Еду на работу. Глаза закрыты. Гоняю внимание по телу. Спустился в ноги. Там ушиб на голени. Внимание на болячке. Вдруг вылечу? Темнота. Исчезаю.

Видимо исчез, потому что когда открыл глаза и посмотрел в окно, обращение к винчестеру заняло пару секунд. Неоновая (или светодиодная?) надпись на здании — «Нептун». Это завод. Рядом световое табло. По очереди загораются цифры: 07:04, 06.12, -4. Что означает, семь часов, четыре минуты утра, шестое декабря, температура — минус четыре градуса. Здравствуй, матрица. Следующий завод мой — «Глория».

Если лечить, проходит через семь лет, если не лечить — через семь годков. Приходит в виде мысли и чувства недостаточности. Официальная медицина не признает это болезнью. Чем больше хочешь от этой напости вылечится, тем хуже.Чаще всего болезнь протекает в скрытой форме или переходит в хроническую. Многие используют алкоголь для приглушения симптомов. Современная интенсивная жизнь увеличила количество больных. Пораженные вирусом люди, собираются в кучки, чтобы сообща победить этот недуг.Есть люди — гуру, мастера, учителя, которые якобы могут помочь излечится от этой напости. Выхлоп в таком лечении — один к миллиону, а то и меньше.

Кинули меня на прорыв в помощь обивщику мягкой мебели. Пришивать пуговицы. Спинка кровати обтянута кожей, и на ней двенадцать пуговиц. Мастер продевает в отверстие крючок, я накидываю на него петлю пуговицы, он вытягивает нитку к себе и воздушным степлером закрепляет ее тремя выстрелами. Я при этом прижимаю, что есть мочи, двумя большими пальцами рук пуговицу, придавливая кожу. От такого количества пуговиц подушечки моих пальцев стали бесчувственными. Четыре тыщи и одна пуговица!!! Но я не об этом.

Мастер мне говорит:«Я люмпен, и ты теперь лумпен, выкинь из головы своего конструктора, найди себе бабу- люмпена по своей люмпеновой зарплате и живи щастливо». Я думаю:«Как же я выкину из головы конструктора. Да. Внешне, я теперь люмпен, и по доходу люмпен, но в душе то я конструктор. И баба люмпен мне не нужнаю. Мне баба нужна с подвыпедвертом.».

Эх. Хорошо ранней зимой. Едешь в байбасе, смотришь в окно. Темно. Фонари светят. Фары светят. В зданиях с фасадным остеклением, видны силуэты девушек, сидящих за компьютерами. У них короткие юбки и распущенные волосы. И они типа такие при делах. На козе не подъедешь. Да и бог с ними. Где ты девушка-люмпен? Я твой
Читать дальше →

Есть люди. Герои. Они идут на смерть. На амбразуру. В огонь. Под пули. Под воду. Они спасают другого человека. Они спасают Родину. Они спасают свою честь. Итд. В общем они не боятся смерти. Вопрос. Не является ли для этого человека этот геройский поступок актом его освобождения. Освобождения от плена мыслей, освобождение от страха смерти. Или им движет что то другое. Ведь инстинкт самосохранения должен его увести в сторону и совершить акт трусости. Или его гордость не позволяет совершить акт трусости и он совершает геройский поступок. Или этот поступок спонтанен и человек не может обьяснить почему он так поступил. Или это и в правду некая любовь к другому человеку, больше чем к самому себе. Или это любовь себя через другого человека.

Вечер трудного дня. Еду в маршрутке. Стою, никого не трогаю, думаю о борще с чесноком, который буду кушать через полтора часа. Как вдруг, слева от меня услышал бурчание женщины:" Мужики, разве это мужики, сидят, а женщины стоят, вот времена настали". И так далее. Бу бу бу. Водитель спросил, есть ли тот, кто выходит до дачной остановки и предложил объехать пробку другой дорогой. Штангистка, так я ее окрестил, так как она в три раза крупнее меня, мощная, квадратная, с мужиковатым голосом, сразу отреагировала:" Давай, обьезжай, никто не выходит, всем на юг". Я обрадовался, потому что мой борщь приблизился ко мне сразу на пол часа. Обьехали пробку. Тут с задней площадки, кто то попросил остановку. Для этого всем впереди нужно выйти, чтобы этот человек мог пройти. Штангистка тут как тут:" Блин, нам всем из-за вас выходить, бу бу бу, водитель, пусть он выходит через заднюю аварийную дверь". Остановились. Все вывалили вместе со штангисткой. Я стоял в мертвом пространстве и меня волна людей не захватила, проскочил назад на освободившиеся места. Штангистка вернулась и тоже села от меня слева через одного человека. Я сидел и опять подумал о борще. Напротив меня сидели два колмыка и собирались выходить на следующей остановке. Штангистка стала им говорить, чтобы они готовились быстрее и прошли вперёд. Ребята сказали ей, чтобы она оставила их в покое. Штангистка стала на них наезжать«Да кто вы такие!». Произошла перепалка, в которой молодые парни вели себя очень корректно, чего не скажешь об этой сварливой женщине. Я думал о борще и матерился в уме на штангистку. Салон чуть освободился и штангистка сказала:«Фу, не могу, борщом воняет». И пересела вперёд салона, ближе к водителю. Достала мобилу и стала с кем то трещать:" Я не еду, я пытаюсь ехать". Я ее рассмотрел. Мощные накачанные ноги. Квадратная голова с короткой прической. Сережки в ушах, как мертвому припарка. Кожа лица лоснится. Конечно, только что взяла вес в двести килограмм. Через пару остановок эта мадам вышла. А
Читать дальше →

Я сидел на задней площадке маршрутки, голова была опущена вниз и глаза смотрели на коленки сидящих напротив пассажиров.Я был уставший и ещё раз уставший. На очередной остановке в переднюю дверь зашли люди, и я автоматически сдвинул взгляд влево. Глаза встретились с глазами соседки, она только что зашла в дилижанс. Я встрепенулся и подумал, что не гоже сидеть таким понурым перед девушкой, которой я симпатизирую и стал медленно поднимать голову. Когда я задрал подбородок вверх как Виктор Цой, мир вокруг изменился. Девушка, сидящая напротив, — оказывается напротив сидела девушка, — внимательно посмотрела на меня. Конечно, перед ней сидел уже практически рок музыкант — Оззи Осборн. Я ещё немного расправил губы, подняв уголки рта вверх, и ещё больше стал доволен собой. «Аллилуйя!»,- подумал я и стал сочинять миниатюру.

Черный человек — это не афроамериканец, не шахтер и не человек в чёрном. Черный человек- это черный человек.

При рождении он был розовым младенцем. Черным его сделала жизнь. Черному человеку не страшны, зной и морозы, ветер и стужа, дождь и снег. Он худой и жилистый. У него обморожены руки, ноги, уши, нос и щеки. Он может выполнять любую работу. Ему все равно что делать. Подними его в любое время суток и дай задание. И он сделает. Главное чтобы после работы он мог скушать покупные пельмени и стакан водки. Он не сгибаемый. Он просто чернеет. Сначала он стал серым, синим, потом постепенно стал весь черным. Если ему дать задание вычерпать выгребную яму, он скажет:«Прелестно». Вру. Это я за него так сказал. Он ничего не скажет. И ни о чем не подумает. У него мысли совпадают с действиями. Кстати, он может хорошо знать историю и географию и быть патриотом своей страны. И при этом может спать прямо на рифленом стальном листе, который он только что приваривал к швеллеру. Главное, платите ему вовремя деньги

Мне кажется, я постепенно становлюсь черным человеком. Черные человеки, как правило, живут в черных
Читать дальше →

Гуляя по городу, по мощеному плиткой тротуару, впереди, метрах пятидесяти, я увидел девушку. В руках она держала папку. Она крутила головой и направила взгляд на меня. «Статист»,- подумал я.-" Сейчас будет приставать с вопросами". Когда я с ней поравнялся она спросила:

— Здравствуйте, у вас есть пара минут?
— У меня валом минут, — ответили я.
— Сколько вам лет?- спросила девушка.
— Пятьдесят три,- сказал я.
— Ой, вы мне не подходите для опроса, мне нужны мужчины до пятидесяти,- сконфузилась девушка.
— Мой смартфон, когда я его направляю на себя для селфи, пишет, что видит мужчину сорока семи лет, а если я улыбнусь, то вообще — сорока четырех, — сказал я улыбнувшись.
— Нет, извините, вы мне не подходите, — улыбнулась статистка.
— Ну как знаете, — сказал я и подумал. — Я вообще никогда не рождался и не умру. Но говорить я этого восемнадцатилетней девочке не стал. Тем более я в этом не очень уверен.

Минус десять градусов, ветер с порывами до двадцати пяти метров в секунду. В автобус заходит женщина лет сорока пяти. Худенькая. Аккуратная головка, с короткой блондинистой прической, увенчана теплой, черной бейсболкой с бумбоном из лисьего хвоста. Козырёк бейсболки усыпан блёстками. Лицо загорелое, как будто она только что вылезла из солярия. Глаза обведены густо черным, большие ресницы, веки-перламутр. Губы — чуть припухлые под розовой перламутровой помадой. Одета в короткую желто-бежевую шубку из искусственного меха. Ноги облачены в малиновые бриджи в белую полоску. Села где то впереди.

Артур Пирожков склонился в проход автобуса, чтобы увидеть во что обута самка. Оказалось, что-то наподобие спортивных унт. Низ- кроссовки, верх, выше щиколотки сантиметров на пятнадцать — из лисьего меха. Артур Пирожков достал блокнот, ручку и полупечатными буквами написал — «Блеск».

Со мной в маршрутке ездит уже какой год старичок. Такой -смарчок. Худенький. Субтильный. Голосок тонкий. Одет в чёрное драповое пальто. На голове шапка — не шапка, кепка — не кепка, в общем- немка типа из нерпы. Кожаная черная сумка, шоркается в телефоне, наушники. Лет под шестьдесят пять ему или больше. По телефону с кем нибудь громко может разговаривать — как не хорошо. Ай, ай. Мож начальник какой, засидевшийся в должности. Бесит он меня. Все бы ничего, и не писал бы я про него, если бы не события последних дней.

Он частенько, когда едет домой, принимает звонок, видимо от жены, и типа оправдывается, что мол в пробке: «Как могу я быстро приехать?» И все после каждого отчёта, в конце:" Целую". Бесит он меня, ещё раз. А тут смарю, садится он вечером на остановке, с работы, и его провожает женщина, уж не молодая, ближе к его возрасту, целует его, обнимает, да так рьяно, как будто на войну провожает. Мало того. Еду сегодня, утром. Опять мой старичок едет на работу, и уже утром, его опять эта женщина на остановке встречает, и опять целует его и обнимает. Нихрена себе, старичок, ходок по старушкам оказывается. И всех он целует по телефону и перед всеми отчитывается. Ласковый такой. Любят его и ждут. И на том конце и на
Читать дальше →