Зацепка - Внешность.

Я помню как в стародавние времена моей залихватской юности у меня была проблемная кожа. И что я только не делала: ездила по каким-то врачам, косметологам, наводила какие-то микстурки из подорожников, и сидела на форумах, где собирались такие же юные девы с красными, как семафор, рожами от выдавленных прыщей и обливались горькими слезами. Я помню, что когда эта проблема была для меня актуальна, я не видела перед собой больше ничего. Из огромных толп людей, толкающихся в утреннем метрополитене, я выхватывала именно те лица, у которых было что-нибудь с кожей. Я всматривалась в их поры, я буравила их взглядом, я замечала жирность их Т-зон. Другие, нормальные люди, меня не интересовали. Другие, нормальные люди, были вне поля моих интересов. Но юность вместе с сопровождающими ее прыщами прошла, и ушел интерес к чужим жирным лбам. Больше я о них не думала, и как ни странно, люди с такой проблемой перестали представать перед моим взором. Прыщавые подростки куда-то исчезли с полей моего зрения, и я о них благополучно забыла. Но чуть позже замаячила новая приблуда. Мне вдруг показалось, что мой нос недостаточно хорошо вписан в проформы моего страдальческого лица. И я мигом переехала на другой форум. На форум, посвященный пластической хирургии. У меня появилась навязчивая идея — ринопластика, и новое окружение, состоящее из таких же девочек, днями и ночами обрабатывающих свои фото в фотошопе, и выставляющих их на всеобщее обозрение — «ну как? как лучше? третий размер или шестой?» Собираем консилиум. Надо обсуждать проблему века — размер силиконовых имплантантов. От этого зависит все ее будущее. Хотя чего мелочиться — будущее всего человечества повисло на волоске и ждет от нас решения по обозначенному делу.
Что же касается меня, то там схема была та же, что и раньше. Из миллионной толпы пингвинов, идущих на работу с утра, я выискивала те пингвинячие лица, у которых было что-то неладное с носом, или было все подозрительно хорошо с носом. В первом случае я прикидывала, что надо оттяпать, а во втором случае — примеряла подозрительно хороший нос на себя. В конечном итоге эта затея с носом отвалилась. Затея отвалилась, а нос остался. (И был, надо сказать, возлюблен таким, каков есть). Когда отпала эта навязчивая идея, отпали и все эти проекции. Я перестала видеть в людях только их носы, я начала видеть их лица в целом, и удивилась тому, на сколько была зациклена на себе. Все-все виделись через призму меня и моих забот. Еще надо отметить, что когда я имела ту или иную проблему, мне казалось, что все люди мира видят ее во мне. Мне так казалось. Это позже я узнала, что всем абсолютно все равно, и нет никому до этого совершенно никакого дела. Каждый видит лишь свои проекции в людях… своих демонов в лицах ничего не подозревающих людей.
Но на этом история не заканчивается. Теперь я обнаружила первые признаки старости на лице. А это обозначает только одно — сейчас в жизнь хлынут морщинистые лица. Хотя, если честно, они уже хлынули. Я теперь только это и вижу. Раньше вот не видела, как-то замечала лицо в целом и все было в порядке. Но сейчас я вижу эти паутинки из морщин. Они повсюду. И меня это начало пугать, потому что дошло, что это произойдет со мной.
Пару слов о старости. Старость пугает больше, чем смерть. Потому как смерть — это просто неизвестность, поди разбери, что это. Какая-то неведомая фигня, а больше ничего о ней не сказать. Но старость. Старость — это уже кое-что повесомей. Вообще слово старость — это собирательное понятие. Старость нельзя принять сразу оптом. Потому что это не одномоментное явление, как болезнь, которая раз и пришла, а потом раз и ушла. А это медленное… очень медленное разрушение. Сначала мелкая морщинка. Далее следует переживание относительно конкретно этой морщинки. Потом морщина становится глубже. Потом это все сопровождается жиром и целлюлитом. Дряхлой кожей и маразмом. И каждое это явление переживается по отдельности. Но названо собирательно — старость. Пугает некрасивость. Я не люблю некрасивость. Или когда плохо пахнет. А старость — это как раз все эти явления, которые я не люблю. И все они меня коснутся. Я вчера разбирала сама с собой эту тему. Переживала. Земля даже уходила из под ног, когда в зеркальце разглядывала появляющуюся вертикальную морщинку между бровей. Все это сопровождалось громовержской мыслью «А лучше уже теперь точно не станет. Теперь будет только хуже. Все, я старею. Началось утро в колхозе.» И что-то паршиво так сталось мне, что решила об этом написать, объединив все общей темой — зацепкой на внешности. Меня эта тема цепляла всегда в том или ином виде, но я впоследствии видела, что это были мои проекции, которые переживались и отваливались, не оставляя следа. Но сейчас. Сейчас что-то другое. Сейчас есть ощущение необратимости, которая произойдет со мной. И внутри беспокойство…
Тело стареет. Беспокойство есть. Беспокойство по инерции присвоено мне. Теперь это мое беспокойство и начало моего старческого ада.