"Я музыку разъял, как труп!"

… гордо сообщает пушкинский Сальери и смеется над легкомысленным Моцартом — чтобы затем отравить его в припадке зависти.

Впрочем, в одном Сальери прав: любую музыку можно «разъять» на составляющие, на маленькие черные штучки числом семь. И долго, очень долго изучать их невероятно сложные комбинации. Но еще ни разу подобное исследование не привело к тому, чтобы черные штучки вдруг зазвучали. Услышать музыку, слушать музыку — здесь не поможет ни могучий интеллект, ни многопудовое образование, ни хирургический сальерианский гений. Слушают музыку — просто ушами.

Когда Эриксон пишет о «почесать свинью», он обращает наше внимание именно на эту естественную, врожденную способность сознания, которая настолько проста, что практически не может быть описанной через качества. Конечно, можно создать целую науку о почесе свиней, но просто взять и почесать — здесь любое знание будет уже лишним. Именно на это лишнее знание указывает Эриксон, рисуя нам студента со стопкой книг в руках. Убедить фермера купить эти книги невозможно — он просто не читает никаких книг. Однако мы со своей «философией не2» заняты исключительно тем, что как раз таки настойчиво пытаемся провернуть этот фокус.

И в этом же проблема Сальери. Ему непостижимо волшебство моцартианского начала, поскольку Сальери требует от волшебства структуры и смысла. Он их находит в изобилии — но по дороге теряет само волшебство. Объяснения накручиваются на объяснения, теории становятся все сложнее и изощреннее — и все мучительнее зависть к Моцарту, который «всего-то навсего» живет и дышит музыкой. Какое недопустимое легкомыслие!

Не могу придумать конца этой заметке. Пускай остается неоконченной …