14 января 2014, 01:01
3-я книга Джеда МакКенны " Духовная война " - главы 14-15.
14. В королевстве слепых.
Духовное путешествие состоит не в прибытии к новому пункту назначения, где человек получает то, чего у него не было, или становится тем, кем он не был. Оно состоит в рассеянии собственного невежества относительно себя и своей жизни, и постепенный рост того понимания, которое начинает духовное пробуждение.
– Олдос Хаксли –
В королевстве слепых одноглазый – дурак. Он – бабочка среди гусениц, вампир среди людей, одноглазый идиот в стране безглазых мудрецов. Он не лучше, не сильнее, просто не на своём месте – изгой, чужак в чужом краю. Зачем он влачит здесь жалкое существование? Что он должен делать? Говорить? Учить? Разыгрывать мудрого? Что может одноглазый сказать слепым от рождения? Зачем он должен что-то говорить? Чего он хочет от них или для них? Слепые ничего не знают о глазах. Они ничего не знают о зрении, а те, которые думают, что знают, заблуждаются. Зачем вообще говорить? Зачем зрячий должен добавлять свой голос к шуму незрячих, которые заявляют, что видят, и будучи «освобождёнными истиной», могут рассказать лучшую историю? Зачем предпринимать столь тщетную и неблагодарную миссию? Зрячий может начать с терпимого отношения к скептицизму незрячих, памятуя о том, что он сам был когда-то таким же слепым и ещё хуже вдвойне, но терпимость вскоре истощается. Потворствовать желаниям эго чувствовать себя разумным и проницательным дело утомительное, и служит лишь разоблачению глупости альтруистических мотивов.
Или так мне видится. Я не мотивируюсь альтруизмом или результатом, так что когда я вижу, как Майа мёртвой хваткой держит человечество во мраке, это не задевает меня. Я работаю для вселенной, для книг, поэтому то, что служит им, служит мне.
***
– Ну хорошо, – сказала Лиза спустя несколько минут, устраиваясь рядом в шезлонге с ручкой и блокнотом, – как вы думаете, почему это случилось? Какой был смысл в падении с мотоцикла? Вы сказали, что знали с самого первого момента, что это не будет серьёзно. Значит, в этом был смысл?
Я потряс головой, чтобы она прояснилась. Это не помогло.
– Когда я спрашиваю себя, почему что-то случается, – сказал я ей, – прежде всего я думаю о книгах. Служит ли это каким-либо образом книгам? В данном случае – моё падение с мотоцикла и получение небольших повреждений – ответ определённо «да».
– Да?
– Да, и вы показали мне это.
– Правда?
– Вы предложили помочь мне с книгой, и я дал вам черновик главы о том, как работает в реальности интегрированное состояние, над которой я работал последние несколько дней. Вас не удовлетворило то, что я написал до сих пор, и вы попросили привести пример, и вот, пожалуйста, прямо с первых полос сегодняшних газет. Эта авария представляет отличнейший способ сказать то, что я пытался сказать в той главе. Я даже не думал об этом, пока вы не спросили о примере. Видите, как это как бы выстраивается само на себе?
Она покачала головой – нет. Я снова потряс головой. Я сам только сейчас складываю всё вместе, когда говорю, поэтому мне нужно, чтобы ум перестал пульсировать и гудеть. Он не переставал.
– Не только сама авария служит книге, – сказал я, – но то, как она служит книге, тоже служит книге.
Это ещё больше сбило её с толку. Я вернулся назад.
– Когда вы читали ту главу, – сказал я, – о чём вы думали?
– Она хороша, – сказала она. – Немного суховато. Я бы сказала, это эскиз.
– Правильно, работа в процессе. Так я выясняю, что я хочу сказать, и стоит ли это говорить. Само написание является частью процесса. Я делаю свою часть, а вселенная делает свою. Окей?
– Окей, – сказала она.
– Так вот, я дал вам эти страницы, а вы попросили привести пример, что привело на ум инцидент с мотоциклом, и заставило меня осознать, что это на самом деле намного более подходящий способ выразить эти знания. Всё, что я пытался сказать в той главе, было подытожено именно там, в тот самый первый момент аварии.
– А что вы думали до этого, почему случилась авария?
– Что я уже не пацан и не должен разъезжать на раздолбанном старом «Триумфе» по Мексике. Это пришло на ум чётко и ясно. Я собирался поехать на нём в Пуэрто Валларта на следующей неделе, но думаю, это уже в прошлом.
– Слава Богу, – сказала она, – хотя я не уверена, что тот «Пинто» намного лучше. Значит, вы думали, что эта авария это предупреждение вам не ездить по Мексике на старых мотоциклах?
– Я ещё не вполне успел это осмыслить. Я вернулся сюда лишь за несколько минут до вашего появления, – ответил я. – А потом пришли вы и спросили о помощи.
– То есть, в каком-то смысле, – сказала она, – эта авария была счастливым совпадением?
– Да, и в таком же смысле моя жизнь это одна длинная цепочка счастливых совпадений. Совпадение это незапланированное стечение событий, что-то происходит так, как будто это запланировано, даже если это несчастный случай. В моём случае я не вижу здесь случая, лишь план, строгий ряд, согласованность. И не от случая случаю, а всё время, вернее, чем восход солнца. Поэтому, да, это счастливое совпадение из перспективы человека с закрытыми глазами, но из перспективы человека с открытыми глазами этот порядок есть везде и всегда. Как будто я живу подвешенным на невидимых нитях, и даже хотя я их не вижу, я знаю, что они есть, и научился приноравливаться к ним. Они всегда здесь, и если придёт день, когда их не станет, я буду рад упасть.
Мы немного посидели молча. Она делала записи, а я провалился в причудливый туман.
***
День медленно клонился к вечеру. Лиза работала над записями, задавая вопросы. Я болтался в гудящем полусонном состоянии, наслаждаясь созерцанием бассейна и далёких видов, поглаживал Майю и качался на волнах медленных глухих ударов, начинавшихся внутри моей головы и изливавшихся наружу. Время от времени Лиза задавала вопрос, что инициировало свежий диалог, потом следовала пауза, пока она делала заметки.
– И так всегда происходит? – спросила она. – То есть, как вы работали над той главой, которую вы мне показывали?
– Почти всегда, – сказал я. – Некоторое время я работаю над написанием чего-нибудь, и мне это почти удаётся, но не совсем, лишь насколько я могу это охватить. Потом что-то происходит, в точности нужная вещь и точно в нужное время, пелена спадает, и всё разрешается полной ясностью. Последняя нить полотна чудесным образом вплетается на своё место, и только тогда ты видишь всю ткань как единое целое и полностью всё понимаешь. Так же со мной происходило, когда я делал духовный автолизис. Большая часть работы уходит на то, чтобы нагромоздить огромную кучу бурелома, но до тех пор, пока не появится неведомо откуда эта завершающая загадочная искра и всё не подожжёт, ты не справишься с ним. В духовном автолизисе это пламя превращало целую гору невежества в пепел. В книге оно очищает и придаёт вещам большую чёткость, и в итоге получается хороший материал.
– И это то, что здесь произошло?
– Это то, что здесь происходит. Я сделал свою часть, написал эти страницы, поработал над ними, чтобы выяснить, что я пытаюсь сказать и почему, и на этом всё. Затем вы сыграли свою роль и показали мне, чего я не увидел сам, что эта авария предоставляла отличный способ выразить то, что я пытался выразить. Частичка встала точно на своё место, и головоломка решена. Используя ваши заметки, я начну снова, и через несколько часов у меня будет готовая работа в том виде, в каком должна быть.
– Окей, – сказала она. – Всё это я понимаю, но как это всё ещё происходит?
– Потому что история не только о том, что это происшествие и наши разговоры заменят ту главу. То, как разворачивался весь процесс, открывает более широкое его измерение, которое в свою очередь обеспечивает важный и необходимый вклад в книгу.
– Вы меня немного не поняли. Этот случай обеспечивает что?
– Этот случай объединяет и закрепляет темы, которые я пытался выразить в той главе.
– Понятно, – сказала она. – И я сыграла в этом роль?
– Вы и сейчас играете свою роль. Вы делаете свою часть, я делаю свою, вселенная делает свою, и теперь книга получит то, что нужно – ясную и живую иллюстрацию моего опыта прямого знания, что я имел в виду, когда говорил о сотворческом процессе и о том, как вселенная вкладывает книги мне в руки. Что раньше было плоским, безжизненным объяснением, теперь стало динамическим и личным, с опасной дорожной аварией, моими травмами, вашим трогательным участием, моим злоупотреблением лекарствами, нашим диалогом и, конечно же, звездой программы, самим процессом. Книги всегда так пробивают себе дорогу. В точности нужная вещь происходит точно в нужное время. И не только книги, конечно – всё, но сейчас мы рассматриваем книги.
– Но как вы узнаёте свою часть? Как вы узнаёте, что делать, а чего не делать? Откуда вы знаете, как всё это работает?
Я не минуту задумался.
– Это похоже на равновесие, я думаю. Если кто-то с неразвитым механизмом равновесия спросит вас, как вы стоите и удерживаете равновесие, не падая, вы не сможете ему сказать. Для вас это абсолютно естественно – это развилось в вас в раннем детстве без вашего сознательного усилия и участия. Это так просто и очевидно для вас, что вы не понимаете, почему кто-то может об этом спрашивать, но для человека без механизма равновесия это кажется невероятно сложным, может даже чудом или магией.
Она постучала ручкой по столу слегка раздражённо.
– И для вас это привычное дело? – спросила она с сомнением. – То, как всё происходит – со мной, мотоциклом и всем остальным?
– Так работает всё в моём мире. Это мой опыт существования в царстве сна. Не время от времени, но всегда. Так происходит интегрированное функционирование – элегантно, гладко, легко, без острых углов, зазоров и неприятных грубых краёв. Так всегда. Я делаю свою часть, вселенная делает её часть, и всё просто течёт в безусильном слиянии. Так всегда делаются книги. Вот что значит вселенная вкладывает их мне в руки. Здесь этот процесс иллюстрируется. Я играю роль в создании книг, но не считаю себя их автором, лишь участником более широкого процесса.
– Всё же, – сказала она, – вы должны признать, что многие величайшие свершения человечества не были бы возможны без личной энергии и взглядов людей с очень сильной и энергичной эгоистической конституцией. Людей, которые знали, чего хотели, и получали это без особых ожиданий, мечтаний и наблюдений. Наша цивилизация существует благодаря им.
– Такова она и есть. Если через несколько лет, после того, как хорошенько оглядитесь вокруг, вы всё ещё будете на этом настаивать, я буду очень рад обсудить с вами ваши взгляды. А сейчас напишите-ка, что вы думаете о разнице между эгоистическими притязаниями и процессом сотворческого позволения.
– Это задание для меня?
– Конечно, для вас. С вашей перспективы вся вселенная для вас. Для кого ещё?
***
– У вас есть ещё какие-нибудь примеры? – спросила Лиза немного погодя. – Кроме падения с мотоцикла?
– У могу привести бесконечное количество примеров, – сказал я. – Как если бы я спросил вас привести пример, когда вы о чём-нибудь думали. Падение с мотоцикла это большой, яркий пример. Покупка дома – прекрасный пример: то, как первый дом, который я пытался купить, проложил путь для дома в Сан Мигель, просто изумительно. Встреча с Майей – замечательный пример, особенно моя роль в процессе: моё терпение, исследование и доверие, медленно выстраиваясь, разворачиваясь без усилий и в точное время, привели к совершенному результату. Написание книг – прекрасный всё продолжающийся пример такого сотворчества в работе. В центре всех этих примеров, и бессчётного числа других, которые я могу привести, стоит элемент доверия, терпения, невмешательства. У меня нет эго, которое требовало бы чего-то или настаивало бы на способах и средствах, поэтому события разворачиваются таким образом, какого эго никогда не смогло бы вообразить или достичь.
– Всё это хорошие примеры, – заметила она, делая записи.
– Но наиболее интересным я нахожу не эти большие фонтанирующие примеры. Они вторичны по отношению к самому интегрированному состоянию – утончённость и изящество, развитие и очищение чувств, состояние жизни и бытия в целом – и эти примеры-бомбы являются лишь частью его. И самое лучшее во всём этом, хотя для меня это уже в прошлом, это умопомрачительное персональное возрождение бытия вне отделённого состояния.
– Не уверена, что понимаю, – сказала она.
– Лучшая сторона пребывания вне темницы, это пребывание вне темницы. После этого всё остальное просто восторг. Довольно скоро вы сами это узнаете, когда немного успокоитесь, сможете на всё взглянуть с немного большего расстояния и поймёте, что вы в действительности совершили.
– Я гляжу в будущее, когда смогу отдалиться от этого, – сказала она устало, – но сомневаюсь, что мне когда-нибудь удастся понять это так, как вы.
– Вы сможете, если захотите, если проявите интерес. Я обладаю естественным интересом к царству сна, к работе иллюзии, к творчеству.
– Каким образом это включает творчество?
– Именно этим является вся жизнь – свободно текущим, динамическим творческим процессом. Иногда можно услышать, как творческие люди описывают, как они отходят в сторону и позволяют музе или вдохновению течь сквозь них, или как Микеланждело описывал, что он видит статую в скале, а потом просто отсекает всё, что не является статуей – видеть правильность и удалять неправильность. Здесь то же самое, но во всём, не только в произведениях искусства. Вся ваша жизнь становится творческим процессом, утончённым позволением, едва заметной тенденцией к правильности от неправильности такой же тонкой и очищенной, как ваш механизм равновесия.
Она минуту молчала, делая заметки.
– Разве об этом не написаны книги? – спросила она.
Я забыл, где мы.
– О чём?
– Ну, о материализации желаний, наверно.
– О, да, есть куча книг, написанных людьми и ченнелингов, об искусстве материализации желаний, использовании аффирмаций, ворожбы, законов привлекательности, и прочее. Книги, с которыми я знаком, все написаны для отделённого, одетого в эго существа, как книжки «Сделай сам» для детей, но детям не нужны книжки о том, как действовать по-взрослому, им нужно стать взрослыми. Книги сулят многочисленные способы воплощения в жизнь ваших желаний, получения всего, что вы хотите, но это в действительности самая маленькая часть, скорее приятный побочный эффект.
Вообще-то, сейчас у меня было несколько побочных эффектов. Я заметил, что всё ещё есть боль, но она не болит. Любопытно. У меня почти нет опыта приёма лекарств, но пока это кажется очень приятным.
– Как вы, вероятно, начинаете сами видеть, – сказал я Лизе, – быть богатой и красивой рок-звездой в состоянии отделённости это ничто. Попасть в интегрированное состояние это всё. Не важно, кто вы, чего вы хотите, духовный ли вы человек, творческий или какой-то ещё, задача номер один всегда одна и та же: стать Взрослым Человеком. Ничего не произойдёт прежде этого. Нет аргументов в пользу Человека-Ребёнка, кроме аргументов эго и страха.
Я закрыл один глаз, и это было так приятно, что я закрыл второй.
***
Лиза что-то сказала. Я открыл один глаз, потом второй.
– Что? – спросил я.
– Вы говорите, что это существует для каждого, – сказала она, – что даже в связанном эго состоянии мы можем участвовать в этом, но я этого не вижу. Где это происходит?
Минута ушла у меня на то, чтобы сделать грамматический разбор её вопроса.
– Везде, – сказал я. – У каждого был прямой опыт того, о чём я говорю, когда они чувствовали, что есть нечто большее в жизни, чем видит глаз, что происходит что-то ещё, чего они не видят. Может, у них хорошо развит инстинкт или интуиция. Может, они читают свои гороскопы в газетах, или играют в карты таро, или гадают на кофейной гуще, или на куриных желудках. Многие люди замечают работу высших сил в своей жизни, они переживают периоды потока, когда всё идёт как надо, они видят совпадение и подозревают в нём нечто большее, они распознают некую закулисную силу и называют её синхронностью, или интуитивной прозорливостью, или провидением, или божьей дланью.
Лиза записывала примеры за мной.
– Я в некотором роде оторван от человеческого опыта, – продолжал я, – но думаю, большинство людей видят вещи, которые они называют чудесами, или божественным вторжением, помощью ангелов-хранителей, ответами на молитвы, участием в их жизнях божеств или развоплощённых существ. Они видят, как события разворачиваются просто так, благоприятно или случайно, или как угодно: как они чудесным образом избегают аварии, деньги приходят как раз в нужный момент, как нужный человек появляется в их жизни. Пути господни неисповедимы, что-то типа того. Вы так не думаете?
– Я не знаю, что я думаю, – сказала она тяжело. – Всё это слишком. И как со всем этим можно даже начать?
– Материализация желаний это видимая часть айсберга интеграции, ощутимый её уровень, который даже люди с самыми плотно закрытыми глазами порой распознают. Когда люди начинают, если они начинают, они начинают с материализации небольших, простых вещей: хорошее место для парковки, зелёный свет на дороге, например. Это работает, и они думают, что это прикольно, но большинство никогда не заходят намного дальше. Но они натыкаются на проблему, когда их банковские счета не растут, или их талия не сужается, и они прекращают это дело, полагая, что выдавали желаемое за действительное. Они не вошли целиком в процесс, и не позволяли процессу войти в них. Переломный момент наступает тогда, если вообще наступает, когда происходит осознание, что маленькие успехи, как парковка и светофор, это не исключение, а правило, и если они не приходят по требованию, просто это означает, что вы не поняли правила. Но вы способны его понять.
Она вздохнула, делая записи.
– Некоторые идут дальше, – продолжал я. – Они читают книги, учатся видеть процесс, понимать его, овладевают им. Они сливаются с ним, и в какой-то степени учатся применять эти силы в своей жизни. Это хорошо, но они всё ещё дурачат самих себя, как если ты работаешь в туалете компании и моешь полы в офисах, не зная, что владеешь этой компанией. Что-то вроде этого.
– Мне кажется, я вообще ничего не понимаю, – простонала она, записывая.
– Концептуальное понимание не имеет большого значения, – я глядел на голубую гладь бассейна перед нами. – Ты учишься плавать, прыгнув воду, а не сидя в классе, изучая аквадинамическую теорию. Имеет значение только практическое применение, и вы уже в бассейне, так сказать. Остальное само о себе позаботится через естественные процессы экспериментирования, наблюдения и игры, как вы развивали в себе равновесие в детстве. Вы не родились с уже настроенным механизмом баланса – он развился со временем, когда вы поднялись на ноги и начали его использовать.
Моё колено прострелила резкая боль, и я защебетал нечеловеческим голосом.
– Вы в порядке? – спросила она, вставая. – Могу я вам чем-то помочь?
– Всё нормально, спасибо, – сказал я, и в основном это было правдой.
Моё тело было счастливо. Все болезненные участки чувствовали себя отлично, и неболезненные участки тоже. Хорошие таблетки. Они не дают слабости в ногах, и ум вроде работает. Иногда я думаю, что после написания книг, возможно, интересно было бы пристраститься к чему-нибудь, чтобы посмотреть, как это, но навряд ли. У меня куча глупых идей о том, чем я займусь после написания книг. Возможно, я просто найду какой-то способ продолжать писать.
Лиза поставила свежие напитки на стол между нами и откинулась и кресле.
– На чём мы остановились? – спросила она.
– У вас же записи.
– Окей, – сказала она, сверяясь с ними. – Как всё это применимо к человеку в моей ситуации? С чего такой человек, как я, может вообще начать?
– Ваши мысли и эмоции определяют вашу реальность в царстве сна. Вот с этого и начните. Далее вопрос лишь в упрощении уравнения и, в конечном итоге, видение, что ваши мысли и эмоции это и есть царство сна. Всё это лишь сознание, вы это лишь сознание. Нет больше ничего. Когда это из мыслительной концепции перейдёт на уровень полного осознания, вы естественным образом сольётесь со течениями вместо того, чтобы бултыхаться в них.
Она писала и тяжело вздыхала. Я понимал, что это очень трудный для неё материал. Не так много времени прошло с тех пор, когда она отнеслась бы с презрением к подобному разговору.
– Окей, – сказала она, – я могу согласиться с тем, что, возможно, каждый имел какой-то опыт, который вы описываете, или есть какое-то религиозное или мистическое объяснение для таких вещей. Я всегда считала это интуитивной прозорливостью, пожалуй.
– Значит, вы никогда ничему не молились?
– Молилась? Ну, да, молилась. Я молилась, чтобы мои дети были здоровы и невредимы. Я молилась, чтобы меня допустили к юридической практике. Может быть, ещё что-то. И думаю, эти молитвы были услышаны. Вы это имели в виду?
– Не совсем. С вашей перспективы ваши молитвы были услышаны, или, по крайней мере, события развернулись так, как вы просили. Я думаю, что вы на самом деле не верите, что ваши дети были здоровыми и что вас допустили к практике, благодаря тому, что вы молились, не так ли?
Она пожала плечами.
– Хуже от этого не стало бы, – сказала она с улыбкой.
– Именно, – сказал я. – Так, вероятно, большинство людей это видит. Они молятся только когда это очень важно. Они совершают сделки. Как говорится, нет атеистов в окопах. Но когда кризис позади, там же остаётся их страстная мольба к чему-то невидимому, к которому они обращались.
– Чему-то невидимому?
– Богу, высшему я, ангелам, Иисусу, Аллаху, Будде, тотемам, предкам, кому угодно. Но также, я могу сказать, что даже если бы ваши дети не были здоровы и вас не допустили бы к практике, ваши молитвы всё равно были бы услышаны.
Это ей не понравилось.
– Это вообще непонятно, – сказала она коротко.
– С отделённой точки зрения – да, но с интегрированной точки зрения это просто очевидно. Нет другой альтернативы. Мы думаем, что чудеса происходят, и молитвы исполняются только когда это что-то хорошее – когда это в соответствии с нашими надеждами и желаниями, которые у человека-ребёнка всегда основаны на страхе. Но мы не узнаём работу тех же самых сил, когда результаты не соответствуют нашим надеждам и желаниям. Мы очень избирательны в своих чувствах. Удача, неудача, это всё одно и то же: приливы и отливы, просто интерпретируется по-разному.
Она молча писала. Я попытался зайти с другой стороны.
– Одетые в эго, основанные на страхе существа могут использовать молитву, или гадание, или материализацию, чтобы получить желаемое: здоровье, любовь, карьеру, деньги, семью, обычные бесполезности. Освобождённое от эгоистических ограничений, однако, всё это движимое страхом хотение исчезает, и желание становится очень органичным и неспецифическим. Если бы я произносил молитву, она была бы о лучшем, чем бы оно ни было, или чтобы действовать безошибочно, что-то в этом роде.
Она писала. Я посмотрел на пальцы своих ног и пошевелил ими. Если я слишком долго думаю о пальцах своих ног, я становлюсь немного похотливым, поэтому я был рад, когда она отвлекла меня другим вопросом.
– Вы не молились, чтобы получить дом своего деда? – спросила она. – Или тот первый, который вы собирались купить?
– Нет, я выразил намерение через желание и действие, но я не молился в том смысле, который вы имеете в виду, когда хочешь чего-то и просишь об этом. Даже это является симптомом недоверчивого, отделённого состояния ума. Интегрированное состояние монолитно – в нём нет этих искусственных границ и различий, таких как одно существо просит о чём-то, а другое даёт ему это. Я желаю того, что будет лучше, и доверяю вселенной, а не своим маленьким мозгам судить о том, что лучше и как лучше это сделать. Если бы я зациклился на том первом доме, решил, что я хочу его, и стал бы настаивать, тем самым я вызвал бы крушение всего процесса, но я был открыт, внимателен и чуток и получил гораздо более лучший результат, чем я мог бы представить или организовать.
– Вы бы не были так спокойны, если вместо дома вам пришлось бы беспокоиться о своём ребёнке.
– Если бы я заявлял, что моя вера очень сильна, вы были бы правы, но я не верю, что так всё работает, я вижу. Когда ваши глаза открыты, вы всё видите, и вера становится ненужной и отбрасывается. Вам трудно это понять, так как ваши глаза закрыты, а вы думаете, что они открыты, и вы естественно полагаете, что мы с вами в одинаковых условиях.
– Поверьте, – сказала она, – я знаю, что это не так.
– Вы верите, что мы не в одинаковых условиях, но вы не видите этого. Вы довольно близки, однако, и скоро всё увидите. Я хочу сказать, что то, что люди видят в случайных проблесках, со всеми различными названиями и объяснениями, является океаном бытия, работающим в неустанном, безошибочном совершенстве. Вот что такое царство сна, вот что такое мы, вот что такое сознание. Вы всего лишь сознание, а всё, что говорит вам что-то ещё, это как наросшая корка затвердевшей эмоциональной энергии, которая образовала вокруг вас что-то в роде скорлупы. Любой истинный рост и развитие является прежде всего процессом разбивания этой корки. Эго посылает нас в направлении изучения, чтобы становиться всё больше и добавлять к себе, но всё, что мы ищем, лежит в противоположном направлении – забывание, отпускание, уменьшение. Мы думаем, что наша цель кем-то стать, но вселенная может стать нашей, лишь когда мы станем никем.
Она снова застонала.
15. Манифестация* судьбы.
— *Слово manifest в английском языке означает также «воплощение», «материализация»
— Я прошу вас только перестать воображать, что вы когда-то родились, имели родителей, являетесь телом, умрёте и так далее. Просто попробуйте, сделайте первый шаг – это не так трудно, как вам кажется.
– Нисаргадатта Махарадж –
Заходящее солнце окрасило озеро в неистово оранжевый цвет и испещрило горы вертикальными боковыми тенями. Лиза достала что-то из еды, но лекарства придавали всему какой-то подозрительный вкус, поэтому я не стал есть. Мы расслабились и позволили разговору приятно выйти из темы не какое-то время. Наконец, Лиза вернула нас обратно.
– Вы говорите, что можете получить всё, что захотите? – спросила она, перечитывая недавние записи. – Это так? Якобы всё управляется какой-то волшебной энергией, и если ты можешь подключиться к ней…
– И да, и нет, – перебил я. – Не то, чтобы человек, укоренённый в интегрированном состоянии, может иметь всё, что захочет, но его нужды и желания находятся в естественной гармонии с их обстоятельствами в царстве сна. Другими словами, дело не в том, что я могу получить, что захочу – шевельну носом и оно появится – но я бы не стал желать чего-то, чего не смог бы получить. Я не могу материализовать стопку долларов, или быстроходный катер, или кастрюлю ухи, потому что у меня нет подлинного желания иметь эти вещи. Разница между подлинным и неподлинным желанием играет здесь центральную роль, но большинство людей совершенно отрезаны от своих подлинных желаний.
– Отрезаны чем?
– Эго всегда виновник. Сравните ваши собственные желания несколько лет назад с вашими теперешними желаниями. Чего вы хотели тогда? Быть партнёром юридической фирмы? Водить «Лексус»? Иметь больше денег? Больший дом? Стройную фигуру?
– Звучит знакомо, – сказал она смущённо.
– И где теперь эти желания?
– Не знаю, просто пропали.
– Вот именно, просто пропали. В действии процесс ликвидации. Вам не нужно было бороться с каждым мало-мальски эгоистическим материалом, вы просто боролись, чтобы сделать нелёгкий шаг, и продвинувшись вперёд, вы оставили позади огромную массу слипшегося мусора. Теперь вы начинаете обнаруживать свои подлинные желания, а они ничего не имеют общего с получением чего-то или улучшением вашего имиджа. Ваши подлинные желания не будут иметь ничего общего с тем, чтобы проецировать ваше воображаемое «я» в мир, чтобы холить и лелеять своё отражение в глазах других. Все формы приукрашивания и выставления напоказ утратят свою привлекательность и даже станут противными, и старенький «Форд Пинто» без крыши станет выглядеть намного более комфортабельным, чем новый сверкающий «Лексус».
Наступило ещё одно приятное затишье в разговоре, пока она ждала, буду ли продолжать. Я вернулся к её вопросу о получении всего, что я захочу.
– Такой предмет, как материализация подлинных желаний, довольно трудно объяснять, поскольку интегрированное состояние находится за пределами концептуальных рамок отделённого состояния. Я прогибаюсь под вселенную или она прогибается под меня? Этот вопрос не выдерживает толкования. Различие между мной и не-мной не имеет смысла. Ограничивающие факторы времени, пространства, причинности, двойственности не имеют эквивалентов в интегрированном состоянии.
Моё колено прислало острый сигнал.
– Раз уж мы говорим о материализации желаний, не могли бы вы передать мне мои таблетки?
Она достала пузырёк из моей сумки и прочитала название.
– О боже, – сказала она, узнав, что это за лекарство, – это сильная штука, люди присаживаются на такое. Вы мне что-то сказали?
– Разве я не говорил, чтобы вы передали их мне?
Она прочитала предупреждение на пузырьке, протянула было его мне, но потом отдёрнула руку.
– Значит вы хотите получить эти таблетки?
– Разве я непонятно выразился?
Она раздумывала.
– Ваше желание подлинное? – спросила она, хитро улыбаясь.
– Очень, – заверил я её.
– Так почему вы не материализуете их?
– Я именно это и сделал, – ответил я. – Я материализовал разбитый «Форд Пинто», чтобы материализовать свою покалеченную тушу до аптеки, где я материализовал средства оплаты, а они материализовали пузырёк таблеток, который вы сейчас материализовали из моей сумки. Сплошь одни материализации.
Она нахмурилась.
– Не очень-то это похоже на мистику.
– Разве я говорил, что это мистика? Похоже, вы что-то себе напридумывали.
Она снова раздумывала, всё ещё держа в руках мои таблетки.
– Но вы не можете материализовать их эти последние несколько футов?
– Не могу?
Она потрясла пузырьком передо мной.
– Я могу их вам не дать, – сказала она.
– Правда?
Весёлая игра у нас. Она исследует идеи, а я пытаюсь помочь ей увидеть, что можно за ними разглядеть.
– Но, – сказала она, – если я вам их не дам, что тогда?
– Что тогда что?
Мне нравится терапевтическая техника возвращать каждый вопрос назад вопрошающему. Это пришло мне в голову много лет назад – сократовский метод для ленивых людей.
– Тогда вам будет больно и вы не получите, чего хотите.
– Да?
– Но это противоречит с тем, что вы говорите.
– Разве?
– Разве нет?
– На самом деле нет. Нет правила, которое говорило бы, чтобы мне не было больно, или чтобы я получал всё, что захочу, или что мы не можем сидеть здесь и вот так исследовать идеи. Однако, такое нелепо неправдоподобное событие, что эти таблетки не смогут проделать последние несколько футов, не может случиться без ясной на то причины, наобум или следуя чьему-то капризу. Так или иначе, мы не в такой ситуации. Вы не собираетесь сделать то, что говорите.
– Но я могла бы, – сказала она.
– Правда?
Она поразмыслила ещё немного и протянула пузырёк мне.
– Как я сказал, – сказал я, прервавшись, чтобы проглотить пилюли, – это не вуду, не мистицизм и не особые силы. Всё это отделённые способы объяснить феномены, которые нормальны и естественны с интегрированной точки зрения.
– Вот блин, – простонала она, – во что я ввязалась?
Я пожал плечами.
– В свою жизнь, – ответил я.
***
Интересно было разговаривать с Лизой на этой стадии. Я видал, как она колеблется между умом и сердцем. Между своими представлениями о том, какой она должна быть, и какой она хочет быть, и, возможно, какой не хочет быть. Она привыкла проецировать всю труппу комплексных персонажей – женщина, мать, жена, босс, адвокат, друг и т. д. – все сильные, самоуверенные, твёрдо стоящие на земле, но она не привыкла к новой роли, где она слабая, ничего не знающая, беспомощная, как ребёнок. Никто не привык к этому, и чем жёстче мы были закреплены в нашей прежней жизни, тем труднее будет нам перейти в новую.
Этот разговор между нами не был призван научить её чему-то. Я не ожидал, что она преодолеет свою склонность к мышлению и логике за один вечер. Я лишь пытался помочь ей расправить мускулы и смягчиться, дать ей шанс приноровиться к новой среде, может, показать ей пару новый идей, с которыми она могла бы поиграть. Как и любой новорожденный, у неё есть мышцы, которыми она никогда не пользовалась, области движения, которые ей предстоит исследовать, и чувства, которые ей надо развить. Неудивительно, что самое потрясающее открытие, к которому приходят все, кто освободился от удушающей зависимости всей жизни, это отсутствие удушающей зависимости. Лиза только недавно вышла из трехлетнего путешествия по родильному каналу, совершая свой переход смерти-перерождения из матки в мир, и свобода, которую она начинает обнаруживать, может быть очень пугающей.
***
– Вы знакомы с правилом «восемьдесят на двадцать»? – спросил я.
– Двадцать процентов усилий выполняют восемьдесят процентов работы?
– И наоборот. Здесь это также работает. Восемьдесят процентов этого перехода, в котором вы находитесь, могут быть пройдены при относительно небольшом количестве усилий. Всё, что вам нужно сделать, это избавиться от идеи, что вы это человеческое существо на планете Земля. Смойте в унитаз это убеждение, и огромная масса засоряющих вашу систему ментальных и эмоциональных нечистот будут смыты вместе с ним.
– О, – засмеялась она, – прям вот так? Просто разделаться с моим личным маленьким взглядом, что я это человеческое существо на планете Земля?
– Ну, я не сказал, что это легко. На это потребуются кое-какие честные усилия, и уйдёт время, чтобы переработать отростки. Неужели это так много?
– Вы шутите? – спросила она.
– Это и правда много?
Она посмотрела на меня подозрительно.
– Уж не знаю, когда вы шутите, – сказала она.
– Окей, – сказал я, – это кажется, как будто много, но в действительности это просто один простой щипок в вашем мозгу. Когда эта настройка будет сделана, вы оставите далеко позади большинство уважаемых специалистов в области человеческого развития и духовности, абсолютно выйдете за пределы их карт, и сделаете огромный шаг вперёд в своём процессе.
Она всё ещё смотрела меня подозрительно.
– Если я осознáю, что я не человеческое существо на планете Земля? – спросила она.
– Я исхожу из предположения, что вы так думаете.
– Э, да, типа того.
– Ну, да, конечно, думаете, – сказал я. – Я просто предлагаю вам по-другому взглянуть на это. Подумать над этим. Не обижайтесь, но большинство людей на самом деле не умеют думать. Они думают, что умеют, но на самом деле они всячески избегают этого, а если не избегают, то быстро обнаруживают, что это не то, чем они занимались раньше.
Подозрительный взгляд стал менее подозрительным.
– Теперь вы говорите мне, что я не умею думать, но я не должна обижаться?
– Да, и это тоже непонятно?
Она задумалась, подбирая слова.
– Вы совсем оторваны от жизни?
– Конечно совсем.
Она глубоко вздохнула и выпустила воздух.
– Знаете, Джед, – сказала она, – до недавнего времени хмурый вид официантки в кафе мог испортить мне всё утро. Я красилась и причёсывалась, чтобы выйти к почтовому ящику. Сейчас я пытаюсь думать с точки зрения маленьких шагов.
– Значит, пересмотр убеждения, что вы это человеческое существо на планете Земля, будет слишком большим шагом?
Она помолчала.
– Могу я вас спросить?
– Конечно.
– Сколько времени прошло с тех пор, как вы были, ну, знаете, нормальным?
– Вы имеете в виду, как обычный человек? – спросил я.
– Да.
– Не знаю, – сказал я. – Двадцать с чем-то лет, наверное. Если вообще я когда-либо был им.
– Джед, я не осмеливаюсь допустить…
– Смелее.
– Ну, вы говорите, что вы вроде как постепенно исчезаете из существования? Становитесь всё больше и больше оторванным от жизни?
– Вроде того.
– Возможно ли, что ваши воспоминания о том, как это – быть нормальным человеком, уже не очень ясны?
– Допущение верно, – согласился я, – но я не уверен, что это имеет большое значение, как вы себе представляете. Давайте используем фильм «Матрица», чтобы составить карту. Мой персонаж, находящийся вне матрицы, говорит вашему персонажу, находящемуся внутри матрицы, в чём состоит дело: что вы живёте вымышленную жизнь как вымышленное существо в вымышленной вселенной. Я не говорю вам, что вы должны совершить побег из матрицы, но лишь что вы можете иметь невообразимо лучший опыт вашего существования в ней, если поймёте абсолютно вымышленную её природу. Большинство людей, конечно, не имеют об этом понятия, либо лишь концептуальное понимание.
– Но «Матрица» это всего лишь кино, – сказала она.
– А это всего лишь царство сна, – ответил я. – Фильм «Матрица» это солипсизм, cogito, пещера Платона, теория мозга в банке и замечательное развлекательное кино – всё в одном. Это похоронный звон по философии, науке и религии. Ничто не является тем, чем кажется, но так же и является. Это царство сна.
– Это звучит знакомо, — сказала она. – А есть ли какие-нибудь духовные или религиозные группы, которые верят, что они не человеческие существа на планете Земля?
– Конечно, – сказал я, – их называют культами и стараются игнорировать до тех пор, пока не начинает увеличиваться количество трупов. Я не подстрекаю вас поверить, что вы не человек на Земле, только проверить это своё убеждение.
– А какая разница?
– Вера. Всё в вере. Все веры служат для самоограничения и все они ложны.
– Но если я не человек на планете Земля, тогда кто я?
– Вы спрашиваете меня?
– Э, да.
– Ну, для меня вы незначительный персонаж в моём фантастическом спектакле. Еле разборчивый энергетический паттерн, на короткое время появляющийся на сцене моего сознания. Эпизодическая роль, чётко вписывающаяся в текущий контекст.
– Ооуу, – она ухмыльнулась, – держу пари, вы говорите это всем женщинам.
Я рассмеялся. Лиза прикусила нижнюю губу, глядя на меня.
– Это не таблетки говорят?
– Не знаю. Похоже на меня.
– Да.
Несколько минут мы сидели молча. Я ощущал, как она возбуждена.
– Вам нужно ещё раз посмотреть «Матрицу», – предложил я. – Там много полезного. Помните, когда Нео был отключен от матрицы? Он спросил, почему его глаза болят, и Морфей ответил…
Она продолжила.
– …потому что ты никогда ими не пользовался.
– Да, – сказал я, – Добро пожаловать в пустыню реальности.
Она беспокойно рассмеялась.
– В фильме, – я продолжил, – Нео отбрасывает один слой иллюзии и заменяет его на другой, точно как обитатели пещеры Платона обменивают иллюзию теней на стене на более широкую иллюзию самой пещеры. В «Матрице», когда кто-то освобождается, он переходит в более широкую пещероподобную реальность с подземными кораблями, гротами, Зионом, и, как изображается в фильме, может показаться, что это совсем не выгодная сделка. Кто-то может захотеть снова войти в состояние удобной иллюзии, чтобы не подвергаться трудностям и лишениям пещерной жизни, может захотеть заползти обратно в матку.
– А этого сделать нельзя, – сказала она тихо.
– Нет, не думаю, – сказал я. – Вы в порядке?
– Да, пожалуйста, продолжайте. Это интересно.
– Вы уверены?
– Я кое-что начинаю лучше понимать, — сказала она. – Я начинаю как бы видеть себя в этой метафоре.
– Хорошо, иначе, это просто кино.
– Именно так я и думала, – сказала она.
– Это инструмент, – сказал я, – карта, где мы можем спланировать наше путешествие, или часть его. Если бы персонаж Нео действительно пытался пробудиться из состояния сна, он не принял бы так легко подземный мир Морфея, Зиона и борьбы за свободу. Он распознал бы это как ещё один слой иллюзии и продолжил бы идти.
– Дальше, – сказала она.
– Именно, всегда дальше. Слой за слоем, черепаха за черепахой. Нео так и не выяснил, насколько глубока кроличья нора, он лишь спустился на один уровень вниз, и, улизнув из матрицы, он оказался в ещё более крепких объятьях иллюзии. Он знает, что матрица это искусственная реальность, но он думает, что вышел из неё, поэтому он заключён в темницу намного более эффективно, чем раньше. Он неверно истолковывает своё новое состояние как свободу, но это лишь более убедительная иллюзия свободы.
– И как это применимо ко мне?
– Это ваша ситуация.
Она посмотрела в записи.
– Теперь я более крепко в тисках иллюзии, чем когда-либо? Что это значит?
– Это значит, что вы истратили свою неудовлетворённость. Вы подожгли фитиль, и о-па.
Она нахмурила брови.
– Это не плохо, – сказал я, – это хорошо. Возможно, вы сейчас ещё не счастливы и не уравновешены, но вы определённо там, где надо. Вы сбежали оттуда, где вы не хотели быть, где вы скорее умерли бы, чем остались, а теперь вы пробуждаетесь в царстве сна.
– Но не из него?
– Нет, ваша неудовлетворённость была не той природы. Вы как Нео.
– А вы как Морфей?
Я засмеялся.
– Только в смысле туристического гида, – сказал я. – Я показываю вам окрестности немного, объясняю, где вы, и как всё работает. У вас появились некоторые новые возможности, с которыми вы можете поиграть и научиться хорошо ими пользоваться.
– Я всё же не могу себе представить, как это – не верить, что я человек на…
– Никто не может представить себе следующий шаг, пока не предпримет его. Каждый барьер кажется непроходимым, пока не приходит время, когда растворяются все другие варианты, и остаётся лишь идти вперёд или погибнуть. Могли вы представить себе год назад, что вы совершили сейчас?
Она засмеялась, представив.
– Нет, – сказала она.
– Вы делаете один шаг, что всегда является актом разрушения, потом делаете паузу, собираетесь с силами, размышляете, может даже думаете, что всё окончено, а потом начинает показываться следующий шаг, а возможность не предпринять его начинает исчезать. Вы уже однажды проходили через это, так что я думаю, вы понимаете, о чём я говорю.
Она слегка кивнула, уткнувшись в записи.
– Сейчас я описываю следующий шаг, это нечто значительное, почти такое же по значимости для трансформации, как и первый, но намного менее трудный. Это естественно, что сейчас он выглядит невозможным для вас, но постепенно невозможным будет не сделать этот шаг.
Она выглядела обескураженной.
– Никто не идёт, весело насвистывая, по этому пути, Лиза. Здесь нет смелости, и никто не предпринимает шагов, исходя из своего желания. Ты идёшь вперёд тогда, когда не можешь оставаться там, где ты есть. Таков процесс. Так вы дошли до этой точки, и так вы продолжите идти, если продолжите.
Она молча писала, низко опустив голову.
Духовное путешествие состоит не в прибытии к новому пункту назначения, где человек получает то, чего у него не было, или становится тем, кем он не был. Оно состоит в рассеянии собственного невежества относительно себя и своей жизни, и постепенный рост того понимания, которое начинает духовное пробуждение.
– Олдос Хаксли –
В королевстве слепых одноглазый – дурак. Он – бабочка среди гусениц, вампир среди людей, одноглазый идиот в стране безглазых мудрецов. Он не лучше, не сильнее, просто не на своём месте – изгой, чужак в чужом краю. Зачем он влачит здесь жалкое существование? Что он должен делать? Говорить? Учить? Разыгрывать мудрого? Что может одноглазый сказать слепым от рождения? Зачем он должен что-то говорить? Чего он хочет от них или для них? Слепые ничего не знают о глазах. Они ничего не знают о зрении, а те, которые думают, что знают, заблуждаются. Зачем вообще говорить? Зачем зрячий должен добавлять свой голос к шуму незрячих, которые заявляют, что видят, и будучи «освобождёнными истиной», могут рассказать лучшую историю? Зачем предпринимать столь тщетную и неблагодарную миссию? Зрячий может начать с терпимого отношения к скептицизму незрячих, памятуя о том, что он сам был когда-то таким же слепым и ещё хуже вдвойне, но терпимость вскоре истощается. Потворствовать желаниям эго чувствовать себя разумным и проницательным дело утомительное, и служит лишь разоблачению глупости альтруистических мотивов.
Или так мне видится. Я не мотивируюсь альтруизмом или результатом, так что когда я вижу, как Майа мёртвой хваткой держит человечество во мраке, это не задевает меня. Я работаю для вселенной, для книг, поэтому то, что служит им, служит мне.
***
– Ну хорошо, – сказала Лиза спустя несколько минут, устраиваясь рядом в шезлонге с ручкой и блокнотом, – как вы думаете, почему это случилось? Какой был смысл в падении с мотоцикла? Вы сказали, что знали с самого первого момента, что это не будет серьёзно. Значит, в этом был смысл?
Я потряс головой, чтобы она прояснилась. Это не помогло.
– Когда я спрашиваю себя, почему что-то случается, – сказал я ей, – прежде всего я думаю о книгах. Служит ли это каким-либо образом книгам? В данном случае – моё падение с мотоцикла и получение небольших повреждений – ответ определённо «да».
– Да?
– Да, и вы показали мне это.
– Правда?
– Вы предложили помочь мне с книгой, и я дал вам черновик главы о том, как работает в реальности интегрированное состояние, над которой я работал последние несколько дней. Вас не удовлетворило то, что я написал до сих пор, и вы попросили привести пример, и вот, пожалуйста, прямо с первых полос сегодняшних газет. Эта авария представляет отличнейший способ сказать то, что я пытался сказать в той главе. Я даже не думал об этом, пока вы не спросили о примере. Видите, как это как бы выстраивается само на себе?
Она покачала головой – нет. Я снова потряс головой. Я сам только сейчас складываю всё вместе, когда говорю, поэтому мне нужно, чтобы ум перестал пульсировать и гудеть. Он не переставал.
– Не только сама авария служит книге, – сказал я, – но то, как она служит книге, тоже служит книге.
Это ещё больше сбило её с толку. Я вернулся назад.
– Когда вы читали ту главу, – сказал я, – о чём вы думали?
– Она хороша, – сказала она. – Немного суховато. Я бы сказала, это эскиз.
– Правильно, работа в процессе. Так я выясняю, что я хочу сказать, и стоит ли это говорить. Само написание является частью процесса. Я делаю свою часть, а вселенная делает свою. Окей?
– Окей, – сказала она.
– Так вот, я дал вам эти страницы, а вы попросили привести пример, что привело на ум инцидент с мотоциклом, и заставило меня осознать, что это на самом деле намного более подходящий способ выразить эти знания. Всё, что я пытался сказать в той главе, было подытожено именно там, в тот самый первый момент аварии.
– А что вы думали до этого, почему случилась авария?
– Что я уже не пацан и не должен разъезжать на раздолбанном старом «Триумфе» по Мексике. Это пришло на ум чётко и ясно. Я собирался поехать на нём в Пуэрто Валларта на следующей неделе, но думаю, это уже в прошлом.
– Слава Богу, – сказала она, – хотя я не уверена, что тот «Пинто» намного лучше. Значит, вы думали, что эта авария это предупреждение вам не ездить по Мексике на старых мотоциклах?
– Я ещё не вполне успел это осмыслить. Я вернулся сюда лишь за несколько минут до вашего появления, – ответил я. – А потом пришли вы и спросили о помощи.
– То есть, в каком-то смысле, – сказала она, – эта авария была счастливым совпадением?
– Да, и в таком же смысле моя жизнь это одна длинная цепочка счастливых совпадений. Совпадение это незапланированное стечение событий, что-то происходит так, как будто это запланировано, даже если это несчастный случай. В моём случае я не вижу здесь случая, лишь план, строгий ряд, согласованность. И не от случая случаю, а всё время, вернее, чем восход солнца. Поэтому, да, это счастливое совпадение из перспективы человека с закрытыми глазами, но из перспективы человека с открытыми глазами этот порядок есть везде и всегда. Как будто я живу подвешенным на невидимых нитях, и даже хотя я их не вижу, я знаю, что они есть, и научился приноравливаться к ним. Они всегда здесь, и если придёт день, когда их не станет, я буду рад упасть.
Мы немного посидели молча. Она делала записи, а я провалился в причудливый туман.
***
День медленно клонился к вечеру. Лиза работала над записями, задавая вопросы. Я болтался в гудящем полусонном состоянии, наслаждаясь созерцанием бассейна и далёких видов, поглаживал Майю и качался на волнах медленных глухих ударов, начинавшихся внутри моей головы и изливавшихся наружу. Время от времени Лиза задавала вопрос, что инициировало свежий диалог, потом следовала пауза, пока она делала заметки.
– И так всегда происходит? – спросила она. – То есть, как вы работали над той главой, которую вы мне показывали?
– Почти всегда, – сказал я. – Некоторое время я работаю над написанием чего-нибудь, и мне это почти удаётся, но не совсем, лишь насколько я могу это охватить. Потом что-то происходит, в точности нужная вещь и точно в нужное время, пелена спадает, и всё разрешается полной ясностью. Последняя нить полотна чудесным образом вплетается на своё место, и только тогда ты видишь всю ткань как единое целое и полностью всё понимаешь. Так же со мной происходило, когда я делал духовный автолизис. Большая часть работы уходит на то, чтобы нагромоздить огромную кучу бурелома, но до тех пор, пока не появится неведомо откуда эта завершающая загадочная искра и всё не подожжёт, ты не справишься с ним. В духовном автолизисе это пламя превращало целую гору невежества в пепел. В книге оно очищает и придаёт вещам большую чёткость, и в итоге получается хороший материал.
– И это то, что здесь произошло?
– Это то, что здесь происходит. Я сделал свою часть, написал эти страницы, поработал над ними, чтобы выяснить, что я пытаюсь сказать и почему, и на этом всё. Затем вы сыграли свою роль и показали мне, чего я не увидел сам, что эта авария предоставляла отличный способ выразить то, что я пытался выразить. Частичка встала точно на своё место, и головоломка решена. Используя ваши заметки, я начну снова, и через несколько часов у меня будет готовая работа в том виде, в каком должна быть.
– Окей, – сказала она. – Всё это я понимаю, но как это всё ещё происходит?
– Потому что история не только о том, что это происшествие и наши разговоры заменят ту главу. То, как разворачивался весь процесс, открывает более широкое его измерение, которое в свою очередь обеспечивает важный и необходимый вклад в книгу.
– Вы меня немного не поняли. Этот случай обеспечивает что?
– Этот случай объединяет и закрепляет темы, которые я пытался выразить в той главе.
– Понятно, – сказала она. – И я сыграла в этом роль?
– Вы и сейчас играете свою роль. Вы делаете свою часть, я делаю свою, вселенная делает свою, и теперь книга получит то, что нужно – ясную и живую иллюстрацию моего опыта прямого знания, что я имел в виду, когда говорил о сотворческом процессе и о том, как вселенная вкладывает книги мне в руки. Что раньше было плоским, безжизненным объяснением, теперь стало динамическим и личным, с опасной дорожной аварией, моими травмами, вашим трогательным участием, моим злоупотреблением лекарствами, нашим диалогом и, конечно же, звездой программы, самим процессом. Книги всегда так пробивают себе дорогу. В точности нужная вещь происходит точно в нужное время. И не только книги, конечно – всё, но сейчас мы рассматриваем книги.
– Но как вы узнаёте свою часть? Как вы узнаёте, что делать, а чего не делать? Откуда вы знаете, как всё это работает?
Я не минуту задумался.
– Это похоже на равновесие, я думаю. Если кто-то с неразвитым механизмом равновесия спросит вас, как вы стоите и удерживаете равновесие, не падая, вы не сможете ему сказать. Для вас это абсолютно естественно – это развилось в вас в раннем детстве без вашего сознательного усилия и участия. Это так просто и очевидно для вас, что вы не понимаете, почему кто-то может об этом спрашивать, но для человека без механизма равновесия это кажется невероятно сложным, может даже чудом или магией.
Она постучала ручкой по столу слегка раздражённо.
– И для вас это привычное дело? – спросила она с сомнением. – То, как всё происходит – со мной, мотоциклом и всем остальным?
– Так работает всё в моём мире. Это мой опыт существования в царстве сна. Не время от времени, но всегда. Так происходит интегрированное функционирование – элегантно, гладко, легко, без острых углов, зазоров и неприятных грубых краёв. Так всегда. Я делаю свою часть, вселенная делает её часть, и всё просто течёт в безусильном слиянии. Так всегда делаются книги. Вот что значит вселенная вкладывает их мне в руки. Здесь этот процесс иллюстрируется. Я играю роль в создании книг, но не считаю себя их автором, лишь участником более широкого процесса.
– Всё же, – сказала она, – вы должны признать, что многие величайшие свершения человечества не были бы возможны без личной энергии и взглядов людей с очень сильной и энергичной эгоистической конституцией. Людей, которые знали, чего хотели, и получали это без особых ожиданий, мечтаний и наблюдений. Наша цивилизация существует благодаря им.
– Такова она и есть. Если через несколько лет, после того, как хорошенько оглядитесь вокруг, вы всё ещё будете на этом настаивать, я буду очень рад обсудить с вами ваши взгляды. А сейчас напишите-ка, что вы думаете о разнице между эгоистическими притязаниями и процессом сотворческого позволения.
– Это задание для меня?
– Конечно, для вас. С вашей перспективы вся вселенная для вас. Для кого ещё?
***
– У вас есть ещё какие-нибудь примеры? – спросила Лиза немного погодя. – Кроме падения с мотоцикла?
– У могу привести бесконечное количество примеров, – сказал я. – Как если бы я спросил вас привести пример, когда вы о чём-нибудь думали. Падение с мотоцикла это большой, яркий пример. Покупка дома – прекрасный пример: то, как первый дом, который я пытался купить, проложил путь для дома в Сан Мигель, просто изумительно. Встреча с Майей – замечательный пример, особенно моя роль в процессе: моё терпение, исследование и доверие, медленно выстраиваясь, разворачиваясь без усилий и в точное время, привели к совершенному результату. Написание книг – прекрасный всё продолжающийся пример такого сотворчества в работе. В центре всех этих примеров, и бессчётного числа других, которые я могу привести, стоит элемент доверия, терпения, невмешательства. У меня нет эго, которое требовало бы чего-то или настаивало бы на способах и средствах, поэтому события разворачиваются таким образом, какого эго никогда не смогло бы вообразить или достичь.
– Всё это хорошие примеры, – заметила она, делая записи.
– Но наиболее интересным я нахожу не эти большие фонтанирующие примеры. Они вторичны по отношению к самому интегрированному состоянию – утончённость и изящество, развитие и очищение чувств, состояние жизни и бытия в целом – и эти примеры-бомбы являются лишь частью его. И самое лучшее во всём этом, хотя для меня это уже в прошлом, это умопомрачительное персональное возрождение бытия вне отделённого состояния.
– Не уверена, что понимаю, – сказала она.
– Лучшая сторона пребывания вне темницы, это пребывание вне темницы. После этого всё остальное просто восторг. Довольно скоро вы сами это узнаете, когда немного успокоитесь, сможете на всё взглянуть с немного большего расстояния и поймёте, что вы в действительности совершили.
– Я гляжу в будущее, когда смогу отдалиться от этого, – сказала она устало, – но сомневаюсь, что мне когда-нибудь удастся понять это так, как вы.
– Вы сможете, если захотите, если проявите интерес. Я обладаю естественным интересом к царству сна, к работе иллюзии, к творчеству.
– Каким образом это включает творчество?
– Именно этим является вся жизнь – свободно текущим, динамическим творческим процессом. Иногда можно услышать, как творческие люди описывают, как они отходят в сторону и позволяют музе или вдохновению течь сквозь них, или как Микеланждело описывал, что он видит статую в скале, а потом просто отсекает всё, что не является статуей – видеть правильность и удалять неправильность. Здесь то же самое, но во всём, не только в произведениях искусства. Вся ваша жизнь становится творческим процессом, утончённым позволением, едва заметной тенденцией к правильности от неправильности такой же тонкой и очищенной, как ваш механизм равновесия.
Она минуту молчала, делая заметки.
– Разве об этом не написаны книги? – спросила она.
Я забыл, где мы.
– О чём?
– Ну, о материализации желаний, наверно.
– О, да, есть куча книг, написанных людьми и ченнелингов, об искусстве материализации желаний, использовании аффирмаций, ворожбы, законов привлекательности, и прочее. Книги, с которыми я знаком, все написаны для отделённого, одетого в эго существа, как книжки «Сделай сам» для детей, но детям не нужны книжки о том, как действовать по-взрослому, им нужно стать взрослыми. Книги сулят многочисленные способы воплощения в жизнь ваших желаний, получения всего, что вы хотите, но это в действительности самая маленькая часть, скорее приятный побочный эффект.
Вообще-то, сейчас у меня было несколько побочных эффектов. Я заметил, что всё ещё есть боль, но она не болит. Любопытно. У меня почти нет опыта приёма лекарств, но пока это кажется очень приятным.
– Как вы, вероятно, начинаете сами видеть, – сказал я Лизе, – быть богатой и красивой рок-звездой в состоянии отделённости это ничто. Попасть в интегрированное состояние это всё. Не важно, кто вы, чего вы хотите, духовный ли вы человек, творческий или какой-то ещё, задача номер один всегда одна и та же: стать Взрослым Человеком. Ничего не произойдёт прежде этого. Нет аргументов в пользу Человека-Ребёнка, кроме аргументов эго и страха.
Я закрыл один глаз, и это было так приятно, что я закрыл второй.
***
Лиза что-то сказала. Я открыл один глаз, потом второй.
– Что? – спросил я.
– Вы говорите, что это существует для каждого, – сказала она, – что даже в связанном эго состоянии мы можем участвовать в этом, но я этого не вижу. Где это происходит?
Минута ушла у меня на то, чтобы сделать грамматический разбор её вопроса.
– Везде, – сказал я. – У каждого был прямой опыт того, о чём я говорю, когда они чувствовали, что есть нечто большее в жизни, чем видит глаз, что происходит что-то ещё, чего они не видят. Может, у них хорошо развит инстинкт или интуиция. Может, они читают свои гороскопы в газетах, или играют в карты таро, или гадают на кофейной гуще, или на куриных желудках. Многие люди замечают работу высших сил в своей жизни, они переживают периоды потока, когда всё идёт как надо, они видят совпадение и подозревают в нём нечто большее, они распознают некую закулисную силу и называют её синхронностью, или интуитивной прозорливостью, или провидением, или божьей дланью.
Лиза записывала примеры за мной.
– Я в некотором роде оторван от человеческого опыта, – продолжал я, – но думаю, большинство людей видят вещи, которые они называют чудесами, или божественным вторжением, помощью ангелов-хранителей, ответами на молитвы, участием в их жизнях божеств или развоплощённых существ. Они видят, как события разворачиваются просто так, благоприятно или случайно, или как угодно: как они чудесным образом избегают аварии, деньги приходят как раз в нужный момент, как нужный человек появляется в их жизни. Пути господни неисповедимы, что-то типа того. Вы так не думаете?
– Я не знаю, что я думаю, – сказала она тяжело. – Всё это слишком. И как со всем этим можно даже начать?
– Материализация желаний это видимая часть айсберга интеграции, ощутимый её уровень, который даже люди с самыми плотно закрытыми глазами порой распознают. Когда люди начинают, если они начинают, они начинают с материализации небольших, простых вещей: хорошее место для парковки, зелёный свет на дороге, например. Это работает, и они думают, что это прикольно, но большинство никогда не заходят намного дальше. Но они натыкаются на проблему, когда их банковские счета не растут, или их талия не сужается, и они прекращают это дело, полагая, что выдавали желаемое за действительное. Они не вошли целиком в процесс, и не позволяли процессу войти в них. Переломный момент наступает тогда, если вообще наступает, когда происходит осознание, что маленькие успехи, как парковка и светофор, это не исключение, а правило, и если они не приходят по требованию, просто это означает, что вы не поняли правила. Но вы способны его понять.
Она вздохнула, делая записи.
– Некоторые идут дальше, – продолжал я. – Они читают книги, учатся видеть процесс, понимать его, овладевают им. Они сливаются с ним, и в какой-то степени учатся применять эти силы в своей жизни. Это хорошо, но они всё ещё дурачат самих себя, как если ты работаешь в туалете компании и моешь полы в офисах, не зная, что владеешь этой компанией. Что-то вроде этого.
– Мне кажется, я вообще ничего не понимаю, – простонала она, записывая.
– Концептуальное понимание не имеет большого значения, – я глядел на голубую гладь бассейна перед нами. – Ты учишься плавать, прыгнув воду, а не сидя в классе, изучая аквадинамическую теорию. Имеет значение только практическое применение, и вы уже в бассейне, так сказать. Остальное само о себе позаботится через естественные процессы экспериментирования, наблюдения и игры, как вы развивали в себе равновесие в детстве. Вы не родились с уже настроенным механизмом баланса – он развился со временем, когда вы поднялись на ноги и начали его использовать.
Моё колено прострелила резкая боль, и я защебетал нечеловеческим голосом.
– Вы в порядке? – спросила она, вставая. – Могу я вам чем-то помочь?
– Всё нормально, спасибо, – сказал я, и в основном это было правдой.
Моё тело было счастливо. Все болезненные участки чувствовали себя отлично, и неболезненные участки тоже. Хорошие таблетки. Они не дают слабости в ногах, и ум вроде работает. Иногда я думаю, что после написания книг, возможно, интересно было бы пристраститься к чему-нибудь, чтобы посмотреть, как это, но навряд ли. У меня куча глупых идей о том, чем я займусь после написания книг. Возможно, я просто найду какой-то способ продолжать писать.
Лиза поставила свежие напитки на стол между нами и откинулась и кресле.
– На чём мы остановились? – спросила она.
– У вас же записи.
– Окей, – сказала она, сверяясь с ними. – Как всё это применимо к человеку в моей ситуации? С чего такой человек, как я, может вообще начать?
– Ваши мысли и эмоции определяют вашу реальность в царстве сна. Вот с этого и начните. Далее вопрос лишь в упрощении уравнения и, в конечном итоге, видение, что ваши мысли и эмоции это и есть царство сна. Всё это лишь сознание, вы это лишь сознание. Нет больше ничего. Когда это из мыслительной концепции перейдёт на уровень полного осознания, вы естественным образом сольётесь со течениями вместо того, чтобы бултыхаться в них.
Она писала и тяжело вздыхала. Я понимал, что это очень трудный для неё материал. Не так много времени прошло с тех пор, когда она отнеслась бы с презрением к подобному разговору.
– Окей, – сказала она, – я могу согласиться с тем, что, возможно, каждый имел какой-то опыт, который вы описываете, или есть какое-то религиозное или мистическое объяснение для таких вещей. Я всегда считала это интуитивной прозорливостью, пожалуй.
– Значит, вы никогда ничему не молились?
– Молилась? Ну, да, молилась. Я молилась, чтобы мои дети были здоровы и невредимы. Я молилась, чтобы меня допустили к юридической практике. Может быть, ещё что-то. И думаю, эти молитвы были услышаны. Вы это имели в виду?
– Не совсем. С вашей перспективы ваши молитвы были услышаны, или, по крайней мере, события развернулись так, как вы просили. Я думаю, что вы на самом деле не верите, что ваши дети были здоровыми и что вас допустили к практике, благодаря тому, что вы молились, не так ли?
Она пожала плечами.
– Хуже от этого не стало бы, – сказала она с улыбкой.
– Именно, – сказал я. – Так, вероятно, большинство людей это видит. Они молятся только когда это очень важно. Они совершают сделки. Как говорится, нет атеистов в окопах. Но когда кризис позади, там же остаётся их страстная мольба к чему-то невидимому, к которому они обращались.
– Чему-то невидимому?
– Богу, высшему я, ангелам, Иисусу, Аллаху, Будде, тотемам, предкам, кому угодно. Но также, я могу сказать, что даже если бы ваши дети не были здоровы и вас не допустили бы к практике, ваши молитвы всё равно были бы услышаны.
Это ей не понравилось.
– Это вообще непонятно, – сказала она коротко.
– С отделённой точки зрения – да, но с интегрированной точки зрения это просто очевидно. Нет другой альтернативы. Мы думаем, что чудеса происходят, и молитвы исполняются только когда это что-то хорошее – когда это в соответствии с нашими надеждами и желаниями, которые у человека-ребёнка всегда основаны на страхе. Но мы не узнаём работу тех же самых сил, когда результаты не соответствуют нашим надеждам и желаниям. Мы очень избирательны в своих чувствах. Удача, неудача, это всё одно и то же: приливы и отливы, просто интерпретируется по-разному.
Она молча писала. Я попытался зайти с другой стороны.
– Одетые в эго, основанные на страхе существа могут использовать молитву, или гадание, или материализацию, чтобы получить желаемое: здоровье, любовь, карьеру, деньги, семью, обычные бесполезности. Освобождённое от эгоистических ограничений, однако, всё это движимое страхом хотение исчезает, и желание становится очень органичным и неспецифическим. Если бы я произносил молитву, она была бы о лучшем, чем бы оно ни было, или чтобы действовать безошибочно, что-то в этом роде.
Она писала. Я посмотрел на пальцы своих ног и пошевелил ими. Если я слишком долго думаю о пальцах своих ног, я становлюсь немного похотливым, поэтому я был рад, когда она отвлекла меня другим вопросом.
– Вы не молились, чтобы получить дом своего деда? – спросила она. – Или тот первый, который вы собирались купить?
– Нет, я выразил намерение через желание и действие, но я не молился в том смысле, который вы имеете в виду, когда хочешь чего-то и просишь об этом. Даже это является симптомом недоверчивого, отделённого состояния ума. Интегрированное состояние монолитно – в нём нет этих искусственных границ и различий, таких как одно существо просит о чём-то, а другое даёт ему это. Я желаю того, что будет лучше, и доверяю вселенной, а не своим маленьким мозгам судить о том, что лучше и как лучше это сделать. Если бы я зациклился на том первом доме, решил, что я хочу его, и стал бы настаивать, тем самым я вызвал бы крушение всего процесса, но я был открыт, внимателен и чуток и получил гораздо более лучший результат, чем я мог бы представить или организовать.
– Вы бы не были так спокойны, если вместо дома вам пришлось бы беспокоиться о своём ребёнке.
– Если бы я заявлял, что моя вера очень сильна, вы были бы правы, но я не верю, что так всё работает, я вижу. Когда ваши глаза открыты, вы всё видите, и вера становится ненужной и отбрасывается. Вам трудно это понять, так как ваши глаза закрыты, а вы думаете, что они открыты, и вы естественно полагаете, что мы с вами в одинаковых условиях.
– Поверьте, – сказала она, – я знаю, что это не так.
– Вы верите, что мы не в одинаковых условиях, но вы не видите этого. Вы довольно близки, однако, и скоро всё увидите. Я хочу сказать, что то, что люди видят в случайных проблесках, со всеми различными названиями и объяснениями, является океаном бытия, работающим в неустанном, безошибочном совершенстве. Вот что такое царство сна, вот что такое мы, вот что такое сознание. Вы всего лишь сознание, а всё, что говорит вам что-то ещё, это как наросшая корка затвердевшей эмоциональной энергии, которая образовала вокруг вас что-то в роде скорлупы. Любой истинный рост и развитие является прежде всего процессом разбивания этой корки. Эго посылает нас в направлении изучения, чтобы становиться всё больше и добавлять к себе, но всё, что мы ищем, лежит в противоположном направлении – забывание, отпускание, уменьшение. Мы думаем, что наша цель кем-то стать, но вселенная может стать нашей, лишь когда мы станем никем.
Она снова застонала.
15. Манифестация* судьбы.
— *Слово manifest в английском языке означает также «воплощение», «материализация»
— Я прошу вас только перестать воображать, что вы когда-то родились, имели родителей, являетесь телом, умрёте и так далее. Просто попробуйте, сделайте первый шаг – это не так трудно, как вам кажется.
– Нисаргадатта Махарадж –
Заходящее солнце окрасило озеро в неистово оранжевый цвет и испещрило горы вертикальными боковыми тенями. Лиза достала что-то из еды, но лекарства придавали всему какой-то подозрительный вкус, поэтому я не стал есть. Мы расслабились и позволили разговору приятно выйти из темы не какое-то время. Наконец, Лиза вернула нас обратно.
– Вы говорите, что можете получить всё, что захотите? – спросила она, перечитывая недавние записи. – Это так? Якобы всё управляется какой-то волшебной энергией, и если ты можешь подключиться к ней…
– И да, и нет, – перебил я. – Не то, чтобы человек, укоренённый в интегрированном состоянии, может иметь всё, что захочет, но его нужды и желания находятся в естественной гармонии с их обстоятельствами в царстве сна. Другими словами, дело не в том, что я могу получить, что захочу – шевельну носом и оно появится – но я бы не стал желать чего-то, чего не смог бы получить. Я не могу материализовать стопку долларов, или быстроходный катер, или кастрюлю ухи, потому что у меня нет подлинного желания иметь эти вещи. Разница между подлинным и неподлинным желанием играет здесь центральную роль, но большинство людей совершенно отрезаны от своих подлинных желаний.
– Отрезаны чем?
– Эго всегда виновник. Сравните ваши собственные желания несколько лет назад с вашими теперешними желаниями. Чего вы хотели тогда? Быть партнёром юридической фирмы? Водить «Лексус»? Иметь больше денег? Больший дом? Стройную фигуру?
– Звучит знакомо, – сказал она смущённо.
– И где теперь эти желания?
– Не знаю, просто пропали.
– Вот именно, просто пропали. В действии процесс ликвидации. Вам не нужно было бороться с каждым мало-мальски эгоистическим материалом, вы просто боролись, чтобы сделать нелёгкий шаг, и продвинувшись вперёд, вы оставили позади огромную массу слипшегося мусора. Теперь вы начинаете обнаруживать свои подлинные желания, а они ничего не имеют общего с получением чего-то или улучшением вашего имиджа. Ваши подлинные желания не будут иметь ничего общего с тем, чтобы проецировать ваше воображаемое «я» в мир, чтобы холить и лелеять своё отражение в глазах других. Все формы приукрашивания и выставления напоказ утратят свою привлекательность и даже станут противными, и старенький «Форд Пинто» без крыши станет выглядеть намного более комфортабельным, чем новый сверкающий «Лексус».
Наступило ещё одно приятное затишье в разговоре, пока она ждала, буду ли продолжать. Я вернулся к её вопросу о получении всего, что я захочу.
– Такой предмет, как материализация подлинных желаний, довольно трудно объяснять, поскольку интегрированное состояние находится за пределами концептуальных рамок отделённого состояния. Я прогибаюсь под вселенную или она прогибается под меня? Этот вопрос не выдерживает толкования. Различие между мной и не-мной не имеет смысла. Ограничивающие факторы времени, пространства, причинности, двойственности не имеют эквивалентов в интегрированном состоянии.
Моё колено прислало острый сигнал.
– Раз уж мы говорим о материализации желаний, не могли бы вы передать мне мои таблетки?
Она достала пузырёк из моей сумки и прочитала название.
– О боже, – сказала она, узнав, что это за лекарство, – это сильная штука, люди присаживаются на такое. Вы мне что-то сказали?
– Разве я не говорил, чтобы вы передали их мне?
Она прочитала предупреждение на пузырьке, протянула было его мне, но потом отдёрнула руку.
– Значит вы хотите получить эти таблетки?
– Разве я непонятно выразился?
Она раздумывала.
– Ваше желание подлинное? – спросила она, хитро улыбаясь.
– Очень, – заверил я её.
– Так почему вы не материализуете их?
– Я именно это и сделал, – ответил я. – Я материализовал разбитый «Форд Пинто», чтобы материализовать свою покалеченную тушу до аптеки, где я материализовал средства оплаты, а они материализовали пузырёк таблеток, который вы сейчас материализовали из моей сумки. Сплошь одни материализации.
Она нахмурилась.
– Не очень-то это похоже на мистику.
– Разве я говорил, что это мистика? Похоже, вы что-то себе напридумывали.
Она снова раздумывала, всё ещё держа в руках мои таблетки.
– Но вы не можете материализовать их эти последние несколько футов?
– Не могу?
Она потрясла пузырьком передо мной.
– Я могу их вам не дать, – сказала она.
– Правда?
Весёлая игра у нас. Она исследует идеи, а я пытаюсь помочь ей увидеть, что можно за ними разглядеть.
– Но, – сказала она, – если я вам их не дам, что тогда?
– Что тогда что?
Мне нравится терапевтическая техника возвращать каждый вопрос назад вопрошающему. Это пришло мне в голову много лет назад – сократовский метод для ленивых людей.
– Тогда вам будет больно и вы не получите, чего хотите.
– Да?
– Но это противоречит с тем, что вы говорите.
– Разве?
– Разве нет?
– На самом деле нет. Нет правила, которое говорило бы, чтобы мне не было больно, или чтобы я получал всё, что захочу, или что мы не можем сидеть здесь и вот так исследовать идеи. Однако, такое нелепо неправдоподобное событие, что эти таблетки не смогут проделать последние несколько футов, не может случиться без ясной на то причины, наобум или следуя чьему-то капризу. Так или иначе, мы не в такой ситуации. Вы не собираетесь сделать то, что говорите.
– Но я могла бы, – сказала она.
– Правда?
Она поразмыслила ещё немного и протянула пузырёк мне.
– Как я сказал, – сказал я, прервавшись, чтобы проглотить пилюли, – это не вуду, не мистицизм и не особые силы. Всё это отделённые способы объяснить феномены, которые нормальны и естественны с интегрированной точки зрения.
– Вот блин, – простонала она, – во что я ввязалась?
Я пожал плечами.
– В свою жизнь, – ответил я.
***
Интересно было разговаривать с Лизой на этой стадии. Я видал, как она колеблется между умом и сердцем. Между своими представлениями о том, какой она должна быть, и какой она хочет быть, и, возможно, какой не хочет быть. Она привыкла проецировать всю труппу комплексных персонажей – женщина, мать, жена, босс, адвокат, друг и т. д. – все сильные, самоуверенные, твёрдо стоящие на земле, но она не привыкла к новой роли, где она слабая, ничего не знающая, беспомощная, как ребёнок. Никто не привык к этому, и чем жёстче мы были закреплены в нашей прежней жизни, тем труднее будет нам перейти в новую.
Этот разговор между нами не был призван научить её чему-то. Я не ожидал, что она преодолеет свою склонность к мышлению и логике за один вечер. Я лишь пытался помочь ей расправить мускулы и смягчиться, дать ей шанс приноровиться к новой среде, может, показать ей пару новый идей, с которыми она могла бы поиграть. Как и любой новорожденный, у неё есть мышцы, которыми она никогда не пользовалась, области движения, которые ей предстоит исследовать, и чувства, которые ей надо развить. Неудивительно, что самое потрясающее открытие, к которому приходят все, кто освободился от удушающей зависимости всей жизни, это отсутствие удушающей зависимости. Лиза только недавно вышла из трехлетнего путешествия по родильному каналу, совершая свой переход смерти-перерождения из матки в мир, и свобода, которую она начинает обнаруживать, может быть очень пугающей.
***
– Вы знакомы с правилом «восемьдесят на двадцать»? – спросил я.
– Двадцать процентов усилий выполняют восемьдесят процентов работы?
– И наоборот. Здесь это также работает. Восемьдесят процентов этого перехода, в котором вы находитесь, могут быть пройдены при относительно небольшом количестве усилий. Всё, что вам нужно сделать, это избавиться от идеи, что вы это человеческое существо на планете Земля. Смойте в унитаз это убеждение, и огромная масса засоряющих вашу систему ментальных и эмоциональных нечистот будут смыты вместе с ним.
– О, – засмеялась она, – прям вот так? Просто разделаться с моим личным маленьким взглядом, что я это человеческое существо на планете Земля?
– Ну, я не сказал, что это легко. На это потребуются кое-какие честные усилия, и уйдёт время, чтобы переработать отростки. Неужели это так много?
– Вы шутите? – спросила она.
– Это и правда много?
Она посмотрела на меня подозрительно.
– Уж не знаю, когда вы шутите, – сказала она.
– Окей, – сказал я, – это кажется, как будто много, но в действительности это просто один простой щипок в вашем мозгу. Когда эта настройка будет сделана, вы оставите далеко позади большинство уважаемых специалистов в области человеческого развития и духовности, абсолютно выйдете за пределы их карт, и сделаете огромный шаг вперёд в своём процессе.
Она всё ещё смотрела меня подозрительно.
– Если я осознáю, что я не человеческое существо на планете Земля? – спросила она.
– Я исхожу из предположения, что вы так думаете.
– Э, да, типа того.
– Ну, да, конечно, думаете, – сказал я. – Я просто предлагаю вам по-другому взглянуть на это. Подумать над этим. Не обижайтесь, но большинство людей на самом деле не умеют думать. Они думают, что умеют, но на самом деле они всячески избегают этого, а если не избегают, то быстро обнаруживают, что это не то, чем они занимались раньше.
Подозрительный взгляд стал менее подозрительным.
– Теперь вы говорите мне, что я не умею думать, но я не должна обижаться?
– Да, и это тоже непонятно?
Она задумалась, подбирая слова.
– Вы совсем оторваны от жизни?
– Конечно совсем.
Она глубоко вздохнула и выпустила воздух.
– Знаете, Джед, – сказала она, – до недавнего времени хмурый вид официантки в кафе мог испортить мне всё утро. Я красилась и причёсывалась, чтобы выйти к почтовому ящику. Сейчас я пытаюсь думать с точки зрения маленьких шагов.
– Значит, пересмотр убеждения, что вы это человеческое существо на планете Земля, будет слишком большим шагом?
Она помолчала.
– Могу я вас спросить?
– Конечно.
– Сколько времени прошло с тех пор, как вы были, ну, знаете, нормальным?
– Вы имеете в виду, как обычный человек? – спросил я.
– Да.
– Не знаю, – сказал я. – Двадцать с чем-то лет, наверное. Если вообще я когда-либо был им.
– Джед, я не осмеливаюсь допустить…
– Смелее.
– Ну, вы говорите, что вы вроде как постепенно исчезаете из существования? Становитесь всё больше и больше оторванным от жизни?
– Вроде того.
– Возможно ли, что ваши воспоминания о том, как это – быть нормальным человеком, уже не очень ясны?
– Допущение верно, – согласился я, – но я не уверен, что это имеет большое значение, как вы себе представляете. Давайте используем фильм «Матрица», чтобы составить карту. Мой персонаж, находящийся вне матрицы, говорит вашему персонажу, находящемуся внутри матрицы, в чём состоит дело: что вы живёте вымышленную жизнь как вымышленное существо в вымышленной вселенной. Я не говорю вам, что вы должны совершить побег из матрицы, но лишь что вы можете иметь невообразимо лучший опыт вашего существования в ней, если поймёте абсолютно вымышленную её природу. Большинство людей, конечно, не имеют об этом понятия, либо лишь концептуальное понимание.
– Но «Матрица» это всего лишь кино, – сказала она.
– А это всего лишь царство сна, – ответил я. – Фильм «Матрица» это солипсизм, cogito, пещера Платона, теория мозга в банке и замечательное развлекательное кино – всё в одном. Это похоронный звон по философии, науке и религии. Ничто не является тем, чем кажется, но так же и является. Это царство сна.
– Это звучит знакомо, — сказала она. – А есть ли какие-нибудь духовные или религиозные группы, которые верят, что они не человеческие существа на планете Земля?
– Конечно, – сказал я, – их называют культами и стараются игнорировать до тех пор, пока не начинает увеличиваться количество трупов. Я не подстрекаю вас поверить, что вы не человек на Земле, только проверить это своё убеждение.
– А какая разница?
– Вера. Всё в вере. Все веры служат для самоограничения и все они ложны.
– Но если я не человек на планете Земля, тогда кто я?
– Вы спрашиваете меня?
– Э, да.
– Ну, для меня вы незначительный персонаж в моём фантастическом спектакле. Еле разборчивый энергетический паттерн, на короткое время появляющийся на сцене моего сознания. Эпизодическая роль, чётко вписывающаяся в текущий контекст.
– Ооуу, – она ухмыльнулась, – держу пари, вы говорите это всем женщинам.
Я рассмеялся. Лиза прикусила нижнюю губу, глядя на меня.
– Это не таблетки говорят?
– Не знаю. Похоже на меня.
– Да.
Несколько минут мы сидели молча. Я ощущал, как она возбуждена.
– Вам нужно ещё раз посмотреть «Матрицу», – предложил я. – Там много полезного. Помните, когда Нео был отключен от матрицы? Он спросил, почему его глаза болят, и Морфей ответил…
Она продолжила.
– …потому что ты никогда ими не пользовался.
– Да, – сказал я, – Добро пожаловать в пустыню реальности.
Она беспокойно рассмеялась.
– В фильме, – я продолжил, – Нео отбрасывает один слой иллюзии и заменяет его на другой, точно как обитатели пещеры Платона обменивают иллюзию теней на стене на более широкую иллюзию самой пещеры. В «Матрице», когда кто-то освобождается, он переходит в более широкую пещероподобную реальность с подземными кораблями, гротами, Зионом, и, как изображается в фильме, может показаться, что это совсем не выгодная сделка. Кто-то может захотеть снова войти в состояние удобной иллюзии, чтобы не подвергаться трудностям и лишениям пещерной жизни, может захотеть заползти обратно в матку.
– А этого сделать нельзя, – сказала она тихо.
– Нет, не думаю, – сказал я. – Вы в порядке?
– Да, пожалуйста, продолжайте. Это интересно.
– Вы уверены?
– Я кое-что начинаю лучше понимать, — сказала она. – Я начинаю как бы видеть себя в этой метафоре.
– Хорошо, иначе, это просто кино.
– Именно так я и думала, – сказала она.
– Это инструмент, – сказал я, – карта, где мы можем спланировать наше путешествие, или часть его. Если бы персонаж Нео действительно пытался пробудиться из состояния сна, он не принял бы так легко подземный мир Морфея, Зиона и борьбы за свободу. Он распознал бы это как ещё один слой иллюзии и продолжил бы идти.
– Дальше, – сказала она.
– Именно, всегда дальше. Слой за слоем, черепаха за черепахой. Нео так и не выяснил, насколько глубока кроличья нора, он лишь спустился на один уровень вниз, и, улизнув из матрицы, он оказался в ещё более крепких объятьях иллюзии. Он знает, что матрица это искусственная реальность, но он думает, что вышел из неё, поэтому он заключён в темницу намного более эффективно, чем раньше. Он неверно истолковывает своё новое состояние как свободу, но это лишь более убедительная иллюзия свободы.
– И как это применимо ко мне?
– Это ваша ситуация.
Она посмотрела в записи.
– Теперь я более крепко в тисках иллюзии, чем когда-либо? Что это значит?
– Это значит, что вы истратили свою неудовлетворённость. Вы подожгли фитиль, и о-па.
Она нахмурила брови.
– Это не плохо, – сказал я, – это хорошо. Возможно, вы сейчас ещё не счастливы и не уравновешены, но вы определённо там, где надо. Вы сбежали оттуда, где вы не хотели быть, где вы скорее умерли бы, чем остались, а теперь вы пробуждаетесь в царстве сна.
– Но не из него?
– Нет, ваша неудовлетворённость была не той природы. Вы как Нео.
– А вы как Морфей?
Я засмеялся.
– Только в смысле туристического гида, – сказал я. – Я показываю вам окрестности немного, объясняю, где вы, и как всё работает. У вас появились некоторые новые возможности, с которыми вы можете поиграть и научиться хорошо ими пользоваться.
– Я всё же не могу себе представить, как это – не верить, что я человек на…
– Никто не может представить себе следующий шаг, пока не предпримет его. Каждый барьер кажется непроходимым, пока не приходит время, когда растворяются все другие варианты, и остаётся лишь идти вперёд или погибнуть. Могли вы представить себе год назад, что вы совершили сейчас?
Она засмеялась, представив.
– Нет, – сказала она.
– Вы делаете один шаг, что всегда является актом разрушения, потом делаете паузу, собираетесь с силами, размышляете, может даже думаете, что всё окончено, а потом начинает показываться следующий шаг, а возможность не предпринять его начинает исчезать. Вы уже однажды проходили через это, так что я думаю, вы понимаете, о чём я говорю.
Она слегка кивнула, уткнувшись в записи.
– Сейчас я описываю следующий шаг, это нечто значительное, почти такое же по значимости для трансформации, как и первый, но намного менее трудный. Это естественно, что сейчас он выглядит невозможным для вас, но постепенно невозможным будет не сделать этот шаг.
Она выглядела обескураженной.
– Никто не идёт, весело насвистывая, по этому пути, Лиза. Здесь нет смелости, и никто не предпринимает шагов, исходя из своего желания. Ты идёшь вперёд тогда, когда не можешь оставаться там, где ты есть. Таков процесс. Так вы дошли до этой точки, и так вы продолжите идти, если продолжите.
Она молча писала, низко опустив голову.
0 комментариев