Природа человека, природа Будды: о духовном бегстве, отношениях и дхарме

Интервью психотерапевта Тины Фосселл с Джоном Уэлвудом

ТФ: Тридцать лет назад вы ввели термин «духовное бегство» («spiritual bypassing»). Не могли бы вы объяснить, что это такое, для тех, кто не знаком с данным понятием?

ДУ: Духовное бегство — это термин, который я ввёл для описания процесса, происходившего в буддийской общине, где я практиковал, и во мне самом. Хотя большинство из нас искренне пытались работать над собой, я заметил одну тенденцию, получившую широкое распространение. Духовные идеи и практики использовались для того, чтобы уйти от психологических травм, нерешённых эмоциональных проблем, и не встречаться лицом к лицу с работой над промежуточными стадиями развития.

Когда мы при помощи духовности избегаем чего-либо, мы часто используем цель — пробуждение или освобождение – для того, чтобы обосновать то, что я называю преждевременным трансцендированием: стремление подняться над хаотичной стороной нашей человеческой сущности преждевременно, без непосредственного знакомства с ней. В этом случае за счет абсолютной истины мы начинаем принижать или вовсе отбрасывать относительные вещи: обычные потребности, чувства, психологические проблемы, сложности в отношениях и недостатки развития. Я вижу это как некий «производственный риск» духовного пути в том смысле, что в духовности действительно есть аспект преодоления нашей текущей кармической ситуации.

ТФ: Какую опасность представляет подобный подход?

ДУ: Опасно пытаться преодолеть наши психологические и эмоциональные проблемы, уклоняясь от них. Такое отношение порождает мучительную дистанцию между буддой и человеком внутри нас. К тому же оно ведёт к концептуальному, одностороннему пониманию духовности, в котором одна противоположность возвышается за счёт другой: абсолютную истину предпочитают относительной, неличностное — личностному, пустотное — форме, трансцендирование — воплощению, а отстраненность — чувствам. Можно, например, пытаться практиковать непривязанность через отрицание своей потребности в любви, но это приводит лишь к тому, что данная потребность вытесняется в подполье, и она зачастую бессознательно проявляется скрытым и негативным образом.

ТФ: Что для вас является наиболее примечательным в духовном бегстве на данный момент?
ДУ: Мне интересно то, какую роль оно играет в отношениях, где способно нанести самый ощутимый вред. Если бы вы были йогином в пещере, ушедшим в одиночный многолетний ретрит, ваши психологические травмы, возможно, не проявлялись бы столь ярко, так как вы бы полностью концентрировались на практике и находились вне среды, потенциально опасной развитием подобных проблем. Имеющиеся у нас неразрешённые психологические вопросы зачастую проявляются наиболее интенсивно именно в отношениях. Это оттого, что источник психологических травм следует всегда искать в отношениях: они формируются в общении со старшими на ранних этапах развития.

Основная травма, наиболее распространенная в современном мире, проистекает из ощущения, что нас не любят (и не могут полюбить) такими, какими мы являемся. Недостаток любви и понимания оказывают шокирующее и травматическое воздействие на чуткую нервную систему ребенка, находящуюся еще в процессе развития. По мере интернализации нами того, как нас воспитывали, нашей способности ценить себя и других наносится урон. Я называю это «раной отношений» или «раной сердца».

ТФ: И как это влияет на то, как мы практикуем дхарму?

ДУ: Многие из нас — и я тоже — обращаемся поначалу к дхарме, по крайней мере отчасти, как к способу преодоления боли, причиняемой нам психологическими ранами и ранами отношений. И всё же мы нередко отрицаем или не осознаем суть или глубину этих ран. Мы знаем лишь, что что-то не так, и хотим освободиться от страдания.

ТФ: Мы можем обратиться к дхарме из пространства ранимости, о котором даже не знаем?
ДУ: Да. Мы обращаемся к дхарме, чтобы почувствовать себя лучше, но затем все приходит к тому, что мы невольно начинаем использовать духовную практику, подменяя ею решение наших психологических сложностей.

ТФ: Стало быть, бегство от потребности в привязанности есть ещё одна форма привязанности.

ДУ: Да. В области психологии развития, известной как «теория привязанности», одна из форм небезопасной привязанности называется «избегающей привязанностью». Избегающий стиль привязанности развивается в детях, чьи родители постоянно недоступны на уровне эмоций. Поэтому такие дети учатся заботиться о себе и не требовать ничего от других. Это их стратегия адаптации, которая разумна и полезна. Очевидно, если ваши потребности раз за разом отвергают, слишком болезненно продолжать их ощущать. Лучше отвернуться от них и «делать всё самому» — выработать отчуждённую компенсаторную идентичность.

ТФ: Что происходит в сангхе, где большинству людей свойственен избегающий стиль привязанности в отношениях?

ДУ: Подобные люди склонны закрывать глаза на потребности других людей, потому что, правильно, они закрывают глаза на свои собственные потребности.

ТФ: И что же тогда происходит?

ДУ: А происходит то, что люди считают оправданным неуважение к чувствам и потребностям друг друга. Неудивительно, что «потребность» становится негативным словом во многих духовных сообществах.

ТФ: Стать полноценным человеком. Именно это вы имеете в виду, когда говорите о «созревании»?

ДУ: Да, стать настоящим человеком через честную работу с проблемами в сфере эмоциональных, психологических и межличностных отношений, которые удерживают нас от полного присутствия в своей человечности. Быть настоящей личностью означает относиться к себе и к другим открытым и прозрачным образом.

Если есть большой разрыв между нашей практикой и нашей человечностью, мы продолжаем оставаться незрелыми. Наша практика может зреть, но это не затрагивает нашу жизнь. И наступает момент, когда этот разрыв становится очень болезненным.

ТФ: Можете ли вы подробнее остановиться на своём психологическом методе?
ДУ: Я помогаю людям глубже всмотреться в свои чувства и позволяю этому опыту постепенно, шаг за шагом, раскрываться. Я называю это «отследить и расшифровать». Вы отслеживаете чувства, которые испытываете в настоящее время, внимательно к ним присматриваетесь, наблюдаете, куда они вас приводят. Эта интеграция осознанности в наши переживания напоминает распутывание клубка шерсти: постепенно раскрываются и распутываются один за другим различные узелки.
В результате мы понимаем, что можем поддерживать осознанность в таких состояниях, в которых ранее «выпадали», или которых избегали. Обращаясь к проблемным частям нашей личности, мы обучаемся внимательно и вдумчиво относиться к себе. Именно это позволяет помогать близким, столкнувшимся с аналогичными ситуациями.

ТФ: Что могло бы помочь буддийским общинам развиваться более честным образом в эмоциональном аспекте?

ДУ: Нам необходимо работать над отношениями. Иначе мы бессознательно будем отыгрывать травмы, полученные в отношениях. Нам необходимо признать, что все, на что мы реагируем, является отражением того, что мы не признаем в себе. Подобные бессознательные проекции и реакции всегда проявляются в группах.

Например, если я не признаю свои потребности, я буду игнорировать потребности других и видеть в них угрозу, потому что на подсознательном уровне это напоминает мне о моих собственных отвергнутых потребностях. Я начну осуждать других и следовать «логике дхармы», чтобы доказать им, что они неправы или возвысить себя над ними.

ТФ: Тит Нат Хан сказал, что любить значит слушать.

ДУ: Верно. Также нам надо развивать в себе толерантность и глубокое уважение к разнообразию проявления дхармы в людях. Иначе, утвердившись в позиции, что есть единственно верный вариант дхармы, мы обречены на бесконечное соревнование.

Мы все чтим дхарму, но выражается она в каждом по-своему. Как сказал Свами Праджнянпад: «Все различно, все едино». Поэтому «каждому – свое», это хорошо. Уважая индивидуальные различия, мы сможем значительно погасить противоборство, существующее внутри общин.

Полностью здесьYour text to link...