Оруженосец Санчо (рассказ Сурата)

Санчо Панса стоял на автобусной остановке, когда вдруг увидел Дон Кихота, который то ли ждал, как и все, запаздывающего рейса в Мехико, то ли просто праздно сидел в совершенно неподходящем для праздности месте. Санчо, нимало не раздумывая, подошёл к Дон Кихоту и, представившись аспирантом гарвардской исторической кафедры, сходу стал напрашиваться в оруженосцы к доблестному рыцарю.

– Какой же я тебе рыцарь? – ничуть не удивившись, изумился Дон Кихот. – У меня и доспехов–то нет.

– Я готов заплатить, – угрожающе сказал Панса и Дон Кихот растаял.

– Так бы сразу и сказал, – похлопал он Санчо по плечу. – Бери мой чемодан и пошли.

В то время как раз была война и все уходили на фронт. Дон Кихот и Санчо встретили группу родственников и друзей последнего, которые, сжимая в руках вилы и берданки, дружно шли бить врага.

– Пошли с нами, Санчо! – сказали они. – Родина в тебе нуждается.

– Пойдем, сеньор? – обернулся Санчо к Дон Кихоту, но тот только поморщился.

– Идите своёй дорогой, любезные, – прикрикнул он на друзей и родственников, – и позвольте нам идти своёй.

– Что-то в вас не видно ни любви к родине, ни ненависти к неприятелю, – сказали родственники. – Быть может, вы просто боитесь?

– Увы, – ответил Дон Кихот, – мне всего лишь стыдно. Вы воюете вовсе не с неприятелем, а с ветряными мельницами, и мне зазорно участвовать в этом безумии.

– Сам дурак, – сказали ему друзья и родственники Санчо, и ушли на войну.

В своих странствиях Дон Кихот и Санчо то тут, то там натыкались на ветряные мельницы, к которым примыкали длинные очереди вооруженных людей. Они заходили вовнутрь друг за другом, бросались на жернова с криком: «Ура!» и тут же вытекали в виде красной жижи по ржавому желобу на улицу.

– Из-за чего они так горячатся? – спросил Дон Кихот у Санчо.

– Известно, из-за чего! – сказал Санчо. – Из-за Дульсинеи Тобосской! Враги похитили у нас самую прекрасную женщину на земле и не хотят отдавать обратно.

– Странно, – удивился Дон Кихот, – знавал я эту Дульсинею – обыкновенная пастушка. Довольно миловидная, но не более того.

– То ли вы, сеньор, не видите того, что видят все, – заметил Санчо, – то ли видите то, чего не видит никто. Дульсинея Тобосская – секс–символ нации!

– Не буду спорить, – сказал Дон Кихот. – Однако, мне давно уже пора посвятить тебя в оруженосцы. Зайдем на этот постоялый двор.

– Постоялый двор?! – выпучил глаза Санчо. – Это же замок великого герцога!

– Что касается герцога, – объяснил Дон Кихот, – то он мой друг, а что до замка… по большому счету, весь наш мир – постоялый двор, нужно ли делать исключения?

Герцог обрадовался гостям и усадил их обедать.

– Куда путь держите? – спросил он.

– Как всегда, никуда, – ответил Дон Кихот. – Просто надо посвятить одного рыцаря в оруженосцы, а на голодный желудок заниматься такими вещами мне не к лицу.

– Какой же я рыцарь? – подумал Санчо, но Дон Кихот погрозил ему пальцем и вернулся к беседе с герцогом.

– А вы не боитесь, – спросил герцог Дон Кихота, – что если всех посвятить в оруженосцы, то и с мельницами воевать некому будет?

– Воевать с мельницами всегда будет кому, – ответствовал Дон Кихот, – поэтому бояться тут нечего. Санчо, ты готов?

– Наверное, – пробормотал Санчо.

– Хорошо! – сказал Дон Кихот. – Чтобы стать оруженосцем, тебе надо перестать быть рыцарем. Снимай доспехи!

– Какие доспехи?! – изумился Санчо. – На мне только рубашка…

– А это что? – спросил Дон Кихот и постучал Санчо по лбу, от чего раздался гулкий консервный звук.

– Как же я это сниму? – растерялся Санчо.

– Ладно, – пожал плечами Дон Кихот, – тогда посвящение откладывается до следующего раза.

– Не переживайте, молодой человек, – утешил герцог Санчо Пансу. – Я ведь тоже когда-то просил вашего господина, чтобы он сделал меня хозяином постоялого двора, но тоже ничего не вышло.

– Почему? – печально спросил Санчо.

– Потому что для этого совсем ничего не нужно делать, – вздохнул герцог, – а мне такое давно уже не по силам – староват!

– Это ничего, – сказал Дон Кихот, – как герцог ты тоже хорош!

Распрощавшись с герцогом, они ушли куда глаза глядят. Санчо всё время был недоволен тем, что его господин совсем ничего от него не требует, непонятно даже, за что ему тогда деньги платить?

– Научили бы меня чему–нибудь, – ныл Санчо по дороге.

– Чему же тебя научить? – озадачился Дон Кихот. – Хочешь, научу тебя искусству сновидения?

– А что это за искусство такое?

– Ну, это искусство видеть сон там, где все остальные видят реальность.

– Но тогда я вообще во всём стану видеть сон?

– Ну, да.

– А что же будет, если я вдруг проснусь?

– Тогда ничего не будет.

– Тогда, – решил Санчо, – не надо мне такого искусства!

– Как хочешь, – развёл руками Дон Кихот. – Не пойму только, зачем ты ко мне привязался?

– Я же говорил, что изучаю историю, – терпеливо разъяснил Санчо, – а вы, как странствующий рыцарь, могли бы мне оказать неоценимую помощь в виде поставок фактического материала. Вы ведь везде бываете и всё обо всём знаете.

– Боюсь, что ничем не могу тебе помочь, – огорчился Дон Кихот.

– Почему?

– Потому что нет никакой истории. Ты изучаешь то, чего нет.

– Как это, нет никакой истории?! – не понял Санчо.

– Ну, история – это последовательное развертывание событий во времени, чередование мировых метаморфоз, тогда как в действительности нет никакого чередования и нет никаких метаморфоз. Время, конечно, идёт, но ничего не меняется, всё всегда одно и то же.

– Как это, одно и то же?! Вчера мы были в гостях у герцога, а сегодня идём по пустыне – это не одно и то же, а разные события!

– Правильно, – согласился Дон Кихот, – но что это меняет? Решительно ничего. И так всегда – сегодня одно, завтра другое – всегда одно и то же.

– Хорошо, – сказал Санчо, – тогда я зря трачу с вами время. Прощайте!

– Будь здоров! – Дон Кихот пожал протянутую ему руку. – Приятно было познакомиться.

Оставив Дон Кихота в пустыне, Санчо пошёл в обратном направлении. Вскоре дорога разделилась надвое, а посреди развилки Санчо увидел камень, на котором с одной стороны было написано: «Лучше бы ты вообще никуда не ходил», а на другой – неприлично цитировать. Санчо выбрал дорогу, руководствуясь второй надписью, и через пару дней набрел на постоялый двор.

– Сколько берёте за постой? – спросил он хозяина.

– Не дерзите, молодой человек, – ответил тот, – мало того, что вошли в мою резиденцию без спросу, так ещё и разговариваете без соблюдения этикета. Я – король!

– И верно – король! – матюкнулся про себя Санчо Панса. – Извините, вашество, обознался! Уж больно здесь всё, как бы это сказать… да вот и девчонка эта – я же знаю её, свиней она у нас в селе пасла – Дунька или Манька… и вы на короля не больно–то смахиваете, вот и решил – постоялый двор.

– А вы таки хам, – рассердился король. – Эта, как вы изволили выразиться, пастушка – моя жена, Дульсинея Тобосская; из-за неё, между прочим, люди тыщщами гибнут, она – секс–символ нации!

– Или вы больны, – Санчо даже вспотел, – или у меня горячка.

– Какой-то вы странный, рыцарь, – заметила Дульсинея. – Где же это вы все свои доспехи растеряли?

Санчо постучал себя по лбу, но консервного звука не услышал.

– Дело в том, что я не рыцарь, – сознался он, – а простой оруженосец. А на вашем месте я что-нибудь сделал бы, чтобы остановить войну. Все же ведь думают, что вы секс–символ, а вы бы вышли и сказали всю правду.

– Это ничего не изменит, – сказала Дульсинея. – Я не причина войны, а только повод, оправдание. Жернова вертятся, потому что ветер дует, а ветер дует всегда.

Санчо попрощался с хозяином постоялого двора и его женой, делая при этом вид, что считает их королём и королевой. Выйдя наружу, он оказался на автобусной остановке, где уже шла посадка, но Санчо не надо было ни в Мехико, ни куда-либо ещё, поэтому он просто присел посидеть. От очереди отделился молодой человек в сверкающих доспехах и, представившись очередным бредовым именем и ученой степенью, стал напрашиваться к Санчо в оруженосцы.

– Если у доблестного рыцаря есть сердце, он не сможет отказать мне в моей просьбе, – сказал молодой человек.

– Какой же я тебе рыцарь? – ничуть не изумившись, удивился Санчо. – У меня и доспехов-то нет.