Интевью Адьяшанти (Сан-Франциско)

Один из самых популярных буддистских наставников на побережье Сан-Франциско в наши дни – не тибетский лама или традиционный мастер Дзен, а непривычный мирянин, урождённый американец по имени Адьяшанти. Его публичные выступления и диалоги (которые он называет сатсангами – термин, заимствованный из индийский адвайты, традиции «недвойственности») привлекают сотни слушателей, как буддистов, так и не-буддистов.
На недавнем сатсанге в церкви недалеко от района озера Мерит, в Окланде, Адьяшанти сидел в большом кресле перед залом, украшенном цветами. После промежутка соблюдения тишины и короткой речи о дхарме, в которой он сосредоточился на «тщетности поиска того, чем вы уже являетесь», он пригласил участников встречи к диалогу.


Один человек спросил о ценности регулярной медитации, а Адьяшанти ответил: «В любой момент, когда вы не манипулируете своим опытом, вы медитируете. Как только вы приступаете к медитации, так как считаете, что должны это делать, вы вновь контролируете свой жизненный опыт, и таким образом вы уже выжали всю ценность из своей медитации».
Вновь и вновь он наставлял учеников соединиться непосредственно, в данный момент, с осязаемой истиной собственной изначальной природы – с тем, кто, по словам Адьяшанти, «всегла смотрит через ваши глаза, прямо сейчас». Мощность и глубина таких проникновений напомнила мне о своего рода прилюдных докусанах, частных диалогах между мастером и последователям в традиции Дзен.

И хотя Адьяшанти редко теперь говорит о дзен и буддизме, он обучался непосредственно у буддийского учителя, проведя более десятка лет в практике медитации под руководством Арвис Джасти, мирянки-наставницы дзен по линии дзен мастера Тацзан Маэдзуми, основателя дзен-центра в Лос-Анджелесе. Начав в возрасте девятнадцати лет, Стив Грэй (как тогда звался Адьяшанти) перенаправил свою юношескую энергию с занятий велосипедными гонками и горными походами на достижение просветления, проводя недели на собраниях в гостиной Джасти, периодически просиживая недельные ритриты (курсы уединения) с Йакушо Квонг роши, последователь Сюнрю Судзуки роши, и проводя по три-четыре часа в хижине для медитаций, которую он соорудил на заднем дворе дома своих родителей.

В возрасте двадцати пяти лет, сидя в одиночестве на своей твёрдой подушке, Грэй испытал классическое кеншо – опыт пробуждения, в котором он, как он это сейчас описывает, «проник в пустотность всего на свете и осознал, что Будда, которого я стремился достичь, и был я сам». Но каким мощным ни был тот опыт, он тут же осознал, что увидел лишь вершину айсберга. «Я открыл, что я и есть то, что я искал», — объясняет он. «И тогда спонтанно возник следующий коан: Что же есть это «я»?».

Хотя Грэй продолжал медитировать, поглощённый этим новым вопросом, он сообщает, что все ощущения усилий и беспокойства исчезли. В течение того периода он женился и устроился на работу в отцовской мастерской. «Я был счастлив, — вспоминает он, — но я знал, что этого недостаточно». С углублением его исследований в своей практике он отошёл от традиционного формата, потеряв интерес к курсам уединения и перестав полагаться на указания учителей. Вместо этого он направил свою энергию внутрь и сосредоточился, как он говорит, «исключительно на осознании истины моего собственного бытия». В дополнение к медитациям он проводил много времени сидя в кафе и записывая ответы на вопросы, или жизненные коаны, которые спонтанно возникали перед ним.

Наконец, в тридцать один Грэй пережил опыт пробуждения, который тут же растворил все его вопросы и сомнения. Два года спустя Арвис Джасти попросила его вести обучение, и тогда он сменил имя на Адьяшанти, Изначальный Покой на санскрите.

Я записал интервью с Адьяшанти, моим учителем вот уже несколько лет, в его доме в Сан-Хосе, в тёплый полдень бабьего лета. Он – невысокий, худощавый человек со светлыми волосами, постриженными как у монаха. Наша беседа строилась на основе наших отношений как друзей, и как учителя и ученика, и мы много смелись во время разговора.

Стефан Бодиан: Я понимаю, что в последние годы твоей практики, до того опыта, который ты называешь окончательным пробуждением, ты потерял интерес к традиционным формам дзен.

Адьяшанти: Да. Я продолжал практиковать и посещять своего учителя, но моё углублённое исследование истины счистило с меня всю очарованность традицией, буддизмом и азиатской культурой. Когда я посмотрел на буддистскую традицию, я осознал, что уровень её успешности ужасен. Люди приходили в поисках просветления, но очень немногие действительно его достигали. Если бы это было бизнесом, то мы бы просто обанкротились.
Я ничего не отвергал. Я просто прекратил слепо следовать традиционному подходу, и энергия, связанная следованием традиции, перенаправилась на то, чтобы глубже всмотреться в то, что и есть истина. Я понял, что это именно то, что нужно.

И какие же пложы принесло это одиночное исследование?

Это было довольно просто. Однажды утром я сел медитировать и услышал крики птиц за окном. И откуда-то изнутри возник вопрос, которого раньше никогда не было: И кто слышит это? Тут же весь мир перевернулся и вывернулся наизнанку, и я был и птицей, и звуком, и восприятием звука, и подушкой, и комнатой, сразу всем. Не то, чтобы я как отдельная сущность слился со всем вокруг. Я был ясным видением того, что всё это едино, и что я и есть это. В отличие от других кенсё, это не было сопряжено ни с какими либо эмоциями.

Затем, посреди этого переживания, нечто – вернее, ничто – проснулось от сна о самом себе. Я знал, что явственно был всем, на каком угодно плане, и при этом я был абсолютной пустотой, пустым даже от опыта пустотности, и внезапно всё оказалось сродни сновидению. Было глубоко ощутимое кинестетическое ощущение бытия всем и в то же время ничем. Я знал всем своим естеством, что тот, кем я в действительности был, не был даже чем-то единичным; это была пустота, предшествующая единичности, извечно пробуждённая в самой себе. И это знание никогда не изменялось, никаким образом не угасало.

Это «Знание», о котором ты говоришь, традиционно называется просветлением.
Как известно, на Западе понятие просветеления всегда идеализировалось, но также и превратилось в банальность. Как бы ты определил это?

Просветление – это пробуждение от сновидения о себе как отдельной сущности, к бытию всеобъемлющей реальности. Это не переживание или некоторое восприятие, которое испытывает некая личность в результате духовных практик или культивирования осознанности. Это не из раряда «пришло и ушло», и тебе не нужно что-то делать, чтобы поддерживать это. Это не о том, чтобы быть сконцентрированным, или блаженным, или умиротворённым или какое-то ещё переживание. На самом деле, просветление – это постоянное непереживание того, что происходит не с кем-либо конкретно. Всякая отдельная личность становится прозрачна, и ты осознаёшь, что существует лишь одна абсолютная всеобъемлющая реальность, и это и есть ты.
Вся шутка в том, что ты сейчас и есть, и всегда был тем, что ты ищешь. Каждый уже является этой всеобъемлющей реальностью, природой Будды, или сознанием Христа, за исключением того, что большинство из нас просто спят и не осознают этого.

Как ты считаешь, каково отношение между всеми теми годами сидения в дзадзен и этим переживанием кенсё? Заложили ли основу для пробуждения? Были ли они ступенями к пробуждению? Похоже, что сейчас ты отвергаешь концепцию «ступеней пути», хотя тут видятся причинные отношения между твоей практикой дзен медитаций и твоим пробуждением?

Я чрезвычайно благодарен своей практике дзен. Это безупречно привело меня в полнейший тупик. Я несостоятелен как буддист, я несостоятелен как примерный последователь десяти заповедей, и конечно же я несостоятелен в медитации, несостоятелен во всех моих усилиях прорваться сквозь «врата без врат», о которых говорится в Дзен. И факт того, что я достиг цели в том, что оказался несостоятелен – полностью несостоятелен – оказалось полезным. Дзен предоставил мне возможность для провала, чего мне и было нужно. Я бы сказал, что мой процесс был нелёгким, тем более, что я полностью проиграл. Дзен сделал своё дело – приложил меня лицом вниз.
Что же привело к успеху – к просветлению? Ну, поражение и было успехом – через него пришло пробуждение.
В этом смысле я испытываю огромной уважение к линии приемственности. Ко всем Мастерам Традиции. То, что было передано по этой линии, важнее всех передатчиков; это больше, чем сама линия передачи, больше, чем Дзен, гораздо больше, чем буддизм.
Что же это? Я бы назвал это искрой, некой живительной силой.

Как твоё просветление изменило твой способ существования в мире: твои отношения, семейную жизнь, будничнык заботы? Означает ли, что будучи просветлённым, ты никогда не раздражаешься, не отвечаешь, не допускаешь ошибок?

Не бывает так, чтобы никогда не раздражаться. Просветление задействует все доступные эмоции. В противном случае, как нам следовало бы оценить поступок Иисуса, когда он разозлился и перевернул столы в храме? Идея, что просветеление означает сидение с блаженной улыбкой на лице – просто иллюзия.
На человеческом уровне просветление означает, что ты более не разделён в своём естестве, и ты больше не испытываешь своей отделённости от других. Без какого-либо внутреннего деления ты перестаёшь испытывать большинство форм обычного реагирования.

Не мог бы ты подробнее объяснить это «внутреннее деление»?

Большинство человеческих существ проводят свои жизни во внутренней борьбе противоречивых сил: что они вроде бы должны делать против того, что они делают; то что они о себе думают, против того, кем они являюся; правильно ли они считают, достойно ли против того, что неправильно и недостойно. Отдельная личность – это просто конгломерация всех этих противоборствующих сил. Когда же эта личность исчезает, с ней исчезают и все эти внутренние деления.
И ещё, Я не могу сказать, что никогда не ошибаюсь, потому что в нашем человеческом мире быть просветлённым не означает стать экспертом во всём. Что происходит, так это то, что исчезают личные мотивации. Только достигая просветления, мы осознаём, что всё, что мы делаем, от подъёма с постели до ухода на работу, от поддержания взаимоотношений до исполнения наших интересов и удовольствий, всё это имеет только личную мотивацию. В отсутствие отдельной личности отсутсвует и личные мотивации делать что-либо. Сама жизнь движет нами.
Когда личная мотивация больше не управляет нами, то, что остаётся, и есть истинная природа, которая выражает себя в человеческом измерении как любовь и сочувствие. Не то сочувствие-сострадание, которое мы культивируем или практикуем потому, что так надо, а сочувствие, которое спонтанно возникает из нашего целостного, нераздельного состояния.

В традиционном буддизме, как я его практикую, имеется запрет на столь прямые разговоры о просветлении, как мы ведём сейчас. Вероятно, это основано на опасении, что эго впитает этот опыт и ещё больше раздуется. В твоих же беседах о дхарме ты очень подробно говоришь о просветлении, включая и твоё собственное, и в своих публичных диалогах ты призываешь других поступать так же. Почему?

Когда я занимался сидениями с моим учителем Арвис, после медитации и бесед о дхарме мы все шли на кухню, пили чай, ели фрукты и открыто обсуждали нашу жизнь. По большей части мы не фокусировались на духовном опыте, но это было частью разговора. Потом те же люди участвовали в ретритах в дзен-центре Лос-Анжелеса, и у них происходили важные пробуждения, и народ из Л.А. удивлялся, что же такое происходило в гостиной то маленькой старушки на севере штата. Подход же Арвис был простым: «Единственное, что делаю я и не делают они, – говорила она, — это то, что мы сидим как обычные люди и разговариваем, и происходящее в нас не скрывается и не хранится в тайне. Таким образом люди перешагивают ощущение, что они единственные, кто испытвает то или иное переживание. Они выбираются из своей раковины, что помогает им открыться более глубоким духовным процессам.

Традиция говорить о такого рода опыте только в частной беседе с наставником удерживает просветление в качестве таинства для посвящённых. Конечно, я понимаю обратную сторону большей открытости. Некоторые могут заниматься болтовнёй о том, как они просветлены, и тем самым лишь укреплять свой эгоизм. Но когда всё остаётся открытым для исследования, то эта тенденция эго приписывать себе просветлённость становится явной в пронизывающем свете публичной беседы. По большому счёту, оба способа имеют свои сильные и слабые стороны, но я понял, что когда ученики прилюдно задают свои вопросы, это разрушает чувство изоляции, которое испытывают многие духовные люди – чувство, что никто не способен понять то, что они испытывают, или что они полностью застопорились в своей практике, или что никто не сталкивается с такими трудностями, как у них. Но когда у людей случаются прорывы и они говорят о них с другими, пробуждение теряет свои мистический антураж. Все кто угодно могут увидеть, что явственное пробуждение – не прерогатива посвящённых, что это может быть и сосед, и лучший друг.

Ты готов объявить себя просветлённым?

Ну, нет, не вот так прямо. Я бы сказал, что просветеление – это тот, кто просветлён, и пробуждение – это пробудившийся. Это не опыт, это факт.
Люди в наше время довольно скептичны в отношении тех, кто объявляет себя пробудившимся, и многим может показаться, что ты подставляешь себя под шквал критики. Разве не так? Я считаю, что это плачевно, когда человек может проводить час за часом, день за днём, год за годом, жизнь за жизнью, посвящая себя просветлению, но в то же время любое заявление о достижении просветления – табу. Мы все к этому стремимся, но Бог запретил кому-либо заявлять, что он этого достиг. Мы им не верим, мы циничны, мы сомневаемся, мы моментально переходим в яростную или не очень яростную атаку. Для меня это означает, что люди стремятся к просветелению, но при этом не верят, что оно может с ними случиться. Такой вот барьер, причём огромный.

Чем можно объяснить эту тенденцию?

Люди желают освобождения, но в то же время это пугает их. Чувство «первородного греха» очень сильно в нас. Мы считаем, что в нашей природе есть нечто абсолютно негативное, и если раскрыть эту природу, оттуда вырвется какое-то чудовщие. Мы каждый день пребываем в этой виртуальной реальности, которую создают наши психика и сознание. Если мы остановимся и перестанем её создавать, что тогда с нами произойдёт? Это и пугает. В конце концов, мы делаем всё, чтобы защититься от этой неизвестности.

Похоже, ты заметил, что сатсанги помогают людям ускорить пробуждение, и большинство твоих выступлений сфокусированы на этих публичных беседах. Однако ты провёл много часов сидя в медитации перед стеной. Почему ты не включаешь больше времени для тихого сидения в свои сатсанги и интенсивные курсы?

Ну, вообще-то теперь в моих ретритах по шесть периодов сидения в тишине ежедневно. Я фокусируюсь на диалогах потому, что большинство из тех, кто приходит ко мне, уже годами занимались медитациями, но им не хватало жесткой необходимости и возможности задаваться вопросами – о собственной психологии, их духовных убеждениях, наставлениях их традиции, даже особственных успехах в медитации. Когда они смотрят, как учитель непосредственно и открыто работает со своими учениками, это открывает для них множество возможностей. Любые верования или предания, которые мы считаем правдой, даже вековые духовные верования, лишь затемняют правду о том, кто же ты есть на самом деле.

Похоже, что ты отошёл от большинства традиционных форм дзен? Что подвигнуло тебя к этому, и считаешь ли ты себя по прежнему буддистом?

Я не покидал буддизма. Я лишь пробудился от сна о том, что я буддист, как и любой, кто пробуждается. Возможно, я должден был бы следовать каким-то буддистким формальностям, но, походе, что я не особенно им следую. Я просто преподаю в некой спонтанной форме, как оно само возникает в каждый данный момент. Если это соответствует буддизму – хорошо, если нет – тоже хорошо. Я не передаю учение в какой-то традиции или линии примственности. Я учу пробуждению тех, кто заинтересован в пробуждении.

Ты продолжаеш работать с учителем? Становится ли твоё собственное понимание глубже, развивается ли оно как-то, изменяется, или ты считаешь, что уже всего достиг?

Нет, я не встречаюсь больше ни с каким учителем. Что касается углубления понимания, то когда ты осознаёшь собственную бесконечность, абсолютную реальность, то знать тут уже больше нечего. С точки зрения бесконечности некуда больше ни углубляться ни расширяться, есть только возможность манифестации, проявления себя в различных формах. В относительном смысле, какие-то новые открытия продолжают происходить, но они относятся к каким-то временным вещам и не имеют превосходящего характера.
Что же касается «всего достиг», то это не означает завершенности. На самом деле, чем яснее понимаешь свою суть и что тут больше нечего искать, тем яснее понимаешь, как нелепо строить предположения о том, что может и не может случиться в будущем. Если бы я предположил, что никогда уже не соскользну обратно в иллюзорность, это было первым признаком, что я туда соскальзываю. Когда мы полностью раскрываем истину, то мы наверняка знаем то, что ничего наверняка не знаем.

Просветеление – это конец или начало?

Это начало, но это конец исканий. Это не значит, что ты больше ничего не ищешь, просто энергия протекает по другому. Это окончаение, но при этому раскрывается новый мир.

Как теперь ты живёш в этом мире, будучи человеческим существом? Каково это? Что тобой движет? Что всем этим дивжет?

Это всё равно, что заново родиться. Ты как младенец, и столь же беспомощен.

В традиционных школах дзен существует древний спор о природе просветеления, о том, внезапно оно или постепенно. А ты что скажешь?

Обычно это комбинация того и другого: внезапное проникновение в истинную природу бытия, а затем постепенное воплощение этой реализации на уровне тела, ума и личности в целом. На это требуется много времени, чтобы воплотить в человеческой форме то, чем мы истинно являемся, в нашем мире пространства и времени, эмоций и энергий ума и тела. Эта постепенность индивидуальна. В некоторых случаях бывает, что иллюзорная личность соскакивает в один момент и больше никогда не возвращается. Гораздо чаще процесс воплощения проходит через постепенное отслаивание слоёв иллюзорной личности, с её верованиями и идентификациями, и соответствующими сопротивлениями, что отделяют нас от бытия. Но финал у любого такого процесса – абсолютное и безграничное принятие реальности как она есть.

Что является главной помехой для этого полноценного воплощения?

Хороший вопрос. Во-первых, нам нужно отбросить все идеи и представления о просветлении, накопленные нами за прошедшие годы. Наш разум использует эти представления для дискредитации просветления – так как мы чувствуем страх или раздражение, или у нас трудности в отношениях и т.п., всё это значит, что у нас не было настоящего проблеска истины. Ко мне приходили люди, уже вполне пробудившиеся, но испытывающие затруднения от того, что это не соответствовало их представлению о пробуждении. С другой стороны, наш ум может присвоить просветления и сделать его частью эго.
Ещё одна трудность в том, что процесс воплощения затрагивает само по себе состояние просветления. Для пробудившегося всё действует не так, как раньше. Всякие личные драмы, в которые вовлечены другие люди, больше не оказывают на тебя воздействия.

Можешь ли ты сказать о разнице между мистическим опытом и истинным пробуждением?

Когда индивидуальное «я» растворяется и становится единым со всем вокруг – это мистический опыт. Или сознание расширяется до бесконечности, или пробуждется кундалини, или у тебя видения Будды или Богоматери, или ты ощущаешь полнейший покой и блаженство. Даже постоянное переживание единства с Богом или Буддой – просто ещё один вид мистического опыта. Но каким бы возвышенным ни был характер этого опыта, он всегда происходит с неким воображаемым «я» – именно от воображения это «я» ты и пробуждаешься. Пробуждение – это осознание, что ты и есть пробуждённость, или ясное осознание, которое переживает каждый момент всего этого сновидения, включая так называемый мистический опыт, не будучи захваченным им. Как я уже сказал, пробуждённость – это не переживание, это фактическая данность, в то время как мистический опыт происходит с кем-то, когда-то и где-то.
Или мне нравится говорить об этом так: ты не есть личность или личина, ты есть тот, кто смотрит сквозь эту личину, полностью пробудившийся в каждый момент жизни, без какой-либо самоиндентификации. В то же время ты испытываешь глубочайшую связь с этим сновиденим, так как оно известно тебе как выражение самой пробуждённости. Конечно, сновидение кажется отличным от пробуждённости. Но когда пробуждённость реализована, оно видит, что всё воспринимаемое, включая это человеческое тело, ум и личность, есть его выражение. Это реализация совершенно недуальна. Как сказано в Сутре Сердца, форма – это пустота, а пустота – это форма.