Будка. Или. «Мама сказала, деньги в бидоне»

Каждый раз, когда я гуляю по городу, я думаю о том, что же я еще могу написать, и где хранится то, что я напишу.

Вот и в этот раз, я утюжил свой район, который и без того уже гладок и блестит как моя лысина и размышлял о том, что писать не о чем. Читатель искушен, его уже ничем не удивить. Как вдруг я наткнулся на знакомый мне объект. Это была трансформаторная будка из кирпича, покрашенная в белый цвет, с металлическими дверями и горизонтальными решетками на окнах. Будка как будка. Высотой метра три-четыре, в основании метров восемь на пять. Но это не просто будка.

В далекий тысяча девятьсот девяносто второй года, она служила еще и другим целям. В ней продавали молоко. Одна дверь открывала небольшое подсобное помещение, видимо для электромонтеров, совсем маленькое, метра два квадратных. И в нем ютилась пожилая женщина, у нее стояли в нем несколько алюминиевых бидонов с молоком. Год был тогда голодный, в стране разруха, гастрономы пусты, на улице, на морозе, продают окорочка Буша, продавец поднимает большой плоский брикет с замороженными окорочками и с размаху бросает его прямо на землю, чтобы смерзшиеся куриные ноги отделились друг от друга.

А в трансформаторную будку, темными зимними вечерами, собиралась очередь за разливным молоком. Народ приходил с трехлитровыми банками или алюминиевыми бидонами. В очереди стоял и стар, и млад. Дети, подростки, девушки, юноши, мужики, бабы, старики. Был мороз, очередь стояла на улице у открытой двери в это маленькое помещение, освещаемое тусклой лампочкой. Народ переминался с ноги на ногу и ворчал, когда кто-то замешкивался с деньгами. Продавец, грузная женщина в тулупе, наливала молоко цилиндрическими половниками. Один половник был на пол литра, другой — на литр. Совсем в плохую погоду, люди, живущие в округе в панельных девятиэтажках, ленились выходить на мороз, и тогда бедный продавец молока, ставила два бидона на тележку с колесиками и с криками — «молоко», катила ее по дворам. Народ сбегался к ней полураздетый, кукожился от холода, и молоко быстро распродавалось.

А бывало так, что перед самым твоим носом молоко грозило закончиться. И ты молил бога, чтобы тебе достался хотя бы литр на утреннюю кашу.