15 сентября 2013, 14:14
Masha777Джед МакКенна. Духовное просветление - прескверная штука. Глава 35-37
Джулия сломалась и становится вампиром.
35. Под опекой возбуждённого ума
Постель за постелью, дитя за дитём.
Один тихий, другой задиристый.
Один смешливый, другой крикливый.
Зовут свою маму.
Зовут Бога.
Один вдруг сел, открыл глаза, спрашивает.
Я подхожу к нему, сажусь, отвечаю.
Он кивает, падает на спину, вновь засыпает.
Когда-то и я был в постели, как они – больной, обманутый.
Теперь сижу на стуле – мне кажется, это лучше.
Полная комната безумцев.
Я возвращаюсь к своему кроссворду,
пока другой не встанет и не спросит.
– Джед МакКенна –
37. Я не ем человеческие глаза.
Умри, пока ты живой и будь абсолютно мёртвым.
Потом делай, что хочешь: нет ничего плохого.
– Бунан –
Я приготовил кофе. Мы поставили на поднос чашки, сливки, сахар, кое-какие сладости и отнесли назад к дивану в гостиной, которая расположена так, чтобы обеспечить беспрепятственный вид на бурные облака через большие окна, выходящие на запад.
Этот разговор для меня был интереснее многих, потому что в процессе него я прояснял всё для себя. Когда речь идёт о просветлении, я могу говорить с авторитетом абсолютного мастера, и единственная сложность это как можно более сжато выразить мысли и идеи. Но когда речь заходит о природе иллюзии, эго, ложных конструкциях, человеческой природе, я всего лишь человек с небольшим опытом, большим интересом, и хорошей способностью к обучению. Да, я прошёл через процесс трансформации, и неплохо помню периоды до и во время него, но если просветление одинаково для всех, всегда и везде, то путь к нему разнообразен и уникален настолько, сколько людей его проделывают.
Конечно, битва с эго за истину была в самом сердце бесчисленных духовных учений в бесчисленных странах в бесчисленные века. Смерть эго как средство достижения не-я – пребывание в недвойственном сознании – вот куда направлен этот путь. Вот причина, стоящая за религиями, молитвами, медитациями, учениями, отречениями. Тот, кто стремится к истине, обретёт её только через труп эго, или не обретёт вовсе. Нет короткого или лёгкого пути, нет окольного или подземного хода. Единственный способ преодолеть эго это пройти сквозь него, и единственный способ пройти сквозь него это подобное лазеру намерение и каменное сердце. Гусеница не становится бабочкой, она входит в процесс умирания, который становится процессом рождения бабочки. Видимость трансформации это иллюзия. Одно не становится другим. Одно заканчивается, и другое начинается.
Почему же столь немногие преуспели на этом величайшем из путей? По одной простой причине, что успех в контексте сна не имеет смысла, в то время как неудача, или, по крайней мере, борьба, несёт огромный смысл. Поиск просветления содержит так же много уроков для непробуждённой души, как и любой другой поиск в ограниченной эго реальности сна, как и любой другой аттракцион в парке. Предполагаемое мега-блаженство духовного пробуждения это морковка на палке не меньше, чем любовь, или богатство, или власть. Другими словами, реальное просветление редко является целью поиска просветления. А почему, собственно, оно должно им быть? Успех в осознании своей истинной природы абсолютно гарантирован, поскольку, ну, поскольку это наша истинная природа. Величайшее чудо не в том, что вы получите её обратно, а в том, что вы смогли утерять её. Возвращение – природа Дао. Борьба в достижении истины, сама по себе, также нелепа, как борьба в достижении смерти. В чём смысл? И то и другое найдут тебя, когда придёт время. Стали бы мы волноваться из-за того, что если мы не сможем найти смерть, она не сможет найти нас? Конечно же, нет, и ни смерть, ни налоги, ни гравитация, ни завтрашний восход солнца не гарантированы настолько, как тот факт, что каждый окончит полностью «просветлённым» вне зависимости от «пути», по которому он шёл.
И если я должен быть в чём-то заинтересован, то вот неплохой выбор – следить за миграцией душ домой. И если мне нужна работа, то вот неплохая – стоять на том берегу, поддерживать свет маяка, помогать вновь прибывшим, приветствуя их и показывая окрестности.
***
Джулия плюхнулась на диван рядом со мной. Мы сидели и молча наблюдали метаморфозы неба. Было похоже, что надвигается ужасная буря, но я-то знал, что этого не будет. Этот холодный фронт производит захватывающие зрелища, а также создаёт много иллюзий. То, что выглядит как предвестие чудовищной грозы, скорее всего обернётся не более, чем потемнением и моросящим дождиком, пока не сформируется и вступит в права следующее событие. Я уселся, поджав ноги, и наслаждался шоу.
Джулия всё ещё выглядела слегка возбуждённой, словно прямо под её поверхностью струился ручей. Это было едва заметно, но она явно была не в себе. Она сдерживала что-то, и я подумал, буду ли я рядом, когда это взорвётся. Когда мы продолжили, я постарался принять более мягкий тон.
– Мы все дрейфуем в бескрайнем океане, и противостоим этому, собираясь в группы и притворяясь в унисон, что ситуация иная. Мы усиливаем иллюзию друг для друга. Вот чем на самом деле является общество – группка людей, прижавшихся друг к другу перед лицом чёрного как смоль океана. Каждый изо всех сил старается удержать голову над поверхностью воды, хотя нет никаких причин верить в то, что жизнь, которую они так стараются сохранить, лучше той альтернативы, которой они избегают. Ведь просто эту они знают, а ту – нет. Страх неизвестности – вот что заставляет каждого постоянно удерживаться на плаву. Весь страх это страх неизвестности. Если кто-то из этой группки пловцов предаёт групповую ложь и начинает говорить правду о ситуации, его называют еретиком, и приберегают для него самые страшные наказания. Если кто-то решает перестать бороться, и просто тонет, или отплывает в сторону, делаются все возможные попытки, чтобы остановить его, не для пользы данного человека, но для пользы всей группы. Чтобы любой ценой отрицать истину о ситуации.
– Передвигают шезлонги на Титанике, – промолвила Джулия нараспев. – Несутся мимо кладбища.
Я засмеялся.
– Да, но не только смерть всех так волнует. Любой может создать сценарий, чтобы иметь дело со смертью. Но что за сценарием? Ещё сценарий? И ещё? В конце концов, черепахи закончатся.
– А? Черепахи?
– Ученик подошёл к своему учителю и спросил: «На чём покоится этот мир, мастер?». Учитель ответил: «На спине огромной черепахи». Ученик, которого не так просто было провести, спросил: «А на чём покоится эта черепаха, о мудрейший?». На что учитель ответил: «На ещё одной черепахе». Ученик всё ещё не хотел сдаваться: «А на чём покоится эта черепаха?» спросил он, на что мастер сердито сказал: «Ты что, не понял? Дальше идут одни черепахи!»
Джулия засмеялась и закивала головой.
– Истина ситуации в том, что в конечном итоге ничего нет. Бесконечность. Вечность. Пустота. Бездна. В конце концов, каждый пловец столкнётся с фактом, что есть только он, бесконечный океан и ничего в промежутке между ними.
– А всё остальное – ложь.
– В сущности, да. Тело это взятая на прокат машина, а планета это мотель. Этот дом ничей, однако некоторые относятся к нему как к постоянному месту жительства, как будто худшее, что может произойти, это собраться и двинуться дальше. Как абсурдно, и однако, как абсолютно необходимо для опыта. Взгляните на вещи в этом свете, и увидите, как бесчисленными способами общество поддерживает внешнее «я», и как высмеивает, отваживает и ведёт борьбу с самим понятием внутреннего исследования. Алан Уоттс назвал это «табу на знание кто ты есть». Чтобы освободиться от своего ложного «я», необходимо освободиться от…
– Всего, – произнесла Джулия. – Семья, друзья…
Её голос дрожал, когда она думала о последствиях.
– Всё. Всё, чем ты являешься… всё, что ты знаешь… всё… действительно всё.
Я подумал, что лучше немного снять напряжение.
– Итак, главный смысл в том, что я, как просветлённый человек, обладаю прямым и непреходящим знанием себя. Вы, как непросветлённый человек, таким знанием не обладаете. Вы, поэтому, выстраиваете личность, с которой отождествляетесь. Вы думаете о «я», как о себе. И может, в самый тёмный час ночной, в самом центре своего сердца вы знаете, что это всё фасад, и вы оплакиваете свою фальшивость и тоскуете по истине, или по сути, или по основе, или по чему-то ещё….
– Оплакиваю?
– Это лишь слово, не так ли? Как насчёт «скорбите»?
– Пусть будет оплакиваю, – смягчилась она.
– Да, вот так. В этом состоит фундаментальная разница между просветлённым человеком и непросветлённым – иметь или не иметь прямого знания себя. Последний является благодатной почвой для эго.
Она глядела в окно. Когда она заговорила, это не было интенсивно, но и не небрежно.
– Значит, все только барахтаются в воде… в действительности ничего не делая… никуда не двигаясь… Потому что это всё бескрайний океан, верно? Куда идти? Ты будешь идти целую вечность, и всё равно никуда не придёшь. Все только притворяются… всё это лишь…
Я знал, что она сейчас говорила не для меня. Она продумывала всё для себя. Делала вычисления. Видела то, что всегда находилось прямо перед ней.
– И это забирает каждый грамм энергии – просто оставаться на плаву с группой. Да, я вижу это. Всё, чем занимается каждый, притворство. Всё, чем я занималась… всю свою жизнь…
Я решил подкинуть ей что-нибудь особенное для размышления.
– Дао говорит, что мудрец видит людей как чучела собак, и вот что это значит – одно внешнее, нет внутреннего. Пустые костюмы, населяющие сцену, как зомби. Только видимость, нет сущности. Да, непросветлённые кажутся просветлённому как зомби – вымышленные персонажи, оживлённые волшебными силами. Никого нет внутри. Если бы человек здесь родился просветлённым, не имея опыта бытия чучелом и не проходя через процесс трансформации, я думаю, он нашёл бы это место достаточно жутким – суетный, населённый, но странным образом необитаемый мир.
Джулия пребывала в глубоком молчании. Её глаза были широко открыты и не мигали, глядя в никуда. Когда она заговорила, тон её был очень сдержанным, словно она просто думала вслух.
– Знаете, я провела большое исследование с тех пор, как мы начали это интервью. Книжные магазины, библиотека, журналы, интернет. Я даже сходила в тот кооператив и купила тот номер журнала о просветлении, который вы просматривали.
– Очень жаль это слышать, – сказал я.
– Почему? – она почти кричала.
Теперь явно чувствовалось её присутствие. Руками крепко обнимая себя за плечи, она обращалась ко мне очень живо.
– Потому что там нет ничего, о чём вы говорите, верно? Они называют это просветлением, но это что-то другое, не так ли?
Она вскочила, и зашагала по комнате. Она размышляла, разгадывала, распутывала. Забавно было это наблюдать. Управляемый коллапс, или может, не такой управляемый, ещё увидим. Это то, что я заметил в ней – энергия хаоса, которую она пыталась сдержать.
– Боже, когда мне сказали, что я должна поехать в Айову и написать статью о духовном мастере, я подумала, что это эвфемизм «вы уволены». Айова, блин!
Она остановилась на секунду, чтобы посмотреть, как я оцениваю всю невозможность этого, затем продолжила шагать.
– Я всё время думаю об этом. В последнее время плохо сплю, – она невесело засмеялась. – Это сбивает меня с толку. То есть, я думала о себе, как о человеке, идущем по духовному пути. То есть, я духовный человек. Я делала всё духовное. Я занималась йогой, я медитировала, я не ем мяса, я сострадательна. Я ловлю пауков и выношу их на улицу, вместо того, чтобы их убивать. Я читаю все книги, посещаю все лекции. У меня на стенах висят изображения мандал и святых, и я посылаю деньги в помощь маленькой девочке в Парагвае, или может быть, Уругвае, хотя я даже не уверена, что вообще есть какая-то маленькая девочка, если вы хотите знать правду, и если я действительно думаю обо всём этом, мне кажется, я делаю всё это, потому что я хочу быть хорошим человеком, хочу быть духовной, любящей, сострадательной, но ещё и потому, что я на духовном пути, и я всё время думала, что этот путь ведёт к просветлению, свободе от рабства, и всё такое… и… и…
– Дышите.
Она вдохнула.
– И всё это чушь, не так ли? – она перестала шагать, задумалась на несколько мгновений, потом продолжила. – Всю эту неделю я читала все свежие бестселлеры на тему о просветлении, чтобы подготовиться к следующему интервью, и когда я читала всех этих предположительно просветлённых людей, у меня в голове словно включили свет – что-то щёлкнуло.
Я ждал, чтобы узнать, в чём состояло её озарение, хотя, вобщем-то, я уже знал. Но ни в коем случае я не хочу умалять его. Ведь озарения это мой raison d'être (смысл жизни), так сказать.
– Вы сами сказали, – продолжала она. – Конечно, вы могли бы меня убить. Вы могли бы покурить крэка, застрелить Бэмби, съесть человеческие глаза, всем святым подрисовать усы, если б захотели, не так ли? Так как нет никакой разницы, вы – просветлённый. Вы там. Вы – то. Вам не нужно действовать как просветлённый. Я знаю, что вы просветлённый, я не идиотка! Я знаю, на что я смотрю. Но как же я раньше этого не видела? Я занималась всем этим духовным дерьмом пятнадцать лет. Я была на даршанах и сатсангах у всех знаменитостей – чёрт, я брала интервью у большинства из них. И что из этого? Что это дало мне? Это похоже на злую шутку. Прямо как вы сказали, я трачу всю свою жизнь на то, чтобы удержаться на плаву, потому что все говорят так делать, и я никогда не подвергала это сомнению, но теперь подвергаю и думаю, что если я буду продолжать в том же духе, то закончу свою жизнь будучи ненамного богаче, чем если бы я пришлёпывала каждого паука, который попадался бы мне на пути!
Я не отвечал. В эти мгновенья важно дать ей течь с потоком. Она на глазах переходила на другой уровень осознанности, и единственное, чем я мог помочь, это не перебивать. Вот он – Первый Шаг. Это не осознание того, что есть, но того, чего нет. Это великое падение иллюзии. До просветления ещё далеко, но процесс теперь начался. Через несколько лет я спрошу её, как идёт жизнь просветлённая, и она ответит: «Отлично, спасибо. Выжимаю все соки. А вы?» Но до этого ещё нужно дойти.
– Просветление даже кажется не тем словом. Я смотрю на вас, и вы так… реальны… полностью осознаны… не знаю… вы не… не знаю. Вы пробуждены, а я никогда раньше не видела пробуждённого человека! А кто эти все остальные? Даже в одном ряду не стоят. Они просто как блаженные кролики, пьяные от любви, поднявшиеся высоко на кундалини, или на божественности, или будучи гуру. Они все говорят о сознании, но это на самом деле не сознание, верно? Чёрт, я испытывала сознание единства, это было совершенно сногсшибательно, и наверное, я всегда думала, что это и есть назначение духовного пути, но… это похоже, когда религию называют опиумом для народа… все эти духовные штуки ничуть не лучше большой дозы чего-нибудь… это похоже на грандиозный заговор с целью удержать людей там, где они есть, убеждая их, что они куда-то идут, в то время как они просто торчат на одном месте, как вы сказали, стараются удержаться на плаву, притворяются. И никто не знает, что это заговор, так ведь? То есть, я же журналист нью-эйдж! Я всю свою взрослую жизнь этим занималась и никогда не знала… никогда не намеревалась кого-то обмануть… думала, что бегу отдельно от стада… Какая шутка! Я каждую минуту бежала рядом с ним!
Забавно, что она назвала всю дуальную вселенную – Дворец Иллюзии Майи – грандиозным заговором.
– Могу я сказать что-то для записи? – спросил я.
– Конечно, – ответила она.
– Я не ем человеческих глаз и не стреляю в персонажей Диснея. Я хороший. Мне бы очень не хотелось, чтобы это попало в печать.
Она засмеялась несколько истерично.
– На самом деле, уже и не знаю, смогу ли я написать эту статью. Предполагалось, что это будет просто заметка, знаете, о высоко духовном человеке и о его маленьком ашраме в сердце Америки. А теперь что? Публичное разоблачение нью-эйдж? Низвержение великих мировых религий? Пробуждение спящего под наркозом человечества? Ни за что. Всё кончено. И я больше не хочу быть писателем, таким, каким была… Не знаю, кем я хочу быть… Вся эта духовность просто как самая бессмысленная карусель. Господи! Не могу перестать думать об этом! Мой ум всё время пытался уложить это в голове после нашей встречи в субботу. Я только начинаю действительно что-то понимать, и не могу поверить, что кто-то может даже подумать о чём-то другом! Мне постоянно приходит на ум: «Вот оно! Вот единственная стоящая игра, единственный танец. Что же ещё может иметь значение?». Я смотрю на других людей, живущих свою нормальную жизнь, и мне хочется кричать! Встряхнуть их и разбудить! Как может кто-то смотреть кино, или идти на работу, или есть сэндвич, когда прямо перед ними это невероятное уродство? Я что, схожу с ума? Я знаю, что нет, но всё-таки? Это что, нормально? Правда, скажите мне. Неужели я совершенно чокнутая?
Она остановилась и уставилась на меня.
– Теперь я? – спросил я.
– Да! – произнесла она раздражённо.
– Во-первых, вы единственная, кто думал, что будет какая-то статья. Я не понимаю, почему Сонайа делает то, что делает, но я знаю точно, что она не пошлёт меня на встречу с журналистом, чтобы тот обо мне написал статью. Во-вторых, нет, это не нормально, это совершенно отлично от нормального. Вы рождаетесь. То, что происходит с вами сейчас, это начало более объёмного процесса. Я могу давать вам советы на любом уровне, но вот ключ, чтобы свести боль к минимуму – не сопротивляйтесь. Вы собираетесь отделиться от группы и перестать удерживаться на плаву – дайте себе утонуть. Вы будете сопротивляться, конечно, это естественно, но позвольте всему течь самому и доверьтесь чему-то высшему – Богу, Кришне, Элвису, кому угодно. Я сам прошёл через точно такой же процесс и видел других в том же положении. Это не так уж необычно, и вы, возможно, не сойдёте с ума. Это хорошая новость.
– О, чёрт, мне это не нравится. Это было хорошей новостью? Какая же тогда плохая новость?
– На самом деле, она не плохая, но определённо трансформирующая. То, что происходит с вами, это процесс смерти-перерождения. Это только начало. Вы не можете вернуться. Не можете остановиться. То, кем вы были до этого, чем вы были, теперь, по сути, позади вас. Это не совсем редкий случай – жизнь полна подобных переходов. Переезд или смена работы – маленькие переходы. Стать вампиром – относительно большой.
Она выглядела довольно расстроенной.
– Насколько это плохо? – спросила она.
– Это не то, чтобы плохо… ну, да, плохо. Всё должно быть переписано. Вы сейчас даже не представляете, что я имею в виду, говоря «всё», но уже начинаете понимать. Ваша жизнь сейчас вступает в период революции, и, думаю, какое-то время вам не придётся ожидать, что вы снова успокоитесь.
Её напряжение заполнило всю комнату. Я видел, когда людям требовалась госпитализация на этой стадии. Она шагала взад и вперёд с туго натянутыми мышцами, горящими глазами. Возможно, настолько пробуждённой она ещё никогда не была… пока.
– Я превращаюсь в, э, вампира?
– Лао Цзы говорил: то, что гусеница называет концом света, весь остальной мир называет бабочкой.
Она смотрела на меня с надеждой.
– Скажите это ещё раз.
– То, что гусеница называет концом света, весь остальной мир называет бабочкой.
Она кивнула, размышляя – размышляя так сильно, как только могла. Она была в состоянии лёгкого шока, вызванного эмоциональным ущербом от всего этого, накопившимся в ней за эти несколько дней и усилившимся за счёт плохой еды и сна. Вдобавок полный крах нормальности, волнующее открытие себя и страх вхождения в неизведанные воды. Неплохой коктейль. Я знаю одного человека, которого скрутила полиция, его привязали к носилкам и отправили на скорой помощи в больницу для психологического обследования примерно на той же стадии трансформации. Это может быть опасным периодом.
Дзен, среди всех прочих, говорит об этой части, но присущий ей серьёзный психологический надлом не рекламируется ни одним духовным учением. Люди хотят всего хорошего – совершенного знания и свободы от страданий – но никто не хочет платить за это. Вот цена – там, где сейчас Джулия, или, по крайней мере, её начало. Это просто кровавое месиво, и любяще-блаженная толпа на это не подписывается. Они хотят просветления, которое не требовало бы отказа от своего места среди товарищей водоплавающих. Они не хотят перестать барахтаться, не хотят погружаться в одиночестве в чёрную бездну. Они хотят другого просветления, где они могли бы остаться с группой, сохранить свои тщательно выстроенные личности и просто быть счастливыми. А ещё лучше очень, очень, очень счастливыми.
Мне нравится счастье, как и всем, но не счастье толкает человека на поиск истины, а бешеное, лихорадочное, рвущееся безумие перестать быть ложью, любой ценой, ради рая или ада. Это не касается высшего сознания, или открытия себя, или рая на земле. Это меч с запёкшейся кровью, гниющая голова Будды, само-жертвоприношение, и любой, кто говорит иначе, продаёт то, чего не имеет.
Я никогда не сомневался, что осознанным намерением Джулии в разговоре со мной было написать обо мне статью, но я ни на миг не предполагал, что намерение Сонайи имело что-либо общее с интервью. С Сонайей, однако, ты не задаёшь вопросов, ты просто ждёшь развития.
Джулия сидела рядом со мной, неподвижно уставившись в окно, и слегка дрожала. Вошла Сонайа, взяла её нежно под руку и вывела из комнаты. Она отведёт Джулию в одну из спален, заварит ей чаю и даст отдохнуть. Конечно, для Джулии ещё не всё окончено. Далеко не всё. В этом начале кульминация всей её жизни. Теперь она навечно потеряла твёрдую опору.
Я отстегнул микрофон и отложил в сторону магнитофон. Минут через двадцать вернулась Сонайа и села на диван рядом со мной, где до этого сидела Джулия.
– Ей надо поспать, – сказала она.
Сонайа устроилась поудобнее, положила ноги на чайный столик рядом с моими, и мы молча сидели – спокойные, довольные, счастливые от простого созерцания меняющегося неба, и праздно думали о том, что будет дальше, но не беспокоясь, зная, каждый по-своему: что бы ни произошло, это будет хорошо.
Но эй, это не требует большого ума – всё хорошо.
Вы видите, о мои братья и сёстры? Это не хаос и не смерть – это порядок, единство, план – это вечная жизнь Это счастье.
– Уолт Уитмен –
37. Почему нет?
Духовное просветление стоит рядом с пустым молочным пакетом
на оранжевом подносе в студенческом буфете.
Оно лежит в траве в канаве рядом с ржавым ободом.
Оно на запонке левой манжеты
на рубашке какого-то важного мужчины.
Просветление можно найти рядом с лифтом
на четвёртом уровне парковки в аэропорту.
Можешь спросить о нём своего пса,
но он вряд ли тебе его даст.
Поищи его рядом с авторучкой в кармане
красного жилета девушки контролёрши,
но только по четвергам.
Просветление в дорожной сумке за спиной путника.
Можно услышать его в скрипе двери местной библиотеки.
Оно в ветерке, дующем неслышно сквозь невидимое дерево.
Оно в пространстве после выдоха и перед вдохом.
Ты можешь найти просветление в церкви,
в той царапине на спинке скамьи перед тобой.
Ты найдёшь его в пустыне,
прямо перед следующим порывом ветра.
Просветление это ничто,
Иллюзия это величайшее чудо.
Просветление было в твоей чашке,
до того, как ты налил в неё кофе.
Сейчас оно в твоей чашке.
Два с половиной миллиона лет
до того, как была создана твоя чашка,
просветление было в твоей чашке.
Час и пятнадцать минут спустя
как время поглотит вселенную,
просветление будет в твоей чашке.
Ты всегда знал, где оно,
потому что оно именно там, где ты его оставил.
Как можно вернуться туда, откуда ты не уходил?
Тебе снится, что ты не просветлён.
Тебе снится, что ты пробуждён.
Вопрос: Почему?
Ответ: Почему нет?
– Джед МакКенна –
Перевод Павла Шуклина
35. Под опекой возбуждённого ума
Постель за постелью, дитя за дитём.
Один тихий, другой задиристый.
Один смешливый, другой крикливый.
Зовут свою маму.
Зовут Бога.
Один вдруг сел, открыл глаза, спрашивает.
Я подхожу к нему, сажусь, отвечаю.
Он кивает, падает на спину, вновь засыпает.
Когда-то и я был в постели, как они – больной, обманутый.
Теперь сижу на стуле – мне кажется, это лучше.
Полная комната безумцев.
Я возвращаюсь к своему кроссворду,
пока другой не встанет и не спросит.
– Джед МакКенна –
37. Я не ем человеческие глаза.
Умри, пока ты живой и будь абсолютно мёртвым.
Потом делай, что хочешь: нет ничего плохого.
– Бунан –
Я приготовил кофе. Мы поставили на поднос чашки, сливки, сахар, кое-какие сладости и отнесли назад к дивану в гостиной, которая расположена так, чтобы обеспечить беспрепятственный вид на бурные облака через большие окна, выходящие на запад.
Этот разговор для меня был интереснее многих, потому что в процессе него я прояснял всё для себя. Когда речь идёт о просветлении, я могу говорить с авторитетом абсолютного мастера, и единственная сложность это как можно более сжато выразить мысли и идеи. Но когда речь заходит о природе иллюзии, эго, ложных конструкциях, человеческой природе, я всего лишь человек с небольшим опытом, большим интересом, и хорошей способностью к обучению. Да, я прошёл через процесс трансформации, и неплохо помню периоды до и во время него, но если просветление одинаково для всех, всегда и везде, то путь к нему разнообразен и уникален настолько, сколько людей его проделывают.
Конечно, битва с эго за истину была в самом сердце бесчисленных духовных учений в бесчисленных странах в бесчисленные века. Смерть эго как средство достижения не-я – пребывание в недвойственном сознании – вот куда направлен этот путь. Вот причина, стоящая за религиями, молитвами, медитациями, учениями, отречениями. Тот, кто стремится к истине, обретёт её только через труп эго, или не обретёт вовсе. Нет короткого или лёгкого пути, нет окольного или подземного хода. Единственный способ преодолеть эго это пройти сквозь него, и единственный способ пройти сквозь него это подобное лазеру намерение и каменное сердце. Гусеница не становится бабочкой, она входит в процесс умирания, который становится процессом рождения бабочки. Видимость трансформации это иллюзия. Одно не становится другим. Одно заканчивается, и другое начинается.
Почему же столь немногие преуспели на этом величайшем из путей? По одной простой причине, что успех в контексте сна не имеет смысла, в то время как неудача, или, по крайней мере, борьба, несёт огромный смысл. Поиск просветления содержит так же много уроков для непробуждённой души, как и любой другой поиск в ограниченной эго реальности сна, как и любой другой аттракцион в парке. Предполагаемое мега-блаженство духовного пробуждения это морковка на палке не меньше, чем любовь, или богатство, или власть. Другими словами, реальное просветление редко является целью поиска просветления. А почему, собственно, оно должно им быть? Успех в осознании своей истинной природы абсолютно гарантирован, поскольку, ну, поскольку это наша истинная природа. Величайшее чудо не в том, что вы получите её обратно, а в том, что вы смогли утерять её. Возвращение – природа Дао. Борьба в достижении истины, сама по себе, также нелепа, как борьба в достижении смерти. В чём смысл? И то и другое найдут тебя, когда придёт время. Стали бы мы волноваться из-за того, что если мы не сможем найти смерть, она не сможет найти нас? Конечно же, нет, и ни смерть, ни налоги, ни гравитация, ни завтрашний восход солнца не гарантированы настолько, как тот факт, что каждый окончит полностью «просветлённым» вне зависимости от «пути», по которому он шёл.
И если я должен быть в чём-то заинтересован, то вот неплохой выбор – следить за миграцией душ домой. И если мне нужна работа, то вот неплохая – стоять на том берегу, поддерживать свет маяка, помогать вновь прибывшим, приветствуя их и показывая окрестности.
***
Джулия плюхнулась на диван рядом со мной. Мы сидели и молча наблюдали метаморфозы неба. Было похоже, что надвигается ужасная буря, но я-то знал, что этого не будет. Этот холодный фронт производит захватывающие зрелища, а также создаёт много иллюзий. То, что выглядит как предвестие чудовищной грозы, скорее всего обернётся не более, чем потемнением и моросящим дождиком, пока не сформируется и вступит в права следующее событие. Я уселся, поджав ноги, и наслаждался шоу.
Джулия всё ещё выглядела слегка возбуждённой, словно прямо под её поверхностью струился ручей. Это было едва заметно, но она явно была не в себе. Она сдерживала что-то, и я подумал, буду ли я рядом, когда это взорвётся. Когда мы продолжили, я постарался принять более мягкий тон.
– Мы все дрейфуем в бескрайнем океане, и противостоим этому, собираясь в группы и притворяясь в унисон, что ситуация иная. Мы усиливаем иллюзию друг для друга. Вот чем на самом деле является общество – группка людей, прижавшихся друг к другу перед лицом чёрного как смоль океана. Каждый изо всех сил старается удержать голову над поверхностью воды, хотя нет никаких причин верить в то, что жизнь, которую они так стараются сохранить, лучше той альтернативы, которой они избегают. Ведь просто эту они знают, а ту – нет. Страх неизвестности – вот что заставляет каждого постоянно удерживаться на плаву. Весь страх это страх неизвестности. Если кто-то из этой группки пловцов предаёт групповую ложь и начинает говорить правду о ситуации, его называют еретиком, и приберегают для него самые страшные наказания. Если кто-то решает перестать бороться, и просто тонет, или отплывает в сторону, делаются все возможные попытки, чтобы остановить его, не для пользы данного человека, но для пользы всей группы. Чтобы любой ценой отрицать истину о ситуации.
– Передвигают шезлонги на Титанике, – промолвила Джулия нараспев. – Несутся мимо кладбища.
Я засмеялся.
– Да, но не только смерть всех так волнует. Любой может создать сценарий, чтобы иметь дело со смертью. Но что за сценарием? Ещё сценарий? И ещё? В конце концов, черепахи закончатся.
– А? Черепахи?
– Ученик подошёл к своему учителю и спросил: «На чём покоится этот мир, мастер?». Учитель ответил: «На спине огромной черепахи». Ученик, которого не так просто было провести, спросил: «А на чём покоится эта черепаха, о мудрейший?». На что учитель ответил: «На ещё одной черепахе». Ученик всё ещё не хотел сдаваться: «А на чём покоится эта черепаха?» спросил он, на что мастер сердито сказал: «Ты что, не понял? Дальше идут одни черепахи!»
Джулия засмеялась и закивала головой.
– Истина ситуации в том, что в конечном итоге ничего нет. Бесконечность. Вечность. Пустота. Бездна. В конце концов, каждый пловец столкнётся с фактом, что есть только он, бесконечный океан и ничего в промежутке между ними.
– А всё остальное – ложь.
– В сущности, да. Тело это взятая на прокат машина, а планета это мотель. Этот дом ничей, однако некоторые относятся к нему как к постоянному месту жительства, как будто худшее, что может произойти, это собраться и двинуться дальше. Как абсурдно, и однако, как абсолютно необходимо для опыта. Взгляните на вещи в этом свете, и увидите, как бесчисленными способами общество поддерживает внешнее «я», и как высмеивает, отваживает и ведёт борьбу с самим понятием внутреннего исследования. Алан Уоттс назвал это «табу на знание кто ты есть». Чтобы освободиться от своего ложного «я», необходимо освободиться от…
– Всего, – произнесла Джулия. – Семья, друзья…
Её голос дрожал, когда она думала о последствиях.
– Всё. Всё, чем ты являешься… всё, что ты знаешь… всё… действительно всё.
Я подумал, что лучше немного снять напряжение.
– Итак, главный смысл в том, что я, как просветлённый человек, обладаю прямым и непреходящим знанием себя. Вы, как непросветлённый человек, таким знанием не обладаете. Вы, поэтому, выстраиваете личность, с которой отождествляетесь. Вы думаете о «я», как о себе. И может, в самый тёмный час ночной, в самом центре своего сердца вы знаете, что это всё фасад, и вы оплакиваете свою фальшивость и тоскуете по истине, или по сути, или по основе, или по чему-то ещё….
– Оплакиваю?
– Это лишь слово, не так ли? Как насчёт «скорбите»?
– Пусть будет оплакиваю, – смягчилась она.
– Да, вот так. В этом состоит фундаментальная разница между просветлённым человеком и непросветлённым – иметь или не иметь прямого знания себя. Последний является благодатной почвой для эго.
Она глядела в окно. Когда она заговорила, это не было интенсивно, но и не небрежно.
– Значит, все только барахтаются в воде… в действительности ничего не делая… никуда не двигаясь… Потому что это всё бескрайний океан, верно? Куда идти? Ты будешь идти целую вечность, и всё равно никуда не придёшь. Все только притворяются… всё это лишь…
Я знал, что она сейчас говорила не для меня. Она продумывала всё для себя. Делала вычисления. Видела то, что всегда находилось прямо перед ней.
– И это забирает каждый грамм энергии – просто оставаться на плаву с группой. Да, я вижу это. Всё, чем занимается каждый, притворство. Всё, чем я занималась… всю свою жизнь…
Я решил подкинуть ей что-нибудь особенное для размышления.
– Дао говорит, что мудрец видит людей как чучела собак, и вот что это значит – одно внешнее, нет внутреннего. Пустые костюмы, населяющие сцену, как зомби. Только видимость, нет сущности. Да, непросветлённые кажутся просветлённому как зомби – вымышленные персонажи, оживлённые волшебными силами. Никого нет внутри. Если бы человек здесь родился просветлённым, не имея опыта бытия чучелом и не проходя через процесс трансформации, я думаю, он нашёл бы это место достаточно жутким – суетный, населённый, но странным образом необитаемый мир.
Джулия пребывала в глубоком молчании. Её глаза были широко открыты и не мигали, глядя в никуда. Когда она заговорила, тон её был очень сдержанным, словно она просто думала вслух.
– Знаете, я провела большое исследование с тех пор, как мы начали это интервью. Книжные магазины, библиотека, журналы, интернет. Я даже сходила в тот кооператив и купила тот номер журнала о просветлении, который вы просматривали.
– Очень жаль это слышать, – сказал я.
– Почему? – она почти кричала.
Теперь явно чувствовалось её присутствие. Руками крепко обнимая себя за плечи, она обращалась ко мне очень живо.
– Потому что там нет ничего, о чём вы говорите, верно? Они называют это просветлением, но это что-то другое, не так ли?
Она вскочила, и зашагала по комнате. Она размышляла, разгадывала, распутывала. Забавно было это наблюдать. Управляемый коллапс, или может, не такой управляемый, ещё увидим. Это то, что я заметил в ней – энергия хаоса, которую она пыталась сдержать.
– Боже, когда мне сказали, что я должна поехать в Айову и написать статью о духовном мастере, я подумала, что это эвфемизм «вы уволены». Айова, блин!
Она остановилась на секунду, чтобы посмотреть, как я оцениваю всю невозможность этого, затем продолжила шагать.
– Я всё время думаю об этом. В последнее время плохо сплю, – она невесело засмеялась. – Это сбивает меня с толку. То есть, я думала о себе, как о человеке, идущем по духовному пути. То есть, я духовный человек. Я делала всё духовное. Я занималась йогой, я медитировала, я не ем мяса, я сострадательна. Я ловлю пауков и выношу их на улицу, вместо того, чтобы их убивать. Я читаю все книги, посещаю все лекции. У меня на стенах висят изображения мандал и святых, и я посылаю деньги в помощь маленькой девочке в Парагвае, или может быть, Уругвае, хотя я даже не уверена, что вообще есть какая-то маленькая девочка, если вы хотите знать правду, и если я действительно думаю обо всём этом, мне кажется, я делаю всё это, потому что я хочу быть хорошим человеком, хочу быть духовной, любящей, сострадательной, но ещё и потому, что я на духовном пути, и я всё время думала, что этот путь ведёт к просветлению, свободе от рабства, и всё такое… и… и…
– Дышите.
Она вдохнула.
– И всё это чушь, не так ли? – она перестала шагать, задумалась на несколько мгновений, потом продолжила. – Всю эту неделю я читала все свежие бестселлеры на тему о просветлении, чтобы подготовиться к следующему интервью, и когда я читала всех этих предположительно просветлённых людей, у меня в голове словно включили свет – что-то щёлкнуло.
Я ждал, чтобы узнать, в чём состояло её озарение, хотя, вобщем-то, я уже знал. Но ни в коем случае я не хочу умалять его. Ведь озарения это мой raison d'être (смысл жизни), так сказать.
– Вы сами сказали, – продолжала она. – Конечно, вы могли бы меня убить. Вы могли бы покурить крэка, застрелить Бэмби, съесть человеческие глаза, всем святым подрисовать усы, если б захотели, не так ли? Так как нет никакой разницы, вы – просветлённый. Вы там. Вы – то. Вам не нужно действовать как просветлённый. Я знаю, что вы просветлённый, я не идиотка! Я знаю, на что я смотрю. Но как же я раньше этого не видела? Я занималась всем этим духовным дерьмом пятнадцать лет. Я была на даршанах и сатсангах у всех знаменитостей – чёрт, я брала интервью у большинства из них. И что из этого? Что это дало мне? Это похоже на злую шутку. Прямо как вы сказали, я трачу всю свою жизнь на то, чтобы удержаться на плаву, потому что все говорят так делать, и я никогда не подвергала это сомнению, но теперь подвергаю и думаю, что если я буду продолжать в том же духе, то закончу свою жизнь будучи ненамного богаче, чем если бы я пришлёпывала каждого паука, который попадался бы мне на пути!
Я не отвечал. В эти мгновенья важно дать ей течь с потоком. Она на глазах переходила на другой уровень осознанности, и единственное, чем я мог помочь, это не перебивать. Вот он – Первый Шаг. Это не осознание того, что есть, но того, чего нет. Это великое падение иллюзии. До просветления ещё далеко, но процесс теперь начался. Через несколько лет я спрошу её, как идёт жизнь просветлённая, и она ответит: «Отлично, спасибо. Выжимаю все соки. А вы?» Но до этого ещё нужно дойти.
– Просветление даже кажется не тем словом. Я смотрю на вас, и вы так… реальны… полностью осознаны… не знаю… вы не… не знаю. Вы пробуждены, а я никогда раньше не видела пробуждённого человека! А кто эти все остальные? Даже в одном ряду не стоят. Они просто как блаженные кролики, пьяные от любви, поднявшиеся высоко на кундалини, или на божественности, или будучи гуру. Они все говорят о сознании, но это на самом деле не сознание, верно? Чёрт, я испытывала сознание единства, это было совершенно сногсшибательно, и наверное, я всегда думала, что это и есть назначение духовного пути, но… это похоже, когда религию называют опиумом для народа… все эти духовные штуки ничуть не лучше большой дозы чего-нибудь… это похоже на грандиозный заговор с целью удержать людей там, где они есть, убеждая их, что они куда-то идут, в то время как они просто торчат на одном месте, как вы сказали, стараются удержаться на плаву, притворяются. И никто не знает, что это заговор, так ведь? То есть, я же журналист нью-эйдж! Я всю свою взрослую жизнь этим занималась и никогда не знала… никогда не намеревалась кого-то обмануть… думала, что бегу отдельно от стада… Какая шутка! Я каждую минуту бежала рядом с ним!
Забавно, что она назвала всю дуальную вселенную – Дворец Иллюзии Майи – грандиозным заговором.
– Могу я сказать что-то для записи? – спросил я.
– Конечно, – ответила она.
– Я не ем человеческих глаз и не стреляю в персонажей Диснея. Я хороший. Мне бы очень не хотелось, чтобы это попало в печать.
Она засмеялась несколько истерично.
– На самом деле, уже и не знаю, смогу ли я написать эту статью. Предполагалось, что это будет просто заметка, знаете, о высоко духовном человеке и о его маленьком ашраме в сердце Америки. А теперь что? Публичное разоблачение нью-эйдж? Низвержение великих мировых религий? Пробуждение спящего под наркозом человечества? Ни за что. Всё кончено. И я больше не хочу быть писателем, таким, каким была… Не знаю, кем я хочу быть… Вся эта духовность просто как самая бессмысленная карусель. Господи! Не могу перестать думать об этом! Мой ум всё время пытался уложить это в голове после нашей встречи в субботу. Я только начинаю действительно что-то понимать, и не могу поверить, что кто-то может даже подумать о чём-то другом! Мне постоянно приходит на ум: «Вот оно! Вот единственная стоящая игра, единственный танец. Что же ещё может иметь значение?». Я смотрю на других людей, живущих свою нормальную жизнь, и мне хочется кричать! Встряхнуть их и разбудить! Как может кто-то смотреть кино, или идти на работу, или есть сэндвич, когда прямо перед ними это невероятное уродство? Я что, схожу с ума? Я знаю, что нет, но всё-таки? Это что, нормально? Правда, скажите мне. Неужели я совершенно чокнутая?
Она остановилась и уставилась на меня.
– Теперь я? – спросил я.
– Да! – произнесла она раздражённо.
– Во-первых, вы единственная, кто думал, что будет какая-то статья. Я не понимаю, почему Сонайа делает то, что делает, но я знаю точно, что она не пошлёт меня на встречу с журналистом, чтобы тот обо мне написал статью. Во-вторых, нет, это не нормально, это совершенно отлично от нормального. Вы рождаетесь. То, что происходит с вами сейчас, это начало более объёмного процесса. Я могу давать вам советы на любом уровне, но вот ключ, чтобы свести боль к минимуму – не сопротивляйтесь. Вы собираетесь отделиться от группы и перестать удерживаться на плаву – дайте себе утонуть. Вы будете сопротивляться, конечно, это естественно, но позвольте всему течь самому и доверьтесь чему-то высшему – Богу, Кришне, Элвису, кому угодно. Я сам прошёл через точно такой же процесс и видел других в том же положении. Это не так уж необычно, и вы, возможно, не сойдёте с ума. Это хорошая новость.
– О, чёрт, мне это не нравится. Это было хорошей новостью? Какая же тогда плохая новость?
– На самом деле, она не плохая, но определённо трансформирующая. То, что происходит с вами, это процесс смерти-перерождения. Это только начало. Вы не можете вернуться. Не можете остановиться. То, кем вы были до этого, чем вы были, теперь, по сути, позади вас. Это не совсем редкий случай – жизнь полна подобных переходов. Переезд или смена работы – маленькие переходы. Стать вампиром – относительно большой.
Она выглядела довольно расстроенной.
– Насколько это плохо? – спросила она.
– Это не то, чтобы плохо… ну, да, плохо. Всё должно быть переписано. Вы сейчас даже не представляете, что я имею в виду, говоря «всё», но уже начинаете понимать. Ваша жизнь сейчас вступает в период революции, и, думаю, какое-то время вам не придётся ожидать, что вы снова успокоитесь.
Её напряжение заполнило всю комнату. Я видел, когда людям требовалась госпитализация на этой стадии. Она шагала взад и вперёд с туго натянутыми мышцами, горящими глазами. Возможно, настолько пробуждённой она ещё никогда не была… пока.
– Я превращаюсь в, э, вампира?
– Лао Цзы говорил: то, что гусеница называет концом света, весь остальной мир называет бабочкой.
Она смотрела на меня с надеждой.
– Скажите это ещё раз.
– То, что гусеница называет концом света, весь остальной мир называет бабочкой.
Она кивнула, размышляя – размышляя так сильно, как только могла. Она была в состоянии лёгкого шока, вызванного эмоциональным ущербом от всего этого, накопившимся в ней за эти несколько дней и усилившимся за счёт плохой еды и сна. Вдобавок полный крах нормальности, волнующее открытие себя и страх вхождения в неизведанные воды. Неплохой коктейль. Я знаю одного человека, которого скрутила полиция, его привязали к носилкам и отправили на скорой помощи в больницу для психологического обследования примерно на той же стадии трансформации. Это может быть опасным периодом.
Дзен, среди всех прочих, говорит об этой части, но присущий ей серьёзный психологический надлом не рекламируется ни одним духовным учением. Люди хотят всего хорошего – совершенного знания и свободы от страданий – но никто не хочет платить за это. Вот цена – там, где сейчас Джулия, или, по крайней мере, её начало. Это просто кровавое месиво, и любяще-блаженная толпа на это не подписывается. Они хотят просветления, которое не требовало бы отказа от своего места среди товарищей водоплавающих. Они не хотят перестать барахтаться, не хотят погружаться в одиночестве в чёрную бездну. Они хотят другого просветления, где они могли бы остаться с группой, сохранить свои тщательно выстроенные личности и просто быть счастливыми. А ещё лучше очень, очень, очень счастливыми.
Мне нравится счастье, как и всем, но не счастье толкает человека на поиск истины, а бешеное, лихорадочное, рвущееся безумие перестать быть ложью, любой ценой, ради рая или ада. Это не касается высшего сознания, или открытия себя, или рая на земле. Это меч с запёкшейся кровью, гниющая голова Будды, само-жертвоприношение, и любой, кто говорит иначе, продаёт то, чего не имеет.
Я никогда не сомневался, что осознанным намерением Джулии в разговоре со мной было написать обо мне статью, но я ни на миг не предполагал, что намерение Сонайи имело что-либо общее с интервью. С Сонайей, однако, ты не задаёшь вопросов, ты просто ждёшь развития.
Джулия сидела рядом со мной, неподвижно уставившись в окно, и слегка дрожала. Вошла Сонайа, взяла её нежно под руку и вывела из комнаты. Она отведёт Джулию в одну из спален, заварит ей чаю и даст отдохнуть. Конечно, для Джулии ещё не всё окончено. Далеко не всё. В этом начале кульминация всей её жизни. Теперь она навечно потеряла твёрдую опору.
Я отстегнул микрофон и отложил в сторону магнитофон. Минут через двадцать вернулась Сонайа и села на диван рядом со мной, где до этого сидела Джулия.
– Ей надо поспать, – сказала она.
Сонайа устроилась поудобнее, положила ноги на чайный столик рядом с моими, и мы молча сидели – спокойные, довольные, счастливые от простого созерцания меняющегося неба, и праздно думали о том, что будет дальше, но не беспокоясь, зная, каждый по-своему: что бы ни произошло, это будет хорошо.
Но эй, это не требует большого ума – всё хорошо.
Вы видите, о мои братья и сёстры? Это не хаос и не смерть – это порядок, единство, план – это вечная жизнь Это счастье.
– Уолт Уитмен –
37. Почему нет?
Духовное просветление стоит рядом с пустым молочным пакетом
на оранжевом подносе в студенческом буфете.
Оно лежит в траве в канаве рядом с ржавым ободом.
Оно на запонке левой манжеты
на рубашке какого-то важного мужчины.
Просветление можно найти рядом с лифтом
на четвёртом уровне парковки в аэропорту.
Можешь спросить о нём своего пса,
но он вряд ли тебе его даст.
Поищи его рядом с авторучкой в кармане
красного жилета девушки контролёрши,
но только по четвергам.
Просветление в дорожной сумке за спиной путника.
Можно услышать его в скрипе двери местной библиотеки.
Оно в ветерке, дующем неслышно сквозь невидимое дерево.
Оно в пространстве после выдоха и перед вдохом.
Ты можешь найти просветление в церкви,
в той царапине на спинке скамьи перед тобой.
Ты найдёшь его в пустыне,
прямо перед следующим порывом ветра.
Просветление это ничто,
Иллюзия это величайшее чудо.
Просветление было в твоей чашке,
до того, как ты налил в неё кофе.
Сейчас оно в твоей чашке.
Два с половиной миллиона лет
до того, как была создана твоя чашка,
просветление было в твоей чашке.
Час и пятнадцать минут спустя
как время поглотит вселенную,
просветление будет в твоей чашке.
Ты всегда знал, где оно,
потому что оно именно там, где ты его оставил.
Как можно вернуться туда, откуда ты не уходил?
Тебе снится, что ты не просветлён.
Тебе снится, что ты пробуждён.
Вопрос: Почему?
Ответ: Почему нет?
– Джед МакКенна –
Перевод Павла Шуклина
3 комментария