Макарий Египетский Олюбви

… Всякой видимой вещи свойственно, если не приходит к ней на помощь другое постороннее естество, самой по себе оставаться бездейственною и неустроенною; потому что неизреченная Божия премудрость в видимых вещах показывает нам тайны и образы, как человеческая природа сама по себе не может показать совершенной красоты добродетелей и духовного благолепия святыни, если не будет ей содействовать Божия рука. Например, земля, оставленная самой себе, если не употребят о ней тщания своего земледельцы, а также не приложат содействия своего дожди и солнце, ни к чему не годна и всего менее способна к плодородию. И всякий дом имеет нужду в этом солнечном свете, который не одинаковой природы с домом, а без света будет он полон тьмы и неудобообитаем. А много увидишь и других вещей, о которых должно сказать что-либо подобное сему. Так и человеческая природа сама по себе не имеет возможности в совершенстве приносить плоды добродетелей, а имеет нужду в духовном Земледелателе душ наших, то есть, в Духе Христовом, Который поистине необычаен для нашего естества; потому что мы тварь, а Он не создан; и Он, искусством Своим возделав сердца, разумею, верных, которые от всего изволения предали себя сему Делателю, приуготовляет их к произращению совершенных плодов Духа, и воссияет свет Свой в омраченном страстями доме души нашей.
… А предлагающему вопрос: достанет ли у человека сил, всегда пребывать в таком состоянии, должно отвечать следующее: не бывает времени, когда бы благодать не сопребывала и не была укоренена в человеке: и в ком она сопребывает, в том делается как бы чем-то естественным и неотъемлемым; будучи единою, она различными образами, как ей угодно, домостроительствует в человеке к его же пользе. Иногда сильнее, а иногда слабее воспламеняет в нем огонь; и свет иногда осиявает в большей мере, а иногда умаляется и тускнеет, без сомнения, по Божественному смотрению; и хотя светильник горит неугасимо, но иногда делается яснее, и тогда человек празднует, как бы в большем упоении Божиею любовию, а иногда и самый свет, являющийся в сердце, отверзает дверь еще внутреннейшему и глубочайшему свету, так что человек, весь поглощенный оною сладостию и созерцанием, бывает уже вне себя, и кажется миру буим и вредным по причине новых обаяний любви и удовольствия и по глубине таин, каких он сподобился. И нередко бывает, что в оное время человек достигает совершенной меры, и становится свободен от всякого греха и неукоризнен; после же сего благодать некоторым образом умаляется, и нисходит на человека покрывало сопротивной силы.
… Так рассуждай о действиях благодати: предположи, что взойти на двенадцатую степень есть совершенство, и такая мера иногда бывает доступна; но благодать опять начинает действовать слабее; и сошедши на одну степень, останавливается, так сказать, на одиннадцатой. Открыты ему оные чудеса, и человек изведал их опытно. И если бы таким же образом продолжалось это всегда, то невозможно было бы принять ему на себя домостроительство и бремя слова, не мог бы он ни слышать, ни говорить о чем-либо, или, не взял бы на себя попечения о чем-нибудь, даже на самое краткое время, а лежал бы только, повергшись в одном углу, объемлясь восторгом, паря ввыспрь и упоеваясь. Посему-то совершенная мера и не дается человеку, чтобы имел он время заняться попечением о братьях и служением слову.
… Представляй себе дело так: какая-то сила, подобно тонкому воздуху, лежит и покрывает собою легкий ум. Хотя светильник, как сказано, всегда горит и светит, однако же на сем свете лежит как бы некое покрывало. А посему, такой человек не может отрицать того, что он еще несовершен и не вовсе свободен от греха. Можно же сказать, что он и свободен, и несвободен. Но сие, конечно, бывает не без Бога, а по Божию смотрению. И иногда оное средостение ограды разоряется и сокрушается, а иногда разоряется не вовсе. И такое молитвенное состояние не всегда одинаково; но бывает, что иногда благодать более возгорается, и утешает, и упокоевает, а иногда делается она менее светлою и слабою, как сама благодать домостроительствует сие на пользу человеку. Впрочем, в иные времена приходил я в совершенную меру, вкушал и испытывал оный век, однако же не видел еще ни одного христианина совершенного, или вполне свободного. Хотя иной упокоевается в благодати, делается причастником таин и откровений, доходит до ощущения великой благодатной сладости; однако же и в нем пребывает также грех. Таковые-то по причине преизобилующей благодати и воссиявшего в них света, а я скажу, по неопытности, думали о себе, что они совершенны и свободны. Но я, как сказал, не видел еще ни одного вполне свободного. Поелику и мне в иные времена случалось отчасти приходить, как сказано, в оную меру; то, наученный опытом, знаю, каков совершенный человек.