Посвящается нашей МУДРОСТИ!!!!

Мудрые — несчастные, глупые — счастливы.
Но вернемся к благополучию дураков. С большим удовольствием проведя земная жизнь, и, не осознавая смерти и не ведая перед ней страха, они переселяются прямо на Елисейские Поля, чтобы и там продолжить развлечения и веселье.

Вот и сравните судьбу такого дурака с безталанням даже идеального мудреца — человека, который, грызя науки, потеряла детство и юность; погубила в изнурительном труде, в заботах и бессонных ночах самой приятной часть жизни. Мудрец и остальные возраста проводит, так и не отведав никаких утех: всегда скупой, бедный, печальный, мрачный. Сам к себе слишком строг и требователен, он и для других невыносимый и ненавистный. На любого мудреца не посмотри, все они подслеповатые, морщинистые и преждевременно поседевшие: можно подумать, спешат к [48] могилы. И что говорить о смерти того, который никогда и не жил! Вот вам замечательный портрет мудреца.

Об ошибке стоиков и два вида безумия.
Но здесь опять заквакали стоечные лягушки. Нет, говорят они, хуже от безумия, поскольку сходить с ума — все равно, что терять разум, то есть становиться глупым. И стоики снова ошибаются. Мы разрушим и этот их силлогизм, но, конечно, с помощью Муз.

Сократ, по свидетельству Платона, различал две Венеры в одной и делил одного Купидона на двух(1). Диалектики (если хотят, чтобы считали их при здравом уме!) так же должны различать два разных вида безумия. Причем ни одно из них само по себе не является губительным. Иначе Гораций не сказал бы:

«Любэ мне безумия дурачится со мной»(2).

И Платон не приобщил бы до лучших благ жизни безумие поэтов, пророков и влюбленных. И пророчица Сивилла не назвала бы подвиг Энея сумасшедшим(3).

(1) Платон в диалоге «Пир» устами Сократа говорит, что существует две Афродиты: Небесная Афродита — Урания и Всенародная Афродита — Пандемос. Отсюда вывод: есть два Эрота и два разных вида любви — идеальное и чувственное.

(2) Гораций. «Оды», III, 4, 5.

(3) Речь идет о намерении Энея спуститься в подземное царство для свидания с отцом. (Вергилий. «Енеіда», VI, 135).

Действительно, есть два вида безумия. Одно — насылается ужасными мстителями из царства умерших, которые вселяют в душу смертных множество гадюк и таким образом зажигают ее то воинственностью, то жадностью к золоту, то позорным и нечестивым любовью. Порой они толкают к преступлению, кровосмешения, святотатства или к другой какой-то мерзости. Иногда эти мстители преследуют преступную душу, пугая ее фуріями и устрашающими факелами.

Второй вид безумия — совсем не похож на первый. Он берет свое начало от меня, а потому наиболее желаемый. Это безумие случается каждый раз, когда приятная ошибка ума освобождает душу от гнетущих забот и бросает ее в объятия разнообразных наслаждений. Такой ошибки разума как великого дара богов желал себе Цицерон. В частности в письме к Аттика он говорит о желании не чувствовать того несчастья, которое на него свалилось. [49]

То же самое заявлял и известный аргів'янин, который дошел до такого безумия, что целыми днями просиживал в пустом театре: смеялся, хлопал, радовался, да так, словно видел на сцене интересный спектакль. (Хотя на самом деле в это время там ничего не шло!) И это тем более удивительно, что во всем остальном он вел приличную жизнь и имел вид здорового человека: ласково вел себя с друзьями, был ласков с женой. Одно слово, как пишет Гораций,

«Он требователен был к рабам

И бури в стакане воды не поднимал»(1).

И вот родственники вылечили его от болезни. А он, когда очнулся, вместо благодарности заявил:

«Клянусь Поллуксом, вы убили меня:

Освободив от ошибок, лишили утех»(2).

(1) Гораций. «Послания», II, 2, 132-134.

(2) Там же, II, 2, 138-140.

И правильно сказал. Ибо не он, а они ошибались. А потому именно им следовало бы принять дозу чемерицы, чтобы счастливое и приятное безумие не считали за зло и не отбирали его у людей с помощью лекарств.

Я еще не решила окончательно, что следует называть безумием: всякий обман ощущение или ошибку ума? Ибо разве можно считать сумасшедшим того, например, который, вследствие гнойного воспаления глаз, перепутывают мула с ослом; или если кто-то бездарный стих считает самый совершенный?

Близким к безумию надо ставить только того, кто не только ощущениями, но одновременно и умом ошибается, причем постоянно: если, например, кто-то, услышав рев осла, утверждает, что слышит странную симфонию; или если самый бедняк, человек самого низкого происхождения, считает себя богачом, подобным Креза, царя Лидийского.

Этот вид безумия приближается к одному из видов наслаждений, ибо приносит значительное удовлетворение не только вкусный, но и тем, кто его окружает. Причем от общения с причинным эти последние отнюдь не теряют на уме.

Такое безумие бытует гораздо шире, чем обычно считают. Время два чокнутых смеются один из [50] друга, и каждый имеет с этого наслаждение. Причем нередко можно видеть, что сильнее обезумевший громче смеется с того, кто еще не совсем сошел с ума.
Глупость говорит: пусть грубые смертные толкуют о ней, как им угодно, она же дерзает утверждать, что ее божественное присутствие, только оно одно, веселит богов и людей. А посему сейчас будет произнесено похвальное слово Глупости.

Кому, как не Глупости, подобает стать трубачом собственной славы? Ведь леностные и неблагодарные смертные, усердно ее почитая и охотно пользуясь ее благодеяниями, в продолжении стольких веков не удосужились воздать в благодарственной речи похвалу Глупости. И вот она, Глупость, щедрая подательница всяческих благ, которую латиняне зовут Стультицией, а греки Морией, самолично выступает пред всеми во всей своей красе.

Итак, поскольку далеко не всем известно, из какого рода она происходит, то, призвав на помощь Музы, прежде всего излагает Глупость свою родословную. Отец ее — Плутос, который, не во гнев

будет сказано Гомеру, Гесиоду и даже самому Юпитеру, есть единственный и подлинный отец богов и людей. Кому он благоволит, тому и дела нет до Юпитера с его громами. И родилась Глупость, пользуясь словами Гомера, не в узах унылого брака, а от вожделения свободной любви. И был в ту пору отец ее ловким и бодрым, хмельным от юности, а ещё больше — от нектара, которого хлебнул он изрядно на пиру богов.

Рождена Глупость на тех Счастливых островах, где не сеют, не пашут, а в житницы собирают. Нет на этих островах ни старости, ни болезней, и не увидишь там на полях ни волчцов, ни бобов и тому подобной дряни, а лишь лотосы, розы, фиалки и гиацинты. И питали дитя своими сосцами две прелестные нимфы — Метэ-Опьянение и Апедия-Невоспитанность. Теперь же состоят они в свите спутниц и наперсниц Глупости, а с ними и Колакиия-Лесть, и Лета-Забвение, и Мисопония-Лень, и Гедонэ-Наслаждение, и Анойя-Безумие, и Трифэ-Чревоугодие. А вот ещё два бога, замешавшиеся в девичий хоровод: Комос-Разгул и Негретос Гипнос-Непробудный сон. С помощью этих верных слуг подчиняет Глупость весь род людской и отдаёт повеления самим императорам.

Узнав, каков род, каково воспитание и какова свита Глупости, навострите уши и внимайте, какими благами одаряет она богов и людей и как широко простирается ее божественная сила.

Прежде всего — что может быть слаще и драгоценней самой жизни? Но к кому, как не к Глупости, должен взывать мудрец, ежели вдруг возжелает стать отцом? Ведь скажите по совести, какой муж согласился бы надеть на себя узду брака, если бы, по обычаю мудрецов, предварительно взвесил все невзгоды супружеской жизни? А какая женщина допустила бы к себе мужа, если бы подумала и поразмыслила об опасностях и муках родов и о трудностях воспитания детей? Итак, только благодаря хмельной и весёлой игре Глупости рождаются на свет и угрюмые философы, и порфироносные государи, и трижды пречистые первосвященники, и даже весь многочисленный рой поэтических богов.

Мало того, все, что есть в жизни приятного, — тоже дар Глупости, и сейчас это будет доказано. Чем была бы земная жизнь, если б лишена была она наслаждений? Сами стоики отнюдь не отворачиваются от наслаждений. Ведь что останется в жизни, кроме печали,

скуки и тягот, если не примешать к ней малую толику наслаждения, иначе говоря, если не сдобрить ее глупостью?

Первые годы — самый приятный и весёлый возраст в жизни человека. Чем объяснить нашу любовь к детям, если не тем, что мудрость окутала младенцев привлекательным покровом глупости, который, чаруя родителей, вознаграждает их за труды, а малюткам доставляет любовь и опеку, для них необходимые.

За детством следует юность, В чем источник очарования юности, если не в Глупости? Чем меньше умничает мальчик по милости Глупости, тем приятнее он всем и каждому. А чем больше удаляется человек от Глупости, тем меньше остаётся ему жить, пока не наступит наконец тягостная старость. Никто из смертных не вынес бы старости, если бы Глупость не сжалилась над несчастными и не поспешила бы им на помощь. По ее милости старцы могут считаться недурными собутыльниками, приятными друзьями и даже принимают участие в весёлой беседе.

А каковы тощие угрюмцы, придающиеся изучению философии! Не успев стать юношами, они уже состарились, упорные размышления иссушили их жизненные соки. А дурачки, напротив, — гладенькие, беленькие, с холёной шкуркой, настоящие акарнские свинки, никогда не испытают они тягот старости, если только не заразятся ею, общаясь с умниками. Недаром учит народная пословица, что одна только глупость способна удержать быстро бегущую юность и отдалить постылую старость.

И ведь не найти на земле ни веселья, ни счастья, которые не были бы дарами Глупости. Мужчины, рождённые для дел правления и посему получившие несколько лишних капель разума, сочетаются браком с женщиной, скотинкой непонятливой и глупой, но зато забавной и милой, дабы она бестолковостью своей и подсластила тоскливую важность мужского ума. Известно, что женщина вечно будет женщиной, иначе говоря — дурой, но чем привлекают они к себе мужчин, как не Глупостью? В Глупости женщины — высшее блаженство мужчины.

Впрочем, многие мужчины высшее блаженство находят в попойках. Но можно ли представить себе весёлый пир без приправы Глупости? Стоит ли обременять чрево снедью и лакомствами, если при

этом глаза, уши и дух не услаждаются смехом, играми и шутками? А именно Глупостью заведено все это для блага человеческого рода.

Но, быть может, найдутся люди, которые находят радость лишь в общении с друзьями? Но и тут не обойдётся без глупости и легкомыслия. Да что там толковать! Сам Купидон, виновник и родитель всякого сближения между людьми, разве он не слеп и разве не кажется ему безобразное прекрасным? Боже бессмертный, сколько было бы повсеместно разводов или чего другого похуже, если б мужья и жены не скрашивали и не облегчали домашнюю жизнь при помощи лести, шуток, легкомыслия, заблуждения, притворства и прочих спутников Глупости!

Одним словом, без Глупости никакая связь не была бы приятной и прочной: народ не мог бы долго сносить своего государя, господин — раба, служанка — госпожу, учитель — ученика, жена — мужа, квартирант — домохозяина, ежели бы они не потчевали друг друга мёдом глупости.

Допусти мудреца на пир — и он тотчас же всех смутит угрюмым молчанием или неуместными расспросами. Позови его на танцы — он запляшет, словно верблюд. Возьми его с собой на какое-нибудь зрелище — он одним своим видом испортит публике всякое удовольствие. Если мудрец вмешается в разговор — всех напугает не хуже волка.

Но обратимся к наукам и искусствам. Не подлежит сомнению, что любая вещь имеет два лица, и лица эти отнюдь не схожи одно с другим: под красотой — безобразие, под учёностью — невежество, под весельем — печаль, под пользой — вред. Устранить ложь — значит испортить все представление, потому что именно лицедейство и притворство приковывает к себе взоры зрителей. Но и вся жизнь человеческая есть не что иное, как некая комедия, в которой люди, нацепив личины, играют каждый свою роль. И все любят и балуют дурачков. А уж государи, те своих дурачков любят, без всякого сомнения, больше, нежели хмурых мудрецов, ибо у последних два языка, из коих один говорит правду, а другой разглагольствует сообразно времени и обстоятельствам. Истине самой по себе свойственна неотразимая притягательная сила, если только не примешивается к ней ничего обидного, но лишь одним дуракам даровали боги уменье говорить правду, никого не оскорбляя.

Всех счастливее тот, кто всех безумнее. Из этого теста испечены люди, которые любят рассказы о ложных знамениях и чудесах и никак не могут досыта наслушаться басен о призраках, лемурах, выходцах с того света и тому подобной невидали; и чем более расходятся с истиной эти небылицы, тем охотнее им верят. Впрочем, нужно помянуть и о тех, кто, читая ежедневно семь стишков из священной Псалтири, сулит себе за то вечное блаженство. Ну, можно ли быть глупее?

А разве просят люди у святых чего-нибудь не имеющего отношения к Глупости? Взгляните на благодарственные приношения, которыми стены иных храмов украшены вплоть до самой кровли, — увидите ли вы среди них хоть одно пожертвование за избавление от глупости, за то, что приноситель стал чуть-чуть умнее бревна? Так сладко ни о чем не думать, что от всего откажутся люди, только не от Мории.

Не только большинство людей заражено глупостью, но и целые народы. И вот в самообольщении британцы заявляют исключительные притязания на телесную красоту, музыкальное искусство и хороший стол. Французы только себе приписывают приятную обходительность. Итальянцы присвоили себе первенство в изящной литературе и красноречии, а посему пребывают в таком сладостном обольщении, что из всех смертных единственно лишь себя не почитают варварами. Испанцы никому не согласны уступить своей воинской славы. Немцы бахвалятся высоким ростом и знанием магии. Рука об руку с самообольщением идёт лесть. Это благодаря ей каждый становится приятнее и милее самому себе, а ведь в этом и состоит наивысшее счастье. Лесть — это мёд и приправа во всяком общении между людьми.

Говорят, что заблуждаться — это несчастье; напротив, не заблуждаться — вот величайшее из несчастий! Счастье зависит не от самих вещей, но от нашего мнения о вещах, а знание нередко отнимает радость жизни. Если супруга до крайности безобразна, но мужу своему кажется достойной соперницей Венеры, то не все ли равно, как если бы она была воистину красавицей?

Итак, либо нет никакой разницы между мудрецами и дураками, либо положение дураков не в пример выгоднее. Во-первых, их счастье, покоящееся на обмане или самообмане, достаётся им гораздо дешевле, а во-вторых, они могут разделить своё счастье с большинством других людей.

Многие люди всем обязаны Глупости. Есть среди них грамматики, риторы, юристы, философы, поэты, ораторы, а в особенности те, которые марают бумагу разной чушью, ибо кто пишет по-учёному, достоин скорее сожаления, чем зависти. Поглядите, как мучаются такие люди: прибавляют, изменяют, вычёркивают, затем, лет эдак через девять, печатают, все ещё недовольные собственным трудом. Прибавьте к этому расстроенное здоровье, увядшую красоту, близорукость, раннюю старость, да всего и не перечислишь. И наш мудролюб мнит себя вознаграждённым, ежели похвалят его два-три таких же учёных слепца. Напротив, сколь счастлив сочинитель, послушный внушениям Глупости: он не станет корпеть по ночам, но записывает все, что взбредёт ему на ум, ничем не рискуя, кроме нескольких грошей, истраченных на бумагу, и зная заранее, что чем больше вздора будет в его писаниях, тем вернее угодит он большинству, то есть всем дуракам и невеждам. Но всего забавнее, когда глупцы начинают восхвалять глупцов, невежды — невежд, когда они взаимно прославляют друг друга в льстивых посланиях и стихах. Что до богословов, то не лучше ли не прикасаться к этому ядовитому растению, хотя они и в великом долгу у Глупости.

Впрочем, никому нельзя забывать меру и границу, а посему говорит Глупость: «Будьте здравы, рукоплещите, живите, пейте, достославные сопричастники таинств Мории».