20 декабря 2015, 17:06
GorГорыныч
— Ребятки, а давайте соберемся после трех – сказала 1-я голова.
— Какое-такое «после трех» — подумала Ева (так обычно между собой они называли 2-ю голову) — После каких трех и как мы соберемся, если мы всегда уже здесь, всегда сейчас и всегда неразлучны.
Такие глупые шутки-прибаутки уже начинали немного надоедать. Ева подозревала в этом 3-ю голову и не один раз уже просила ее:
– Змей, прекрати свои шуточки – толку, правду сказать, от этого не было никакого.
Часто он отшучивался – Да, я и сам не знаю, откуда мне что в голову приходит! Но только должен же я кому-то это высказывать… а кроме вас здесь никого нет – смеялся он.
— Ага… здесь-тресь! — вот опять! — Какое здесь? А где же еще, если везде только мы!
Эти шутки, словечки и оборотики, запутывали и из-за постоянного употребления входили в привычку так, что и сама Ева частенько ловила себя на том, что уже всерьез думает, что есть какое-то «здесь» или «мы» или что-то подобное.
Адам, а это, как вы уже догадались, была 1-я голова, представил себе тихую спокойную комнату, в которой они втроем сидят друг напротив друга и массивный стол с малахитовой столешницей. Да-да, с малахитовой – ему хотелось именно малахитовую. Так вот — он представил себе малахитовую столешницу, и большое черное мягкое кресло с удобным подголовником.
Сколько он себя помнил, ему всегда хотелось быть главным. Ева с Змеем подшучивали над ним – да-да, ну конечно ты у нас са-а-амый главный — единоличный руководитель нашего хвоста. Он и сам понимал, что желание это выглядит забавно, но сделать ничего не мог. Как впрочем и со странной склонностью постоянно, что-то придумывать новое и необычное.
Змей, оглядываясь, осторожно прошелся по комнате, мельком посмотрел в окно и опустил жалюзи.
— Жалюзи – повторила про себя Ева – Ну вот какие «жалюзи» к чертям — подумала она — и причем тут «черти»… впрочем ладно, фиг с вами ребятки- затейники.
Адам улыбнулся. Ему не очень-то хотелось признаваться, что все эти
В это время Змей закрыл жалюзи, передвинул свое кресло в угол комнаты и сел в тени. Пошарив рукой за креслом, достал оттуда трость и стал что-то небрежно чертить в воздухе перед собой.
Быть в тени ему нравилось. Приятно было думать, что на самом деле всем управляет именно он, оставаясь при этом незамеченным. С тех еще далеких райских времен, когда он стал своим в компании этих, как он говаривал, «любовничков» он пришел к твердому убеждению, что без него у них вообще ничего случиться не может.
И словечки эти смешные Адамовы он специально проговаривал так, чтоб получалось, будто они что-то значат. Ну, вроде язык такой получается. Как будто они указывают на что-то, хотя ясно было, что указывать им просто не на что.
Иногда нравилось ему думать, что-то типа «в начале было слово» … дальше почему-то мысль не шла и какое конкретно там было слово он тоже не помнил. Еще очень ему льстила мысль, что он вот змей «самый безголосый зверь» создаст язык для «всех тварей земных».
Адам неожиданно перестал качаться в кресле и как маленький ребенок испуганно посмотрел по сторонам.
— Странное чувство! Кажется, будто здесь кто-то есть! Не находите?
— Да кто же здесь кроме нас! – рассмеялся Змей. Впрочем, сам он тоже немного насторожился. Показалось, что по комнате пронесся порыв ветра, и от этого стало немного пустынно.
В голове у Евы возникла мысль — Форточку надо бы закрыть. На что она подумала с раздражением – Ну какая, блин, форточка в космосе.
— Ребята, давайте, уже что-то делать. Ради чего мы собрались? Говорите или пойду дальше дремать – проговорила она с некоторым недовольством. Хотя дремать, если честно, ей не хотелось вовсе. Оба они ей нравились, но определиться она не могла.
— Вот уже тысячу лет мы здесь – медленно начал Адам.
— Милый, какая-такая тысяча лет, зачем эти пыф-пыф словечки – улыбаясь, спросила Ева.
– А вот представь, что я облетаю всю галактику с тобой и вдруг ты летишь в два раза медленнее, чем я. Тогда за один мой лет я увижу тебя два раза и могу считать время по нашим встречам.
— Если вы будете всегда лететь вместе, то, сколько бы времени не прошло вы всегда будете сейчас, как, между прочим, сейчас и есть – съязвил Змей.
Ему нравилось вмешиваться, и он всегда чувствовал потребность разделять их. Хоть необходимости в этом и не было, но сам он для себя всегда объяснял это так, что «для веселья и для разговора».
— А тогда мы будем считать время относительно тебя – пошутил Адам.
— Конечно-конечно — сказал Змей, смешно округляя губы и протяжно выговаривая букву «О» – чуть что, так я центр вселенной и всему причина! А ничего, что мы одно целое? Ева отметила привычную тоску в его словах.
Ему всегда хотелось, как он это называл, «быть свободным». В их компании он был посредником, связующим звеном и понимал, что они без него не могут. От этого сам себе казался он очень важным но, не смотря, на это был так же привязан к ним обоим, как и они к нему.
В стене, сбоку от стола, образовалась дверь. Она медленно открылась и сквозь нее были видны звезды и бесконечность. У ее основания стала собираться межгалактическая пыль и затем, очень так привычно, вошел сантехник с ящиком инструментов.
Он деловито прошел через комнату. Задержавшись немного у стола, он слегка повернул голову, посмотрел белыми без зрачков глазами и пробормотав – Где тут у вас подсобка, монсиньоры? – вышел прямиком в противоположную стену.
– Гаврилов – подумал Змей.
– Неплохая шляпка – пронеслось у Евы.
— Змей, послушай – Адам наклонился к столу.
– Да-да, мой босс – шутливо подумал Змей.
— Мы здесь уже давно! И в последнее время, если вы заметили стали происходить странные вещи.
– А кто бы не заметил — подумала Ева – Ты о привидениях? – спросила она.
— Да, о них самых. Я конечно не против, чтоб разные там фантазии … ну о всяких там существах… сами понимаете — это интересно, разнообразно, безусловно… и все такое.
– Тебе ж всегда хотелось большое потомство – пошутила Ева.
– Ага, наверно все никак не оставит идею, что его потомки унаследуют Землю – подумал, Змей.
Адам задумался. Из-за образовавшейся паузы Ева, почувствовала себя немного неуютно, ей показалось, что в комнате ощутимо был кто-то еще. Последнее время такие моменты бывали часто. Она вспомнила эдемский сад. Тогда ей тоже казалось временами, что кроме них двоих там был кто-то еще. Потом, правда, появился Змей и это чувство ушло.
Гаврилов вышел из стенки поставил на стол вазу с ромашками и волоча на веревке что-то полосатое, круглое и липкое вышел, оставив после себя, шмыгающий звук.
— Рыба – подумала Ева.
Адам продолжил – Да о них самых, о привидениях.
Цветы были от Адама и все это понимали. У него одного были романтические наклонности.
– Пижон, подумал – Змей. Но Еве такие романтические моменты всегда нравились.
— И вот… что я хочу сказать. Сколько раз мы не пытались вернуться в сад, а ничего так и не получилось.
– Мы еще не до конца исследовали печать – сказал Змей.
– Мы исследовали ее достаточно, и ты это знаешь.
Печать они нашли случайно, когда совсем уже потеряли надежду. Ева говорила, что если приложить ухо, то из-за нее ей слышится пение птиц и звон колокола.
Дочитать можно здесь www.proza.ru/2015/12/20/1165
— Какое-такое «после трех» — подумала Ева (так обычно между собой они называли 2-ю голову) — После каких трех и как мы соберемся, если мы всегда уже здесь, всегда сейчас и всегда неразлучны.
Такие глупые шутки-прибаутки уже начинали немного надоедать. Ева подозревала в этом 3-ю голову и не один раз уже просила ее:
– Змей, прекрати свои шуточки – толку, правду сказать, от этого не было никакого.
Часто он отшучивался – Да, я и сам не знаю, откуда мне что в голову приходит! Но только должен же я кому-то это высказывать… а кроме вас здесь никого нет – смеялся он.
— Ага… здесь-тресь! — вот опять! — Какое здесь? А где же еще, если везде только мы!
Эти шутки, словечки и оборотики, запутывали и из-за постоянного употребления входили в привычку так, что и сама Ева частенько ловила себя на том, что уже всерьез думает, что есть какое-то «здесь» или «мы» или что-то подобное.
Адам, а это, как вы уже догадались, была 1-я голова, представил себе тихую спокойную комнату, в которой они втроем сидят друг напротив друга и массивный стол с малахитовой столешницей. Да-да, с малахитовой – ему хотелось именно малахитовую. Так вот — он представил себе малахитовую столешницу, и большое черное мягкое кресло с удобным подголовником.
Сколько он себя помнил, ему всегда хотелось быть главным. Ева с Змеем подшучивали над ним – да-да, ну конечно ты у нас са-а-амый главный — единоличный руководитель нашего хвоста. Он и сам понимал, что желание это выглядит забавно, но сделать ничего не мог. Как впрочем и со странной склонностью постоянно, что-то придумывать новое и необычное.
Змей, оглядываясь, осторожно прошелся по комнате, мельком посмотрел в окно и опустил жалюзи.
— Жалюзи – повторила про себя Ева – Ну вот какие «жалюзи» к чертям — подумала она — и причем тут «черти»… впрочем ладно, фиг с вами ребятки- затейники.
Адам улыбнулся. Ему не очень-то хотелось признаваться, что все эти
В это время Змей закрыл жалюзи, передвинул свое кресло в угол комнаты и сел в тени. Пошарив рукой за креслом, достал оттуда трость и стал что-то небрежно чертить в воздухе перед собой.
Быть в тени ему нравилось. Приятно было думать, что на самом деле всем управляет именно он, оставаясь при этом незамеченным. С тех еще далеких райских времен, когда он стал своим в компании этих, как он говаривал, «любовничков» он пришел к твердому убеждению, что без него у них вообще ничего случиться не может.
И словечки эти смешные Адамовы он специально проговаривал так, чтоб получалось, будто они что-то значат. Ну, вроде язык такой получается. Как будто они указывают на что-то, хотя ясно было, что указывать им просто не на что.
Иногда нравилось ему думать, что-то типа «в начале было слово» … дальше почему-то мысль не шла и какое конкретно там было слово он тоже не помнил. Еще очень ему льстила мысль, что он вот змей «самый безголосый зверь» создаст язык для «всех тварей земных».
Адам неожиданно перестал качаться в кресле и как маленький ребенок испуганно посмотрел по сторонам.
— Странное чувство! Кажется, будто здесь кто-то есть! Не находите?
— Да кто же здесь кроме нас! – рассмеялся Змей. Впрочем, сам он тоже немного насторожился. Показалось, что по комнате пронесся порыв ветра, и от этого стало немного пустынно.
В голове у Евы возникла мысль — Форточку надо бы закрыть. На что она подумала с раздражением – Ну какая, блин, форточка в космосе.
— Ребята, давайте, уже что-то делать. Ради чего мы собрались? Говорите или пойду дальше дремать – проговорила она с некоторым недовольством. Хотя дремать, если честно, ей не хотелось вовсе. Оба они ей нравились, но определиться она не могла.
— Вот уже тысячу лет мы здесь – медленно начал Адам.
— Милый, какая-такая тысяча лет, зачем эти пыф-пыф словечки – улыбаясь, спросила Ева.
– А вот представь, что я облетаю всю галактику с тобой и вдруг ты летишь в два раза медленнее, чем я. Тогда за один мой лет я увижу тебя два раза и могу считать время по нашим встречам.
— Если вы будете всегда лететь вместе, то, сколько бы времени не прошло вы всегда будете сейчас, как, между прочим, сейчас и есть – съязвил Змей.
Ему нравилось вмешиваться, и он всегда чувствовал потребность разделять их. Хоть необходимости в этом и не было, но сам он для себя всегда объяснял это так, что «для веселья и для разговора».
— А тогда мы будем считать время относительно тебя – пошутил Адам.
— Конечно-конечно — сказал Змей, смешно округляя губы и протяжно выговаривая букву «О» – чуть что, так я центр вселенной и всему причина! А ничего, что мы одно целое? Ева отметила привычную тоску в его словах.
Ему всегда хотелось, как он это называл, «быть свободным». В их компании он был посредником, связующим звеном и понимал, что они без него не могут. От этого сам себе казался он очень важным но, не смотря, на это был так же привязан к ним обоим, как и они к нему.
В стене, сбоку от стола, образовалась дверь. Она медленно открылась и сквозь нее были видны звезды и бесконечность. У ее основания стала собираться межгалактическая пыль и затем, очень так привычно, вошел сантехник с ящиком инструментов.
Он деловито прошел через комнату. Задержавшись немного у стола, он слегка повернул голову, посмотрел белыми без зрачков глазами и пробормотав – Где тут у вас подсобка, монсиньоры? – вышел прямиком в противоположную стену.
– Гаврилов – подумал Змей.
– Неплохая шляпка – пронеслось у Евы.
— Змей, послушай – Адам наклонился к столу.
– Да-да, мой босс – шутливо подумал Змей.
— Мы здесь уже давно! И в последнее время, если вы заметили стали происходить странные вещи.
– А кто бы не заметил — подумала Ева – Ты о привидениях? – спросила она.
— Да, о них самых. Я конечно не против, чтоб разные там фантазии … ну о всяких там существах… сами понимаете — это интересно, разнообразно, безусловно… и все такое.
– Тебе ж всегда хотелось большое потомство – пошутила Ева.
– Ага, наверно все никак не оставит идею, что его потомки унаследуют Землю – подумал, Змей.
Адам задумался. Из-за образовавшейся паузы Ева, почувствовала себя немного неуютно, ей показалось, что в комнате ощутимо был кто-то еще. Последнее время такие моменты бывали часто. Она вспомнила эдемский сад. Тогда ей тоже казалось временами, что кроме них двоих там был кто-то еще. Потом, правда, появился Змей и это чувство ушло.
Гаврилов вышел из стенки поставил на стол вазу с ромашками и волоча на веревке что-то полосатое, круглое и липкое вышел, оставив после себя, шмыгающий звук.
— Рыба – подумала Ева.
Адам продолжил – Да о них самых, о привидениях.
Цветы были от Адама и все это понимали. У него одного были романтические наклонности.
– Пижон, подумал – Змей. Но Еве такие романтические моменты всегда нравились.
— И вот… что я хочу сказать. Сколько раз мы не пытались вернуться в сад, а ничего так и не получилось.
– Мы еще не до конца исследовали печать – сказал Змей.
– Мы исследовали ее достаточно, и ты это знаешь.
Печать они нашли случайно, когда совсем уже потеряли надежду. Ева говорила, что если приложить ухо, то из-за нее ей слышится пение птиц и звон колокола.
Дочитать можно здесь www.proza.ru/2015/12/20/1165
6 комментариев
Взял здесь: Горыныч. A7