Кен Уилбер. Правильные баксы (Дхарма и деньги)

Правильные баксы

Кен Уилбер

Дхарма бесплатна. Никто не должен брать деньги за обучение дхарме или передачу дхармы. Все, что касается денег, не имеет никакого отношения к дхарме. Продажа дхармы — вот корень всех зол. Дхарма, предлагаемая всем ищущим, свободно без каких бы то ни было поборов — вот безупречная, благородная и достойная позиция.

Так появляется странное противоречие между долларом и учением дхармы. Чтобы понять, в чем состоит проблема противостояния денег и дхармы — или денег и духовности в более общем смысле — нужно рассматривать по отдельности два совершенно разных направления. Первое — это организация любых товарно-денежных отношений (от медицинского обслуживания и образования до сферы услуг и продажи товаров в целом), второе — может ли денежный оборот вообще соотносится с учением дхармы?

Второй вопрос кажется более сложным, потому сначала коснемся именно его. Все без исключения великие системы дхармы, Восточные и Западные, возникли в так называемый «осевой период» (Карл Ясперс), в те потрясающие времена, начавшиеся около 6 века до н.э. (плюс-минус несколько веков), которые видели рождение Гаутамы Будды, Лао Цзы, Конфуция, Моисея, Платона, Патанджали, за которыми через несколько веков последуют Ашвагхоша, Нагарджуна, Плотин, Иисус, Филон, Валентин… Именно тогда впервые были утверждены практически все основные доктрины вечной философии (в буддизме, индуизме, даосизме, иудаизме, христианстве…).

И все без исключения цивилизации, взрастившие этих учителей, были аграрными.

Культуры (и социальные структуры) можно определять в различных категориях. Одна категория — это господствующее мировоззрение данной культуры (архаическое, магическое, мифическое, ментальное, экзистенциальное) — что означает уровень сознания, который достигнут средним или типичным представителем такого общества (и который, таким образом, формирует «официальный взгляд» на реальность у данного общества, т.е. его мировоззрение).

Другая относится к технико-экономическим основам общества (фуражная, садоводческая, аграрная, индустриальная, информационная) — что связано с основными способами производства, которые общество использует чтобы накормить, одеть и другими способами удовлетворить свои основные нужды (пять основных мировоззрений коррелируют с пятью основными технико-экономическими основаниями: они возникают вместе и взаимно обусловливают друг друга).

Фуражировка означает охоту и собирательство. Большинство таких обществ существовало до изобретения колеса; средняя продолжительность жизни — около 22,5 лет; максимальное число членов племени — 40 человек; идея рая современных глубинных экологов: все настоящие мужчины охотятся, все настоящие женщины собирают ягоды. Это была основная форма организации человеческого общества на протяжении, возможно, миллиона лет…

Садоводство, возникшее примерно за десять тысяч лет до нашей эры, означает простые посадки растений (обычно при помощи мотыги и палки-копалки). Основные производители в садоводческих обществах — женщины (даже беременная женщина может использовать мотыгу, дом находится рядом, так что женщина может совмещать с трудом свои материнские обязанности; в таких обществах женщины производили до 80% всей пищи; мужчины же, ведомые двумя инстинктами тестостерона — «трахнуть или убить», — конечно же, разбредались на охоту). В соответствии с тем, что роль женщины в устойчивости производства была ведущей, примерно треть таких обществ имела полностью женский пантеон («матриархат» или «культ великой матери»), еще треть — смешанный мужской и женский пантеон. Примерная продолжительность жизни — 25 лет. Основной религиозный ритуал — человеческие жертвоприношения. (Там, где экомаскулинисты любят общества охоты и собирательства, экофеминисты предпочитают садоводческие общества: вот их идея рая. Мы обожаем старые добрые палки-копалки.)

Аграрный способ производства основан на развитом сельском хозяйстве, использующем разнообразные запряженные животными формы плуга. Тогда как беременная женщина легко могла справиться с палкой-копалкой, с плугом она уже не справлялась. А среди тех, кто пытался — велик процент страдавших невынашиванием плода (так что воздержание от пахоты находится в интересах эволюции по Дарвину). Поэтому с изобретением плуга начинается огромный, просто величайший, сдвиг в культуре.

Во-первых, теперь практически вся пища производилась исключительно мужчинами. Мужчины этого не хотели. Они не «забирали» эту прерогативу у женщин и не «подавляли» их. Решение о том, что пахать за плугом — мужское дело, было совместным. Для мужчин это занятие точно не было отдыхом на пляже, и никак нельзя было сравнить его с удовольствием, получаемым во время охоты, от которой мужчинам в большинстве своем пришлось отказаться.

Тем не менее, не удивительно, что когда мужчины стали основными производителями пищи, состав пантеона в этих культурах сменился с женского на почти полностью мужской. Поразительно, в 97 % аграрных обществ, где бы они ни возникали, божества были исключительно мужского пола («партриархат»). Мужины начали доминировать в публичной сфере (правильтельство, образование, религия, политика), а женщины — в частной (семья, домашний очаг; это разделение часто рассматривается как мужское производство и женское воспроизводство). Аграрные общества начали появляться около 4 — 2 тыс.лет до н.э., как на Западе, так и на Востоке, и этот способ производства оставался основным вплоть до индустриальной революции.

Во-вторых, развитое сельское хозяйство создало большой избыток пищи, что освободило большое количество индивидуумов (мужчин) для решения других задач, кроме собирания и производства пищи (сельское хозяйство освободило некоторых мужчин от производства; женщины же были по-прежнему привязаны к воспроизводству). Впервые в человеческой истории возникли высоко специфицированные классы: мужчины смогли направить свои усилия не только на поддержанию существования, но и в область культуры. Была изобретена математика, письмо и особые приемы ведения войны. Перепроизводство освободило мужчин (находящихся под влиянием той части тестостерона, которая призывала: «убей это») для создания первых великих милитаристских империй. И по всему земному шару, начиная с 3 тыс. лет до н.э., пришли Александры, Цезари, Саргоны и ханы: огромные империи, которые парадоксальным образом начали объединять разобщенные и воюющие племена во взаимосвязанные социальные порядки. С развитием рационального мышления и индустриализацией эти мифически-империалистические империи уступят место современным национальным государствам.

В-третьих, определенное количество индивидуумов высвободилось для размышлений о собственном существовании. Так, возникновение великих аграрных обществ открыло путь первым устойчивым попыткам созерцания, — попыткам, которые не располагали более Дух просто «где-то там» в биосфере (магическое, охота-собирательство) или только на мифических Небесах «где-то наверху» (мифологическое, садоводческое и раннее аграрное), но так же обнаружили Дух «прямо здесь», погрузившись в глубокую субъективность внутреннего осознавания и размышления.

И таким образом появились великие осевые святые, чьи послания повсеместно звучали практически одинаково: «Царство Божие внутри нас». Оно было совершенно, совершенно новым…

Больше того, этот прорыв в духовности везде проявился в одной и то же форме, которую лучше всего обозначить как «полностью восходящую». То есть весь проявленный мир рассматривался в основе своей как зло. Проявленный мир — это мир сансары, страданий, иллюзий, искушений, зла и боли. И основной целью духовной реализации, таким образом, было обнаружить, что Царство Божие «не от мира сего». Таким образом, духовная реализация вела к угасанию проявленного (сансара) в непроявленном, нерожденном, несотворенном (нирвана) — и все, что искушает в проявленном мире, следовательно, «грех».

Это означало, безо всяких исключений, что величайшими грехами стали золото (деньги) и секс (женщины). Еда часто причисляется к этой несвятой троице: считается, что если вы поглощены мыслями о еде или голодом, вы голодны до сансары и ее страданий.

Деньги, еда, секс. Великие «нельзя-нельзя» в полностью восходящих, аграрных, ориентированных на мужчин традициях мудрости. Неслучайно вторая благородная истина Будды — причина страданий в наших желаниях — особенно подчеркивает сексуальное желание, имея в виду, конечно, женщин. «Ева» (как бы ее ни звали) везде была великой соблазнительницей и величайшим источником зла.

Не меньше проблем возникало и с деньгами. То, что Христос изгнал из храма торговцев, само по себе не было плохой мыслью. Но это было символом всего восходящего направления первых великих систем Дхармы: проявленное — это грязь и зло, а Восходящий Мужчина просто не должен обладать ни деньгами, ни женщинами, ни едой. Ох, все это лишило его жизненных соков и силы: побуждение выйти из колеса сансары, выйти из игры и тихо угасать в непроявленном, нерожденном, несозданном.

Аграрные общества полностью обеспечивали Восходящих мужин. Бродячие монахи, йоги, саньясины, медитирующие жили только заботой и подаяниями верующих. Дхарма была безупречна, дхарма была чиста, Дхарма не касалась сансары, не касалась денег, еды, секса (или женщин (ну, или, по крайней мере, не получала от них удовольствия).

И, кроме всего прочего, за распространение учения Дхармы не брали денег. Потому что это было бы, в конечном итоге, сговором с Дьяволом, с Марой, с проявленным миром.

Таковыми были (и остаются) все без исключения ранние традиции Дхармы — как на Востоке, так и на Западе: одинаково презирающими пищу, секс и женщин. Этика всех этих аграрных восходящих систем призывала тем или иным образом избегать и презирать все эти пороки. (Мы же можем снисходительно предположить, что маловероятно было избежать их в обстоятельствах аграрной организации общества).

Все это разительно изменилось после двух невероятных скачков в развитии общества. Одно из них — появление недвойственных систем (на Востоке и на Западе), и второе — индустриализация (которая имела место только на Западе, но оказала большое влияние на весь мир).

Недвойственная революции, представленная на Западе гением Плотина, а на Востоке — знаменитым Нагарджуной, ввела один основной принцип: проявленный мир сансары является не препятствием для духа, а напротив — его совершенным выражением. Сансара и нирвана суть не-два. Пустота есть Форма, Форма есть Пустота.

Революция, принесенная Плотином и Нагарджуной, была одинакова по своей форме: Плотин набросился на только лишь восходящих гностиков (которые учили, что проявленная реальность — это зло во плоти) с разрушительной критикой, которая в самом общем виде состояла в том, что раз этот мир явялется творением и выражением Духа, то как можно отвергать этот мир и говорить при этом, что вы любите Дух? Если вы любите родителя, как можно ненавидеть его дитя? По сути, Плотин обвинил гностиков и прочих «просто восходящих» в духовном жестоком обращении с ребенком. Полная духовная реализация, скорее, заключается в полностью недвойственном включении этого мира, а не в точ, чтобы сбежать из него в непроявленное.

Точно с такой же критикой Нагарджуна обратился к буддизму Тхеравады. Их «нирвана», указывал он, двойственна по самой своей природе. Нирвана против сансары, Единый против Множества, бесконечное против конечного, непроявленное против проявленного — все это приносит не освобождение, но тонкое порабощение. Мадхьямика Нагарджуны дала прямое рождение всем формам буддизма Махаяны, буддизма Ваджраяны, различным формам Тантры, и — через его влияние на Гаудапу и Шанкару — индуизму Веданты. Все это родилось из далеко идущих принципов недвойственности Нагарджуны.

Суть недвойственных традиций (и Плотина, и Нагарджуны) состоит в том, что Восходящие пути справедливы, но освещают лишь одну сторону вопроса. В добавление к чистому восхождению к Пустоте и Единому, есть совершенное нисхождение Единого ко Многим. Не только чистая трансцендентность, но и совершенная имманентность. Весь проявленный мир — это совершенное выражение сияния пустотной Основы. И восхождение к непроявленному, нерожденному, несотворенному Единому должно объединяться и интегрироваться с нисхождением Единого ко многим.

Таким образом, путь восхождения — это путь мудрости (которая видит, что Форма есть Пустота), а путь нисхождения — это путь сострадания (которая видит, что Пустота проявляется как все Формы, к которым поэтому нужно относиться с любовью и состраданием). Восходящий Эрос Бога должен быть объединен с нисходящим Агапе Богини: Союз Мудрости и Сострадания, Единого и Многих, Восходящего и Нисходящего: этот союз был сутью недвойственных традиций. (Яснее всего это отразилось в Тантре, с мужчиной и женщиной, эросом и агапе, восходящей мудростью и нисходящим состраданием, объединенными в сексуальном соитии: ну, это было кое-что уже совершенно новенькое!).

Как следствие, подобная недвойственная ориентация потребовала значительной переоценки «греховной» природы сансары, а в особенности «греховной» природы денег, еды и секса (и женщнин). То, что восходящие пути считали основным отделением от Духа, теперь стало видеться как основное и лучезарное проявление Духа. «Эта земля и все, что на ней, — говорил Плотин, — благословенна».

Нирвана и сансара недвойственны. И, следовательно, нельзя достичь нирваны в бегстве от сансары. Это словно пытаться приблизиться к своему животу, убегая от спины.

Таким образом, недвойственные традиции проповедовали не отказ и очищение (полностью восходящего), но, скорее, преображение и трансмутации: пять ядов едины с пятью мудростями (например, можно ощутить Пустотность гнева, чтобы обнаружить в его природе Мудрость ясности). Омрачения, такие, какими они есть, являются выражением первичного сознавания, и поэтому не отвергаются, а скорее, самоосвобождаются, такими, какие они есть, к своей изначальной Чистоте. Сансара более не помеха Духу, но совершенное отражение Его творческой и сострадательной деятельности, и относиться к ней надо соответственно.

У этого недвойственного пути, естественно, есть свои собственные слабые точки (и их множество), но основное переориентирование очевидно: вопрос более не сводится к отказу от секса, дело, скорее, в соответствующей форме сексуальности как выражения духовности. И женщина больше не является злом, но еще одним выражением Божественного. Позиция отказа от еды так же более не является борьбой за религиозность: даже мясо и алкоголь (и остальные «неприкасаемые») полностью принимаются, если воспринимаются с пустотным осознаванием (и они использовались в ритуалах именно так — как указание на то, что все аспекты сансары являются выражением Божественного, и поэтому не должны отвергаться). И, как в конце концов будет видно, мы приходим к тому, что надо не отказываться от денег, а пользоваться ими в соответствии с естественно присущими им качествами, т.е. мы приходим к уместным деньгам, уместным баксам (точно также как вместо отказа от еды мы пришли к уместной еде и вместо отказа от секса мы пришли к уместному сексу). Отвращение к деньгам изначально и в очень большой степени относится к отвращению к проявленному миру, ненавистной сансаре, и желанию не «запачкать» себя плотной реальностью — всему, что недвойственные традиции считают чрезвычайно и значительно запутывающим подходом.

Теперь, несмотря на то, какой революционный сдвиг недвойственные традиции принесли в отношении к сансаре (к сексу, еде, деньгам, телу, земле и женщине), тем не менее, эти традиции все же выросли на базе аграрной организации общества, и оставались во многом пропитаны этикой и моралью того, что по большей части принадлежало к старому доброму мужскому клубу. Решительная революция в положении женщины произойдет на Западе, а не на Востоке, и благодаря изобретению парового двигателя, а не идеалистическим представлениям.

Индустриализация, несмотря на все свои ужасы и отвратительные побочные эффекты, в первую и главную очередь означала технологическое поддержание устойчивого развития в зависимости не от силы человеческих мускулов, а от силы машины. До тех пор, пока аграрные общества зависели в поддержании своего существования от применения физического труда (пахота), эти сообщества неизбежно и неминуемо основывались на мужской физической силе и подвижности. Ни одно известное аграрное общество не имело ничего даже отдаленно напоминающего равноправие женщин.

(Немного в сторону — хотя и по делу. Я не хочу отклоняться от основной темы, но просто отметьте, что абсолютно по той же причине 80% аграрных обществ, где бы они ни появлялись, основывались на рабском труде мужчин. Рабство считалось нормальным, естественныи и этичным способом организации труда для выживания. Ранние греческие «демократии» вообще не задумывались об этом, хотя один из трех человек был рабом. Даже американская Конституция, написанная на заре индустриализации, все еще во многом аграрный документ, просто предполагающий, что рабство настолько естественно, что не стоит ни упоминания, ни обсуждения: не надо объяснять, что «мы, люди» не относится к рабам и женщинам).

Но в эпоху индустриализации, когда важность мужской силы (и рабства) заменилась на внеполовую силу машины — первый раз в истории человечества возникло женское движение (и движение против рабства). Эти освободительные движения объединялись тем фатом, что мужская сила более не является основным в определеннии культурного влияния.

Таким образом, «Защита прав женщин» Мери Уолстонкрафт, написанная в 1792 году, является первым основным феминистским трудом в истории. Было не так, что вдруг после миллиона лет подавления, обмана и притеснения женщины внезапно стали умными, сильными и уверенными в себе: просто впервые в истории возникли определенные социальные структуры, которые указали, что физическая сила более не может полностью определять силу культурного влияния. В течение всего лишь нескольких столетий — миг в историческом масштабе — женщины получили право иметь собственность, голосовать и «быть самими по себе», т.е., иметь собственность сами по себе.

(И точно также епископ Уильям Уилберфорс, в возглавленной им и его другом Уильямом Питтом кампании, дал начало движению, которое в 1807 году закончилось ликвидацией торговли рабами в Британской империи. В Штатах война, мотивы которой частично были выступлением против рабовладения, унесла в одном сражении больше жизней, чем позже мы потеряли во Вьетнаме — только за три дня сражения при Геттисберге были убиты 48 тысяч человек. Президент в то время напомнил миру в возвышенном обращении, используя простые 253 слова, что это сражение имело место потому, что нация «посвятила себя доказательству того, что каждый мужчина создан равным». Суждение, которым пренебрегли по своей природе все общества, в которых это происходило; суждение, которым пренебрегли все аграрные общества. Вскоре «каждый мужчина» расширится до «каждого человека» — мужчины, женщины, раба — и впервые в истории возникнут подлинные демократии.)

Таким образом, произошло несколько революций (и освободительных движений), в которых по-прежнему аграрный Восток участия не принимал — и поэтому, естественно, не участвовал в женском движении и реальном политическом освобождении женщин. Таким образом, несмотря на недвойственный и тантрический уклон в «женское» и «богиню», женщины в этих обществах были по-прежнему высланы в частную, репродуктивную сферы. (Я не один удивляюсь обществам, которые восхваляют Богиню и Женственность — например, Индия и Тибет — и при этом практически не имеют женщин во власти или на местах общественного влияния. Дело в том, что этого не может произойти на базе аграрного устройства общества: поклонение «Женственности» остается немного пустословным, т.к. основа такого общества не может поддержать это прекрасное видение.)

Объединить Восток и Запад в той исторической точке, в которой мы сейчас находимся, означает, по большей части, объединить невероятный прорыв ориентации на недвойственность — одинаково признающей Восходящее и Нисходящее, Мудрость и Сострадание, Пустоту и Форму, Эрос и Агапе, Мужское и Женское, Небеса и Землю, — с технико-экономической базой (здоровой индустриальной и особенно пост-индустриальной), на основе которой только и может возникнуть эта недвойственная ориентация.

Проще говоря, это означает объединение ориентированности на недвойственность и постиндустриальной базы. То есть недвойственность на основе, не связанной с половыми различиями. Это, в самом прямом смысле будет недвойственная Тантрическая перспектива не только в видении и теории, но и фактически в действиях, в проявленной реальности.

Все это означает дальнейшее движение в сторону денег, еды, секса и женщин, чего практически нет в полностью восходящих путях. (В то же время, мы не хотим другой крайности. Слишком много женских духовных движений закончили тем, что превратились в полностью нисходящие, уделяя внимание лишь телу, биосфере, Агапе и состраданию — без понимания Эроса, превосхождения и Пустоты. Там дело заканчивается бесконечными эмоциями, демонстрацией личных эгоистических серий бесконечных чувств, предпочтительно в ночь полнолуния — вот вам и все освобождение).

Дальнейшая дружба с сансарой как совершенным выражением пронизывающего все сущее Духа — вот недвойственная революция. Соотнесение ее с технико-экономическим базисом позволяет этому проявиться — это и есть великий проект постмодернизма. Это объединение не случилось (и не могло случиться) прежде индустриализации. И по мере того, как мы постепенно входим в постиндустриальную эпоху, исправляя по мере возможности избыточность и губительные побочные эффекты чрезмерной индустриализации, у нас появляется возможность, впервые в истории, начать ориентировать мир на подлинную недвойственность — не только в теории, но и на деле.

И, конечно же, фокус не в том, чтобы силовыми методами отказываться или выносить пренебрежительные суждения о деньгах, еде и сексе, а в том, чтобы выстроить естественное и функциональные отношение к ним, как к естественным и функциональным выражениям Пустоты, как к естественному проявлению самой Божественности.

В этом непростом уравнении мы должны избегать двух крайностей. Первая, конечно же, обычная ошибка восходящего пути: все аспекты сансары — это зло, и должны дезинфицироваться отвращением (не прикасаться! Деньги, еда, секс, земля, тело, женщины). Другая же крайность (полностью Нисходящий путь) столь же притягательна: тот тип вседозволенности в личных желаниях и импульсах под лозунгом «все есть Дух» — тип хиповской дхармы, дзен битников, потакание своим слабостям, ведущее эгоических весельчаков к эгоической трансценденции.

Как люди (и учителя) будут решать это тонкое уравнение (интеграцию Восходящего и Нисходящего пути в недвойственном Сердце), я оставляю людям (это само по себе обширная тема для обсужения). Здесь я хочу лишь заметить, что мы по-прежнему видим огромную двойственность, вину и отвращение по отношению к идее, что пути Дхармы и денег когда-либо пересекутся.

Тут наблюдается серьезная путаница. Допустим, если кто-то не может позволить себе посещать класс по учению Дхармы, мы захотим сделать все от нас зависящее, чтобы им помочь. Но это совершенно другое дело, и по сути своей не отличается от любых других покупок или услуг: я считаю, что большинство согласится со мной, что мы должны сделать базовое медицинское обслуживание бесплатным для всех, вне зависимости от их платежеспособности. Точно так же, вне зависимости от платежеспособности человека мы должны сделать доступной для каждого передачу учения Дхармы.

Но не это беспокоит столь многих людей (и столь многих учителей Дхармы). Напротив, они считают, что даже если человек может заплатить, он не должен этого делать. Что Дхарма «выше этого», и не должна пачкать себя грязными баксами. Другими словами, что Дхарма должна представать, предъявляя отвращение к плотной реальности. И что «чистота» Дхармы выше этого всего.

Но это полностью аграрная, восходящая, направленная против проявленного мира чушь. В своем провозглашении чистоты она прячет отвращение к проявленному миру. В своем провозглашени своводы она скрывает порабощение другим миром, который не соотносится с основными понятиями существования в этом мире. В своем провозглашении моральной чистоты она прячет моральное суждение о прогнившей насквозь сансаре.

Презренный металл. Не прикасайтесь к плотной реальности. С очами, возведенными горе, давайте будем трансцендироваться. Давайте не будем внимательно и с состраданием относиться с реалиями, определяющими этот мир: нашими взаимоотношениями с едой, сексом, деньгами.

И давайте сошлемся на святых аграрной эпохи, которые отказывались от денег (и, конечно же, порицали их). Мы используем этические стандарты, подходящие для аграрной структуры общества, к постмодернистскому миру, где вообще непонятно, как их применить. Вся аграрная структура поддерживала йогинов и медитирующих заботой и пожертвованиями — они не беспокоились о деньгах, о том, где им жить и как платить налоги, — и очень легко порицать то, что так легко получаешь по первому требованию.

В постмодернистском мире это приводит к порочному лицемерию. Люди и учителя должны зарабатывать себе на жизнь. Но раз деньги это зло, тогда давайте завернемся в чувство вины и все же будем зарабатывать деньги, но назовем их как-нибудь по-другому («свободные» пожертвования). Давайте продолжим указывать на то, что Рамана не принимал денег (а жил за счет своих последователей), Далай Лама не принимает денег (у него просто есть небольшая страна, которая на него работает). И Бог не позволит некоторым учителям ездить на БМВ: конечно же, их бес попутал.

Хуже того: послание Дхармы состоит не в том, как ответственно распоряжаться имеющимися деньгами, а как избегать этой ответственности. Чистая Дхарма не касается баксов, и таким образом, чистые практики не должны думать о деньгах. Что означает, что хороший практик должен полностью, без исключения и совершенно не соотноситься с реальностью.

Никому не хочется стать жертвой духовного унижения непомерной жадности и алчности — Джимми Сваггарта или Орала Робертса (или Раджниш), высасывающих деньги из ничего не подозревающих последователей. Но противоположность жадности до денег не полный отказ от них, а отвественное с ними обращение. Восходящий список должен быть исправлен и дополнен: правильная пища, правильный секс, правильные баксы.

На самом деле, моя точка зрения еще более жесткая. Я считаю, что эта хиповская дхарма (про презренный металл), на самом деле, делает Дхарму дешевкой. Она шлёт послание, что Дхарма не знает, как жить в реальном мире. Она говорит, что Дхарма — это древнее пуританство, где все, что ниже шеи, мертво. Она говорит, что Дхарма не может прикоснуться к деньгам, не запачкав себя. А это такая дешевка!

Возвращаясь к ранее сказанному — я считаю, что необходимо приложить все возможные усилия к тому, чтобы передача учения Дхармы была доступна каждому, вне зависимости от платежеспособности. Но это совершенно не то, что утверждение, что за Дхарму не надо платить вовсе.

Другими словами, нужно различать эти два утверждения: сделать Дхарму доступной для тех, кто не может заплатить, и за Дхарму платить вообще не надо. Первое — похвальное, достойное и почетное. Второе — патетичное, отсталое, регрессивное и грубое. А дхарма, испытывающая отвращение к плотной реальности не свободная, а дешевая, пораженная неспособностью включить в себя плотную реальность с заботой, участием и пониманием.

Деньги — это сила взаимообмена в грубой сфере. Это совершенно уместный способ движения услуг и товаров в плотной реальности. И Дхарма, включающая (а не презирающая) плотную реальность, — это Дхарма, оперирующая правильными баксами, и таким образом Дхарма включается в современный и постсовременный мир, без бессмысленных восхвалений аграрных, сексистских, восходящих, пуританских, анти-земных, анти-телесных, анти-женских установок. И поверьте мне, одно без другого невозможно.

Таким образом, трудность состоит не в том, должны ли пересекаться Дхарма и деньги (конечно, они пересекаются), а скорее в том, как сделать учение Дхармы доступным для тех, кто не может платить за него.

Здесь вопрос становится гораздо более прозаическим: как мы поступаем в таком случае в области любых других товаров и услуг? В этом смысле учение Дхармы ничем не отличается. Как мы даем беспристрастную оценку в любом другом случае?

Например, во время учебы в колледже я зарабатывал репетиторством. Я не мог установить фиксированную цену на свои уроки, потому что одни студенты были довольно состоятельными, а другие — откровенно бедными. Я брал за час преподавания столько, сколько они сами зарабатывали за час (или определенный эквивалент; с одного студента — сына врача я брал столько, сколько зарабатывал в час его отец). То есть, одни студенты платили мне 3,75 доллара за час (минимальная тогда ставка), а другие — около сотни долларов в час (и, странным образом, совершенно не возражали против этого).

И никогда мне в голову не приходило делать это совершенно бесплатно из принципа (потому что это глупый принцип; и это совсем другое дело, когда я делал это бесплатно или практически бесплатно из практических соображений — потому что они не могли себе этого позволить).

Подобная плавающая шкала часто используется в юридических конторах, в медицицине, психотерапии, социальных сервисах, и мне лично очень нравится. К сожалению, ее довольно сложно применить в случае оплаты за семинары, ритриты и тому подобные события, где передается учение Дхармы, потому что это сделает слишком сложным бухгалтерский учет, но есть такие области передачи учения Дхармы, где этот принцип может быть применен творчески.

Точно так же, различные типы обучения могут оплачиваться по-разному. Например, учитель может давать бесплатные лекции, открытые для всех и каждого, а затем заинтересовавшиеся могут посещать оплачиваемое индивидуальное обучение или групповые ритриты, цена на которые может быть установлена по все той же плавающей шкале, в зависимости от обстоятельств. Подобные семинары могут быть открыты для серьезных, но неплатежеспособных практикующих, не потому что учение Дхармы не должно касаться денег, а потому что это счастливое послабление для менее удачливых.

В то же время, будто бы «бесплатная» Дхарма (в смысле «чистая»), или, проще сказать, Дхарма на халяву, посылает сообщение, которое безошибочно воспринимается как то, что Дхарма никчемна, и ты станешь таким же никчемным, если будешь практиковать достаточно усердно. Ее послание таково, что учение Дхармы не предполагает зрелой ответственности в плотной реальности, и что вы тоже становитесь полностью безответственным, если старательно применяете ее. Ее послание безошибочно воспринимается так, что «освобождение» и «неспоособность жить в плотной реальности» — синонимы.

Хуже всего, что таким образом устанавливается всепроникающая атмосфера лицемерия: т.е., по сути дела, взаимоотношений с грубой реальностью невозможно избежать в любом случае, и тогда деньги должны зарабатываться другим способом и называться другим именем. Постоянные реверансы в сторону богатых покровителей; унизительные подачки «чистой» Дхарме, которая не запятнает себя презренным металлом; деградация учителей и учения, за «чистотой» которых прячется стыд перед требованиями реального мира; что оборачивается унижением от дрожи перед финансовой реальностью. И все это называется вводящими в заблуждение словами «свободный» и «чистый».

Есть одаренные учителя Дхармы, с более чем двадцатилетним опытом практики и мудростью, которые сберегли бы своим учением ученикам огромное количество времени и денег (и уберегли бы их от огромного количества страданий) — и все же они скрежещут зубами, натягивают власяницу и гримасничают, прося 5 долларов за свои услуги.

Это не трансценденция, это достойный сожаления пример пуританства, насквозь пропитанного чувством вины. Пустота не освобождает вас или меня или кого бы то ни было от выстраивания устойчивых взаимоотношений с проявленным миром. Меньшая привязанность к деньгам не означает меньшее их количество: непривязанность не означает не прикасаться к ним. Это означает относиться к деньгам с достоинством и не вцепляться в них смертельной хваткой. Это означает прикасаться к ним открыто, а не отдергивать руки.

Что касается меня, я был довольно беден большую часть моей взрослой жизни (я был посудомойщиком, и билетным кассиром, и рабочим на автозаправке почти 10 лет), пока мои книги не начали приносить доход (не так чтобы сразу), а потом Трейя оставила мне несколько газовых и нефтяных скважин в Техасе, поэтому теперь я могу не особенно волноваться о том, на что мне жить. Но мои взгляды на эту тему не поменялись: доллары и учение Дхармы вполне совместимы, денежные отношения — совершенно естественное, функциональное проявление Божественного в нашей повседневной жизни, столь же естественное, как и еда и сексуальность.

Что же касается высокомерного взгляда на презренный металл, я гарантирую, что по структурным причинам, эта точка зрения прочно привязана к установке отказа от тела, земли, экологии, секса и женщины: в любом случае, они идут в комплекте (они исторически возникли вместе и вместе же сойдут на нет, они связаны скрытыми структурами товарно-денежных отношений).

А мы протащим Дхарму, пинающуюся и вопящую, в современный и постсовременный мир только тогда, когда накинемся на все эти запреты (деньги, еда, секс, тело, земля, женщина) одновременно: они стоят друг за друга и падут вместе.

Настало время покончить с этой Дхармой по дешевке; время прекратить заявлять, что Дхарма ничего не стоит; время прекратить утверждать, что у хорошего практика не должно быть ни цента за душой; время прекратить это духовное детское насилие. Вместо этого, настало время вступить в проявленную реальность естественных и функциональных взаимоотношений — денег, еды, секса, тела, земли, — и обнаружить, как говорил Плотин, что эта земля и все, что на ней — благословенны, и, прикасаясь к этому миру с благодатью, сделать каждое событие священным, а не дезинфицировать его своим отвращением.