Большое дежавю.

Это из серии «не догоню, так хоть согреюсь». :)
То, каким многообразием представлено миропроявление — это как множество взглядов на одно и то же. И все это множество такое родное и близкое. Родное. Это наиболее точное слово. Не любимое. Это до любви или нелюбви.
Родное и знакомое. Одним определенным образом. Одним точным конкретным, но необъяснимым образом.

Аналогия — у человеческого тела может быть много движений, можно видеть его с множества ракурсов, это очень сложная фигура. Но у него одни и те же органы. Фигура меняется, в танце, в разных позах, но это одно и то же тело.
Так и здесь: необъяснимое, иррациональное переживание, похожее на дежавю, только оно всеобще. И оно не о том, что «кажется, это уже происходило», а о том, что все происходящее — одно сплошное дежавю. Очень мимолетное и тонкое ощущение родства, знакомости, в некотором роде уже настолько осточертелости… очевидности, банальности. Глупости, может быть даже. Но глупость и банальность — это оценка этого ощущения. Потому что само оно, будучи как будто ни к чему не относящееся, ни к чему не прикреплённое, безотносительное, бросающееся в глаза, лежащее у всех на виду, как говорится, оно не негативное и не позитивное. Оно как ощущение тела — привычное и знакомое, потому неинтересное. Откуда оно берётся? К чему? Оно не взялось, а словно было тут всегда. Самое большое, что тут было всегда.

Как если превратить своё тело (вообразить) в поле, и «гулять» по нему человечком, сделанным из указательного и среднего пальцев… гулять, гулять, взбираться на холмы и спускаться в ямки, и если воображения недостаточно, если не получается «улететь», то всюду преследует это ощущение, что это все не поле и человечек, не горы и долины, а просто тело — знакомое, родное, никакое, одно и то же, дежавю — одно и то же, скручивающееся и выпирающее, движущееся и текущее, с разных сторон, в разных сложных позах. И это привычное ощущение — такое привычное и очевидное, что «ну сколько можно», да и зачем?
И вот то, Большое дежавю — это как если бы некое подобное ощущение повисло во всем существующем. Просто пронизывало бы все существующее. Всплывало на мгновение, но сразу пропадало бы, потому что в нем нет интереса так же, как нет интереса осознавать тело, когда «гуляешь» по нему пальцами.
После пропадания этого ощущения возникает две мысли: «нахрена это надо?» и «как это можно описать?» Удивительно, что, что бы это ни было — откуда приходит это ощущение и к чему оно относится, — одновременно неописуемо и неинтересно. Неописуемо из-за того, что непонятно, как, где, откуда. Неинтересно — потому что очевидно.
А потом, когда ощущение уходит, оно вспоминается как «заграничное» переживание, как что-то ну совсем не очевидное, и не родное.
Потом по этому поводу можно начать бесконечную спекуляцию с кучей мыслей, мнений, эмоций, оценок, деталей.

А потом опять посреди суеты, дел, мыслей, вот этой всей разноцветной фигни, вдруг опять возникает Большое дежавю. Очевидное, родное, знакомое, самое знакомое, самое родное, самое очевидное.
Не догадка, не логический вывод, не прочитанная идея. А очевидность того, что много органов, много поз, много ракурсов, но это все одно и то же. И оно — до понимания, как именно это одно и то же устроено, до раскладывания его по полочкам и разбирания по кусочкам и винтикам, до мысли «нахрена все именно такое-то?», до чувства этого самого дежавю, до Я даже, потому что касается и Я, и Нея.

И оно о том, что все существующее развёрнуто и отражено в соответствии с неким порядком (не логическим, не любым мыслительным), который скрыт всегда, и который можно увидеть косвенно во всем проявленном. Как морозные узоры растут по определенному порядку, заложенному в сути, в самой мельчайшей структуре воды. Узоры не обладают разумом или волей, но образуют упорядоченное проявление, обусловленное их сутью — строением молекул. Суть, которая содержит в себе определенный потенциальный порядок. Который разворачивается и проявляется только в узоре.
И вот тут перестаёт казаться, что все вокруг и внутри, все вообще — хаос. Потому что это всё что есть — такой же узор. Может быть, не порядок в привычном смысле, не узор в смысле повторяемости, но что вся форма, и почему она именно такая, почему именно это, почему так — всё обусловленно тем… что Дао такое. Именно такое. Не частным образом, не в деталях, а как бы в целом. Оно некое в целом. И какое именно это некое можно видеть в проявленном.