Сознательные игры

В действительности, каждый из нас, как единственный творец своей вселенной, является Богом, и из-за того, что мы создаём всё, любая вещь так же важна, как и другая. Когда мы полностью прикасаемся к тому, что уже есть, и принимаем то, что есть, как более важное по сравнению с тем, чего нет, все игры заканчиваются. Нечего делать, некуда стремиться, всё и так хорошо. Один парень сказал в поэме, посвящённой просветлению, которую он написал после сатори: «Как великолепна чашка чаю!»
Мишель улыбается, отхлёбывает из термоса и корчит гримасу пьяного удовольствия. Затем он хмурится.
— Но нам, Богам, наскучивает это совершенство, — продолжает он, — поэтому мы всегда кончаем тем, что претендуем, что что-то, чего нет, более важно, чем то, что есть, и начинается игра. Как только мы с вами решим, что находиться у доски более важно, чем находиться там, где вы сейчас, мы можем устроить гонки. Пока мы сидим и чувствуем своё совершенство, полностью осведомлены, что являемся Создателями, всё так же важно, как и другое. Делать нечего, играть не во что, и мы можем некоторое время сидеть в экстазе и рассматривать свои пупки. Но нам становится скучно. Мы решаем снова начать играть. «Я добегу до сортира быстрее тебя», — говорю я, и игра начинается. Когда мы начинаем играть, мы снова на вагонетке.
Роберт хмурится. Кто-то начинает задавать другой вопрос и умолкает. Роберт говорит:
— Ты имеешь в виду, что мы можем сойти с вагонетки, сохраняя контакт с тем, что… ну, что всё прекрасно так, как оно есть?
— Верно. Я знаю, что это звучит странно, но быть Богом надоедает. Заметьте, что Боги и греческой, и нордической мифологии всегда принимали человеческий облик, чтобы поиграть в игры. Также делали Кришна и Шива. Даже Иисус видится как Бог, временно принявший человеческий облик.
— Как же мы должны играть? — спрашивает Хэнк, — мне кажется, ты предлагаешь нам создать воображаемый мир.
— Ты забыл: мир и так воображаемый, — говорит Мишель, — единственный вопрос
— кто воображает. Большинство людей пассивно принимает воображаемые структуры и правила игры других. Мудрый человек создаёт свои собственные. Все игры, все цели, все события являются созданиями воображения. Ты можешь либо принять мир таким, каким его создали другие, принять их цели, правила и играть в их игры, либо ты можешь сознательно создать свои собственные. В обоих случаях, тем не менее, ты и только ты отвечаешь за всё, что происходит.
— Меня беспокоит, — говорит Хэнк, — что ты даёшь такую власть воображению.
— Мы не даём. Эта власть есть, она используется каждую секунду, хотим мы этого или нет.
— А как с человеческим стремлением к просветлению, Конечной Истине или Богу, — спрашивает Том, — ты говоришь, что это бессмысленно?
— Нет, — говорит Мишель, — стремление к Просветлению или Реальности, или Богу, или Конечной Истине — это интересная игра… пока она не выиграна. Она интересна, пока ты не достиг Просветления, Бога или Конечной Истины. Когда это случается, ты обнаруживаешь, что игра кончена. Если ты затем женишься на своём прозрении, ты обнаруживаешь, что живёшь с иллюзией. Ты этого, может быть, и не замечаешь, но замечают твои соседи. «Что он в ней (или в нём) такого увидел?» — говорят они. То, что, по твоему мнению, является Конечной Истиной, вероятно, покажется тривиальной иллюзией твоим соседям.
— Это грустно, — говорит Том.
— Вовсе нет, — говорит Мишель, — то, чего мы, люди, хотим — это интересные проблемы и игры, ни больше и не меньше. Ни удовольствий, ни истин, ни моральных заповедей, ни счастья, а интересных игр. Ум, тело, дух — всё это любовные игры. Проблемы большинства людей состоят в том, что они живут в воображаемом мире, в котором желание играть не существует, как сознательное желание, оно всегда должно появляться замаскированным под стремление к «истине», «сексуальному опыту», «содержательным отношениям» или «приключениям». Но нет ни истин, ни сексуального опыта, ни отношений, ни приключений без правил, целей, противников, союзников и болельщиков, т.е. без игр.
— Значит, монах и мистик играют в игры? — спрашивает Роберт.
— Лучшие, лучшие. Они продвигаются по Пути, отступают, делают внезапные прорывы, даже «выигрывают», хотя большинство мистиков обнаруживает, что «выигрывание» уменьшает интерес, и они снова начинают карабкаться вверх по Пути и снова открывают счёт.
— А как насчёт тех, которые действительно просветлились, — спрашивает Том,
— тех, которые действительно получили это, таких людей, как дон Хуан, Рамакришна, Баба Рам Дас, вступивших на то, что я называю путём без пути?
— Хорошо, — говорит Мишель, — они отличаются от среднего человека, главным образом, тем, что никогда не играют в одну игру несколько раз, никогда не скучают и постоянно создают совершенно новые вселенные.
— Значит, они всё время соревнуются?
— Да. Человеческая жизнь в любом содержательном смысле невозможна без игр, без соревнования. Но они не имеют иллюзии, что соревнуются за что-то, стоящее выигрыша, или с кем-то, не являющимся творением собственного воображения.
— Значит для тебя, — спрашивает Хэнк, — я — только часть твоего творения?
— Конечно. Самая приятная и умная часть.
— Мой ум ты приписываешь себе?
— Конечно. Я один переживаю твой ум. Без меня твой ум не существовал бы.
— Ты очень скромен.
— Я также создаю твою глупость.
— Спасибо.
— Твою глупость для меня. Ты создаёшь свою собственную глупость для себя, и эти две глупости редко пересекаются.
— Значит, я всё-таки существую отдельно от тебя?
— Иногда, — говорит Мишель, вставая, т.к. перерыв подходит к концу, — когда у меня есть настроение…

Люк Рейнхард «Трансформация»