Особые отношения любви

Отрывок из книги Кена Уопника «Беседа о Курсе чудес»

Всё, что до сих пор я описывал как гнев или атаку, по существу есть лишь одна из форм нашей проекции. Это наиболее очевидная из двух форм, которые Курс называет «особыми отношениями». Пожалуй, самой сложной концепцией для понимания Курса и ещё более сложной для её использования является идея «особости», а также превращение «особых отношений» в отношения святые.
Существует две формы особых отношений. Первая — особые отношения ненависти, о которых мы уже говорили, то есть такие отношения, где мы находим кого-то подходящего и обращаем его в объект нашей ненависти, дабы отвести внимание от реального объекта нашей ненависти — самих себя. Вторая форма особых отношений — та, что в Курсе называется особыми отношениями любви. Эти отношения наиболее могущественные и коварные, ибо суть их не так очевидна. Повторяю, нет более сложной концепции для понимани- я или же применения к себе, чем эта. Особые отношения не упоминаются ни в Учебнике для студентов, ни в Руководстве для учителей, а в Тексте о них ничего не говорится вплоть до пятнадцатой главы. Но начиная с этого момента и на протяжении следующих девяти глав только о них и будет идти речь.
Причина, по которой особую любовь столь трудно распознать и иметь с ней дело, заключается в том, что она видится вовсе не тем, чем является. Трудно скрыть от себя факт собственной озлобленности на кого-то. Разве что на какое-то время. Но долго поддерживать эту иллюзию не удаётся. Особая любовь — нечто совсем иное. Она всегда будет казаться не тем, что есть. Это наиболее соблазнительный и обманчивый феномен в нашем мире. Она следует тем же принципам, что и особая ненависть, но в иной форме. Главный принцип в её основе тот же: попытка избавиться от вины, увидев её в ком- то другом. Следовательно, в действительности подобная любовь служит тонкой завесой, маскирующей ненависть. А ненависть, повторяю, есть лишь попытка ненавидеть кого-либо, чтобы не испытывать чувства подлинной ненависти к самому себе. Сейчас мне бы хотелось показать, как этот процесс осуществляется тремя различными путями и как под личиной спасения нас от вины с помощью «любви» эго в действительности усугубляет нашу вину посредством ненависти.
Позвольте мне сначала описать, что же такое «особая любовь», а затем перейти к её динамике. Если вы помните, в самом начале среди слов и понятий, имеющих отношение к вине, я упоминал веру в то, что в нас чего-то недостаёт, что в нас имеется некий изъян. Курс называет это «принципом недостаточности», и на нём основана вся динамика «особой любви».
«Принцип недостаточности» говорит о том, что внутри нас чего-то недостаёт. Что-то в нас неполноценно, не завершено, не осуществлено. В силу такой недостаточности у нас возникают определённые потребности. Это очень важная составляющая в нашем чувстве вины. Поэтому мы снова обращаемся к эго: «Помоги! Ощущение собственной ничтожности, опустошённости, неполноценности невыносимо! Нужны срочные меры!» И эго отвечает: «Хорошо. Вот что мы сделаем». И тут мы получаем от него первую пощёчину, ибо оно говорит: «Всё так и есть. Ты и впрямь существо премерзкое, и ничто на свете не изменит того факта, что в тебе имеется серьёзный изъян и недостаёт чего-то жизненно важного». Конечно, при этом оно не сообщает нам, что недостаёт нам Бога, ибо, узнай мы это, мы выбрали бы Бога, и эго прекратило бы своё существование. Эго говорит, что природа нас чем-то обошла, и поправить это уже невозможно. Затем, однако, оно заявляет, что всё же можно кое-что сделать для облегчения боли, связанной с этим изъяном. Если ничего нельзя сделать в отношении этого природного дефекта как такового, то можно поискать кого-то или что-то вовне для компенсации того, чего внутри нас недостаёт.
В принципе особая любовь говорит, что у меня есть особые потребности, которые Бог не способен удовлетворить, поскольку я снова подсознательно превратил Его в своего врага, поэтому в системе эго я не обращаюсь за помощью к Богу. Когда же я нахожу тебя, личность особую, с характерными особыми чертами или качествами, я решаю, что ты удовлетворишь мои особые потребности. Так рождается термин «особые отношения». Мои особые потребности будут удовлетворены твоими особыми свойствами, и это делает тебя особой личностью. А когда ты удовлетворишь мои особые потребности согласно моему желанию, я буду тебя любить. Если же у тебя есть особые потребности, которые я смогу удовлетворить, ты будешь любить меня. С точки зрения эго это и есть брак, заключённый на Небесах.
Следовательно, то, что в нашем мире зовётся любовью, на самом деле есть «особость», гигантское искажение любви, если её понимать согласно интерпретации Святого Духа. Другое название для всей этой динамики — зависимость. Я становлюсь зависимым от тебя в компенсации моих нужд и делаю тебя зависимым от меня в удовлетворении твоих нужд. И, покуда мы так действуем, всё идёт прекрасно. Такова природа «особости». Её намерение — компенсировать воспринятую в самом себе недостаточность, используя кого-то для восполнения изъяна. Наиболее явно и пагубно подобным образом мы ведём себя с людьми. Однако подобным же образом мы можем относиться к любым вещам, к любой субстанции. Алкоголик, к примеру, стремится заполнить пустоту в себе через особые отношения со спиртным. То же самое делают люди, не знающие меры в еде. Маниакальные желания приобретать одежду, разбогатеть, добиться положения в обществе — явления того же порядка. Все они есть не что иное, как попытка компенсировать наши мерзкие чувства по отношению к самим себе посредством чего-то внешнего, что принесёт нам радостные ощущения. Есть прекрасная и сильная глава почти в самом конце Текста «Не ищи ничего вне себя» (Т-29.VII). Стремясь к чему-то внешнему, мы ищем идола, который можно определить как подмену Бога. В действительности же лишь Бог способен удовлетворить нашу потребность. Особость здесь служит цели эго; она создаёт видимость защиты от нашей вины, на деле же она эту вину усугубляет. И делает она это в основном тремя способами, к рассмотрению которых теперь можно перейти.
Первый способ заключается в том, что если у меня есть особая потребность и ты, повстречавшись мне, удовлетворишь её, то в действительности я просто превращаю тебя в символ моей вины. (Мои рассуждения сейчас не выходят за рамки мыслительного строя эго и не касаются системы мышления Святого Духа.) Всего-то я и сделал, что ассоциировал тебя с моей виной, ибо единственная цель моих взаимоотношений с тобой и любви к тебе — удовлетворение моих нужд. Следовательно, если на уровне сознания я сделал тебя символом моей любви, то на бессознательном уровне я сделал тебя символом моей вины. Не будь во мне этой вины, не было бы и потребности в тебе. Сам факт подобной потребности напоминает мне подсознательно, что я действительно виновен. Таков, следовательно, первый способ, которым особая любовь укрепляет ту самую вину, от которой она пытается защитить. Чем большее значение ты приобретаешь в моей жизни, тем больше будешь напоминать мне о своём действительном назначении — защищать меня от моей же вины, подтверждая тем самым факт моей виновности.
Для понимания этого процесса полезно представить наш разум в виде стеклянной банки, где собрана вся вина. Больше всего на свете нам хочется удерживать вину внутри сосуда и ничего о ней не знать. Мы ищем «особого» партнёра, который будет хорошей крышкой для этой банки. Мы заинтересованы в том, чтобы крышка плотно прилегала к банке. Пока эта плотность сохраняется, моя вина не может просочиться в сознание и, следовательно, я о ней не знаю; она надёжно спрятана в подсознании. Сам факт того, что ты мне нужен в качестве крышки для банки, напоминает мне, что в банке содержится нечто ужасное, чему нельзя позволить выбраться наружу. Повторяю, тот факт, что я подсознательно нуждаюсь в тебе, напоминает мне о присутствии во мне всей этой вины.
Вторым способом, которым «особая любовь» укрепляет нашу вину, является синдром «еврейской мамы». Что получается, когда личность, удовлетворявшая все мои нужды, вдруг начинает изменяться и уже не отвечает моим потребностям в той же мере? Люди, к нашему великому сожалению, обладают способностью изменяться и расти. Они не застывают в своем развитии, как нам того хотелось бы. И это означает, что, когда человек начинает меняться (вероятно, уже не нуждаясь во мне так же, как раньше), прилегание крышки к банке ослабевает. Отныне мои особые нужды не удовлетворяются в желанной для меня форме. Как только приоткрывается крышка банки, моя вина, поднимаясь к поверхности и просачиваясь через зазор, начинает мне угрожать. Утечка её из банки означает, что я начинаю осознавать, насколько я, по своему собственному убеждению, отвратителен. А этого опыта я постараюсь избежать любой ценой.
В одном месте книги «Исход» Бог говорит Моисею: «Человек не может увидеть меня и остаться в живых». Тот же вывод можно сделать и по отношению к вине. Никто не может взглянуть в лицо вине и остаться в живых. Возможность увидеть всю меру нашей (по нашему же убеждению) мерзости столь ужасает нас, что мы согласны на что угодно, лишь бы не иметь дела со своей виной. Поэтому, когда плотность крышки ослабевает и моя вина поднимается к поверхности банки и просачивается наружу, я впадаю в панику и начинаю испытывать все эти ужасные чувства по отношению к самому себе. Теперь моя цель совершенно ясна: как можно скорее снова прижать крышку к банке. То есть я хочу вернуть тебя к тебе такому, каким ты был раньше. Нет более надёжного способа добиться своего, чем заставить человека почувствовать себя виноватым. Если вам нужно, чтобы кто-то что-то сделал, заставьте его ощутить вину, и он сделает для вас всё, что вы захотите. Никто не желает ощущать собственную вину.
Манипуляция с помощью вины — черта «еврейской мамы». С ней хорошо знаком и еврей, и итальянец, и ирландец, и поляк, и кто угодно. Здесь нет никакой разницы, ибо синдром универсален. Я постараюсь сделать тебя виноватым, используя тирады вроде: «Что с тобой стряслось? Ты раньше был таким внимательным, и добрым, и честным, и любящим. А ныне погляди на себя! Смотри, как ты переменился! Теперь тебе на всё наплевать. Ты думаешь и заботишься лишь о себе, превратился в бесчувственного эгоиста...» И так далее и тому подобное. На самом же деле я стараюсь, чтобы, почувствовав себя виноватым, ты вернулся к своему прежнему состоянию. Всем знакома эта уловка, не правда ли?
Теперь, если ты играешь в ту же игру, обусловленную виной, ты вернёшься на круги своя, крышка снова окажется притёртой к банке, и я буду любить тебя так же, как прежде. Но если ты не желаешь больше играть в подобную игру, я разражусь благородным негодованием, и моя любовь очень быстро обернётся ненавистью (чем, впрочем, она и была изначально). Вы всегда ненавидите того, от кого зависите, по причинам, которые я описал в первом примере, ибо личность эта напоминает вам о вашей вине, которую вы ненавидите. Следовательно, по ассоциации, вы будете ненавидеть и того, кому признаетесь в любви. И этот второй пример демонстрирует истинную подоплеку нашей влюблённости. Как только ты перестаёшь удовлетворять моей нужде в той мере, какая мне потребна, я начинаю ненавидеть тебя. Причина же моей ненависти в том, что у меня не хватит духа предстать перед моей собственной виной. Мы знаем эту ситуацию как конец медового месяца. В наши дни он становится всё короче и короче.
Когда особые нужды более не удовлетворяются, как прежде, любовь оборачивается ненавистью. Что же происходит, если другая личность заявляет, что более не намерена служить крышкой для банки? Я, совершенно очевидно, нахожу кого-либо другого.
Как сказано в Учебнике: «Всегда возможно отыскать другую форму» (У-ч. 1.170.8:2) и, надо сказать, отыскать довольно легко. Затем тот же динамизм переносится на этого другого. И так до бесконечности, до тех пор, пока вы не решитесь обратиться к настоящей проблеме, т. е. к собственной вине.
Когда же вы действительно вознамеритесь освободиться от вины, то будете готовы к совсем иным отношениям. Это будет такая любовь, какой её видит Святой Дух. Пока это не сделано, а ваша единственная цель — поглубже спрятать свою вину, вы будете искать лишь новую крышку для банки. А мир всегда поможет нам найти людей, удовлетворяющих нашим нуждам. Таким образом, мы ввергаем себя в серию чередующихся особых отношений. Курс подробно описывает этот процесс.
Третий способ, в котором особость служит маской для ненависти и вины, а вовсе не любовью, применим и к особой любви, и к особой ненависти. Видя в людях лишь инструмент для удовлетворения своих собственных потребностей, мы не воспринимаем их такими, какие они есть, т. е. не видим в них Христа. Мы манипулируем ими с единственной целью: удовлетворить свою нужду. Мы не видим света, сияющего в них; мы отыскиваем в них определённую форму тьмы, которая соответствовала бы нашей собственной форме тьмы. А когда мы используем кого-то в своих целях или манипулируем им и нападаем на его истинную сущность — Христа в нём, принимая его просто за эго, мы укрепляем своё собственное эго. Атака всегда есть ненависть, и, предприняв её, мы обязательно почувствуем вину.
Итак, тремя различными путями эго усугубляет нашу вину, уверяя нас, будто делает нечто другое. Вот почему Курс называет особые отношения «домом вины».
Повторяю, особая любовь потому столь разрушительна и эффективна как защита в воззрении эго, что она видится не тем, что есть на самом деле. Вначале особая любовь кажется восхитительной, доброй и святой. Как быстро, однако, она меняется, если мы не сумеем выйти за рамки видимости и обратиться к коренной проблеме, то есть к вине.
В Тексте есть очень важная глава под названием «Две картины» (Т-17.III). В ней даётся описание двух разных картин: картины эго и картины Святого Духа. Картина эго — это особая любовь, то есть картина вины, страданий и в конечном счёте смерти. Это не та картина, которую желает нам увидеть эго, ибо, узнай мы о его действительных намерениях, мы не уделили бы ему никакого внимания. Поэтому эго помещает свою картину в великолепную, богато украшенную раму, усеянную бриллиантами, рубинами и всевозможными драгоценными камнями. Мы соблазняемся рамой или приятными ощущениями, которые нам принесёт особость, и не способны распознать реального дара вины и смерти. Только приблизившись вплотную к раме и пристально вглядевшись в неё, мы замечаем, что бриллианты оборачиваются слезами, а рубины — ни чем иным, как каплями крови. Такова сущность эго. Это очень сильная глава. Картина же Святого Духа совсем иная. Рама её эфемерна и исчезает из поля зрения, позволяя нам видеть подлинный дар, т. е. Божью Любовь.
Есть одно важное свойство, которое немедленно выдаёт либо святость, либо особость наших отношений. Их всегда можно различить по нашему отношению к окружающим. Если мы находимся в особых отношениях, то характерным признаком будет их исключительность; в особых отношениях нет места посторонним. Причина станет совершенно очевидной, если ты разберёшься в том, как оперирует эго. Если я превратил тебя в своего спасителя, а спасаешь ты меня от моей же вины, то значит, твоя любовь и внимание спасут меня от вины, которую я усердно прячу. Но если ты начинаешь интересоваться чем-то помимо меня, будь то другая персона или не связанная со мною деятельность, ты перестанешь отдавать мне сто процентов своего внимания. Насколько твой интерес переместился на кого-то или на что-то, настолько меньше его осталось для меня. А если я не получаю стопроцентного внимания, значит, между банкой и крышкой появился зазор. И в этом источник всякой ревности. Люди становятся ревнивыми, когда чувствуют, что их особые потребности больше не удовлетворяются так, как они того хотели бы.
Значит, если кроме меня ты любишь кого-то ещё, на мою долю остаётся меньше любви. Эго оценивает любовь количественно. Есть ограниченное количество любви, и, следовательно, если я люблю одного, я уже не могу в равной мере любить другого. Для Святого Духа любовь есть качество, и объемлет она абсолютно всех. Это совсем не значит, что мы любим всех одинаково. Подобное неосуществимо в нашем мире. Но это значит, что источник нашей любви тот же, и любовь та же самая, только средства выражения её будут разными.