Тони Парсонс. Опыт сатори (из книги «Тайна, которой нет»)

Однажды, прогуливаясь по парку в пригороде Лондона, я вдруг заметил, что мой разум полностью поглощен ожиданиями относительно будущих событий, которые, возможно, еще и не произойдут. Тогда я решил отпустить эти проекции и просто быть, просто прогуливаться.
Я заметил, что каждый шаг совершенно неповторим, — новый нажим, новое ощущение в стопе, — это длится одно мгновение, а затем прекращается и никогда уже в точности не повторится.
Вместе с этим осознанием произошел переход: я, прогуливающийся, исчез, и осталась только прогулка.
То, что случилось потом, не поддается описанию. Я могу лишь грубо обозначить это словами: все окутал абсолютный покой, казалось, во всем ощущалось присутствие вселенских сил. Понятие времени утратило смысл, меня больше не существовало. Я исчез — не стало того, кто переживал этот опыт.
То, что произошло, можно назвать всеобщим единством. Нельзя сказать, что я стал един со всем мирозданием, поскольку меня просто не стало. Могу только сказать, что было всеобщее единство, и все мироздание преисполнилось восторгом любви. Вместе с этим пришло полное постижение целого. Все это произошло в безвременной вспышке, которая казалась вечностью.
Вместе с этим переживанием и сразу после него пришло откровение настолько величественное и революционное по своей природе, что мне пришлось сесть на траву, чтобы переварить все это. То, что я увидел, было просто и очевидно, но в то же время совершенно непередаваемо в словах. Как будто я получил ответ, состоящий в том, что у меня не было вопроса.
Мне была открыта тайна, что никакой тайны на самом деле нет; эта несуществующая тайна содержится и отражается во всем, что нам известно и неизвестно. Природа, люди, рождение, смерть, наши сражения, наши страхи и страсти — все это отражает ничем не обусловленную любовь и содержится в ней.
Я был совершенно ошеломлен. Все приобрело новый смысл. Я смотрел на траву, на деревья, собак и людей — все они были такими же, как и прежде, но теперь я не просто осознавал их сущность, но сам был их сущностью, словно они — это я. Как будто бы все вокруг, включая меня, погрузилось в океан всеобъемлющей любви, и странным образом казалось, что ничего особенного в этом нет: таково положение вещей, норма, просто обычно мы этого не ощущаем.
Почему именно я и почему именно в тот момент? Мне нечего дать взамен, — чем же я заслужил такой дар? Я, несомненно, не был чист в библейском смысле, как и в любом другом общепризнанном смысле. Во всяком случае, так говорил мой разум. Я не проводил дни в медитации, не шел путем духовного подвижничества. Просветление произошло без каких бы то ни было усилий с моей стороны! Я просто очень легко и естественно начал созерцать свою прогулку, и вдруг появилось это сокровище.
И еще я понял, что переживание, в тот момент воспринятое мною как дар, было и будет доступно всегда. Для меня это стало самым изумительным откровением! Это ощущение было готово появиться и завладеть мною везде и в любой момент. И для того, чтобы вновь любоваться этим сокровищем, вовсе не нужна упорная духовная работа, — отнюдь нет. Это всеобъемлющее чудо находится в каждом шаге, в шуршании подошвы по гравию, в утомленности и безразличии, в сидящей кошке, в боли и отчаянии, на горной вершине, на главной улице провинциального городка. Я везде и всюду окружен и наполнен покоем, ничем не обусловленной любовью и единством.
Затем я задумался, как удержать при себе это сокровище, но снова и снова убеждался, что это состояние невозможно обрести или сохранить. Не нужно ничего делать. Более того, сама мысль о том, что мне нужно что-то делать, чтобы заслужить это чудо, искажает его изначальную сущность. Вот ведь парадокс: это божественное чувство всегда доступно, если ты просто допускаешь его возможность. Оно всегда рядом, всегда готово… Словно нежная и верная возлюбленная, отвечающая на любое твое движение.
Оно есть, когда я его принимаю, — есть оно и тогда, когда я отвергаю его.
Это состояние безвременно, оно не предполагает пути, которому необходимо следовать, или долга, который взывает к оплате. Не признавая правильного или неправильного, не знает оно также осуждения и вины. Его любовь абсолютна и ничем не обусловлена. С радостью и состраданием наблюдает оно, как я ухожу, чтобы снова вернуться.
Это — мое естественное право, рожденное вместе со мной. Это — мой дом. Это — я.