Игумен Евмений Перестый: Те, кто знают, будут молчать или Другой - это больше

Давно не писал… столько воды утекло с того времени, когда последний раз брал в руки свой дневник. Жизнь захватила своей стремительностью, и сопротивляться ей, как я понял, бессмысленно. Одна знакомая даже сказала: «В последнее время Вы, как мне кажется, потеряли созерцательное измерение жизни…». А куда оно может потеряться-то? Раньше для меня деятельность и созерцательность воспринимались как полярности. Сейчас – как грани Единого Целого Жизненного Пространства. Жизнь проявляется как в созерцании, в тишине, в неподвижности, так и в бурных эмоциональных всплесках, изобилии внешних впечатлений, мощной активности, бесконечной спешке… до потери себя во всем этом. А вот двойственность (которой так боятся «просветленные личности») наступает, когда мы начинаем делить Жизнь на «то» и «не то».

В последнее время мне приходится переписываться с самыми разными «духовно ищущими» людьми. Если «ищущий» Истину (или, не дай Бог, «нашедший») человек вступает в полемику… ну, держись! Вспоминается добрая ирония Бориса Борисовича:

«Ох, не хило быть духовным,
В голове одни кресты…»

Вот уж чего действительно чего не хватает нео-духовным «личностям» (спектр таковых очень широк: от православных неофитов до представителей адвайтических и восточных учений, от юных психологинь до эзотерических «мастеров»), так это культуры, такта и деликатности в продвижении своих «духовных идей».

Когда человеческое эго открывает для себя ту или иную отдельную «истину», оно самоутверждается тем, «присваивает» эту грань себе, превращая ее в единственно правильную идеологию. И если раньше его эго вещало лишь от имени собственного (но, конечно же, компетентного) мнения, то теперь — от имени «великой идеи», «реализовавшегося просветления», от имени Матери Церкви, а то и от имени Самого Господа Бога. Эго очень легко узнать: оно достаточно саркастично и надменно (а порой агрессивно) относительно «невоцерковленных» или «непросветленных» или «недостаточно компетентных». Протестантское эго, например, узнается по фразе «я ведь по Библии все говорю…», адвайтическое всюду видит происки двойственности, психологическое эго в продвижении себя любит демонстрировать знакомство с «более компетентными источниками».

Обычно таковые и вопросы-то задают так, что там просто нет места собеседника:
— А зачем Вы ссылаетесь на Хеллингера, Вы ведь знаете, что он – откровенный сатанист?
— …
— Христос ведь сказал, что только Он – Путь к Отцу, тогда в каком смысле Вы утверждаете, что все религии ведут к одному Богу?
— …
— А Ад? праведники и грешники? Иуда? там плач и скрежет зубов Господь не просто так говорил об этом? а Насильники Маньяки Садисты злобные это тоже часть меня и свет Бога?
— …

Обычно такие реплики я оставляю без ответа или пишу что-то вроде «В Вашем вопросе уже есть все Ваши ответы. Перечитайте внимательно. Уже есть. Все».

Трудно продолжать диалог, когда вместо души включается идеологический блок, которому страшно (а именно страх — двигатель всякой идеологии) от того, что стабильная и уже сформировавшаяся картина мира может поколебаться от суждения, которое в нее не вписывается. Страх, что другие «не познают истину» (читай – «не станут такими, как я»), агрессивность – следствие глубинного желания переделать всех по своему образу и подобию. Желание кого-то в своей правоте исходит от глубинной потребности убедиться самому, обрести точку опоры, но не во внутреннем измерении, а в другом человеке, который вынужденно согласится с силой эмоционального напора.

Мир слов и идей неоднозначен и по-своему противоречив. Реальность Целостна. Люди разных мировоззрений и парадигм вряд ли договорятся. Слова, идеи, описания, толкования разделяют. Думаю, что было бы неверным нивелировать различия, существующие в описаниях, каждая карта, каждое описание ценно по-своему. Хочется привести одно высказывание отца Павла Флоренского «любовь к противоречию, наряду с античным скепсисом, кажется, высшее, что дала древность. Мы не должны, не смеем замазывать противоречие тестом своих философем! Пусть противоречие остается глубоким, как есть».

Когда встречаешься с человеком, подлинно пережившим духовный опыт («пиковое переживание»), открывшем глубину в себе, с человеком, через которого Большее проявляется в этот мир, то, как правило, слов немного, они просты, целительны, нет акцента на «единственно правильное учение», есть Любящее Сострадающее всему Присутствие. Светло и спокойно с ними, понимание приходит в большей степени не через слова, а из пространства совместности. Нет желания убедить, переубедить, общение, встреча происходит не на уровне слов. То есть разговоры могут быть, но остается пространство для слушателя, много пауз, отсутствует бомбардировка аргументами и фактами.

«…И повторяю, что это не повод рыдать и кричать
Все останется точно таким как все есть
Те, кто знают в чем дело, знают и будут молчать…»
(БГ)

Желание примкнуть и ассоциироваться с тем или иным учением, верой, идеологией, выраженной словами истиной, обрести правильный (правильную)… — сюда можно поставить что угодно, вызвано архаическим страхом уничтожения «меня маленького» чем-то непонятным и «большим». И вот, чтобы это «большое» не уничтожило меня «маленького» нужно договориться с ним, заключить сделку или «вступить в него» и тогда меня «маленького» станет больше! Это своего рода проявление архаической стадии религиозности. Речь идет не о поиске как таковом (вся жизнь – поиск, исследование, ибо «нашедший» останавливается в развитии), а о желании «побыстрее найти и стать одним из…», побыстрее сбросить с себя ответственность за ежесекундную осознанность.

Недавно мне пришло письмо, цитирую его с разрешения автора, нивелировав слишком личные подробности: «Отче, здравствуйте! Мне надо с Вами посоветоваться. Я стараюсь писать Вам только в том случае, если вопрос для меня трудноразрешимый. Вы в тот раз мне очень помогли. А теперь у меня есть внутренние сомнения, и я хочу спросить Вашего совета. Эти сомнения касаются присоединения к католической церкви. Я не понимаю почему, но мое нутро против присоединения. Я, наверное, скажу ужасную вещь, но я не верю обрядам. Даже католическим, хоть они и лояльнее, чем православные. Меня устраивает мое нынешнее положение: я хожу на службу, прохожу катехизацию, помогаю, чем могу, когда есть время и силы. Но я не очень сама понимаю, почему внутри такое сопротивление к присоединению и что с этим делать. Оно у меня отложилось до осени, и я должна принять решение. Можете ли Вы помочь мне разобраться в том, что со мной происходит?»

Ответил: «Любое присоединение, даже к небольшой группе, усредняет иднивидуальность. Принадлежность дает иллюзию «мы», иллюзию защищенности и поначалу «авансирует» человека новыми необычными переживаниями. Именно иллюзию. Вот, стоишь в храме или находишься на собрании каком-нибудь… Такое единение ведь только у нас! Но скольким из этих людей ты рискнешь доверить не только светлые, но и темные, асоциальные и «неправильные» грани своей души? И как отнесутся эти самые «мы» если ты скажешь им, что решила их оставить, что не нашла здесь того, чего искала, и что твой поиск продолжится не здесь?

За принадлежность придется платить лояльностью. Факт принадлежности усредняет индивидуальность до уровня «члена», до клетки в структуре или механизме. У вас чуткая душа и, возможно, Вы чувствуете это… И отсюда настороженность, возможно. Но что мешает оставаться собой без «присоединений» и принадлежать ВСЕМУ человечеству, ЦЕЛОМУ БОГУ а не одному из Его фрагментов?».

Отец Павел Флоренский (читал его на заре своей религиозной юности) заметил, что «Истина» и «Есть», Естьность, — однокоренные слова. Истина – все, как есть. А вот «познание истины» — исследование тех граней реальности, которые еще неизвестны, не открыты, но которые манят своей неизвестностью, как неведомые дали путешественника. При этом, истина же (наше предельное «Я», наша глубинная субъективность) и занимается исследованием того, к чему причастна изначально. В завершение еще один отрывок из Флоренского:

«Наше русское слово «истина» лингвистами сближается с глаголом «есть» (истина — естина)", — пишет Флоренский. Так что «истина», согласно русскому о ней разумению, закрепила в себе понятие абсолютной реальности: Истина — «сущее», подлинно — существующее в отличие от мнимого, не действительного, бывающего. Русский язык отмечает в слове «истина» онтологический момент этой идеи. Поэтому «истина» обозначает абсолютное само-тождество и, следовательно, саморавенство, точность, подлинность. «Истый», «истинный», «истовый» — это выводок слов из одного этимологического гнезда».

Есть живой, истовый интерес к непознанному, но уже нет поводов для спора. Ты прав! Твой жизненный путь привел тебя к этим выводам, к этому взгляду на мир. Я вижу Бога в твоих глазах. Ты – для меня это возможность узнать больше, открыть целые миры. Благодарю тебя за встречу с Тобой.