23 февраля 2011, 11:47
vidyaradjaИстория одной медитации (рассказ часть 1)
История одной медитации.
Сит перелистнул страницу.
… С тех пор как всё началось, многое изменилось. Не было уже того знакомого начала, которое всегда являлось точкой отсчета — нет, на этот раз было иначе, чем тогда, когда начиналось предыдущее.
Эта кажущаяся нелепость и отрывочность — только видимость отсутствия той нити, которой не может не быть в силу самого своего существования. И не потому что она есть там, где её не видно, и даже не потому что «есть» и «нет» — всего лишь причудливым образом сцепленные нейроные сети мозга. И даже не в том дело, что игра света и тени образует все многообразие парадоксов. А в том дело, что все гораздо проще. Настолько проще, что усложнить некуда. Это и есть само отсутствие усложнения. Просто как дышать или не дышать. Одновременно между самого себя в экзистенциальной метафизической щели между вашим именем и вами.
Сложно начать с самого начала, поскольку самое начало будет ускользать всё глубже в тень пока полностью в ней не утонет и не поймешь, что сначала начать невозможно в силу его отсутствия или очень большой удаленности. Это может испугать. И даже ужаснуть. А может быть даже шокировать до глубины того, что подразумевается под словом душа.
Поэтому начнем не с того самого начала, с которого нечто начиналось, а с того относительного начала, которое мы сами выберем в отрезке бесконечности в качестве точки отсчета. Относительного относительно того контекста, в котором оно оказалось в силу навязанного ему нами существования.
Начнем с того места, где вы сейчас. Если подумать, то начать больше и неоткуда. Это будет правдой, даже если не думать, просто правдой не столь очевидной. Поскольку даже те начала, которые предшествовали этому, будут возникать из этой точки. И даже не будут, поскольку будущее возникает оттуда же, откуда и прошлые начала, а уже возникают прямо из этих самых букв.
А теперь начнём…
Cит перелистывал толстую тетрадку в красивом серебристом переплёте, которую когда-то очень давно готовил под шедевр. Странички были исписаны плотно со множеством зачеркиваний, иногда основательных, но чаще небрежных, в попытках угнаться за ускользающей в переливах небесных рек мыслью. Очень забавно было читать свои собственные думы, с вдохновением окучивающие идею об их отсутствии.
Сит помрачнел. Столько лет прошло, а он всё там же. Не в том «тамже», о котором мечтал, в котором теоретически всегда и всё находится, а во всё тех же мыслях об этом «тамже», не подкреплённым присутствием в Нём их хозяина. Да и хозяина ли? Этот непростой вопрос находился в той же плоскости, что и всё остальное и имел смысла не больше.
А смысл в данный момент имели невидимые глазу импульсы, побуждающие его делать то, что он делает. А затем сомневаться в целесообразности этого делания.
Сейчас они принимали форму саморефлексий на неунывающую тему собственной личности. И, несмотря на то, что Сит от этого уже давно и смертельно устал, остановить это не было никакой возможности. Всё что Сит мог сделать – это продолжать то, что и так само происходило. Словно кран от системы труб, по которым текут мысли в голове, принадлежал кому-то другому. А понять кому он принадлежит было невозможно, потому что этот кто-то пускал по системе всё новые и новые мысли, от которых Сит просто не успевал отвлечься. А если он пытался ускориться, чтобы увидеть, этот кто-то делал напор ещё больше и Сита уносило всё-равно.
Кто сказал, что человек свободен, если на его руках нет кандалов? Человек свободен только в одном – он может свободно плыть по течению реки мыслей туда, куда она его несёт.
Что не так? – грустно подумал Сит. Почему мне жаль прожитых бестолково лет? И почему бестолково? И почему нет ответов на эти вопросы, несмотря на то, что на все вопросы постоянно, словно чёрт из табакерки, появляются ответы? И почему они возникают — эти вопросы, откуда они возникают, зачем, кто их задаёт и кому?
Повеяло бездной. Сит испугался. Ему стало жаль себя, и он уже чуть было не решился посвятить этой бездне стихотворение. Это его спасло. Бездна отступила.
Нет, не уходи! – решил Сит и Бездна вернулась, дыхнув в нутро холодком.
Задул космический ветер, которому Сит посвящал все свои телодвижения, вокруг которого танцевал и куда унесется однажды, распылившись на атомы…
Что же будет…
— То же, что и сейчас — пришла мысль, призванная успокоить, но принесшая почти ужас.
— Мне страшно! — пришла ещё мысль и успокоила Сита осознанием того, что раз страшно, значит жив.
— Тьфу ты, — выругалась то-ли четвертая, то ли пятая мысль, схлеснувшись с проносящейся мимо какой-то еще мыслью о том, что надо просто перестать думать.
Сит закрыл глаза и скрестил ноги. Сейчас буду медитировать.
— Пытаться перестать думать — это насилие, — донеслась мелодия очень мудрой мысли.
— Мысли как облака, — продолжала она, — их нельзя остановить, и не надо пытаться, нужно просто позволить им жить своей жизнью и спокойно течь. Просто наблюдай их. Они – это не ты.
Ситу понравилось. Он, правда, не совсем понял, почему мысль назвала себя «они», отделившись от сородичей, но не успел он увидеть эту нестыковку, как мысль продолжилась.
— Без мыслей ты не достигнешь цели. Ты утонешь в животном хаосе инстинктов и не сможешь двигаться к вершине своего человеческого потенциала, ведь именно мысль – это и есть тот мост, на котором ты стоишь, и который отделяет тебя от зверя. Только мысль создаёт реальность, которую ты знаешь. А если убрать мысль, что останется? Не будет ничего знакомого. Даже тебя не будет…
Чёрт. Самое противное – это то, что мысль была права, хотя и отчасти. Эта полуправда, содержащая в себе зерно истины, способна была унести Сита в Тартарары. Нечто подобное мысль уже проделала с религией.
Удивительно! Так красиво и в самую точку ударяя, мудрая мысль незаметно разветвилась и, словно головы Горыныча, превратилась в десять новых, каждая из которых уже готова была породить новое плодородное дерево с лесами, полями, долинами, городами, планетами и звёздными системами. Вместо того, чтобы их остановить как было задумано предшествующими мыслями или наблюдать их течение, как предлагали более поздние, Сит уже вовсю разглядывал эту фантасмагорию.
К тому же Ситу напомнили о Цели, которую надо достигать, а эту проблему не одолеть сходу. Для большого дела нужны помощники…
— Проблемы бывают внешними, а бывают внутренними, — словно продолжая прерванный когда-то разговор, заговорил кто-то в голове Сита.
— Внутренние проблемы – это, да, мысли, тут ты прав — всё возникает в уме и из ума и только мысль делает реальность такой, какой она её делает. Но есть проблемы и внешние — страдание мира, войны, голод, холод… И пусть причина мучений других людей имеет ту же иллюзорную природу, что и сама мысль, но боль их реальна как и твоя собственная боль, это и есть твоя боль, и без сострадания ты не сможешь постичь ещё более глубокий уровень реализации чем собственное личное просветление и не осознаешь единства со всем проявленным океаном материальной энергии Великой Шакти…
И если личное просветление — это Великая Цель Жизни, то осознание Единого во Всём — это Цель Величайшая из Великих. И только когда внешнее и внутреннее сольются и схлоплутся в бесконечном взрыве Осознания без имени и формы, а также в имени и в форме, а так же не в том, не в этом и не в том что между, то тогда Ничто вольётся в Ничто и Всё затанцует в присутствии отсутствия, разливаясь и любя…
— Да! — подумал Сит — Это я хочу! Хочу танцевать, разливаясь и любя в бесконечности единого моря вселенной. Хочу прозрачной дымкой обнимать плоды цветов сакуры…
Сит представил как он плывет в беспредельном космосе света, расширенный до беспредела, такой вездесущий-пустой-всёохватный… И вот он потерял все слова и забыл своё имя. Сит отчетливо это представил. Волны эмоций и боли людской превращаются в цветы. И нет ни Сита, ни припадающих к его ногам влюблённых в него учеников, а всё едино. Просто донести до них надо как они красивы внутри и ничем не отличны от него, не имеющего ни имени, ни формы, восседающего на троне безмятежности, Сита…
— Молодец, помечтал, а теперь отпусти их — вернулась мудрая мысль, и Ситу захотелось перекурить, чтобы не уплыть ещё дальше в область прекрасных учениц. Отсюда выбраться будет сложнее.
— Какое я в сущности ничтожество… — застонал Сит, — я самый жалкий из людей! Стало мерзко.
Но долго наслаждаться собственным ничтожеством не получилось. Помешало две новых мысли. Первая о том, что фантазия о собственном ничтожестве — это оборотная сторона фантазии о величии и что обе они – просто очередная вовлечённость.
А вторая мысль была более прозаичная – Сит решил-таки перекурить.
А чтобы вставило больше, включил телевизор.
Если вы курите, — предлагал Ошо, — курите осознанно, вдыхайте дым осознанно, осознанно выдыхайте… Сит пробовал так поступать, но тогда курить становилось противно, и он перестал пытаться, потому что почувствовал возможность внутреннего конфликта между желанием покурить и отвращением к сигарете. А воевать самому с собой ещё по одному поводу не хотелось. Наверное, именно такой исход и предполагал Ошо, но то, что он на самом деле имел в виду, сильно зависит от места, времени и обстоятельств воспринимающего его послание субъекта воздействия. Данные конкретные обстоятельства жизни Сита позволяли воспринимать послание именно через возникновение новой битвы. Сит понимал, что на самом деле это слабость, но пока не чувствовал в себе силы эту слабость преодолеть. К тому же на страже его душевного равновесия всегда был его верный внутренний друг, генерирующий убедительные объяснения для чего угодно когда это требовалось. Совесть, конечно, не обманешь, но как отделить мух от супа или зёрна от плевел — тоже вопрос. Это на скрижалях легко написать, а в жизни нет критерия кроме самого себя. И только сам себе можешь объяснить, где мухи, а где зёрна. А поскольку ни мух, ни зёрен никогда в глаза не видел, приходится гадать.
— А совесть-то всё-равно не обманешь…
— А совесть ли это?
Сит зажег зажигалку и демонстративно плавно, как бы убеждая себя, что это и есть осознанно, поднёс её к сигарете. Дым словно облака вдоль горного хребта потёк куда-то вглубь тела, лаская внутренности. Секундочка блаженства. Настолько маленькая и быстрая, что не успеваешь заметить и почувствовать радость исполненного желания, но достаточная для того, чтобы подсознание её засекло и в следующий раз повторило команду.
По телеку текли новости. Сит смотрел их иногда, чтобы убедиться, что Россия неотвратимо двигается к процветанию Духа на Земле. Правда то, что он там видел убеждало скорее в обратном, но что-то иррациональное внутри радовалось кажущейся безнадёжности как предвестнику очищения и рассвета. Почему он в это верил, Сит и сам не мог объяснить. Была ли это интуиция или впечатления от пророчеств Ванги и Кейси вместе с Майя, но этот вопрос, как и многие другие снова упирался в мух с зёрнами.
В такие моменты Сит чувствовал себя Сократом, хотя в глубине души понимал, что его знание незнания может отличаться от знания незнания греческого гения. А с другой стороны — почему нет. Ведь все мы люди и что может ощутить один, может ощутить и любой другой, пусть и не в таких масштабах.
Ещё затяжка — сигарета медленно красиво тлела. А за окном подступало утро, снег ложился на крыши и тротуары, создавая чудо, к которому все привыкли.
Новости сообщали, что Израиль озабочен беспорядками в Египте. Американцы ведут свою игру, а Россия еще не определилась во что играет, поэтому выглядела наиболее адекватной, по крайней мере, для самой себя.
Удивительное дело — все стараются сделать мир лучше, чище, красивее, а получается бардак ещё больший, чем у Сита в голове. Почему так? Сит подозревал, что этот цирк людей существует только лишь из-за его собственного внутреннего цирка с составами поездов, несущимися незнамо куда и восседающими в них макаками. И что если он там наведёт порядок, вдруг, окажется, что во Вселенной всё гармонично, правильно и на своём месте…
Эта мысль, хоть и не блистала новизной, но пришлась вовремя и принесла с собой приятное ощущение. Её захотелось продолжить.
— А если получилось у Сократа, значит и у него получится, значит и у премьер -министра однажды получится, и у президента получится, интересуется же глава государства опусами Пелевина. Непонятно только с целью ли понимания структуры своего ума или с целью понимания структуры собственного государства, в более адекватном виде, чем из отчетов советников, но читает же. А если у президента получится, то сможет и кто угодно — чем кто угодно хуже президента? И Америка с Россией тоже смогут — всё сольётся в один ручеёк и потечёт куда-то в космос с песнями и танцами. По большому счету, ведь так и происходит. Войны, революции, ПРО-резолюции — это те же песни на пути откуда-то куда-то. Просто каждый танцует по-своему, поэтому и выглядит как бедлам с точки зрения отдельно взятого танцора. Отдельно взятый танцор слишком увлечен собственным танцем и в борьбе за зрителя и поклонников своего таланта не видит как танцуют другие, не понимает, что и другие танцуют на той же сцене и по воле того же режиссёра. А с позиции главного танцора, танцующего весь танец и видящего картину представления в целом всё это, наверное, завораживающе красиво. Шива с Шакти целуются (или это Кришна с Радхой?), иногда покусывают друг друга. Как снег на крышу. Ни цели, ни смысла, просто чудо. Возможен ли больший смысл? А то, что планеты гибнут в этом поцелуе, так что из того. Разве мы исчезаем, когда гибнут миллионы клеток нашего тела, разве заказываем панихиду или празднуем миг рождения каждой молекуле, возникающей и исчезающей в нас ежесекундно. Мы даже не замечаем их существования, не особо меняясь от их прихода в наш мир или выхода из него. А так как Бог сотворён по нашему образу и подобию — почему Он должен поступать иначе? Но если мы всё-таки хотим, чтобы что-то было иначе, почему какой-то г-н Бог должен за нас что-то менять? Зачем тогда мы нужны? И почему это Он должен попирать нашу свободу воли? Он Бог или тюремщик?!
Все эти мысли перенаправили Сита в сферу большей ясности, но чтобы проникнуть глубже, нужен был какой-то внешний толчок.
Сит переключил канал. Группа умных людей сообща искали национальную идею и похоже, ругались по этому поводу уже давно. Само понимание необходимости наличия в образе мира Идеи, пусть и национальной, немного грела, но почему-то все предложения умных людей говорили об отсутствии этой идеи в них самих. Поэтому то, о чем они говорили, казалось туманным. А может внутри самого Сита нет никакой идеи, поэтому он и не видит то, что предлагают умные люди? Это было похоже на правду. Сит спросил самого себя – а какова его идея и не нашел ответа. Были, конечно, предложения поделать пранаяму, очистить каналы и пробудить Кундалини, но на Идею это не тянуло. А ради чего всё это? Ради чего-то. Ради исполнения абстрактной мечты о каком-то таинственном и мистическом пробуждении, которое поставит всё на свои места. А сейчас, типа, всё было на каких-то других местах и это образовывало трение одного места со множеством других и делало всё расколотым на части. И всё это происходило внутри Сита и нигде больше. Сит улыбнулся этому пониманию. Он всегда ему улыбался, это было нечто наподобие некоего ритуала между ним и пониманием — установившейся традиции на основе общей тайны.
Сит перелистнул страницу.
… С тех пор как всё началось, многое изменилось. Не было уже того знакомого начала, которое всегда являлось точкой отсчета — нет, на этот раз было иначе, чем тогда, когда начиналось предыдущее.
Эта кажущаяся нелепость и отрывочность — только видимость отсутствия той нити, которой не может не быть в силу самого своего существования. И не потому что она есть там, где её не видно, и даже не потому что «есть» и «нет» — всего лишь причудливым образом сцепленные нейроные сети мозга. И даже не в том дело, что игра света и тени образует все многообразие парадоксов. А в том дело, что все гораздо проще. Настолько проще, что усложнить некуда. Это и есть само отсутствие усложнения. Просто как дышать или не дышать. Одновременно между самого себя в экзистенциальной метафизической щели между вашим именем и вами.
Сложно начать с самого начала, поскольку самое начало будет ускользать всё глубже в тень пока полностью в ней не утонет и не поймешь, что сначала начать невозможно в силу его отсутствия или очень большой удаленности. Это может испугать. И даже ужаснуть. А может быть даже шокировать до глубины того, что подразумевается под словом душа.
Поэтому начнем не с того самого начала, с которого нечто начиналось, а с того относительного начала, которое мы сами выберем в отрезке бесконечности в качестве точки отсчета. Относительного относительно того контекста, в котором оно оказалось в силу навязанного ему нами существования.
Начнем с того места, где вы сейчас. Если подумать, то начать больше и неоткуда. Это будет правдой, даже если не думать, просто правдой не столь очевидной. Поскольку даже те начала, которые предшествовали этому, будут возникать из этой точки. И даже не будут, поскольку будущее возникает оттуда же, откуда и прошлые начала, а уже возникают прямо из этих самых букв.
А теперь начнём…
Cит перелистывал толстую тетрадку в красивом серебристом переплёте, которую когда-то очень давно готовил под шедевр. Странички были исписаны плотно со множеством зачеркиваний, иногда основательных, но чаще небрежных, в попытках угнаться за ускользающей в переливах небесных рек мыслью. Очень забавно было читать свои собственные думы, с вдохновением окучивающие идею об их отсутствии.
Сит помрачнел. Столько лет прошло, а он всё там же. Не в том «тамже», о котором мечтал, в котором теоретически всегда и всё находится, а во всё тех же мыслях об этом «тамже», не подкреплённым присутствием в Нём их хозяина. Да и хозяина ли? Этот непростой вопрос находился в той же плоскости, что и всё остальное и имел смысла не больше.
А смысл в данный момент имели невидимые глазу импульсы, побуждающие его делать то, что он делает. А затем сомневаться в целесообразности этого делания.
Сейчас они принимали форму саморефлексий на неунывающую тему собственной личности. И, несмотря на то, что Сит от этого уже давно и смертельно устал, остановить это не было никакой возможности. Всё что Сит мог сделать – это продолжать то, что и так само происходило. Словно кран от системы труб, по которым текут мысли в голове, принадлежал кому-то другому. А понять кому он принадлежит было невозможно, потому что этот кто-то пускал по системе всё новые и новые мысли, от которых Сит просто не успевал отвлечься. А если он пытался ускориться, чтобы увидеть, этот кто-то делал напор ещё больше и Сита уносило всё-равно.
Кто сказал, что человек свободен, если на его руках нет кандалов? Человек свободен только в одном – он может свободно плыть по течению реки мыслей туда, куда она его несёт.
Что не так? – грустно подумал Сит. Почему мне жаль прожитых бестолково лет? И почему бестолково? И почему нет ответов на эти вопросы, несмотря на то, что на все вопросы постоянно, словно чёрт из табакерки, появляются ответы? И почему они возникают — эти вопросы, откуда они возникают, зачем, кто их задаёт и кому?
Повеяло бездной. Сит испугался. Ему стало жаль себя, и он уже чуть было не решился посвятить этой бездне стихотворение. Это его спасло. Бездна отступила.
Нет, не уходи! – решил Сит и Бездна вернулась, дыхнув в нутро холодком.
Задул космический ветер, которому Сит посвящал все свои телодвижения, вокруг которого танцевал и куда унесется однажды, распылившись на атомы…
Что же будет…
— То же, что и сейчас — пришла мысль, призванная успокоить, но принесшая почти ужас.
— Мне страшно! — пришла ещё мысль и успокоила Сита осознанием того, что раз страшно, значит жив.
— Тьфу ты, — выругалась то-ли четвертая, то ли пятая мысль, схлеснувшись с проносящейся мимо какой-то еще мыслью о том, что надо просто перестать думать.
Сит закрыл глаза и скрестил ноги. Сейчас буду медитировать.
— Пытаться перестать думать — это насилие, — донеслась мелодия очень мудрой мысли.
— Мысли как облака, — продолжала она, — их нельзя остановить, и не надо пытаться, нужно просто позволить им жить своей жизнью и спокойно течь. Просто наблюдай их. Они – это не ты.
Ситу понравилось. Он, правда, не совсем понял, почему мысль назвала себя «они», отделившись от сородичей, но не успел он увидеть эту нестыковку, как мысль продолжилась.
— Без мыслей ты не достигнешь цели. Ты утонешь в животном хаосе инстинктов и не сможешь двигаться к вершине своего человеческого потенциала, ведь именно мысль – это и есть тот мост, на котором ты стоишь, и который отделяет тебя от зверя. Только мысль создаёт реальность, которую ты знаешь. А если убрать мысль, что останется? Не будет ничего знакомого. Даже тебя не будет…
Чёрт. Самое противное – это то, что мысль была права, хотя и отчасти. Эта полуправда, содержащая в себе зерно истины, способна была унести Сита в Тартарары. Нечто подобное мысль уже проделала с религией.
Удивительно! Так красиво и в самую точку ударяя, мудрая мысль незаметно разветвилась и, словно головы Горыныча, превратилась в десять новых, каждая из которых уже готова была породить новое плодородное дерево с лесами, полями, долинами, городами, планетами и звёздными системами. Вместо того, чтобы их остановить как было задумано предшествующими мыслями или наблюдать их течение, как предлагали более поздние, Сит уже вовсю разглядывал эту фантасмагорию.
К тому же Ситу напомнили о Цели, которую надо достигать, а эту проблему не одолеть сходу. Для большого дела нужны помощники…
— Проблемы бывают внешними, а бывают внутренними, — словно продолжая прерванный когда-то разговор, заговорил кто-то в голове Сита.
— Внутренние проблемы – это, да, мысли, тут ты прав — всё возникает в уме и из ума и только мысль делает реальность такой, какой она её делает. Но есть проблемы и внешние — страдание мира, войны, голод, холод… И пусть причина мучений других людей имеет ту же иллюзорную природу, что и сама мысль, но боль их реальна как и твоя собственная боль, это и есть твоя боль, и без сострадания ты не сможешь постичь ещё более глубокий уровень реализации чем собственное личное просветление и не осознаешь единства со всем проявленным океаном материальной энергии Великой Шакти…
И если личное просветление — это Великая Цель Жизни, то осознание Единого во Всём — это Цель Величайшая из Великих. И только когда внешнее и внутреннее сольются и схлоплутся в бесконечном взрыве Осознания без имени и формы, а также в имени и в форме, а так же не в том, не в этом и не в том что между, то тогда Ничто вольётся в Ничто и Всё затанцует в присутствии отсутствия, разливаясь и любя…
— Да! — подумал Сит — Это я хочу! Хочу танцевать, разливаясь и любя в бесконечности единого моря вселенной. Хочу прозрачной дымкой обнимать плоды цветов сакуры…
Сит представил как он плывет в беспредельном космосе света, расширенный до беспредела, такой вездесущий-пустой-всёохватный… И вот он потерял все слова и забыл своё имя. Сит отчетливо это представил. Волны эмоций и боли людской превращаются в цветы. И нет ни Сита, ни припадающих к его ногам влюблённых в него учеников, а всё едино. Просто донести до них надо как они красивы внутри и ничем не отличны от него, не имеющего ни имени, ни формы, восседающего на троне безмятежности, Сита…
— Молодец, помечтал, а теперь отпусти их — вернулась мудрая мысль, и Ситу захотелось перекурить, чтобы не уплыть ещё дальше в область прекрасных учениц. Отсюда выбраться будет сложнее.
— Какое я в сущности ничтожество… — застонал Сит, — я самый жалкий из людей! Стало мерзко.
Но долго наслаждаться собственным ничтожеством не получилось. Помешало две новых мысли. Первая о том, что фантазия о собственном ничтожестве — это оборотная сторона фантазии о величии и что обе они – просто очередная вовлечённость.
А вторая мысль была более прозаичная – Сит решил-таки перекурить.
А чтобы вставило больше, включил телевизор.
Если вы курите, — предлагал Ошо, — курите осознанно, вдыхайте дым осознанно, осознанно выдыхайте… Сит пробовал так поступать, но тогда курить становилось противно, и он перестал пытаться, потому что почувствовал возможность внутреннего конфликта между желанием покурить и отвращением к сигарете. А воевать самому с собой ещё по одному поводу не хотелось. Наверное, именно такой исход и предполагал Ошо, но то, что он на самом деле имел в виду, сильно зависит от места, времени и обстоятельств воспринимающего его послание субъекта воздействия. Данные конкретные обстоятельства жизни Сита позволяли воспринимать послание именно через возникновение новой битвы. Сит понимал, что на самом деле это слабость, но пока не чувствовал в себе силы эту слабость преодолеть. К тому же на страже его душевного равновесия всегда был его верный внутренний друг, генерирующий убедительные объяснения для чего угодно когда это требовалось. Совесть, конечно, не обманешь, но как отделить мух от супа или зёрна от плевел — тоже вопрос. Это на скрижалях легко написать, а в жизни нет критерия кроме самого себя. И только сам себе можешь объяснить, где мухи, а где зёрна. А поскольку ни мух, ни зёрен никогда в глаза не видел, приходится гадать.
— А совесть-то всё-равно не обманешь…
— А совесть ли это?
Сит зажег зажигалку и демонстративно плавно, как бы убеждая себя, что это и есть осознанно, поднёс её к сигарете. Дым словно облака вдоль горного хребта потёк куда-то вглубь тела, лаская внутренности. Секундочка блаженства. Настолько маленькая и быстрая, что не успеваешь заметить и почувствовать радость исполненного желания, но достаточная для того, чтобы подсознание её засекло и в следующий раз повторило команду.
По телеку текли новости. Сит смотрел их иногда, чтобы убедиться, что Россия неотвратимо двигается к процветанию Духа на Земле. Правда то, что он там видел убеждало скорее в обратном, но что-то иррациональное внутри радовалось кажущейся безнадёжности как предвестнику очищения и рассвета. Почему он в это верил, Сит и сам не мог объяснить. Была ли это интуиция или впечатления от пророчеств Ванги и Кейси вместе с Майя, но этот вопрос, как и многие другие снова упирался в мух с зёрнами.
В такие моменты Сит чувствовал себя Сократом, хотя в глубине души понимал, что его знание незнания может отличаться от знания незнания греческого гения. А с другой стороны — почему нет. Ведь все мы люди и что может ощутить один, может ощутить и любой другой, пусть и не в таких масштабах.
Ещё затяжка — сигарета медленно красиво тлела. А за окном подступало утро, снег ложился на крыши и тротуары, создавая чудо, к которому все привыкли.
Новости сообщали, что Израиль озабочен беспорядками в Египте. Американцы ведут свою игру, а Россия еще не определилась во что играет, поэтому выглядела наиболее адекватной, по крайней мере, для самой себя.
Удивительное дело — все стараются сделать мир лучше, чище, красивее, а получается бардак ещё больший, чем у Сита в голове. Почему так? Сит подозревал, что этот цирк людей существует только лишь из-за его собственного внутреннего цирка с составами поездов, несущимися незнамо куда и восседающими в них макаками. И что если он там наведёт порядок, вдруг, окажется, что во Вселенной всё гармонично, правильно и на своём месте…
Эта мысль, хоть и не блистала новизной, но пришлась вовремя и принесла с собой приятное ощущение. Её захотелось продолжить.
— А если получилось у Сократа, значит и у него получится, значит и у премьер -министра однажды получится, и у президента получится, интересуется же глава государства опусами Пелевина. Непонятно только с целью ли понимания структуры своего ума или с целью понимания структуры собственного государства, в более адекватном виде, чем из отчетов советников, но читает же. А если у президента получится, то сможет и кто угодно — чем кто угодно хуже президента? И Америка с Россией тоже смогут — всё сольётся в один ручеёк и потечёт куда-то в космос с песнями и танцами. По большому счету, ведь так и происходит. Войны, революции, ПРО-резолюции — это те же песни на пути откуда-то куда-то. Просто каждый танцует по-своему, поэтому и выглядит как бедлам с точки зрения отдельно взятого танцора. Отдельно взятый танцор слишком увлечен собственным танцем и в борьбе за зрителя и поклонников своего таланта не видит как танцуют другие, не понимает, что и другие танцуют на той же сцене и по воле того же режиссёра. А с позиции главного танцора, танцующего весь танец и видящего картину представления в целом всё это, наверное, завораживающе красиво. Шива с Шакти целуются (или это Кришна с Радхой?), иногда покусывают друг друга. Как снег на крышу. Ни цели, ни смысла, просто чудо. Возможен ли больший смысл? А то, что планеты гибнут в этом поцелуе, так что из того. Разве мы исчезаем, когда гибнут миллионы клеток нашего тела, разве заказываем панихиду или празднуем миг рождения каждой молекуле, возникающей и исчезающей в нас ежесекундно. Мы даже не замечаем их существования, не особо меняясь от их прихода в наш мир или выхода из него. А так как Бог сотворён по нашему образу и подобию — почему Он должен поступать иначе? Но если мы всё-таки хотим, чтобы что-то было иначе, почему какой-то г-н Бог должен за нас что-то менять? Зачем тогда мы нужны? И почему это Он должен попирать нашу свободу воли? Он Бог или тюремщик?!
Все эти мысли перенаправили Сита в сферу большей ясности, но чтобы проникнуть глубже, нужен был какой-то внешний толчок.
Сит переключил канал. Группа умных людей сообща искали национальную идею и похоже, ругались по этому поводу уже давно. Само понимание необходимости наличия в образе мира Идеи, пусть и национальной, немного грела, но почему-то все предложения умных людей говорили об отсутствии этой идеи в них самих. Поэтому то, о чем они говорили, казалось туманным. А может внутри самого Сита нет никакой идеи, поэтому он и не видит то, что предлагают умные люди? Это было похоже на правду. Сит спросил самого себя – а какова его идея и не нашел ответа. Были, конечно, предложения поделать пранаяму, очистить каналы и пробудить Кундалини, но на Идею это не тянуло. А ради чего всё это? Ради чего-то. Ради исполнения абстрактной мечты о каком-то таинственном и мистическом пробуждении, которое поставит всё на свои места. А сейчас, типа, всё было на каких-то других местах и это образовывало трение одного места со множеством других и делало всё расколотым на части. И всё это происходило внутри Сита и нигде больше. Сит улыбнулся этому пониманию. Он всегда ему улыбался, это было нечто наподобие некоего ритуала между ним и пониманием — установившейся традиции на основе общей тайны.
0 комментариев