Выжимка

Существуют ли вещи, когда мы их не видим?
Так как мы проводим различие между миром и тем, каким он нам кажется, мы вынуждены признать, что не находимся в прямом контакте с самими вещами, что мы не видим мира напрямую — что всё это, — я взмахнул руками, — всего лишь изображение мира.
Мир явлений, а с другой стороны, мы имеем мир, как он есть в действительности — объективная реальность. Это тот мир, который есть, смотрим мы или нет — так называемый реальный мир.
Мы не видим мир, какой он есть в действительности — мы не видим сил, или фотонов, или субатомных частиц — но когда мы смотрим сами, мы видим мир, каким он нам кажется с позиции чувств. Если мы взглянем на наше прямое переживание, то мир будет состоять из ощущений цвета, звука и прикосновений, а не из атомов, молекул и так далее.
Эти ощущения — визуальные, слуховые и тактильные — составляют наше восприятие мира. Всё это просто …. мысли.
Мы никогда не сможем заглянуть на другую сторону этих ощущений, чтобы увидеть, что там в реальности. Мы никогда не увидим, точно ли отражает видимый нами образ реальный мир — являются ли субатомные частицы, из которых, как мы думаем, состоит мир, тем, что на самом деле существует.
У тебя нет никакой возможности переживать что-либо, кроме своего собственного сознания.
С одной стороны у нас реальный мир: в общем куча субатомных частиц, которых мы никогда в действительности не видим. С другой — наш непосредственный опыт, который категорически отличается от объективного мира в каждом аспекте — просто визуальные, слуховые и тактильные ощущения, которые составляют мир, как мы его знаем, и за пределы которого мы никогда не сможем заглянуть.
Ты стоишь одной ногой в объективной реальности — там, где ты существуешь — а другой в своём непосредственном опыте. И разделением этих двух частей является твой аппарат восприятия, в котором физическая реальность на одной стороне становится явной как чувственные переживания на другой.
Всё, что мы можем вообще знать, это собственные ощущения. Действительный мир — то есть, если таковой вообще существует — остаётся от нас скрытым.
Почему небо синее?
Должно быть потому, что природа нашего аппарата восприятия делает его таким.
Что бы ни было на выходе любой системы, оно неизбежно имеет форму и структуру, определяемые природой этой системы.
Наше восприятие неизбежно формируется в соответствии с нашим аппаратом восприятия, который является его источником, и поэтому в конечном счёте он определяет форму, вид и характеристики ощущений, которые исходят из него.
Иначе говоря, объект сам по себе никак не может иметь форму, принятую соответствующим явлением в восприятии, так как форма это ничто иное, как способ, которым наш аппарат восприятия делает этот объект явным. И таким образом, мы можем быть уверены, что объекты, какие они есть в реальности, в точности не такие, какими они нам кажутся.
Мы образуем концепции путём перегонки наших переживаний в слова — мы обобщаем их содержание, создаём символы, чтобы представлять их в их отсутствии — чтобы использовать в разуме и общаться с другими. Концепции не возникают ниоткуда, они извлекаются и формируются из нашего непосредственного опыта — и значение, которое они имеют, следовательно, должно быть основано на ощущениях, из которых они были добыты. Отследи возникновение концепции, найдя её определение — определение определения и так далее — в конце концов уткнёшься в некое ощущение. Если нет, то в твоём уме не концепция, а пустое слово.
Мы формируем концепции путём абстрагирования, и то, от чего мы абстрагируемся, является или происходит из прямого переживания. Имеем ли мы конкретную концепцию, как «яблоко», или что-то более абстрактное как «еда», в корне её иерархической структуры лежит, в качестве элементарного референта, ни что иное как непосредственное переживание.
Различие между нашим переживанием и объективной реальностью имеет ту неотъемлемую логику, что что бы ни существовало на одной стороне, не может существовать на другой. Другими словами, мы можем знать благодаря только анализу, что например «радость» или «боль» там существовать не могут. Субъективное переживание не может существовать в объективной реальности, также как вымышленные вещи не могут существовать в реальном мире, или реальные вещи в вымышленном мире.
Вымышленные вещи не существуют в реальном мире, потому что если бы они существовали, они не были бы вымышленными, но реальными! Точно также переживание не может быть частью объективной реальности, поскольку объективная реальность это именно то, что не является переживанием.
— Наше понятие «восприятие» включает три элемента. Воспринимающий, то есть “я”, затем акт восприятия, то есть моя способность, и наконец, воспринимаемый объект.
Небольшой анализ, который мы только что вкратце проделали, показывает, что элемент «я», воспринимающий, должен обязательно находиться вне восприятия. Наше восприятие появляется через аппарат, который сам не является объектом восприятия.
Не будет ли более верным сказать, что в твоём непосредственном переживании чашка создана из цвета? В действительности видишь ли ты что-либо ещё, кроме цвета? Не является ли керамика лишь идеей, концепцией, взятой из переживания цвета, прикосновения и звука?
В прямом зрительном переживании ничего больше нет, кроме цвета.
Мы не видим цветов, потому что цвет и его видение это в точности одно и то же. Говорить, что мы видим цвет подразумевает разделение между «видением» и «видимым», чего просто нет в нашем переживании.
Поэтому «видение» может означать лишь то, что нечто появляется визуально, является ли это точным отражением реальных вещей или нет.
Ощущения, из которых получены наши концепции, не приходят к нам извне — они порождаются сенсорным аппаратом, а его природа определяет то, какими они нам кажутся. Как ощущения выглядят, как они чувствуются, их форма и вид являются ни чем иным как способами, которыми они становятся для нас видимыми. Другими словами, поскольку именно наш сенсорный аппарат определяет то, какими вещи нам кажутся, то концепции, которые у нас есть, должны ссылаться именно на то, каким образом наш сенсорный аппарат решает сделать отдельный кусок явления явным — потому что это всё, чем являются ощущения — их структура целиком является продуктом того, какой вид наш сенсорный аппарат решает им придать.
Иначе говоря, — продолжаю я, — получается, что наши ощущения и то, как они выглядят, это не две разные вещи — я мог создать такое впечатление: что есть как ощущения, так и то, какими они нам видятся; что есть восприятие и способ его отображения в нашем сознании. Но нет — то, какими ощущения нам кажутся, это всё, что они из себя представляют как таковые.
Например, в нашем восприятии нет цвета и того, каким он нам кажется — но то, каким он нам кажется, это всё что есть в существовании цвета. То, как он выглядит для нас, это то, что мы имеем в виду, когда ссылаемся на цвет.
Итак, ещё раз: что не даёт цвету существовать вне нашего восприятия? Цвет это ни что иное, как то, как он выглядит для нас. И почему вещи не могут быть жёсткими сами по себе? Жёсткость это не что иное, как то, как она чувствуется для нас.
Цвет не может существовать вне нашего восприятия, так как то, как он нам видится через наш сенсорный аппарат, это неотъемлемая часть того, что значит вообще быть цветом!
Цвет и его видение это в точности одно и то же.
Никогда нет видения и видимого — есть просто видение! Никогда нет видения чего-то — но то, что мы видим, и видение это одна и та же вещь.
А теперь мы можем начать понимать, почему вещи сами по себе не могут иметь цвета, и почему они не могут быть круглыми или жёсткими — цвет это ни что иное, как видение; форма, текстура и мягкость это ни что иное, как чувства. Объект не может быть жёстким сам по себе, так как мы словом «жёсткий» ссылаемся на манифестацию чувства. Он также не может быть ни красным, ни круглым, если под этими словами мы подразумеваем манифестации видения — а так оно и есть, поскольку в первую очередь эти концепции произошли именно из видения.
То есть ты говоришь, что внешнего мира нет? Что ничего не существует? — спрашивает он.
Квадратные круги существуют?
— И какое это имеет отношение к внешнему миру?
— Предположение о его существовании, или даже возможность его существования, это логическое противоречие — точно как квадратные круги. Заявляя о нём, мы говорим ерунду.
Слова должны иметь референта — то, с чем они соотносятся – в противном случае это просто бессмысленные звуки. Чтобы заявить о существовании чего-то, мы должны сначала это представить — если нет, разве наше заявление не пустое? Мы заявляем о существовании референта, а не слова.
Вот почему любое заявление о квадратных кругах обязательно должно быть липовым. Квадратные круги непостижимы, они буквально немыслимы, так что любое заявление об «их» существовании должно быть просто словами без значения.
Но теперь, что если наше представление о пространстве это просто как любое другое наше представление, которое мы можем себе представить — что если пространство это просто элемент нашей собственной субъективности? Что если пространство это как цвет? Что если оно не является чем-то, что воспринимается, но его природой является исключительно само восприятие? Что из этого следует?
Нельзя не заметить, как явления, или то, что появляется в нашем восприятии, имеют пространственную протяжённость — то есть растянуты по всему полю нашего сознания в трёх направлениях.
Как можно сказать о чём-то, что оно появилось, если оно не имеет протяжённости?

Значит, ты говоришь, что нет «пространства» и вещей, появляющихся в нём — но эта протяжённость явлений образует «пространство» как таковое!
— «Пространство» не существует независимо от явлений, так же как женская фигура не существует независимо от её тела. — Двойственность между пространством и вещами в нём чисто концептуальна. Пространство и явления никогда не бывают отдельно — это не две разные вещи — но пространственная протяжённость это составная часть явления как такового и должна служить отличительным признаком, характеризующим явление как явление. Ибо как можно говорить о появлении чего-то, если это не имеет протяжённости? Иметь протяжённость это суть того, что означает вообще появиться.
— И пространство никогда не бывает одним, без явлений. Мы даже не можем помыслить о пространстве, не вообразив что-либо в нём, даже если это всего лишь чернота. Когда мы пытаемся представить себе абсолютно пустое пространство, на самом деле мы думаем о какой-то части явления, обычно об обрывке черноты, который, естественно, имеет протяжённость — так как в противном случае это вообще не было бы явлением.
Итак, теперь мы можем увидеть здесь логику, — говорю я. — Так как явления и их протяжённость нераздельны — протяжённость является фундаментальным качеством для того, чтобы явления вообще были явлениями — и кроме того, явления есть ни что иное, как их восприятие, теперь мы можем раскрыть единственную реальность, которую имеет «пространство». Это просто элемент самого восприятия.
Пространство это не то, что мы воспринимаем — но это форма, которую принимает восприятие, та самая форма, которая в первую очередь образует восприятие.
Пространственная протяжённость это не просто то, без чего не может быть восприятия, оно является таким внутренним сущностным элементом того, что значит быть восприятием вообще, что без него восприятие не может больше рассматриваться как таковое. Без этого пространственного аспекта восприятие больше не будет восприятием.
Тот факт, что «пространство» это просто форма, которую принимает наше восприятие, и эта самая форма позволяет восприятию считаться восприятием как таковым, показывает, что пространство и восприятие это одно и то же. Любое разделение между ними чисто концептуально, и к тому же вызывает риск, что мы можем забыть об их единстве. Но если мы всё-таки настаиваем на разделении их в языке, давайте по крайней мере признаем, что «пространство» в лучшем случае не может быть ничем иным, кроме формы проявления восприятия.
Это значит, что всё, что остаётся от «независимого физического пространства», это просто непостижимое понятие. Всего лишь пустые слова…… Квадратный круг!!!
Во-первых, идея объективной реальности основана на предпосылке, что пространство существует независимо от нашего восприятия.
Во-вторых, существование реальности за пределами нашего восприятия ни в коме случае не является очевидным — всё, с чем мы можем контактировать, это восприятие как таковое, и идея, что есть что-то за его пределами, есть просто идея.
В-третьих, для того, чтобы вообразить эту идею, даже если мы просто рассматриваем её возможность — что может существовать мир за пределами восприятия — мы должны представлять себе то, что, как мы думаем, может существовать.
Но видимости существуют?
— Не объективно, что есть единственный способ существования чего-либо. «Существовать» значит существовать объективно, а только что мы обнаружили, что это просто фантазия. Существования нет.
Даже если мы окажемся неспособными принять фиктивную природу объективной реальности, по крайней мере мы можем понять, что наш опыт в конечном счёте должен быть продуктом нашего аппарата восприятия. А если мы это поймём, мы можем также осознать, что элементы трёхмерности должны быть тоже продуктом этого аппарата. То есть, способность воспроизводить явления в категориях длины, ширины и высоты должна быть функциональным аспектом самого нашего аппарата — ибо нет мыслимого способа, которым пространство «где-то там» каким-то образом появляется «где-то здесь», только для того, чтобы быть заполненным объектами нашего восприятия.
Но поскольку существование самого аппарата зависит от того, что пространство это вещь независимая, а не просто производная самого себя, вся идея рушится под собственным весом, когда мы осознаем вышесказанное. Другими словами, когда мы действительно тщательно всё продумаем, мы поймём, что предположение о существовании объективной реальности влечёт за собой абсурдность, что аппарат восприятия существует внутри продукта собственного производства.
— Но, — можете возразить Вы, — что если есть другое пространство, которое также существует? Что если есть что-то, «похожее» на пространство нашего восприятия?
Ответ прост. Не может быть другого «пространства», потому что «пространство» это просто то, как явления видятся в категориях длины, ширины и высоты — и спрашивать себя, может ли это существовать независимо от нашего аппарата восприятия, так же бессмысленно, как спрашивать, может ли быть что-то «похожее» на это.
Любой, кто говорит, что «пространство» может существовать, просто неверно понял, что это: Это не нечто независимое, а просто способ, каким всё это становится явным.