О там как мы понимаем Любовь

Говорить о Любви, тем более в рамках какой-то ограниченной записи довольно сложно, ведь наш взгляд, говорить о Любви тем, кто Любит, — нет необходимости, а говорить для тех, кто её не несёт в себе, — это подобно тому, что сказать слово «мед»: далеко не у каждого во рту от этого станет сладко; и уж совсем не каждый обнаружит, что от произнесенного другим слова действительно появился настоящий мед у него во рту.

Но тем, кто не несёт в себе Любви, но способен её нести, имеет смысл говорить о том, с чем имеют дело и что не является Любовью, но что они по неведению своему, желая Любви и желая Любить, называют «любовью» вопреки сути Любви.

Так, вопреки сложившемуся мнению ЛЮБОВЬ НИКОГО И НИ К ЧЕМУ НЕ ПРИВЯЗЫВАЕТ: она освобождает из неволи привязанностей каждого, кто обретает в себе Любовь. А тем отношениям, которые успели прежде того сложиться на основе каких-либо привязанностей, Любовь придает новое качество, преображая их внутреннюю суть. Но та свобода воли (свободы воли вне Любви не бывает; вне Любви есть свобода выбора и место для проявлений силы воли), которую человеку приносит вошедшая в него Любовь, не приемлет вседозволенности, а её то — вседозволенность без заботы и ответственности — многие и отождествляют с истинной свободой.

Не бывает безответной, неразделенной Любви, а уж тем более нельзя заниматься Любовью (как и невозможно выпить за Любовь — у всех за неё пьющих Любовь отсутствует), но бывают односторонне направленные страстные привязанности, которые действительно доставляют боль и открывают возможности к тому, чтобы через Вашу привязанность злоупотребляли Вашими возможностями. Если Вы найдете силы и сможете вырвать эти привязанности из своей души, то ничего страшного не случится. Прежде всего вы лишите кого-то возможности злоупотреблять тем, что Вам дано Свыше и тем, что Вы сами освоили в жизни, и чем возможно злоупотребляют простым подергиванием за Ваши привязанности.

Но если Вы вырвете «безответную любовь» из своей души, то Вы не получите сразу облегчения, поскольку попадете из огня её страстей вовсе не в полымя, но в мороз трескучий и пронизывающий. Ваш интеллект, в каком бы растрепанном состоянии он ни был, поостыв от страстей в этой стуже, не испытывая необходимости оправдывать привязанности и Ваше подневольное им служение, переосмыслит и расставит по своим истинным местам многое, восстановив свою целостность. И он же после этого укажет Вам на свою — интеллекта — ограниченность и на то, что Вы ущербны и потому пребываете не в ладу с Неограниченностью, что представляет для Вас опасность; и укажет Вам, что следует найти в жизни и принять в себя истинную Любовь, которая исцелит Вашу ущербность и приведет в лад с Неограниченностью, которая не угнетает, не привязывает, а освобождает, окрыляет, дабы вы могли воспарить из суеты. Однако, если Вы не вырвете привязанностей начисто, то вырвав их частично и обретя одно из качеств свободы, но не пожелав научиться Любить, Вы станете демоном (недочеловек, живущий по принципам «как хочу – так и ворочу») в человеческом обличье.

Последнее действительно опасно и для Вас лично, и для окружающих потому, что человеку не дóлжно быть демоном, бездушно оперирующим потоками информации; но ему также не должно быть и невольником привязанностей. Если же не вырвать терзающую привязанность, то, когда силы души перегорят в одной “безответной любви”, всё, что останется не выгоревшим, а также и пепел прошлой “любви” начнет пережигать вновь пришедшая страстная привязанность, вследствие чего Вы не будете счастливы в жизни сами и не сможете дать счастья другим.

Но после того, как Вы вырвете из своей души привязанность, то, если кто-то осознанно или бездумно злоупотреблял Вашей зависимостью от неё, такой человек испытает жесточайшее разочарование, по сравнению с которым прежняя Ваша “безответная любовь” покажется ему истинным счастьем. Но возможно, что эти новые обстоятельства заставят и его переосмыслить свое отношение к жизни и людям, вследствие чего в его душе также воспылает Любовь.

Вырвать привязанность — не наилучший способ обрести свободу, но обстоятельства могут сложиться и так, что индивид не созреет по своему миропониманию и нравственности для того, чтобы обрести свободу иным — не столь жестким, а подчас и жестоким способом. Но всё же вырвать привязанность — лучше, чем быть ей подневольным.

По отношению же к Любви эпитет «безответная», «односторонняя», а тем более «безумная», «слепая», «злая», «страстная» и т.п. неуместны. Неуместны просто потому, что Любовь, будучи совокупностью совершенства (одно из немногих высказываний апостола Павла, с которым сложно не согласится: Послание Коллосянам, 3:14: «Более же всего облекитесь в Любовь, которая есть совокупность совершенства»), содержит основания и цели в себе самой, не лишая живущего ею ни ума, ни зрения, не пережигая его жизнь во взрывах эмоций. Поэтому истинно любят не за что-то, а просто потому, что не могут не любить. Если же человек принимает в себя Любовь, то вместе с нею он обретает качество положительной эмоциональной самодостаточности, которое несравнимо с той эмоциональной подпиткой, которую могут дать и давали ему в прошлом привязанности, включая и секс. Человек, несущий в себе Любовь, не подвластен угнетающим эмоциям. Его эмоциональное состояние не обусловлено окружающими обстоятельствами, поскольку для него реально ощутимо, что Вседержитель безошибочен и это — радость; не обусловлено тем, приняли его Любовь либо же нет, ибо Любовь по сути своей — свободный и щедрый дар, который, с одной стороны, невозможно кому-либо навязать, а с другой стороны, который протекает как вода сквозь пальцы того, к кому она обращена, если тот не удерживает её в ладонях встречным потоком Любви, но растопыривает пальцы пошире, чтобы заграбастать себе побольше.

И если Вы Любите, то не может возникнуть такой ситуации, когда Вы говорите другому человеку: “Я люблю тебя”, — а спустя какое-то время, тем более в ходе семейной жизни с ним, Вы говорите ему: “Извини, я люблю другого”. Если ситуация развивается по такому сценарию, то это означает, что Вы не любили первого, не любите и второго, но происходит перестройка системы Ваших привязанностей, и вследствие того, что Вы не свободны, Вы вынуждены одному сказать: “Извини, я тебя больше не люблю”, — а другому сказать: “Я тебя люблю”, — не зная, что в действительности Вы не любите никого.

К проявлениям Любви это не имеет ни малейшего отношения, поскольку Любовь освобождает от привязанностей, и если бы Вы были свободны, то у Вас не было бы причин разрушать Вашу же семью или дружбу. Если же Вы создали семью не на основе Любви, но Любовь всё же пришла к Вам потом, то она придаст совершенно иное качество уже сложившейся и возможно даже прежде того счастливой семье. Любовь, придя раз, не уходит, и потому Вам не будет нужды когда-либо говорить одному человеку «я тебя больше не люблю», а другому «я тебя люблю».

Свобода выбора у человека есть всегда, но свободы воли, если он повязан привязанностями, — нет. Его воля в каких-то своих устремлениях ограничивается привязанностями, ив таких ситуациях ему требуется сила воли, чтобы осуществить избранное, преодолев диктат привязанностей. Если же человек обретает Любовь, которая освобождает его от привязанностей, то, поскольку привязанности перестают его сковывать, вместе с Любовью он обретает и свободу воли. И тот человек, который Любит — не собственник своей Любви, а только носитель Любви Божией, также подаренной ему Свыше. Однако, если человек Любит, то те, к кому обращена его Любовь, могут жаждать осознанно или безсознательно, чтобы он был зависим от них (либо как раб, либо как рабовладелец), вследствие чего Любовь его будет восприниматься ими как “неправильная” либо даже как откровенное зло и отсутствие Любви. Но это уже беда их, а не Любящего.

Кроме того, в отличие от привязанностей, Любовь не искажает деятельности интеллекта. Тем не менее, если в поведение человека врывается не переосмысленная порочная по сути своей информация, свойственная его памяти, человек может совершить ошибку и, сотворив что-то дурное во внутреннем или внешнем мире, выпасть из состояния Любви на более или менее продолжительное время. Но ему самому то состояние, в которое он скатился из-за ошибки, будет омерзительным до такой степени, что он приложит все свои силы, чтобы вернуть в себя Любовь, без каких-либо к тому внешних понуканий. И вследствие такого рода специфических свойств Любви и «нелюбви», реально в мире люди развиваются двояко: либо под воздействием внешних обстоятельств, которые их в конце концов уничтожают либо приводят к Любви; либо под воздействием горящей в них Любви. Поверьте, второе лучше.

Но, повторимся, действительно говорить о Любви тем, кто Любит, — нет необходимости, а говорить для тех, кто её не несёт в себе, — это подобно тому, что сказать слово «мёд»: далеко не у каждого во рту от этого станет сладко; и уж совсем не каждый обнаружит, что у него во рту от произнесенного другим слова действительно появился настоящий мёд.

Тем, кто не несёт в себе Любви, но способен её нести, имеет смысл говорить только о том, что им известно, но не является Любовью, и что они по неведению своему, желая быть любимыми и желая Любить (а стремление к этому заложено в человека Свыше, хотя суета может его заглушить), называют «любовью» вопреки сути того, с чем имеют реально дело. И если они хотят Любить, то они найдут Любовь благодаря такого рода подсказке, если примут подсказку; найдут благодаря подсказке быстрее, нежели нашли бы её сами, продираясь через суету цивилизации, повязанные привязанностями, в том числе и страстными, по рукам и ногам. Поэтому здесь было сказано больше о том, что не являет собой Любовь, хотя и именуется в обществе привычно — «любовью», и даже с какими-то эпитетами, хотя Любовь — проста и в эпитетах не нуждается, будучи совокупностью совершенства и имея основания и целив себе самой.