1 сентября 2014, 14:06
И снова индейцы)
Сонет опечаленной любви
Из прозрачных глубин
ты выходишь к солнцу, человек,
жажда, дыханье,
безмолвие статуи.
Твой невесомый лик пробуждает
все вокруг.
Бегут молодые твои облака.
Мимо тебя
непрерывно текут века,
недоступно сливаясь
с одинокой далекостью неба.
Кто твой сон раздробил?
Ты проснулся
уже в движенье, и с этих пор
из потока, впадающего в водоем,
ты выходишь — задумчивый и босой.
Ты идешь не спеша
певучим простором
своей флейты, давая время
и влагу деснам
борозд, чтобы сберечь
зеленые зубы
посевов. Музыка мотыги
шагает рядом
то впадинам эха и прялок.
Тот, кто живет, как ты,
умирает смертью растений
и оставляет землю, сдобренную мечтой
За тобой гонится марево моря,
но не догонит. О соленом море
нет ничего в твоей истории.
Только о пресных морях.
Спрессованное одиночество твоего пекла
заставило меня задуматься о тебе.
Стал ли ты статуей моего ожиданья?
Кто придет завтра?
Позволь мне спросить об этом: о твоем сыне,
изменчивом, как музыка реки,
влажном, как ложе озера,
несущем улыбку и бесконечность.
О твоем сыне, индеец!
Мудрость
Тебя нашли позади твоей тени.
Закат за твоей спиной —
вот причина твоего пораженья.
Если солнце — в твоей груди,
если ноги и голову оно золотит,
ты неподвластен ни людям,
ни богам, ни стихии.
А поверженный, ты видишь, не глядя,
слышишь, не слушая, чувствуешь, не ощущая,
разговариваешь безмолвно,
осужденный на молчание,
кровь твоих ран — твой вопль.
Какие травы укрыли
твое дыханье тинахи, наполненной водой?
Ты кладешь свое утро в золу
и ворошишь его среди перьев
окоченевших птиц, что поют
в ожидании твоего смеха. Не гримасы. Смеха.
Ох! Того невозвратного белозубого смеха.
Солнце опять войдет в твое горло,
в твое сердце, в твое лицо,
прежде чем нависнет ночная мгла
над твоим народом,
и такими человечьими будут крик, прыжок,
сон, любовь и пища.
Сегодня есть ты, а завтра
тебя сменит такой же, как ты.
Ни торопливости, ни нетерпенья.
Неиссякаем род людской.
Вот тут была долина, а сегодня — гора.
Там был холм, а нынче — ущелье.
Окаменевшее море стало хребтом,
а застывшая молния — озером.
Пережить все перемены — вот твое назначенье.
Ни торопливости, ни нетерпенья. Неиссякаем род людской.
Из прозрачных глубин
ты выходишь к солнцу, человек,
жажда, дыханье,
безмолвие статуи.
Твой невесомый лик пробуждает
все вокруг.
Бегут молодые твои облака.
Мимо тебя
непрерывно текут века,
недоступно сливаясь
с одинокой далекостью неба.
Кто твой сон раздробил?
Ты проснулся
уже в движенье, и с этих пор
из потока, впадающего в водоем,
ты выходишь — задумчивый и босой.
Ты идешь не спеша
певучим простором
своей флейты, давая время
и влагу деснам
борозд, чтобы сберечь
зеленые зубы
посевов. Музыка мотыги
шагает рядом
то впадинам эха и прялок.
Тот, кто живет, как ты,
умирает смертью растений
и оставляет землю, сдобренную мечтой
За тобой гонится марево моря,
но не догонит. О соленом море
нет ничего в твоей истории.
Только о пресных морях.
Спрессованное одиночество твоего пекла
заставило меня задуматься о тебе.
Стал ли ты статуей моего ожиданья?
Кто придет завтра?
Позволь мне спросить об этом: о твоем сыне,
изменчивом, как музыка реки,
влажном, как ложе озера,
несущем улыбку и бесконечность.
О твоем сыне, индеец!
Мудрость
Тебя нашли позади твоей тени.
Закат за твоей спиной —
вот причина твоего пораженья.
Если солнце — в твоей груди,
если ноги и голову оно золотит,
ты неподвластен ни людям,
ни богам, ни стихии.
А поверженный, ты видишь, не глядя,
слышишь, не слушая, чувствуешь, не ощущая,
разговариваешь безмолвно,
осужденный на молчание,
кровь твоих ран — твой вопль.
Какие травы укрыли
твое дыханье тинахи, наполненной водой?
Ты кладешь свое утро в золу
и ворошишь его среди перьев
окоченевших птиц, что поют
в ожидании твоего смеха. Не гримасы. Смеха.
Ох! Того невозвратного белозубого смеха.
Солнце опять войдет в твое горло,
в твое сердце, в твое лицо,
прежде чем нависнет ночная мгла
над твоим народом,
и такими человечьими будут крик, прыжок,
сон, любовь и пища.
Сегодня есть ты, а завтра
тебя сменит такой же, как ты.
Ни торопливости, ни нетерпенья.
Неиссякаем род людской.
Вот тут была долина, а сегодня — гора.
Там был холм, а нынче — ущелье.
Окаменевшее море стало хребтом,
а застывшая молния — озером.
Пережить все перемены — вот твое назначенье.
Ни торопливости, ни нетерпенья. Неиссякаем род людской.
6 комментариев
А что это-кто-откуда?) Что за индейцы, какого рода-племени?)))
Ну а так, кому-то бывает и совсем всё-равно индейцы это писали китайцы или немцы))