Мой полет

С детства я с трепетом отношусь к самолетам. Я про них читал, я их рисовал, я делал авиамодели, и я мечтал стать авиаконструктором. Я летал на Ан-2, Ан-26, Ил-18, Ту-104, Ту-154, Як-40. Каждый полет был праздником. У меня всегда было некое возвышенное чувство, когда мы семьей ехали в аэропорт. Я в диком восторге бродил по залу ожидания, и все мне в нем казалось необычным и лучшим, чем там, за бортом, в обычной жизни. Мы любили с отцом стоять на смотровой площадке и наблюдать посадку авиалайнеров, когда встречали кого-нибудь. А когда сами летали в столицы, уже в самолете, стюардесс я считал помощниками бога, а летчиков – инопланетянами. В самолете кормили космической едой! Это был поднос, где еда маленькими порциями была разложена по ячейкам. Джем, икра, масло – все было вкуснее.

Последний раз я летал еще на Ту-154, в начале двухтысячных, впереди меня сидел толстый американец в бейсболке, примостив свою огромную задницу на два кресла. А когда он после посадки захлопал в ладоши, я понял, что мир изменился. Ну да. Много стало всякой информации, что самолеты, оказывается, падают, что пилоты, оказывается, могут ошибаться, что на самолет могут при ремонте поставить сомнительные запчасти, да и бомбу могут взорвать. И что вообще — лучше на паровозе. Но на паровозе, блин, долго… А на самолете – страшно.

И вот в этот раз, после долгого перерыва, в силу неких обстоятельств, мы опять в полете. Это свеженький, российский Сухой Суперджет-100. Чуть больше ста мест. В ряду пять мест. Слева –два, справа – три. По проходу шастают худые- прихудые стюардессы. Я уж думал, их специально таких подбирают, чтобы больше места для багажа было. Но нет. Обратно летели — девушка была обычной комплекции. Да и парень — бортпроводник – не худой. Мы с дочкой стебёмся надо всем, чем только можно, то ли чтобы подбодрить себя, то ли потому что все же это действительно клево – подняться в небо на 10 000 метров и посмотреть на море из облаков. На каждый звук, например, треск под корпусом самолета от убирающегося шасси, или подрагивание фюзеляжа от турбуленции, мы с дочкой смотрим друг на друга напряженными взглядами и потом улыбаемся. Она мне в очередной раз напоминает, что авиаперевозки – самый безопасный вид транспорта. Я ее успокаиваю тем, что такие говнюки как я, живут долго и умирают в глубокой старости, на своей кровати, в кругу близких родственников.

В салоне много молодежи, есть дети. Пепси-кола, которую нам предложила стюардесса, конечно же гораздо вкуснее той, которую я пью на земле. Наблюдаю за женщинами. Справа, у окна, сидит сударыня — без возраста, ухоженная. Сняла сапоги и читает журнал. В середине полета, она достает из фольги огромный бутерброд с бужениной в горчице и с чесноком, и я понимаю, что я со своим бутером с сыром, который лежит в сумке, и который мы съедим только по прилету, выгляжу жутко закомплексованным. Уже позже, после прилета, мне дочка расскажет, что на каждое ее движение, моя подопытная произносила –«хосспади», а уже в аэропорту, в туалете, таки на кого-то наехала. А выглядела прилично – сучка.

Когда же мы летели обратно, слева через проход, у окна, сидела другая молодая женщина с мужем и двумя детьми спереди. С самой посадки и всю дорогу, она шипела на мужа. А я слушал это и думал о том, что нельзя осквернять такими действиями «мой» полет.