Это была первая лекция по философии, на первом курсе автотранспортного факультета политехнического института. Мне было семнадцать лет, учился я в институте после школы по инерции. Большие аудитории мне казались холодными и не дружелюбными. Разношерстные группы, состоявшие из нас, школяров, и ребят уже отслуживших армию, были одновременно шумными и тоскливыми. Слово «философия» вызывала во мне смутные предчувствия, что здесь мне расскажут нечто, что ответит мне на уже зарождавшиеся вопросы — про жизнь и смерть.

Преподаватель задерживался. Я подошёл к пианино, которое зачем-то стояло в углу, у входной двери и стал наигрывать «В траве сидел кузнечик». Ко мне подошёл парень из моей группы и стал подыгрывать на клавишах высоких нот. Через минуту в аудиторию вбежала девочка и попросила прекратить игру, так как она мешает занятиям по высшей математике в соседней аудитории. Мы с товарищем подчинились.

Наконец в аудиторию порывистыми шагами зашёл преподаватель. С первых же своих движений он меня озадачил противоречивыми чувствами. Это был мужчина лет тридцати пяти. Волнистые, соломенного цвета волосы, были растрёпанны, усы под носом такого же цвета торчали веничком вперёд, открывая и подчеркивая бледную пухлую верхнюю губу. Это было как- то несуразно и забавно. Одет он был в замызганный костюм непонятного цвета. Бежь, который был скорей ближе к выцветшему желтому, и вертикальная серая полоска. Рукава и брюки были для его фигуры коротки. Из-под пиджака сильно торчали рукава застиранной рубашки розовато — сиреневого цвета. А из-под коротких брючин виднелись красные носки, которые съехали ниже щиколотки из-за растрёпанных резинок.

Все замерли, а я продолжал его рассматривать. Фамилия Вишневский подкрепила мои опасения. Я почему- то думал, что с такой фамилией нужно играть на виолончели, а не преподавать философию. Когда же он начал порывистыми фразами, которые представляли собой дичайшую кашу из незнакомых мне слов, и распетые модуляциями противного
Читать дальше →

«Пойду прогуляюсь», — сказал я как бы всем и никому — одновременно. Коллеги уткнулись в мониторы и никак не отреагировали на мои слова. Я надел куртку, положил в карманы карандаш, рулетку, очки, телефон и спустился со второго этажа на просторный заводской двор. Чтобы пройти по лужам к цеху и не замочить ноги, мне нужно идти по воде на пятках. Все мои рабочие туфли на подошве дырявые. Это не потому что я неряха. Микродырки появляются на обуви от стружек, которыми усыпан пол в цехе. Почему-то это происходит только с моей обувью. И когда я таким образом иду по двору, меня спрашивают, почему я передвигаюсь таким странным образом. А поскольку людей много, то эту историю приходится рассказывать с завидной периодичностью. Прошкандыляв по лужам и приблизившись к массивным металлическим воротам цеха, я посмотрел на камеру видеонаблюдения, и едва не удержался от того, чтобы не показать в нее язык. Изображение с камеры поступает на мониторы в охрану и кабинет директора. И мне иногда хочется с ними вступить в безмолвный диалог.

В пустом цехе гремела музыка. Стас Михайлов завывал свой очередной шлягер, его противная манера петь всегда привлекает мое внимание и вызывает желание эту дрянь спородировать. Что я успешно и сделал. Я подошел к источнику звука и выключил звук. В каждом закутке цеха, у каждого слесаря или бригады, стоит свой закопченный и припыленный музыкальный центр: какая-нибудь раритетная AIWA или и того древней. А Стас Михайлов перестал звучать из большой самодельной фанерной коробки, в которую врезана автомагнитола и динамики, по одному в каждой грани. Всего значит — четыре.

Я покрутил головой и увидел интересную картину. Посреди просторного прохода, на бетонном полу сидела кошка и жалобно мяукала. Она присела на лапах, сильно выгнула спину вниз, а зад — вверх. «Гуляет», — сказал я вслух. — «Это ж надо, как ее искорежило, хорошо что у людей чуть по другому». Я медленно ее обошел и двинулся к курилке, из которой в цех вытекало сизое марево. За дымом
Читать дальше →

ЧСВ — движет или убивает?

У меня есть друг. Он после розничных продаж наемником, открыл Компанию, в подчинении человек восемь. Процветал. В силу ряда обстоятельств обанкротился. Три года перебивался. Работал таксистом за еду. Рассылает резюме, никто его не зовёт. Однажды назначили ему встречу и вовремя не пришли, он психанул и ушел. Потом он встретил своего бывшего шефа по прежней работе, тому был нужен нач. отдела продаж, кент ему сказал, что все в порядке и ему это не интересно. Постеснялся. Потом он пришел в контору, куда его пригласили на собеседование и отказался заполнить анкету, объясняя тем, что в его резюме все написано. Он таки зашёл к работодателю в кабинет, претендовал на нач отдела продаж, а тот ему предложил классику жанра, продать себя. Мой друг стушевался, психанул и ушел, типа вы узкогрудые щеглы. А у самого ни кола ни двора. Голодранец. Работает сейчас подмастерьем — слесарем, у друга, за еду, ждёт чуда.

Я тоже смотрю вакансии. Везде начальники — парни лет тридцати пяти. А мне за пятьдесят. ЧСВ скребёт душу. Я на Титанике. Дифферент 70 градусов. Из воды торчит уже одна жопа. Я зацепился за что-то, играю на скрипке марсельезу и жду
Читать дальше →

Ехал утром в автобусе и услышал как бабуська разговаривала с водителем. Она его спросила: «Вы скажите, где мне лучше выйти, а то я прошлый раз ехала и не запомнила дорогу, потому что ехала задом наперёд?»
Вроде ничего такого она и не сказала. Кто-то хохотнул, а я задумался. Что-то во мне откликнулось на эти слова. Что-то далекое — далекое и одновременно близкое — близкое. Я вспомнил Шарока, вспомнил Сварупу, вспомнил Тару, вспомнил Релсама, Ерофея, Диего, Простова и Амитолу. Концепцию «я есть». Еще что-то. Потом я подумал, что концепция «я есть» — какая-то глупая и мешающая просветлению, и еще забрезжили какие-то догадки. Но они забрезжили-забрезжили, чуть поколыхались и рассеялись. Поэтому у меня получилось написать только вот эти, вышеизложенные слова.

Скажи мне насколько тщательно ты выдавливаешь остатки зубной пасты из тюбика и я скажу, просветлен ты или нет.

Часто ли видите знаменитостей, дорогой читатель? Я-нет. Но вчера я видел Стинга. Думаю не нужно пояснять, кто это. Ладно, скажу, может кто -нибудь из вас работает водителем маршрутки и дни напролет слушает шансон и блатату… Стинг — это который поет «shape of my heart». Даже если бы он спел только эту одну песню, он бы уже был гением. И вот я его увидел живьём. Я стоял в проёме дверей спортивного манежа и чуть в глубине прямо напротив за роялем сидел Стинг и что- то наигрывал и напевал. Как будто он сочинял новую песню. Рядом с ним стояли два человека, богемной наружности, склонившись к роялю, и о чем то с ним болтали. Я не был удивлен, но меня мягко накрыло некое чувство некой сопричастности к происходящему. По залу ходили какие -то люди. Кто -то стоял по правую сторону у огромного витража. Здесь же суетились телевизионщики. Я стоял, смотрел на это действо и ни о чем не думал. А если и думал, то только об одном " Не сон ли это?". Вдруг Стинг встает из-за рояля и идет к выходу, мимо меня. Мне всучили какое-то оборудование и попросили пройти за музыкантом и помочь с погрузкой в машину. И я на ватных ногах побежал за
Читать дальше →

Нет ничего лучшего, чем сидеть в своей уютной, теплой комнате, слушать как за окном барабанит дождь по балконному карнизу, жевать бетерброд из свежего хлеба с грудинкой и сочинять пост под рабочим названием «Почему я никогда не побываю на Бали». Что интересно, рабочего материала для этого поста совсем нет, но вселенная — хитрая штука и к моему дикому удивлению я получаю по Вотсапу сообщение от дочки, с видео-роликом. На видео парень в бейсболке сидит в салоне самолёта у иллюминатора, пьёт джюс и говорит в камеру, нам, зрителям:" Ребята, я завтра на работу не выхожу, лечу на Бали". Слышится шум двигателей, голос стюардессы — пожалуйста размещайте ручную кладь.В этот момент камера отъезжает и мы видим что парень сидит на полу, притулив голову к круглой, прозрачной дверце стиральной машины. И далее мы слышим голос его жены за кадром:

— Ты что идиот? Ты идиот?
— А что, и помечтать нельзя? — делает обиженное лицо парень и встаёт с пола.

Таким необычным образом у меня появляется материал для поста. Кстати, у меня даже нет стиральной машины, чтобы можно было притулиться к «иллюминатору».

Вот почему я никогда не побываю на
Читать дальше →

Кстати, наш любимый поэт был ещё тем троллем. Задирал многих и лез на рожон. Ему Мартынов не раз говорил, чтобы он его не трогал. По хорошему. А тому все ни по чем. Ну и грохнул его Мартынов. А в Питербурге все перекрестилась. На одного дурака меньше стало. Никто ж не знал что он гений.

Я это так называю. Сажусь. Закрываю глаза. Направляю внимание в темное пространство тела. Брожу вниманием по всему телу. Помещаю его в кончики пальцев ног. Поднимаюсь по ноге вверх. Вторую ногу. Вместе. Потом по телу вверх. Руки. И так до головы. Потом направляю внимание к больному месту. Задерживаюсь на нем. Это место как облачко тумана. Разогреваю его немного и рассеиваю его из центра облачка в разные стороны и дальше размазываю по всему телу. Потом размазываю облако всего тела по вертикали и в стороны. Распыляю его. Если так делать несколько раз. Пару раз в день и несколько дней, то можно почувствовать результат. Боль может уйти и сразу это дело бросаю из за лени. А можно было бы для профилактики выравнивать потоки тела ежедневно. Мне представляется боль, как завихрение ровных потоков. Как воронка или даже свалка. Клубок запутанный ниток или лески от удочки. А распыление облака этот клубок распутывает и можно опять удить рыбу. Возможно и давление можно нормализовать. Удерживать внимание сложновато. Мысли уводят от процесса. Но от отчаяния можно и научится. Бесплатно и действенно. Тело сформироно мыслями, просто они сильно вибрируют и не видны.Это жутко сложная мысль
Читать дальше →

С чего же начать? Начну, пожалуй, с окончания школы. Сдал я выпускные экзамены, на утро, после выпускного, сидел я на диване и почувствовал себя как-то странно. Такого никогда у меня не было. Это была какая-то пустота и страх. Страх перед бездной будущего.
Перескочим армию, институт и подойдем к двадцати пяти годам. Я женился, работал конструктором и чтобы получить комнату в общежитии пошел работать мастером в прессовый цех.

Это был Ад. Я заходил в цех и начиналась такая круговерть, что, просто городской парк, в выходной день, покажется Мальдивами. Вопросы, проблемы, задачи сыпались с такой скоростью, что мне казалось, что я не решал ни одного вопроса. Пока я бежал, к примеру, в соседний цех по неотложному делу, мне по дороге встречались начальники и подчиненные, которые мне ставили новые задачи и я уже не бежал туда, куда бежал, а разворачивался и бежал в другое место. Меня ругали, шпыняли, учили. Некоторых коллег — мастеров из других участков я послал сразу и безповоротно, я вообще не мог понять, почему наш цех выдавал продукцию. Все работало вопреки здравому смыслу. От нервного напряжения у меня стал болеть бок. Сначала он болел в самых стрессовых ситуациях. Потом он стал болеть постоянно. И я, не зная как все это устроено, со временем забыл, что это боль от нервов, и стал думать, что у меня внутри болит какой -нибудь орган. Из мастеров я конечно ушел. Помню, бегу я по цеху, спотыкаюсь, и прямо мордой лица въезжаю в грязный масляный бетонный пол. Встаю, понимаю что это пик моего совершенства, как мастера цеха, иду к начальнику и пишу заявление.

После завода я много лет работал в розничной торговле оргтехникой. Объемы продаж были очень большие. Люди, организации, очень интенсивная и нервная работа. Недовольные клиенты. Тролли. Да да. Именно в магазине я увидел «профессиональных» «энергетических вампиров». А бок мой продолжал болеть. Но семейная жизнь, нехватка денег гнали меня вперед и вперед, как бешенного сайгака. Я был худой, злой и сексуально
Читать дальше →