изданий. Эту рукопись не могла постичь судьба ни песен Видьяпати, бытовавших в народной среде, ни тех песен, что были восприняты и трансформированы бенгальской вишнуитской средой. Таким образом, для перевода на русский язык избран наиболее достоверный сборник.
Все поражает в Видьяпати, – и его творчество и его судьба; сам он будто соткан из разительных противоречий. Придворный певец, он стал народным кумиром. Народ Индии понял и принял его, веками поет его песни. Выходец из старинного аристократического брахманского рода, Видьяпати не страшился ломать косные и консервативные рамки древних традиций, словно бы забыв о том, что долг брахманов свято поддерживать каноны старины. Он слагал своей поэзией торжественный гимн во славу человека, пел радости земной жизни, и он же, лишившись поддержки своих земных покровителей, молитвенно склонялся к ногам богов, прося у них защиты и приюта.
В песнях Видьяпати нетрудно обнаружить влияние классической традиции: частое присутствие в них бога любви Камадэвы с луком и цветочными стрелами в руках; описание высоких достоинств и волнующих прелестей героини; последовательное развитие любовного сюжета от первой неожиданной встречи Радхи и Кришны, романтики тайных свиданий и ночей любви до первых размолвок, ссор, томительной разлуки, новых встреч и окончательного разрыва. Все это встречалось уже в памятниках древнеиндийской литературы, в трактатах о любви («Кама-сутра» Ватсьяяны и другие). Классическая традиция обусловила и непременное присутствие в песнях верной подруги или наперсницы Радхи. Ее роль – роль постоянной посланницы: она извещает Кришну, как томится любовью к нему Радха, рассказывает ему, как прелестна пастушка, договаривается о месте и часе тайного свидания, неоднократно соединяет влюбленных, старается примирить их после размолвок. Радха в песнях Видьяпати, как правило, юна, наивна, неловка в проявлении своих чувств. Наперсница старше ее по возрасту, более опытна. Она опекает Радху, дает наставления, как привлечь к себе внимание Кришны, очаровать любимого.
Подруга
О любимица наша! В тебе нахожу
всех достоинств пленительное воплощенье:
Как весна, ты свежа, а твоя красота
вызывает недаром у всех восхищенье.
Так ужели творец оказался глупцом,
одиноким создав совершенство такое?
Неужели не смог сотворить для тебя
столь же редкостное воплощенье мужское?
Ты грустна, – но тебе я могла бы помочь,
ибо вижу: ты жаждешь в душе одного лишь!
Я скажу, как желанного можно достичь,
если быть до конца откровенной позволишь.
Радха
Говори! Ибо даже дурные слова
нам порою приносят не горе, а благо,
Все, что есть у тебя на душе, говори, — но не жди от меня безрассудного шага.
Подруга
Я готова помочь, но встречайтесь тайком,
Пятистрелый отныне – ваш друг и защита,
Многих радостей нет у законной любви –
слаще милого тайно любить, чем открыто!
Радха
Замолчи! Этой вкрадчивой речью своей
ты горящую рану мою растравляешь!
Заставляешь отраву змеиную пить,
а для сладости сахар в нее добавляешь?
Подруга
Не сердись! Беспредельна, как море, любовь,
вот и можно о ней говорить бесконечно.
Ты ведь знаешь: к тебе ни одна из подруг
не привязана так глубоко и сердечно.
Коротка наша юность, – и счастливы те,
что успеют познать все ее наслажденья,
Наслажденья же юности – только в любви,
остальное – лишь вымыслы да наважденья.
Настоящий мужчина идет до конца –
он не бросит любимую на полдороге.
Превратится стыдливость в горячую страсть,
как в луну превращается месяц двурогий.
Есть и ярче красавицы
Есть и ярче красавицы –
много их в нашем краю,
Но в тебя он влюблен,
будто в душу вторую свою.
А теперь без тебя
он лишился покоя и сил, — Камадэва страданьями
душу его поразил.
Слушай, слушай меня:
ты красива, стыдлива, чутка,
Торопись же, не медли –
весенняя ночь коротка.
Прелесть юного тела
под складками темных шелков
С лунным светом сравню
под покровом ночных облаков.
Так чего же ты ждешь?
О скажи, почему до сих пор
О нектаре твоем
лишь мечтает влюбленный чакор?
Тоскует юная жена, подобная царице пчел
Тоскует юная жена,
подобная царице пчёл:
«О боги! – сетует она. –
За что мой жребий так тяжел?
Когда вернется мой супруг,
в моих объятьях будет спать?
Ужель к другой стремится он
и где скитается опять?
Уж скоро год, как дом родной
в последний раз он навестил,
Чуть вспомнится его лицо –
лишаюсь я надежд и сил.
Сидел загадочен и хмур,
молчал, не поднимая глаз,
Был рядом, а казалось мне,
что море разделяет нас.
А груди спелые мои,
что стольких юношей влекли,
Решил тем временем ласкать
пришелец, сын чужой земли.
Не раз писала письма я
владыке – мужу своему,
Весь день, низая жемчуга,
ждала его в пустом дому,
Ткала узорчатую ткань,
плела гирлянды круглый год, — Ужель неведомый чужак
теперь со смехом их порвет?
О добрый путник, ты идешь
в суровый путь, в далекий край,
Прошу, супругу моему
посланье это передай.
Любой ценой его найди
и пристыди, и урезонь,
И вот что с первых слов скажи:
любимая вошла в огонь!
Он – муж красавицы другой, и ты – жена другого
Он – муж красавицы другой,
и ты – жена другого,
А я – два берега, как мост,
соединить готова.
Все силы приложила я,
чтоб встреча состоялась,
Теперь, о лотос мой, судьбе
довериться осталось.
Готовясь к тайной встрече с ним,
себя укрась прилежно
И помни: колебанья, страх
нас губят неизбежно.
Ступай с надеждой, ведь тебе
вручила верный ключ я, — Нет никого, кто б не желал
себе благополучья!
В час первого слиянья, первых ласк
В час первого слиянья, первых ласк
бог Камадэва голоден и жаден, — Будь сдержан – второпях не раздави
сладчайшей из чудесных виноградин.
Не жадничай, стыдливой овладев,
смиряй свое мучительное пламя, — Достойный лучше с голоду умрет,
чем станет есть обеими руками.
О Кришна! Ты, конечно, очень мудр
и должен знать не хуже, чем другие,
Как боязно слонихе молодой
почуять жезл погонщика впервые.
Она решилась встретиться с тобой
лишь после долгих просьб и увещаний,
Так постарайся милой угодить –
ей сразу станешь ближе и желанней.
Настойчиво к любви не принуждай,
так делают лишь грубые невежды,
Она нежна, – не рань ее души,
в порыве страсти не порви одежды.
С ней наслаждайся лишь до той поры,
пока твой натиск терпит благосклонно,
Но отступи, едва заметишь ты,
что смотрит недовольно, утомленно.
И за руки поспешно не хватай,
увидев, что уйти она готова, — Так демон Раху, изрыгнув луну,
ее тотчас же не глотает снова.
Любовник несравненный он, полна и ты огнем
Любовник несравненный он, полна и ты огнем,
Пускай цветет жасмин любви пышнее с каждым днем.
Торговцы в город собрались на торжище любви,
Повыше цену им назначь – и не продешеви.
Сам Кришна – покупатель твой, и сделка неплоха,
Его невеждой не зови, приняв за пастуха.
В убытке будешь, не сердись: славнее славных он,
Среди пастушек у него шестнадцать тысяч жен.
И не смущайся, что тебя он выше в сотни раз:
Растелит ложе бог любви – и уравняет вас.
Сначала волосы укрась
Сначала волосы укрась
и знак на лбу поставь,
А после подведи глаза –
им живости добавь.
Явись к нему, до самых пят
закутанная в ткань,
А чтоб сильней возжаждал он,
чуть-чуть поодаль встань.
Сперва, душа моя, стыдись –
лишь искоса гляди,
И вспышками лукавых глаз
в нем пламя пробуди.
Наполовину грудь прикрой,
чтоб часть видна была,
Заботься, чтоб тесней твой стан
одежда облегла.
Нахмурься, – но потом на миг
и радость прояви,
Будь сдержанна, чтоб вновь и вновь
он ждал твоей любви.
Какой еще благой совет
тебе необходим?..
Сам бог любви да будет впредь
наставником твоим!
Дождливая ночь темна, холодна
Дождливая ночь темна, холодна,
и стройная ждет допоздна:
Ненастье и мрак да крики бродяг, — как выйдет из дома она?
Дрожит она, ждет всю ночь напролет,
страшась этой первой любви.
О Кришна, приди, помоги, снизойди –
ей ласку и милость яви!
Ямуна бурлит – ей гибель сулит,
легко ли поток пересечь?
Приди же скорей, – ведь неведомы ей
безумства любовных встреч.
Глухим оставаться к тоскливой мольбе
не стыдно ли, мудрый, тебе?
Пчела разве ждет, что сладостный мед
навстречу ей сам потечет?
Ты мне это тяжкое дело
Ты мне это тяжкое дело
представила слишком простым!
Тропой, где колючки и змеи,
мы шли, чтобы встретиться с ним,
Шли долго, гроза бушевала,
и тьма застилала мой взор, — Два рода старинных решилась
в ту ночь я обречь на позор.
Доверясь тебе, моя сводня,
тайком я из дому ушла, — Мне смерть по сравненью с разлукой
казалась не так тяжела.
Что ныне скажу я, достигнув
десятой ступени любви?
Ты амриту мне предложила,
но яд заструился в крови.
О как ты бесстрашно, подруга,
чужое богатство крадешь,
Иду за тобой – и не знаю,
куда ты меня приведешь!
Жди, оставайся на ложе
Жди, оставайся на ложе –
и не тревожься ничуть,
Брось эту детскую робость,
брось, недотрогой не будь!
Что ты лицо опустила,
будто в пугливой тоске?
Что ты в смущении чертишь
пальцем на влажном песке?
Видишь, красавица: вот он,
рядом – возлюбленный друг,
С ним ты впервые на ложе,
но побори свой испуг.
Будешь ты с первой же встречи
счастлива с милым вдвоем
Слейтесь душою и телом,
словно цветок со шмелем.
Прочь колебанья и страхи:
близится радость любви,
Друг твой пылает желаньем, — сбрось же одежды свои!
Подружка моя, подружка!
Подружка моя, подружка!
Зачем мы пришли сюда?
Владыка могуч и грозен,
а я еще так молода.
Зачем ты меня покидаешь?
Безлюдно, темно кругом,
И как за железной дверью
осталась я с ним вдвоем.
Проснулся в нем жар любовный,
и взор стал горяч, тяжел,
Схватилась я за одежду, — теперь мне конец пришел
«Нет-нет!» – я его умоляю,
и слезы текут ручьем,
Качаюсь, как тонкий стебель
качается под шмелем.
А тело от страха стынет,
и сердце дрожит в тоске,
Как трепетная росинка
у лотоса на лепестке.
Стыдливую к тебе я привела, а это стоило больших усилий
Стыдливую к тебе я привела,
а это стоило больших усилий, — Будь бережливым, если хочешь ты,
чтоб наслажденье вы сполна вкусили.
Смотри, как терпелив мохнатый шмель:
сев на цветок, он не ломает стебля –
Не торопясь сосет душистый мед,
лишь осторожно лепестки колебля.
Так поступай и ты – понравься ей,
и если это вскоре удалось бы,
Придет опять – еще не раз придет,
и больше не потребуются просьбы.
Она, как ветка сириса, нежна,
будь нежен с ней, как подобает Кришне,
И следуй наставленью моему –
не проявляй поспешности излишней.
В час первой встречи не пугай ее,
не дай прорваться бешеному пылу, — Пусть ваша страсть день ото дня растет,
как месяц в небе набирает силу.
Ей даже в шутку грубость не скажи –
то было б непростительной ошибкой!
Тогда без страха вновь она придет –
придет к тебе с доверчивой улыбкой.
Когда я шагнула к ложу, дыханье в груди затая
Когда я шагнула к ложу,
дыханье в груди затая,
В лицо горячо взглянул он,
душа замерла моя.
Почудилось на мгновенье:
весь мир кругом запестрел
От сонма богов, летящих
с пучками цветочных стрел.
Нет слов у меня, подруга,
чтоб я описать смогла
Безумства и наслажденья,
что с ним я пережила.
Не ведаю, что случилось:
не слушалось тело меня,
А он от восторга светился,
лицо надо мной склоня.
Пить мед моих губ он начал,
гирлянду мою сорвал,
Поспешно узлы распутал
цветных моих покрывал.
Над всею моею жизнью
он сети любви простер,
И страсть порвала границы
и вырвалась на простор.
Одежду с меня он сбросил,
пылая, шепча, смеясь,
И власть над собой теряя,
я дрогнула, я сдалась, — Сдалась, разгораясь страстью,
счастливейшая из жен,
Не в силах ни дать согласья,
ни ставить ему препон.
Одежду сорвал он с меня, как змею
Одежду сорвал он с меня, как змею,
А с нею отбросил и робость мою.
Покровом моим стало тело его, — Слились мы, пылая, в одно существо.
Я помню, на миг он лицо повернул,
Склонен надо мной, на светильник взглянул.
Казалось, пчела наклонилась – и мед
Из полураскрытого лотоса пьет.
Неведомы богу ни слабость, ни стыд:
Дай волю ему – обожжет, ослепит.
Как чатака – вестник весны и любви,
Он чувства скрывать не желает свои.
Припомню, как был он неистов тогда,
И жалкий мой разум горит от стыда.
От страстной тоски и сейчас я дрожу,
Ну что я об этом еще расскажу?
Лотос пламенный раскрывается
Лотос пламенный раскрывается –
с чем его красоту сравнить?
Что голодной пчеле желаннее,
чем нектар его сладкий пить?
На шарах твоих грудей – ссадины
от безумных моих ногтей,
А кукушка о том проведала
и смеется в тени ветвей.
О гневливая, о надменная,
обернись назад – посмотри:
Тьму полночную, тьму обманную
пьют лучи золотой зари.
О прекрасная, всех сокровищниц
драгоценней женская честь, — Стыдно мне, что в казну алмазную
я дерзнул, будто вор, залезть.
И за этот грех наказал меня
бог, держащий пять жгучих стрел:
Выкрал душу мою влюбленную
и, как пленницей, завладел.
Ночь кончается
Ночь кончается…
Лотос уже приоткрылся слегка,
Закружилась пчела –
видно, милого ищет дружка.
Все тусклее светильник,
а даль – все ясней и красней,
Это всходит заря
и склоняется мрак перед ней.
Отпусти меня, Кришна, — теперь я хочу отдыхать,
Будет бог благосклонен –
мы встретиться сможем опять.
Тот любовник умен,
что желанья возлюбленной чтит,
А иначе сердцам
неизбежный разлад предстоит.
Знает даже грабитель:
всему есть разумный предел.
Дай цветку отдохнуть –
насладиться ты вдоволь успел.
На грудях ее, недозрелых плодах, царапины от ногтей видны
На грудях ее – недозрелых плодах –
царапины от ногтей видны,
Весенним побегам подобны они,
обвившим две золотых луны.
А нежная то прикрывает их,
то прячет под шелком, скользящем с плеч.
Вот так бедняк, отыскавший клад,
его решает, как жизнь беречь.
О как молода, как пуглива она –
впервые любимому отдалась
И вот, вспоминая о ласках его,
пылает, и радуясь, и стыдясь.
От глаз наставников и родных
в укромном спрятавшись уголке,
Тайком она смотрится в самоцвет,
лежащий на нежной ее руке.
Украдкой склоняет над ним лицо
и губы разглядывает свои:
Следы от укусов горят на губах –
багряные, жгучие знаки любви.
О Мадхава, сердце твое невозможно понять
О Мадхава, сердце твое невозможно понять:
Чужой самоцвет ты решился в подарок принять.
А если дурное содеяла я, то прости, — Решила я льва с молодою слонихой свести.
О Кришна премудрый, внемли этой пылкой мольбе:
Подругу мою не отринь, что стремится к тебе.
С тоскующих глаз ее стерлась густая сурьма,
Искусаны губы, – совсем она сходит с ума.
Следы от ногтей на крутых ее грудях видны,
Похожих на две восходящих над Шивой луны.
То дрогнет пугливо, то снова уйдет в забытье,
Безмолвны уста, но встревожены мысли ее, — Боится, что муж возвратится, боится родни,
Боится людей злоязычных, – что скажут они?
О Мадхава, сжалься: полна я тревог и забот, — Пускай мне на голову тяжкий позор не падет!
Сидит с распущенными волосами
Сидит с распущенными волосами,
склонив лицо, и с детскою улыбкой
Подносит руку к обнаженным грудям,
обмахивает их ладонью гибкой,
Как будто поклоняющийся Кама
подносит лотос золотым святыням
И светлый лик Дарующего счастье
обмахивает веером павлиньим.
Клянусь тебе, благословенный Кришна:
сам бог любви настаивает страстно,
Чтоб ты вернулся, чтоб опять увидел,
как нежное лицо ее прекрасно.
Спадают с плеч лианы черных прядей,
как сотни струй Ямуны благодатной,
И словно волны животворной Ганга, — цветы ее гирлянды ароматной.
И погрузясь в их трепетные струи,
она сейчас у неба всеблагого
Лишь об одном великом даре просит:
о Мадхава, тебя увидеть снова!
В ночь нашей первой близости любовной
«В ночь нашей первой близости любовной
боязни побороть я не могла.
Когда слились два наших жарких тела,
уже плыла предутренняя мгла.
Всех радостей любви я не познала, — стыдливость, ты была моим врагом,
И лишь теперь – в порыве сожаленья –
томлюсь мечтой о друге дорогом.
Ах, если б эта пчелка золотая
к нему слетала с весточкой моей –
Передала, что нашей первой встречи
не позабыть мне до последних дней,
Не позабыть, как с ласкою усталой
он пряди кос моих перебирал,
И груди нежно гладил, и с улыбкой
моей гирляндой смятою играл.
Была б я сотней женщин –
все услады ему смогла бы сразу предложить,
Но я слаба в любовных ухищреньях –
чем страсть его сумею заслужить?
О как мне выразить, с каким смиреньем
за эту ночь его благодарю!
Хочу молитвенно сложить ладони,
когда в слезах об этом говорю.
Юна моя любовь: едва раскрылась,
а мной уже погублена почти, — Ведь я молчала – даже на прощанье
ни слова не смогла произнести!..»
И над красавицей грустящей сжалясь,
так говорит Видьяпати – поэт:
«Не бойся: мудр твой молодой любовник,
продлится счастье ваше много лет!»
Весной любуясь радостно, давай пойдем туда
«Весной любуясь радостно, давай пойдем туда,
Где, улыбаясь, лилии раскрылись у пруда,
Где ясный месяц кажется серебряным шмелем,
Где так красиво полночью и так тенисто днем.
Там бродят девы юные, их взоры душу жгут,
Притворщицы надменные – свиданий тайных ждут.
А из кустов тем временем, следя их каждый шаг,
С пятью хмельными стрелами глядит лукавый враг!»
Вот так поэт Видьяпати описывает вам
Леса, где Радха с Кришною встречались по ночам.
О нежная, скрой поскорей лицо, нельзя, чтоб тебя узнали
О нежная, скрой поскорей лицо,
нельзя, чтоб тебя узнали:
Объявлено было по всей стране,
что с неба луну украли.
Всю ночь сегодня из дома в дом
с обыском ходят стражи,
Увидят, как светит твое лицо,
еще заподозрят в краже.
Послушай, красавица, мой совет:
набрось на лицо покрывало,
Желаю тебе, чтоб даже во сне
сердце тревог не знало.
Улыбку свою серебристую спрячь,
блистающую нектаром:
Торговец богатый заметит ее –
объявит своим товаром.
В устах приоткрытых зубы твои
заманчивей и лукавей,
Чем ряд переливчатых жемчугов
в киноварной оправе.
И если по другим сборникам песнопений поэта ведутся дискуссии об авторской принадлежности, то песни «Непальской рукописи» признаются, бесспорно, принадлежащими Видьяпати и выдержали в Индии уже несколько изданий. Эту рукопись не могла постичь судьба ни песен Видьяпати, бытовавших в народной среде, ни тех песен, что были восприняты и трансформированы бенгальской вишнуитской средой. Таким образом, для перевода на русский язык избран наиболее достоверный сборник.
Все поражает в Видьяпати, – и его творчество и его судьба; сам он будто соткан из разительных противоречий. Придворный певец, он стал народным кумиром. Народ Индии понял и принял его, веками поет его песни. Выходец из старинного аристократического брахманского рода, Видьяпати не страшился ломать косные и консервативные рамки древних традиций, словно бы забыв о том, что долг брахманов свято поддерживать каноны старины. Он слагал своей поэзией торжественный гимн во славу человека, пел радости земной жизни, и он же, лишившись поддержки своих земных покровителей, молитвенно склонялся к ногам богов, прося у них защиты и приюта.
В песнях Видьяпати нетрудно обнаружить влияние классической традиции: частое присутствие в них бога любви Камадэвы с луком и цветочными стрелами в руках; описание высоких достоинств и волнующих прелестей героини; последовательное развитие любовного сюжета от первой неожиданной встречи Радхи и Кришны, романтики тайных свиданий и ночей любви до первых размолвок, ссор, томительной разлуки, новых встреч и окончательного разрыва. Все это встречалось уже в памятниках древнеиндийской литературы, в трактатах о любви («Кама-сутра» Ватсьяяны и другие). Классическая традиция обусловила и непременное присутствие в песнях верной подруги или наперсницы Радхи. Ее роль – роль постоянной посланницы: она извещает Кришну, как томится любовью к нему Радха, рассказывает ему, как прелестна пастушка, договаривается о месте и часе тайного свидания, неоднократно соединяет влюбленных, старается примирить их после размолвок. Радха в песнях Видьяпати, как правило, юна, наивна, неловка в проявлении своих чувств. Наперсница старше ее по возрасту, более опытна. Она опекает Радху, дает наставления, как привлечь к себе внимание Кришны, очаровать любимого.
Подруга
О любимица наша! В тебе нахожу
всех достоинств пленительное воплощенье:
Как весна, ты свежа, а твоя красота
вызывает недаром у всех восхищенье.
Так ужели творец оказался глупцом,
одиноким создав совершенство такое?
Неужели не смог сотворить для тебя
столь же редкостное воплощенье мужское?
Ты грустна, – но тебе я могла бы помочь,
ибо вижу: ты жаждешь в душе одного лишь!
Я скажу, как желанного можно достичь,
если быть до конца откровенной позволишь.
Радха
Говори! Ибо даже дурные слова
нам порою приносят не горе, а благо,
Все, что есть у тебя на душе, говори, — но не жди от меня безрассудного шага.
Подруга
Я готова помочь, но встречайтесь тайком,
Пятистрелый отныне – ваш друг и защита,
Многих радостей нет у законной любви –
слаще милого тайно любить, чем открыто!
Радха
Замолчи! Этой вкрадчивой речью своей
ты горящую рану мою растравляешь!
Заставляешь отраву змеиную пить,
а для сладости сахар в нее добавляешь?
Подруга
Не сердись! Беспредельна, как море, любовь,
вот и можно о ней говорить бесконечно.
Ты ведь знаешь: к тебе ни одна из подруг
не привязана так глубоко и сердечно.
Коротка наша юность, – и счастливы те,
что успеют познать все ее наслажденья,
Наслажденья же юности – только в любви,
остальное – лишь вымыслы да наважденья.
Настоящий мужчина идет до конца –
он не бросит любимую на полдороге.
Превратится стыдливость в горячую страсть,
как в луну превращается месяц двурогий.
Есть и ярче красавицы
Есть и ярче красавицы –
много их в нашем краю,
Но в тебя он влюблен,
будто в душу вторую свою.
А теперь без тебя
он лишился покоя и сил, — Камадэва страданьями
душу его поразил.
Слушай, слушай меня:
ты красива, стыдлива, чутка,
Торопись же, не медли –
весенняя ночь коротка.
Прелесть юного тела
под складками темных шелков
С лунным светом сравню
под покровом ночных облаков.
Так чего же ты ждешь?
О скажи, почему до сих пор
О нектаре твоем
лишь мечтает влюбленный чакор?
Тоскует юная жена, подобная царице пчел
Тоскует юная жена,
подобная царице пчёл:
«О боги! – сетует она. –
За что мой жребий так тяжел?
Когда вернется мой супруг,
в моих объятьях будет спать?
Ужель к другой стремится он
и где скитается опять?
Уж скоро год, как дом родной
в последний раз он навестил,
Чуть вспомнится его лицо –
лишаюсь я надежд и сил.
Сидел загадочен и хмур,
молчал, не поднимая глаз,
Был рядом, а казалось мне,
что море разделяет нас.
А груди спелые мои,
что стольких юношей влекли,
Решил тем временем ласкать
пришелец, сын чужой земли.
Не раз писала письма я
владыке – мужу своему,
Весь день, низая жемчуга,
ждала его в пустом дому,
Ткала узорчатую ткань,
плела гирлянды круглый год, — Ужель неведомый чужак
теперь со смехом их порвет?
О добрый путник, ты идешь
в суровый путь, в далекий край,
Прошу, супругу моему
посланье это передай.
Любой ценой его найди
и пристыди, и урезонь,
И вот что с первых слов скажи:
любимая вошла в огонь!
Он – муж красавицы другой, и ты – жена другого
Он – муж красавицы другой,
и ты – жена другого,
А я – два берега, как мост,
соединить готова.
Все силы приложила я,
чтоб встреча состоялась,
Теперь, о лотос мой, судьбе
довериться осталось.
Готовясь к тайной встрече с ним,
себя укрась прилежно
И помни: колебанья, страх
нас губят неизбежно.
Ступай с надеждой, ведь тебе
вручила верный ключ я, — Нет никого, кто б не желал
себе благополучья!
В час первого слиянья, первых ласк
В час первого слиянья, первых ласк
бог Камадэва голоден и жаден, — Будь сдержан – второпях не раздави
сладчайшей из чудесных виноградин.
Не жадничай, стыдливой овладев,
смиряй свое мучительное пламя, — Достойный лучше с голоду умрет,
чем станет есть обеими руками.
О Кришна! Ты, конечно, очень мудр
и должен знать не хуже, чем другие,
Как боязно слонихе молодой
почуять жезл погонщика впервые.
Она решилась встретиться с тобой
лишь после долгих просьб и увещаний,
Так постарайся милой угодить –
ей сразу станешь ближе и желанней.
Настойчиво к любви не принуждай,
так делают лишь грубые невежды,
Она нежна, – не рань ее души,
в порыве страсти не порви одежды.
С ней наслаждайся лишь до той поры,
пока твой натиск терпит благосклонно,
Но отступи, едва заметишь ты,
что смотрит недовольно, утомленно.
И за руки поспешно не хватай,
увидев, что уйти она готова, — Так демон Раху, изрыгнув луну,
ее тотчас же не глотает снова.
Любовник несравненный он, полна и ты огнем
Любовник несравненный он, полна и ты огнем,
Пускай цветет жасмин любви пышнее с каждым днем.
Торговцы в город собрались на торжище любви,
Повыше цену им назначь – и не продешеви.
Сам Кришна – покупатель твой, и сделка неплоха,
Его невеждой не зови, приняв за пастуха.
В убытке будешь, не сердись: славнее славных он,
Среди пастушек у него шестнадцать тысяч жен.
И не смущайся, что тебя он выше в сотни раз:
Растелит ложе бог любви – и уравняет вас.
Сначала волосы укрась
Сначала волосы укрась
и знак на лбу поставь,
А после подведи глаза –
им живости добавь.
Явись к нему, до самых пят
закутанная в ткань,
А чтоб сильней возжаждал он,
чуть-чуть поодаль встань.
Сперва, душа моя, стыдись –
лишь искоса гляди,
И вспышками лукавых глаз
в нем пламя пробуди.
Наполовину грудь прикрой,
чтоб часть видна была,
Заботься, чтоб тесней твой стан
одежда облегла.
Нахмурься, – но потом на миг
и радость прояви,
Будь сдержанна, чтоб вновь и вновь
он ждал твоей любви.
Какой еще благой совет
тебе необходим?..
Сам бог любви да будет впредь
наставником твоим!
Дождливая ночь темна, холодна
Дождливая ночь темна, холодна,
и стройная ждет допоздна:
Ненастье и мрак да крики бродяг, — как выйдет из дома она?
Дрожит она, ждет всю ночь напролет,
страшась этой первой любви.
О Кришна, приди, помоги, снизойди –
ей ласку и милость яви!
Ямуна бурлит – ей гибель сулит,
легко ли поток пересечь?
Приди же скорей, – ведь неведомы ей
безумства любовных встреч.
Глухим оставаться к тоскливой мольбе
не стыдно ли, мудрый, тебе?
Пчела разве ждет, что сладостный мед
навстречу ей сам потечет?
Ты мне это тяжкое дело
Ты мне это тяжкое дело
представила слишком простым!
Тропой, где колючки и змеи,
мы шли, чтобы встретиться с ним,
Шли долго, гроза бушевала,
и тьма застилала мой взор, — Два рода старинных решилась
в ту ночь я обречь на позор.
Доверясь тебе, моя сводня,
тайком я из дому ушла, — Мне смерть по сравненью с разлукой
казалась не так тяжела.
Что ныне скажу я, достигнув
десятой ступени любви?
Ты амриту мне предложила,
но яд заструился в крови.
О как ты бесстрашно, подруга,
чужое богатство крадешь,
Иду за тобой – и не знаю,
куда ты меня приведешь!
Жди, оставайся на ложе
Жди, оставайся на ложе –
и не тревожься ничуть,
Брось эту детскую робость,
брось, недотрогой не будь!
Что ты лицо опустила,
будто в пугливой тоске?
Что ты в смущении чертишь
пальцем на влажном песке?
Видишь, красавица: вот он,
рядом – возлюбленный друг,
С ним ты впервые на ложе,
но побори свой испуг.
Будешь ты с первой же встречи
счастлива с милым вдвоем
Слейтесь душою и телом,
словно цветок со шмелем.
Прочь колебанья и страхи:
близится радость любви,
Друг твой пылает желаньем, — сбрось же одежды свои!
Подружка моя, подружка!
Подружка моя, подружка!
Зачем мы пришли сюда?
Владыка могуч и грозен,
а я еще так молода.
Зачем ты меня покидаешь?
Безлюдно, темно кругом,
И как за железной дверью
осталась я с ним вдвоем.
Проснулся в нем жар любовный,
и взор стал горяч, тяжел,
Схватилась я за одежду, — теперь мне конец пришел
«Нет-нет!» – я его умоляю,
и слезы текут ручьем,
Качаюсь, как тонкий стебель
качается под шмелем.
А тело от страха стынет,
и сердце дрожит в тоске,
Как трепетная росинка
у лотоса на лепестке.
Стыдливую к тебе я привела, а это стоило больших усилий
Стыдливую к тебе я привела,
а это стоило больших усилий, — Будь бережливым, если хочешь ты,
чтоб наслажденье вы сполна вкусили.
Смотри, как терпелив мохнатый шмель:
сев на цветок, он не ломает стебля –
Не торопясь сосет душистый мед,
лишь осторожно лепестки колебля.
Так поступай и ты – понравься ей,
и если это вскоре удалось бы,
Придет опять – еще не раз придет,
и больше не потребуются просьбы.
Она, как ветка сириса, нежна,
будь нежен с ней, как подобает Кришне,
И следуй наставленью моему –
не проявляй поспешности излишней.
В час первой встречи не пугай ее,
не дай прорваться бешеному пылу, — Пусть ваша страсть день ото дня растет,
как месяц в небе набирает силу.
Ей даже в шутку грубость не скажи –
то было б непростительной ошибкой!
Тогда без страха вновь она придет –
придет к тебе с доверчивой улыбкой.
Когда я шагнула к ложу, дыханье в груди затая
Когда я шагнула к ложу,
дыханье в груди затая,
В лицо горячо взглянул он,
душа замерла моя.
Почудилось на мгновенье:
весь мир кругом запестрел
От сонма богов, летящих
с пучками цветочных стрел.
Нет слов у меня, подруга,
чтоб я описать смогла
Безумства и наслажденья,
что с ним я пережила.
Не ведаю, что случилось:
не слушалось тело меня,
А он от восторга светился,
лицо надо мной склоня.
Пить мед моих губ он начал,
гирлянду мою сорвал,
Поспешно узлы распутал
цветных моих покрывал.
Над всею моею жизнью
он сети любви простер,
И страсть порвала границы
и вырвалась на простор.
Одежду с меня он сбросил,
пылая, шепча, смеясь,
И власть над собой теряя,
я дрогнула, я сдалась, — Сдалась, разгораясь страстью,
счастливейшая из жен,
Не в силах ни дать согласья,
ни ставить ему препон.
Одежду сорвал он с меня, как змею
Одежду сорвал он с меня, как змею,
А с нею отбросил и робость мою.
Покровом моим стало тело его, — Слились мы, пылая, в одно существо.
Я помню, на миг он лицо повернул,
Склонен надо мной, на светильник взглянул.
Казалось, пчела наклонилась – и мед
Из полураскрытого лотоса пьет.
Неведомы богу ни слабость, ни стыд:
Дай волю ему – обожжет, ослепит.
Как чатака – вестник весны и любви,
Он чувства скрывать не желает свои.
Припомню, как был он неистов тогда,
И жалкий мой разум горит от стыда.
От страстной тоски и сейчас я дрожу,
Ну что я об этом еще расскажу?
Лотос пламенный раскрывается
Лотос пламенный раскрывается –
с чем его красоту сравнить?
Что голодной пчеле желаннее,
чем нектар его сладкий пить?
На шарах твоих грудей – ссадины
от безумных моих ногтей,
А кукушка о том проведала
и смеется в тени ветвей.
О гневливая, о надменная,
обернись назад – посмотри:
Тьму полночную, тьму обманную
пьют лучи золотой зари.
О прекрасная, всех сокровищниц
драгоценней женская честь, — Стыдно мне, что в казну алмазную
я дерзнул, будто вор, залезть.
И за этот грех наказал меня
бог, держащий пять жгучих стрел:
Выкрал душу мою влюбленную
и, как пленницей, завладел.
Ночь кончается
Ночь кончается…
Лотос уже приоткрылся слегка,
Закружилась пчела –
видно, милого ищет дружка.
Все тусклее светильник,
а даль – все ясней и красней,
Это всходит заря
и склоняется мрак перед ней.
Отпусти меня, Кришна, — теперь я хочу отдыхать,
Будет бог благосклонен –
мы встретиться сможем опять.
Тот любовник умен,
что желанья возлюбленной чтит,
А иначе сердцам
неизбежный разлад предстоит.
Знает даже грабитель:
всему есть разумный предел.
Дай цветку отдохнуть –
насладиться ты вдоволь успел.
На грудях ее, недозрелых плодах, царапины от ногтей видны
На грудях ее – недозрелых плодах –
царапины от ногтей видны,
Весенним побегам подобны они,
обвившим две золотых луны.
А нежная то прикрывает их,
то прячет под шелком, скользящем с плеч.
Вот так бедняк, отыскавший клад,
его решает, как жизнь беречь.
О как молода, как пуглива она –
впервые любимому отдалась
И вот, вспоминая о ласках его,
пылает, и радуясь, и стыдясь.
От глаз наставников и родных
в укромном спрятавшись уголке,
Тайком она смотрится в самоцвет,
лежащий на нежной ее руке.
Украдкой склоняет над ним лицо
и губы разглядывает свои:
Следы от укусов горят на губах –
багряные, жгучие знаки любви.
О Мадхава, сердце твое невозможно понять
О Мадхава, сердце твое невозможно понять:
Чужой самоцвет ты решился в подарок принять.
А если дурное содеяла я, то прости, — Решила я льва с молодою слонихой свести.
О Кришна премудрый, внемли этой пылкой мольбе:
Подругу мою не отринь, что стремится к тебе.
С тоскующих глаз ее стерлась густая сурьма,
Искусаны губы, – совсем она сходит с ума.
Следы от ногтей на крутых ее грудях видны,
Похожих на две восходящих над Шивой луны.
То дрогнет пугливо, то снова уйдет в забытье,
Безмолвны уста, но встревожены мысли ее, — Боится, что муж возвратится, боится родни,
Боится людей злоязычных, – что скажут они?
О Мадхава, сжалься: полна я тревог и забот, — Пускай мне на голову тяжкий позор не падет!
Сидит с распущенными волосами
Сидит с распущенными волосами,
склонив лицо, и с детскою улыбкой
Подносит руку к обнаженным грудям,
обмахивает их ладонью гибкой,
Как будто поклоняющийся Кама
подносит лотос золотым святыням
И светлый лик Дарующего счастье
обмахивает веером павлиньим.
Клянусь тебе, благословенный Кришна:
сам бог любви настаивает страстно,
Чтоб ты вернулся, чтоб опять увидел,
как нежное лицо ее прекрасно.
Спадают с плеч лианы черных прядей,
как сотни струй Ямуны благодатной,
И словно волны животворной Ганга, — цветы ее гирлянды ароматной.
И погрузясь в их трепетные струи,
она сейчас у неба всеблагого
Лишь об одном великом даре просит:
о Мадхава, тебя увидеть снова!
В ночь нашей первой близости любовной
«В ночь нашей первой близости любовной
боязни побороть я не могла.
Когда слились два наших жарких тела,
уже плыла предутренняя мгла.
Всех радостей любви я не познала, — стыдливость, ты была моим врагом,
И лишь теперь – в порыве сожаленья –
томлюсь мечтой о друге дорогом.
Ах, если б эта пчелка золотая
к нему слетала с весточкой моей –
Передала, что нашей первой встречи
не позабыть мне до последних дней,
Не позабыть, как с ласкою усталой
он пряди кос моих перебирал,
И груди нежно гладил, и с улыбкой
моей гирляндой смятою играл.
Была б я сотней женщин –
все услады ему смогла бы сразу предложить,
Но я слаба в любовных ухищреньях –
чем страсть его сумею заслужить?
О как мне выразить, с каким смиреньем
за эту ночь его благодарю!
Хочу молитвенно сложить ладони,
когда в слезах об этом говорю.
Юна моя любовь: едва раскрылась,
а мной уже погублена почти, — Ведь я молчала – даже на прощанье
ни слова не смогла произнести!..»
И над красавицей грустящей сжалясь,
так говорит Видьяпати – поэт:
«Не бойся: мудр твой молодой любовник,
продлится счастье ваше много лет!»
Весной любуясь радостно, давай пойдем туда
«Весной любуясь радостно, давай пойдем туда,
Где, улыбаясь, лилии раскрылись у пруда,
Где ясный месяц кажется серебряным шмелем,
Где так красиво полночью и так тенисто днем.
Там бродят девы юные, их взоры душу жгут,
Притворщицы надменные – свиданий тайных ждут.
А из кустов тем временем, следя их каждый шаг,
С пятью хмельными стрелами глядит лукавый враг!»
Вот так поэт Видьяпати описывает вам
Леса, где Радха с Кришною встречались по ночам.
О нежная, скрой поскорей лицо, нельзя, чтоб тебя узнали
О нежная, скрой поскорей лицо,
нельзя, чтоб тебя узнали:
Объявлено было по всей стране,
что с неба луну украли.
Всю ночь сегодня из дома в дом
с обыском ходят стражи,
Увидят, как светит твое лицо,
еще заподозрят в краже.
Послушай, красавица, мой совет:
набрось на лицо покрывало,
Желаю тебе, чтоб даже во сне
сердце тревог не знало.
Улыбку свою серебристую спрячь,
блистающую нектаром:
Торговец богатый заметит ее –
объявит своим товаром.
В устах приоткрытых зубы твои
заманчивей и лукавей,
Чем ряд переливчатых жемчугов
в киноварной оправе.
0 комментариев