аквариум

у всех тараканы как и положено жили на кухне, а семён семёныча в голове. точнее, в место головы у него стоял большой такой аквариум. настолько большой, будто это был и не аквариум вовсе, а подпространство, куда вела дырка или нора, через которую можно просунуть перископ и смотреть на бескрайнюю степь, подобно сурикату. но это был именно аквариум, т.к. там гулял не только просторный ветер, но и тараканы. и тараканы эти своим деловым присутствием странным образом влияли на этот простор. от них он, подобно подчинённому, как-то виновато съёживался до размера тесного офиса. и тогда тараканы начинали казаться ещё более отчётливыми и важными. а когда становилась видна их индивидуальность и характеры, семён семёныч, к этому моменту уже окончательно теряя простор, начинал кому-то сопереживать, не без оснований считая себя насекомым. потом он принимался озабоченно бегать за кем-то, догоняя и грозно щекоча усиками, или наоборот, опасливо убегать. что тут скажешь, то ещё кино. поэтому семён почти не посещал синематограф. ну не дотягивало кино до того драматизма и реалистичности, что разворачивалась у него в аквариуме. «не верю!», — кричали многочисленные тараканы, во время очередной попытки посмотреть «титаник», — «фуфло сопливое!», — плевались они. однако, среди усатых находились и настоящие ценители. они начинали спорить с критиками. да так, что всё неизбежно перерастало в срач. и, спустя некоторое время, семён семёныч обнаруживал себя, эмоционально жестикулирующим тонкими лапками, то на стороне станиславского, то в группе малочисленных ценителей.

в общем, если бы не периодические тараканьи бега и гомон несогласия, иногда даже непонятно по какому поводу, то всё было бы ещё терпимо. но увы. поэтому семёныч, за неимением возможности избавиться от аквариума, вывозил его на природу. в те самые степи и горы, в которых тараканы как-то утихали и куда-то расползались, как будто их и вовсе никогда не было. или становились малочисленными и вялыми как муравьи в холодную погоду. тогда за ними было даже как-то приятно смотреть. в такие минуты, они не казались чем-то чужим на расстоянии, они были частью самого семён семёныча и, мерцая, шевелились как волоски на теле от дуновения ветра. куда ветер, туда и таракан. семён семёныч, аквариум, таракан, ветер, простор — одно становилось продолжением другого, плавно перетекая, сохраняя при этом какую-то постоянную недвижимую распахнутость не распаханной настоящей степи. семён сидел и улыбался непонятно чему. «красота!», — мурлыкнул таракан и растворился в ветре. а с ним исчез и семён семёныч. аквариум словно треснул невидимыми стенками и в нём как будто что-то выветрилось, оставив за собой постепенно исчезающий шлейф чего-то призрачно зыбкого, но при этом дающего всему некий вес. остался только аквариум, но какой-то совершенно невесомый. а ещё ночь, луна и бескрайняя степь…