Ностальжи. А вот раньше было лучше.

— Какая прекрасная сегодня луна!
— Да, но если бы вы видели ее до войны… (ц) О. Уайльд

Кажется, что только в детстве были самые вкусные хлебные горбушки. Просто потому что они стали первым впечатлившим вкусовым опытом. Через двадцать лет я ела те же самые горбушки, откусывая от того же самого хлеба «из детства», но то ли производитель изменил рецепт, то ли что еще…
На некоторых жизненных этапах возникают такие же вот «хлебные горбушки». Правда, в момент их поедания они оцениваются как просто «вкусные», без придавания этому особого значения. Но спустя какое-то время, спустя годы, ты их почему-то вспоминаешь и не можешь забыть; так ты начинаешь ностальгировать о прошлом – вот ТОГДА-то было по-настоящему вкусно, а вот сейчас уже все не то. Уже все лучшее было сделано ТОГДА и больше уже так не будет.
Ум склонен к этой романтизации. Ветераны вспоминают фронт до конца отведенных им дней, потому что это был новый для них опыт, оставивший яркий след в их личной истории. Люди старшего поколения вспоминают советский союз, который распался, оставив в наследие то, что непременно хуже, то, что навсегда будет для них чем-то неуютным. Повзрослевшие вспоминают школу, институт и армию, веря, что именно там было пройдено что-то такое, чего нет сейчас. Формация вспоминает период комнат и кружочков, порядок, который был заведен тогда, и который безвозвратно куда-то ушел, оставив одни сожаления. У всех в кармане запрятана своя «хлебная горбушка», которая дразнит ароматом «оттуда», «из прошлого», не давая наслаждаться тем, что есть сейчас.

Когда ситуация нова, тебе не хватает знаний, и ты проецируешь счастье в будущее.
Когда у тебя много знаний, тебе не хватает новизны, и ты проецируешь счастье в прошлое.

Омраченный ум всегда сравнивает с другим вариантом – он либо будет, либо уже был, — от чего находится повод для страданий. Не смотря на то, что все ситуации максимально разнообразны, в голове может быть запечатлена одна-две картинки, к которой прикладывается происходящее.
Ум, обращенный в прошлое, оперирует несколькими образами и чувством того, что ТОГДА было хорошо. Хотя тогда было много всего — и плохо было тоже, и не доставало жутко чего-то такого, что могло быть только в прекрасном далека. Но это все не учитывается вообще. В учет идет только пара образов, получивших статус нерушимого абсолюта, с которым впоследствии сравниваются и неизменно проигрывают все явления.
Реально ли счастье было где-то в прошлом, или это сейчас ум подтасовывает и мухлюет, заставляя верить в какое-то особенное романтическое прошлое, в котором было лучше, чем сейчас?

А в голове у Анны был один единственный принт-скрин, в сравнении с которым живое настоящее рождалось сразу тяжелым, мрачным, мертвым…