6 июня 2014, 12:53
smilenИз дополнительного материала ко второй книге трилогии Джеда МакКенны "Духовно неправильное просветление"
МАННАХАТТА
Я интересовался, что есть особенного и прекрасного в моём городе,
и вот, смотри! всплыло его исконное имя!
– Уолт Уитмен, «Маннахатта» –
Мне слишком нравится Манхэттен, чтобы поселиться в нём. Самое большее, я могу лишь пожить там несколько месяцев. Именно этим я теперь и занимаюсь. Сейчас лето 2001 года. Башни-близнецы ещё стоят, но уже ненадолго. Первая книга, «Духовное просветление – прескверная штука», уже написана, но ещё не издана.
Последние несколько месяцев я провёл в доме с собакой в Пуэрто Рико. Решив отправиться сюда, я позвонил своей сестре, которая здесь живёт, и договорился на счёт обеда. После чего она сообщила мне, что на верхнем этаже в микрорайоне Трайбека сдаются апартаменты на три месяца, если мне нужно место. Она сказала, что её друзья, которые владеют комнатой, отчаянно ищут жильца, потому что сделка через агентство в последний момент провалилась, но они всё равно поедут в путешествие.
– Хорошо, – сказал я ей. – Я позвоню Родни и попрошу всё уладить.
– Ты не хочешь сперва взглянуть?
– Ты же говоришь, всё в порядке, не так ли?
– Да, но…
– Значит, всё нормально. Увидимся за обедом на следующей неделе.
Вот яркая иллюстрация двух абсолютно несравнимых способов действия в мире: недоверие отделённого «я», и доверие интегрированного «я». Моя сестра осмотрела бы квартиру, поторговалась, может быть, пригласила экспертов проверить то и это, нашла бы альтернативу, чтобы сохранить за собой право выбора, отдала бы залог третьему лицу и наняла бы адвоката, чтобы заверить аренду. Она может называть владельцев своими друзьями, но, как она, вероятно, скажет, бизнес есть бизнес. Это самая фальшивая экономия, потому что единственное, что она экономит, это деньги, теряя при этом своё здоровье, жизненные силы, со всеми этими ужасными, основанными на страхе расчётами и манёврами. Разумеется, всё это касается не столько денег, сколько её имиджа.
Так она не только снимала бы квартиру, так она делает практически всё. Она живёт во вселенной, где в любой ситуации могут случиться тысячи плохих вещей. Она находится в состоянии постоянной бдительности. Она проводит жизнь, представляя себе, что может пойти не так, и обеспечивая, чтобы это не случилось. Для неё вселенная это враждебное место, в которой, хотя она никогда бы так не сказала, она совсем чужая и не имеет ни прав, ни возможностей. Хотя это не совсем так. В сущности, почти все признают мою сестру яркой, привлекательной и очень успешной женщиной. То, что я сейчас о ней сказал, так же верно для многих других людей. Этот способ действия видится мне как злокачественная опухоль системы – рак жизни – но возможно, он кажется нормальным и приемлемым многим людям, может, даже большинству. Не абсолютно явный страх, но больше тупой ужас, просачивается наружу из центра во все уголки человеческого бытия. Когда живёшь так, это кажется нормальным. Освободившись, не можешь поверить, что когда-то так жил.
Для меня это самая простая вещь на свете. Я собираюсь поехать в город, снимаю трубку и нахожу место для проживания прежде, чем мне даже в голову придёт, что надо найти место для проживания. Я получаю то, что мне нужно, до того, как я узнаю, что мне это нужно, и лучше, чем я мог бы представить. Я никогда не принимаю такое безусильное функционирование как должное, поэтому по многу раз в день меня пропитывает глубокое и искреннее чувство благодарности. Я достиг такого гладкого течения жизни главным образом благодаря почтительности, наблюдая, как всё работает, и благодаря тому, что держался подальше от своего маленького, боязливого, пресмыкающегося ума. У меня нет сильных искажений в ментальном и эмоциональном багаже, который я таскаю с собой, поэтому, полагаю, это позволяет всему работать как надо – гладко и легко.
Может быть, я простофиля? Лопух? Вовсе нет. Если дела пойдут плохо, или хозяева квартиры несправедливо удержат мой залог, или случится что-то неправильное, что может случиться в подобного рода обстоятельствах, то я сделаю ещё один телефонный звонок. Я натравлю на них адвоката-питбуля с инструкциями вызвать сожаления. А может, я просто пожму плечами и забью на это дело. Я никогда не знаю, как я буду действовать, до тех пор, пока это не произойдёт, поскольку у меня нет множества правил или руководств, где написано, как себя вести, или, может быть, только одно: терпение, дыхание, ожидание, позволение вещам войти в своё русло и тенденциям проясниться.
Я хочу сказать, что я не обязательно добросердечный человек. Я могу быть совершенным мудаком, по крайней мере теоретически, но должен сказать, этому не бывает так уж много причин. Я не думаю о вещах таким образом – сделки рушатся, люди предают друг друга, адвокаты-питбули – и они не появляются в моей реальности. В этом не было бы смысла, так как меня это ничему бы не научило. Поэтому, когда я позвонил сестре, и она сказала, что знает место, я уже всё знал о нём. Я знал, что оно будет идеальным, что с владельцами мы легко поладим, что оно будет в лучшем районе, чем я бы мог выбрать сам, и что из этого выйдет куча всего хорошего, не потому что я всё так организовал своим шикарным умишкой, но потому что я этого не делал. А если окажется, что после хорошего начала всё провалится, я не буду думать, что что-то не сработало, но что в работе нечто большее и лучшее.
У меня нет правила, которое делало бы меня хорошим парнем. У меня вообще нет правил. Правила это способ определить себя, прочертить воображаемые границы. Такие границы искусственны и легко стираются. Наши самые сильные убеждения могут стереться как слой макияжа в момент трансценденции или катаклизма, или просто небольшим изменением химии мозга. Мораль, этика – у меня их нет. Сейчас я хороший парень. Если ситуация изменится, изменюсь и я. Я бы мог страстно заявить, что я никогда, ни при каких обстоятельствах, не причиню вреда другому, но события могут развернуться таким образом, что мне сегодня придётся столкнуть детей под поезд. Я сомневаюсь в этом и надеюсь, этого не случится, но всё возможно. Да, это невообразимо, но это не значит невозможно. Невообразимые вещи происходят постоянно.
У меня свой способ действия в этом мире, и он не имеет ничего общего с правилами – ни моими, ни чьими-либо ещё. Это доверие, тенденции, отсутствие искусственных границ. Если те бедные дети должны попасть под несущийся локомотив, и этот факт станет мне ясен так, как мне становятся ясными факты, значит потребуется команда чистильщиков с сильными желудками и множеством пакетиков.
Можно было бы подумать, что я могу с уверенностью сказать, что ничего столь ужасного никогда не может случиться, и я много бы поставил против этого, но нельзя быть уверенным. Ужасные вещи происходят. Объективный наблюдатель человечества мог бы заметить, что ужасные вещи ближе к норме, чем хорошие, радостные вещи. Зачем притворяться, что это не так? Страдания и ужас являются частью жизни в царстве сна, немалой частью. Нет, конечно я не думаю, что вселенная сегодня заставит меня столкнуть детей под поезд. Но это избавляет меня от неприятностей, а не детей. Вселенная, вероятно, не воспользуется моими руками для этого, но она всё равно столкнёт тех детей.
***
Не хочу сказать, что любой может достичь высшего мастерства в искусстве и науке воплощения желаний – знаю, я сам не достиг – но могу предположить, что почти каждый, не зависимо от его положения, имеет большие возможности к развитию. Понимаю, что существуют влияющие факторы – пол, род, место, здоровье, благосостояние, карма, дхарма, удача и много других, которые могут сыграть решающую роль в степени, до которой человек может реально надеяться подняться, переопределить или разопределить себя, но я так же понимаю, что большинство людей таскают с собой много всякого ненужного хлама, который служит лишь для того, чтобы ограничить их потенциал к развитию.
Некоторые люди, поиграв с воплощением желаний, отказываются от него, когда оно перестаёт для них работать. Они хотят миллион долларов или нечто столь же незрелое, и если это не появляется, они начинают думать, что выдавали желаемое за действительное. Существуют правильные желания, и существуют желания страха, и миллион долларов это желание страха. Правильное желание подлинно и представляет собой истинное развитие уникального характера человека. И это очень важно. Открыть в себе правильные желания, значит перестать быть тем, кем вы не являетесь.
Прежде чем продолжить, должен сделать ещё одно замечание: ничто из того, о чём я говорю, будь то реализация истины, или наши истинные взаимоотношения со вселенной, не является ничем иным, как нашим естественным, принадлежащим нам по праву, непреложным качеством. Это не то, чему мы должны пойти и научиться, или заработать, или завоевать, это просто то, что есть. Дзен мастер, написавший в качестве своей эпитафии «Всю свою жизнь я продавал воду возле реки. Ха! Какая шутка!», имел в виду именно это. Это естественно. Это то, что есть. Реальность выходит за пределы наших самых необузданных мечтаний, и она может быть вашей, потому что она уже ваша. Единственное, что этому мешает, это вы.
***
Итак, я снял апартаменты на три месяца с намерением немного погрузиться в высокую культуру – театры, музеи, библиотеки, хорошие рестораны. Я очень люблю делать всё это в одиночестве. Всё вышло не совсем так, как было запланировано, но другие, лучшие, вещи получились очень неплохо, так что я был доволен. Это происходило за несколько месяцев до атаки на Всемирный Торговый Центр, поэтому ещё присутствовала атмосфера нормальности. Квартира в действительности была отремонтированным магазином – много шлифованного кирпича, ржавого железа и больших деревянных балок. Внутри было очень просторно, спальни и ванные были отгорожены, а всё остальное – кухня, столовая, официальные и неофициальные жилые площади – в одном помещении. Винтовая лестница вела на огороженный перилами верхний уровень с одного края, где владельцы держали книги и небольшой домашний офис. Из больших индустриальных окон видно было немного, обстановка на мой вкус была в слишком продуманном стиле, но всё равно это было очень хорошее жилое пространство.
Примерно в это время я получил письмо от Джолин, которая уже увидела себя в предварительном экземпляре «Прескверной штуки». Она хотела увидеть меня, поговорить со мной. Она накопила достаточно денег, чтобы совершить такое путешествие, и хотела приехать на несколько дней, даже если, сказала она, будет возможность провести со мной лишь несколько минут. Я написал в ответ, что вместо этого лучше купить рюкзак и билет EuRail и провести лето, катаясь по Европе. Ей понравилась эта идея, и она сказала, что попробует, но сперва всё равно хотела бы повидать меня.
Я согласился, и после небольшой переписки её план начал вырисовываться. Примерно за неделю или около того до своего визита она позвонила, чтобы сообщить номер рейса и время прибытия, но она ещё не нашла место, где остановиться. Не подумав, я сказал ей, что в моих апартаментах много комнат, и что она сможет остановиться здесь, пока будет в городе. Через долю секунды мой ум догнал язык.
– Погоди минутку, – сказал я. Прикрыв микрофон одной рукой, другой я потёр висок медленными круговыми (что чёрт возьми я сейчас сделал?) движениями.
– Мне нужно поговорить с твоим отцом, – сказал я. – Он там?
– Да, – сказала она нерешительно.
– Ты всё честно рассказала об этой поездке? Никаких сложностей не было?
– Нет, они знают, что я делаю.
– Хорошо, позови отца.
– Окей, – сказала она с беспокойством, – но не говорите ему, ну, знаете, ничего важного.
– Я понял. Пригласи его.
Спустя несколько мгновений её отец появился на проводе. Я представился, и мы поговорили в учтивой манере «мистер такой-то». У него было некоторое представление о том, кто я такой.
– Жожо довольно часто говорит о вас, мистер МакКенна, – сказал он, похоже, не очень-то довольный. Я сказал, что мне показалось хорошей идеей нам с ним поговорить, чтобы я мог представиться и заверить его, что я буду присматривать за его дочерью, пока она будет в городе. Я болезненно осознавал, что всё, что я говорил, звучало неверно, как будто невинный человек пытается выглядеть виновным, но ничего нельзя было поделать.
Конечно, в разговоре с её отцом не было острой необходимости. Джолин была достаточно взрослой, чтобы делать, что ей захочется, но дело было не в этом. Смысл был в том, чтобы предупредить неприятности, прежде чем они начнутся. Однако, я был благодарен, можно сказать, той ошибке, которая побудила меня поговорить с ним, так как теперь я осознал, что, наверное, в любом случае должен был бы это сделать, хоть и пока не думал об этом. Похоже, ему понравилось, что я с ним говорю, но он всё ещё остерегался. Возможно, он немного расслабился, услышав, что тот тип, который заманил его дочь в какой-то сумасшедший культ, говорил довольно разумно и ответственно. Просто предположение.
– Мы сейчас говорили с Джолин, и боюсь, я сделал небольшую ошибку.
В ответ он лишь хмыкнул.
– Я предложил ей остановиться у меня, когда она будет в городе. Здесь много свободных комнат, и это решение кажется самым безопасным и благоразумным, но, разумеется, я тут же представил себе, что это может выглядеть, ну, немного неправильно. И я решил обсудить это с вами.
На другом конце телефона раздался ещё один низкий звук, но я хотел закончить свою часть прежде, чем он начнёт свою, поэтому я поднажал. Конечно, было бы легче просто взять назад первоначальное предложение, но, отбросив все видимости, было бы намного лучше, если бы Джолин остановилась у меня, и, после секунды размышлений, я понял, что единственная видимость, о которой следовало беспокоиться, были её родители. У меня нет репутации, чтобы её защищать, а если бы и была, это, вероятно, лишь придало бы ей пикантности. Репутация Джолин должна быть в безопасности, так как она не хвастунишка и так как те, кто её знает, никогда не поверят ни во что непристойное насчёт неё.
– Ситуация в точности такова, как, я уверен, Джолин вам объясняла. Во всём этом нет ничего, ээ, – я подыскивал слово, в итоге использовав самое глупое, – романтического. В любом случае, я не должен был предлагать ей это, и я конечно же учту любые ваши пожелания на этот счёт.
Он не ответил, поэтому я продолжил, удивляясь, как я мог поставить себя в такое дурацкое положение.
– Я мог бы помочь найти ей гостиницу, или хороший мотель, или может, кто-нибудь из членов семьи мог бы её сопровождать и тоже остановиться у меня. Что бы вы ни…
Теперь заговорил он.
– Вы спрашиваете меня...?
Я прервал его. Я точно знаю, что он имеет в виду, потому что именно так выглядит ситуация и для меня тоже – как скрытая просьба ухаживать за его дочерью, или спасти его от благословления её на что-то непонятное. Я закатил глаза и продолжил тяжкую миссию.
– Я просто объясняю вам ситуацию. Что бы вы ни сказали, так и будет. Я сделал это предложение вашей дочери из дружбы и участия. У меня здесь полно места, а в городе может быть довольно непросто.
Глупо. Абсолютная глупость во всех отношениях. Но такова ситуация, и я не стал пинать себя слишком сильно. Мы ещё немного поговорили. Он немного подумал и решил, что всё в порядке, его дочь немного сумасбродна, но она хорошая девочка, и если мы собираемся делать что-либо неподобающее, то всё равно его мнение об обустройстве проживания не будет иметь значения, и что ему и его жене было бы легче знать, что Жожо не будет совершенно одна в большом городе. Он поблагодарил меня немного равнодушно, и на этом мы договорились.
Ёк.
Путешествие к шаману
Я мог либо встретить Джолин в аэропорту, либо послать за ней машину, чтобы шофёр встречал её, держа в руках табличку с её именем. Вероятно, её бы это шокировало. Но дело в том, и это очень важное дело, что путешествие к шаману является такой же частью шаманского опыта, как и сам визит. Я не шаман, конечно, но это изречение здесь полностью уместно. Эта девчонка прошла через всё, что требовалось молодой селянке с кукурузных полей, чтобы найти меня, наскрести немного денег, оторваться от семьи, от дома и полететь в один из самых устрашающих городских центров – короче, пуститься в великое путешествие. Зуд в голове должен был превратиться в мучение, чтобы вынудить её на подобное путешествие, и я не собираюсь умалять это, протащив её последние несколько футов. Моя часть начнётся с того, что я впущу её в дом.
Это не должно быть легко.
Возвращаясь из дома искусств, где давали «Зимнего гостя», я нашёл её спящей головой на своём рюкзаке возле двери лифта. Я не хотел её будить, и я не мог бесшумно пройти мимо, но мне так же не хотелось стоять и смотреть, как слюна тонкой струйкой стекает по застёжке бокового кармана. Дилемма разрешилась сама собой, когда она приоткрыла один глаз, а потом и второй.
– О, привет! – завизжала она, резко поднявшись, вытерла губы и заключила меня в объятия. – Привет привет привет привет привет!
Я поприветствовал её в ответ и, освободившись из объятий, спросил с добродушной заботой, добралась ли она живой и здоровой, что, очевидно, так и было.
Мы разместили её во второй спальне. Я дал ей запасной набор ключей, и мы пошли прогуляться по окрестностям. Найдя один прелестный средиземноморский ресторанчик, мы обсуждали её планы за оливками, греческим сыром, ягнятиной и рисом, не касаясь тем, которые она называла важными. Для этого ещё будет время. на хотела сделать кое-что ещё, пока она здесь, чего мы тоже на касались, но могу сказать, что она собиралась немного осмотреть город. Снаружи она выглядела радостной и оживлённой, но внутри, что даже такой ненаблюдательный наблюдатель, как я, мог заметить, она думала о чём-то серьёзном. Мне доставляет особое удовольствие находиться рядом с людьми в таком состоянии ума, потому что это означает, что они имеют дело с серьёзными вещами, но спешки никакой не было, поэтому я старался вести лёгкую и весёлую беседу и помочь ей расслабиться.
Смерть швейцарцам
На следующее утро она встала поздно. Я знал, что она привезла с собой кучу книг и папку распечаток из интернета, и что она работала с чтением и писанием, чтобы прийти к какому-то решению, и возможно по этой причине она легла после полуночи. Я усадил её за приподнятую барную стойку, которая была частью кухонного острова, налил ей немного сока и стал готовить омлет.
Пока мы играли в персонажей съёмщиков квартиры в декорациях домашнего быта, Джолин начала говорить о «важном». Она стала рассказывать мне о своих взглядах на буддизм. Послушав её несколько минут, мне стало ясно, что она пытается уговорить себя на буддизм, пытаясь продать его мне. Из того, с каким рвением она пыталась продать его мне, было так же понятно, что есть какие-то скрытые вещи, которые ещё не разрешились для неё ясностью. Она говорила так, что можно было предположить, что на самом деле она пытается убедить себя в чём-то, что она знает лучше, чем пытается поверить. Так работает отчаяние: испуганное сердце хочет взять верх над сомневающимся умом. Страх омрачает разум и даёт усилиться вере.
Я ничего не отвечал. Закончив с омлетом, я поставил его перед ней, позволяя ей продолжать. Она начала с того, что жизнь есть страдание, но этим трудно добиться успеха, если ты никогда не испытывал голода или физического недуга, более сильного, чем прыщ. Затем она коротко коснулась темы бодхисаттвы, что нельзя останавливаться, пока не освободятся все живые существа – это заставило нас чуть скривиться; потом несколько похвальных слов о внимательности и спокойствии, и в конце она заговорила о сострадании. Я мог бы сказать ей, что сострадание это лишь ещё один способ благополучно удерживать наше внимание вовне, вместо того, чтобы направить его уничтожающе внутрь, но если я не буду перебивать, уверен, она услышит те же диссонирующие нотки в своих словах, которые слышу я, и сможет разувериться в том, в чём пытается себя убедить. Может, она и хочет, чтобы я слушал её, но ей вовсе не нужно, чтобы я отвечал. Буддизм попался ей на пути в её путешествии по кругу, и если я не буду перебивать процесс, она вскоре снова окажется на дороге, разочарованная, но готовая продолжать путь.
Постепенно она сбавила обороты и стала ковыряться в омлете.
– Джолин, представь, что на этом столе большая красная кнопка, окей?
– Окей, – сказала она, оживившись новой игрой.
– Если ты нажмёшь её, погибнуть все жители Швейцарии.
Она сдержанно улыбнулась, прикусив губу.
– Окей, – сказала она настороженно.
– Никто никогда не узнает, что ты нажала её. Тебя никогда не обвинят и ты никогда не будешь связана со смертью миллионов милых швейцарцев.
– Да? И что?
– Почему её не нажать?
Лицо её прояснилось, и она начала было немедленно отвечать, но потом помрачнела и закусила нижнюю губу, сдерживая ответ. Это типа одного из тех дурацких вопросов о морали, которые вам задают в седьмом классе – совратишь ли ты друга обворовать магазин – только я не пытаюсь научить Джолин морали, я пытаюсь помочь ей пройти её.
Она ищет безопасного рая, и надеется найти его в буддизме, но какая-то часть её осознаёт, что это ложь. Вот то, что вам не говорят о сострадании, возможно потому, что сами не знают: сострадание не имеет ничего общего с пробуждением. Они никак не связаны. Сострадание прекрасно и против него трудно противостоять, но между ними нет абсолютно никакой связи. Золотое Правило Сострадания: Делай для Других. Золотое Правило Пробуждения: Думай за Себя. Нет такой вещи как сострадательный Будда. Если вы сострадаете до пробуждения, этот импульс указывает на ту область, где нечто ложное требует немедленного уничтожения. Если вы сострадаете после пробуждения, вы не пробуждены. Если вы надеетесь, что состояние пробуждения будет включать сострадание, то возможно, буддизм окажется хорошим местом, чтобы убивать время.
Я наблюдал за Джолин. Я не знаю много о человеческих существах, но я мог видеть, что происходило в её голове. Сначала она подумала, что этот вопрос имеет какое-то отношение к тому, ради чего она приехала сюда, даже хотя она не сказала мне об этом, да и сама могла быть в этом не уверена. Затем, она начала умом прокручивать очевидные ответы – они невинные люди, это просто вообще неправильно, я сгнию в аду и т. д. – не останавливаясь ни на одном. После этого она должна была просмотреть менее очевидные ответы – кармический дисбаланс, дестабилизация в Европе, безлюдные Альпы – и в конце, не найдя ни одного, если я ничего не упускаю, она стала перепроверять очевидные. Вид у неё был очень расстроенный из-за своей неспособности дать простой ответ на простой вопрос.
Причиной для выбора буддизма является лучшее понимание Майи – он принадлежит ей. Мы все купились на идею, что чтобы пробудиться, необходим посредник, ходатай, но единственный посредник это Майя. Убей ходатая. Убей учителя. Убей Будду. Сделай это сам. У тебя есть глаза, мозги, вычисляй сам, смотри сам. Это не один из путей, это единственный путь. Вот почему я принял меры, чтобы никто ко мне не привязался, не назначил меня личным спасителем, не вклинил меня между собой и реальностью. Это наша естественная склонность в этих полных опасностей водах – достать, ухватить что-нибудь и прилепить, вставить между собой и угрозой вечного небытия, которое прячется прямо под поверхностью. Мы хотим утвердить иллюзию, что мы не совершенно одни в бескрайнем море, но, разумеется, это именно то, чем мы являемся.
И здесь нет никаких «мы».
– Я бы чувствовала себя ужасно, – наконец произнесла Джолин больше вопросительно, чем утвердительно. Я придирчиво посмотрел на неё, она скорчилась и вернулась к работе. На все её ответы я уделял её придирчивым взглядом. Мне не нужен был её ответ, я лишь хотел, чтобы она подумала над этим. Я хотел, чтобы она построже присмотрелась к очевидным ответам. Что может быть более очевидным, чем причина не нажимать кнопку и убивать миллионы ни в чём не повинных людей?
И однако…
– Почему я должна нажимать на кнопку? – спросила Джолин. – Может быть, это лучший вопрос. Мне не нужна причина, чтобы не нажимать на кнопку, так как у меня нет причин нажимать её. Я просто буду жить, как будто нет никакой кнопки. Или, может, нет причины не нажимать её. Вы это хотите сказать? Блин. Я нажму на кнопку, так?
– Всё это отговорки, – ответил я. – Всё это не является ответом на вопрос – почему не нажать кнопку?
– Не знаю, – сказала она. – Почему нет?
– Будь я проклят, если знаю.
Она хлопнула кулаком по воображаемой кнопке и улыбнулась такой озорной улыбкой, будто только что сделала что-то действительно гадкое.
– Ну, вот, – сказал я с печалью, – нет больше йодля.
– Мне он никогда не нравился, – произнесла она сквозь огромную белозубую улыбку.
***
Спустя несколько дней наш быт вошёл в привычное русло, и мы стали видеться только мимоходом, либо раз или два в день за едой, обычно вне дома, на расстоянии пешей прогулки или короткой поездки на такси. Джолин тратила своё время гораздо более плодотворно, чем просто околачиваться возле старого немодного меня – она выходила наружу и завязывала знакомства. Устроившись здесь на целую неделю, она при помощи интернета выяснила, куда бы ей хотелось сходить, включая некоторые храмы, восточные и ньюэйджевские книжные магазины, и по крайней мере одно мистическое кафе. Её прогулки начинались с этих отправных точек. Она говорила с людьми и следовала указаниям. С метро она не слишком ладила, поэтому выбрасывала кучу денег на такси и нарезала круги по районам города скорее без всякой системы и определённо дорого.
Она не держала меня в курсе своей деятельности, но могу себе представить. Если она посещала храмы и разговаривала с монахами и монахинями, поначалу они могли принимать её за умненькую туристку, приехавшую в большой город из сельской местности, но потом они могли обнаружить нечто неожиданное. Они могли обнаружить, что хорошенькая маленькая девяностовосьмифунтовая Джолин голодна. Ей не нужна экскурсия или брошюра. Ей нужны конкретные ответы на конкретные вопросы. Если ей не удастся вытянуть их из нежных уст монаха, она заползёт к нему в мозг с фонариком и мотыгой, чтобы отыскать их там. Если же она не найдёт того, что ищет, монах будет выброшен, как обёртка от жвачки. Я знаю всё это, потому что я знаю что такое голод, и я знаю, что он растёт внутри Джолин. Она не ищет ни новых друзей, ни поверхностного знания, ни приятных переживаний. Она приходит в очень серьёзное расположение духа, и её аппетиты становятся очень мощными и специфическими. Не хочу сказать, что здесь происходит рождение нового вампира, но это зловеще подходящая аналогия.
продолжение следует
Я интересовался, что есть особенного и прекрасного в моём городе,
и вот, смотри! всплыло его исконное имя!
– Уолт Уитмен, «Маннахатта» –
Мне слишком нравится Манхэттен, чтобы поселиться в нём. Самое большее, я могу лишь пожить там несколько месяцев. Именно этим я теперь и занимаюсь. Сейчас лето 2001 года. Башни-близнецы ещё стоят, но уже ненадолго. Первая книга, «Духовное просветление – прескверная штука», уже написана, но ещё не издана.
Последние несколько месяцев я провёл в доме с собакой в Пуэрто Рико. Решив отправиться сюда, я позвонил своей сестре, которая здесь живёт, и договорился на счёт обеда. После чего она сообщила мне, что на верхнем этаже в микрорайоне Трайбека сдаются апартаменты на три месяца, если мне нужно место. Она сказала, что её друзья, которые владеют комнатой, отчаянно ищут жильца, потому что сделка через агентство в последний момент провалилась, но они всё равно поедут в путешествие.
– Хорошо, – сказал я ей. – Я позвоню Родни и попрошу всё уладить.
– Ты не хочешь сперва взглянуть?
– Ты же говоришь, всё в порядке, не так ли?
– Да, но…
– Значит, всё нормально. Увидимся за обедом на следующей неделе.
Вот яркая иллюстрация двух абсолютно несравнимых способов действия в мире: недоверие отделённого «я», и доверие интегрированного «я». Моя сестра осмотрела бы квартиру, поторговалась, может быть, пригласила экспертов проверить то и это, нашла бы альтернативу, чтобы сохранить за собой право выбора, отдала бы залог третьему лицу и наняла бы адвоката, чтобы заверить аренду. Она может называть владельцев своими друзьями, но, как она, вероятно, скажет, бизнес есть бизнес. Это самая фальшивая экономия, потому что единственное, что она экономит, это деньги, теряя при этом своё здоровье, жизненные силы, со всеми этими ужасными, основанными на страхе расчётами и манёврами. Разумеется, всё это касается не столько денег, сколько её имиджа.
Так она не только снимала бы квартиру, так она делает практически всё. Она живёт во вселенной, где в любой ситуации могут случиться тысячи плохих вещей. Она находится в состоянии постоянной бдительности. Она проводит жизнь, представляя себе, что может пойти не так, и обеспечивая, чтобы это не случилось. Для неё вселенная это враждебное место, в которой, хотя она никогда бы так не сказала, она совсем чужая и не имеет ни прав, ни возможностей. Хотя это не совсем так. В сущности, почти все признают мою сестру яркой, привлекательной и очень успешной женщиной. То, что я сейчас о ней сказал, так же верно для многих других людей. Этот способ действия видится мне как злокачественная опухоль системы – рак жизни – но возможно, он кажется нормальным и приемлемым многим людям, может, даже большинству. Не абсолютно явный страх, но больше тупой ужас, просачивается наружу из центра во все уголки человеческого бытия. Когда живёшь так, это кажется нормальным. Освободившись, не можешь поверить, что когда-то так жил.
Для меня это самая простая вещь на свете. Я собираюсь поехать в город, снимаю трубку и нахожу место для проживания прежде, чем мне даже в голову придёт, что надо найти место для проживания. Я получаю то, что мне нужно, до того, как я узнаю, что мне это нужно, и лучше, чем я мог бы представить. Я никогда не принимаю такое безусильное функционирование как должное, поэтому по многу раз в день меня пропитывает глубокое и искреннее чувство благодарности. Я достиг такого гладкого течения жизни главным образом благодаря почтительности, наблюдая, как всё работает, и благодаря тому, что держался подальше от своего маленького, боязливого, пресмыкающегося ума. У меня нет сильных искажений в ментальном и эмоциональном багаже, который я таскаю с собой, поэтому, полагаю, это позволяет всему работать как надо – гладко и легко.
Может быть, я простофиля? Лопух? Вовсе нет. Если дела пойдут плохо, или хозяева квартиры несправедливо удержат мой залог, или случится что-то неправильное, что может случиться в подобного рода обстоятельствах, то я сделаю ещё один телефонный звонок. Я натравлю на них адвоката-питбуля с инструкциями вызвать сожаления. А может, я просто пожму плечами и забью на это дело. Я никогда не знаю, как я буду действовать, до тех пор, пока это не произойдёт, поскольку у меня нет множества правил или руководств, где написано, как себя вести, или, может быть, только одно: терпение, дыхание, ожидание, позволение вещам войти в своё русло и тенденциям проясниться.
Я хочу сказать, что я не обязательно добросердечный человек. Я могу быть совершенным мудаком, по крайней мере теоретически, но должен сказать, этому не бывает так уж много причин. Я не думаю о вещах таким образом – сделки рушатся, люди предают друг друга, адвокаты-питбули – и они не появляются в моей реальности. В этом не было бы смысла, так как меня это ничему бы не научило. Поэтому, когда я позвонил сестре, и она сказала, что знает место, я уже всё знал о нём. Я знал, что оно будет идеальным, что с владельцами мы легко поладим, что оно будет в лучшем районе, чем я бы мог выбрать сам, и что из этого выйдет куча всего хорошего, не потому что я всё так организовал своим шикарным умишкой, но потому что я этого не делал. А если окажется, что после хорошего начала всё провалится, я не буду думать, что что-то не сработало, но что в работе нечто большее и лучшее.
У меня нет правила, которое делало бы меня хорошим парнем. У меня вообще нет правил. Правила это способ определить себя, прочертить воображаемые границы. Такие границы искусственны и легко стираются. Наши самые сильные убеждения могут стереться как слой макияжа в момент трансценденции или катаклизма, или просто небольшим изменением химии мозга. Мораль, этика – у меня их нет. Сейчас я хороший парень. Если ситуация изменится, изменюсь и я. Я бы мог страстно заявить, что я никогда, ни при каких обстоятельствах, не причиню вреда другому, но события могут развернуться таким образом, что мне сегодня придётся столкнуть детей под поезд. Я сомневаюсь в этом и надеюсь, этого не случится, но всё возможно. Да, это невообразимо, но это не значит невозможно. Невообразимые вещи происходят постоянно.
У меня свой способ действия в этом мире, и он не имеет ничего общего с правилами – ни моими, ни чьими-либо ещё. Это доверие, тенденции, отсутствие искусственных границ. Если те бедные дети должны попасть под несущийся локомотив, и этот факт станет мне ясен так, как мне становятся ясными факты, значит потребуется команда чистильщиков с сильными желудками и множеством пакетиков.
Можно было бы подумать, что я могу с уверенностью сказать, что ничего столь ужасного никогда не может случиться, и я много бы поставил против этого, но нельзя быть уверенным. Ужасные вещи происходят. Объективный наблюдатель человечества мог бы заметить, что ужасные вещи ближе к норме, чем хорошие, радостные вещи. Зачем притворяться, что это не так? Страдания и ужас являются частью жизни в царстве сна, немалой частью. Нет, конечно я не думаю, что вселенная сегодня заставит меня столкнуть детей под поезд. Но это избавляет меня от неприятностей, а не детей. Вселенная, вероятно, не воспользуется моими руками для этого, но она всё равно столкнёт тех детей.
***
Не хочу сказать, что любой может достичь высшего мастерства в искусстве и науке воплощения желаний – знаю, я сам не достиг – но могу предположить, что почти каждый, не зависимо от его положения, имеет большие возможности к развитию. Понимаю, что существуют влияющие факторы – пол, род, место, здоровье, благосостояние, карма, дхарма, удача и много других, которые могут сыграть решающую роль в степени, до которой человек может реально надеяться подняться, переопределить или разопределить себя, но я так же понимаю, что большинство людей таскают с собой много всякого ненужного хлама, который служит лишь для того, чтобы ограничить их потенциал к развитию.
Некоторые люди, поиграв с воплощением желаний, отказываются от него, когда оно перестаёт для них работать. Они хотят миллион долларов или нечто столь же незрелое, и если это не появляется, они начинают думать, что выдавали желаемое за действительное. Существуют правильные желания, и существуют желания страха, и миллион долларов это желание страха. Правильное желание подлинно и представляет собой истинное развитие уникального характера человека. И это очень важно. Открыть в себе правильные желания, значит перестать быть тем, кем вы не являетесь.
Прежде чем продолжить, должен сделать ещё одно замечание: ничто из того, о чём я говорю, будь то реализация истины, или наши истинные взаимоотношения со вселенной, не является ничем иным, как нашим естественным, принадлежащим нам по праву, непреложным качеством. Это не то, чему мы должны пойти и научиться, или заработать, или завоевать, это просто то, что есть. Дзен мастер, написавший в качестве своей эпитафии «Всю свою жизнь я продавал воду возле реки. Ха! Какая шутка!», имел в виду именно это. Это естественно. Это то, что есть. Реальность выходит за пределы наших самых необузданных мечтаний, и она может быть вашей, потому что она уже ваша. Единственное, что этому мешает, это вы.
***
Итак, я снял апартаменты на три месяца с намерением немного погрузиться в высокую культуру – театры, музеи, библиотеки, хорошие рестораны. Я очень люблю делать всё это в одиночестве. Всё вышло не совсем так, как было запланировано, но другие, лучшие, вещи получились очень неплохо, так что я был доволен. Это происходило за несколько месяцев до атаки на Всемирный Торговый Центр, поэтому ещё присутствовала атмосфера нормальности. Квартира в действительности была отремонтированным магазином – много шлифованного кирпича, ржавого железа и больших деревянных балок. Внутри было очень просторно, спальни и ванные были отгорожены, а всё остальное – кухня, столовая, официальные и неофициальные жилые площади – в одном помещении. Винтовая лестница вела на огороженный перилами верхний уровень с одного края, где владельцы держали книги и небольшой домашний офис. Из больших индустриальных окон видно было немного, обстановка на мой вкус была в слишком продуманном стиле, но всё равно это было очень хорошее жилое пространство.
Примерно в это время я получил письмо от Джолин, которая уже увидела себя в предварительном экземпляре «Прескверной штуки». Она хотела увидеть меня, поговорить со мной. Она накопила достаточно денег, чтобы совершить такое путешествие, и хотела приехать на несколько дней, даже если, сказала она, будет возможность провести со мной лишь несколько минут. Я написал в ответ, что вместо этого лучше купить рюкзак и билет EuRail и провести лето, катаясь по Европе. Ей понравилась эта идея, и она сказала, что попробует, но сперва всё равно хотела бы повидать меня.
Я согласился, и после небольшой переписки её план начал вырисовываться. Примерно за неделю или около того до своего визита она позвонила, чтобы сообщить номер рейса и время прибытия, но она ещё не нашла место, где остановиться. Не подумав, я сказал ей, что в моих апартаментах много комнат, и что она сможет остановиться здесь, пока будет в городе. Через долю секунды мой ум догнал язык.
– Погоди минутку, – сказал я. Прикрыв микрофон одной рукой, другой я потёр висок медленными круговыми (что чёрт возьми я сейчас сделал?) движениями.
– Мне нужно поговорить с твоим отцом, – сказал я. – Он там?
– Да, – сказала она нерешительно.
– Ты всё честно рассказала об этой поездке? Никаких сложностей не было?
– Нет, они знают, что я делаю.
– Хорошо, позови отца.
– Окей, – сказала она с беспокойством, – но не говорите ему, ну, знаете, ничего важного.
– Я понял. Пригласи его.
Спустя несколько мгновений её отец появился на проводе. Я представился, и мы поговорили в учтивой манере «мистер такой-то». У него было некоторое представление о том, кто я такой.
– Жожо довольно часто говорит о вас, мистер МакКенна, – сказал он, похоже, не очень-то довольный. Я сказал, что мне показалось хорошей идеей нам с ним поговорить, чтобы я мог представиться и заверить его, что я буду присматривать за его дочерью, пока она будет в городе. Я болезненно осознавал, что всё, что я говорил, звучало неверно, как будто невинный человек пытается выглядеть виновным, но ничего нельзя было поделать.
Конечно, в разговоре с её отцом не было острой необходимости. Джолин была достаточно взрослой, чтобы делать, что ей захочется, но дело было не в этом. Смысл был в том, чтобы предупредить неприятности, прежде чем они начнутся. Однако, я был благодарен, можно сказать, той ошибке, которая побудила меня поговорить с ним, так как теперь я осознал, что, наверное, в любом случае должен был бы это сделать, хоть и пока не думал об этом. Похоже, ему понравилось, что я с ним говорю, но он всё ещё остерегался. Возможно, он немного расслабился, услышав, что тот тип, который заманил его дочь в какой-то сумасшедший культ, говорил довольно разумно и ответственно. Просто предположение.
– Мы сейчас говорили с Джолин, и боюсь, я сделал небольшую ошибку.
В ответ он лишь хмыкнул.
– Я предложил ей остановиться у меня, когда она будет в городе. Здесь много свободных комнат, и это решение кажется самым безопасным и благоразумным, но, разумеется, я тут же представил себе, что это может выглядеть, ну, немного неправильно. И я решил обсудить это с вами.
На другом конце телефона раздался ещё один низкий звук, но я хотел закончить свою часть прежде, чем он начнёт свою, поэтому я поднажал. Конечно, было бы легче просто взять назад первоначальное предложение, но, отбросив все видимости, было бы намного лучше, если бы Джолин остановилась у меня, и, после секунды размышлений, я понял, что единственная видимость, о которой следовало беспокоиться, были её родители. У меня нет репутации, чтобы её защищать, а если бы и была, это, вероятно, лишь придало бы ей пикантности. Репутация Джолин должна быть в безопасности, так как она не хвастунишка и так как те, кто её знает, никогда не поверят ни во что непристойное насчёт неё.
– Ситуация в точности такова, как, я уверен, Джолин вам объясняла. Во всём этом нет ничего, ээ, – я подыскивал слово, в итоге использовав самое глупое, – романтического. В любом случае, я не должен был предлагать ей это, и я конечно же учту любые ваши пожелания на этот счёт.
Он не ответил, поэтому я продолжил, удивляясь, как я мог поставить себя в такое дурацкое положение.
– Я мог бы помочь найти ей гостиницу, или хороший мотель, или может, кто-нибудь из членов семьи мог бы её сопровождать и тоже остановиться у меня. Что бы вы ни…
Теперь заговорил он.
– Вы спрашиваете меня...?
Я прервал его. Я точно знаю, что он имеет в виду, потому что именно так выглядит ситуация и для меня тоже – как скрытая просьба ухаживать за его дочерью, или спасти его от благословления её на что-то непонятное. Я закатил глаза и продолжил тяжкую миссию.
– Я просто объясняю вам ситуацию. Что бы вы ни сказали, так и будет. Я сделал это предложение вашей дочери из дружбы и участия. У меня здесь полно места, а в городе может быть довольно непросто.
Глупо. Абсолютная глупость во всех отношениях. Но такова ситуация, и я не стал пинать себя слишком сильно. Мы ещё немного поговорили. Он немного подумал и решил, что всё в порядке, его дочь немного сумасбродна, но она хорошая девочка, и если мы собираемся делать что-либо неподобающее, то всё равно его мнение об обустройстве проживания не будет иметь значения, и что ему и его жене было бы легче знать, что Жожо не будет совершенно одна в большом городе. Он поблагодарил меня немного равнодушно, и на этом мы договорились.
Ёк.
Путешествие к шаману
Я мог либо встретить Джолин в аэропорту, либо послать за ней машину, чтобы шофёр встречал её, держа в руках табличку с её именем. Вероятно, её бы это шокировало. Но дело в том, и это очень важное дело, что путешествие к шаману является такой же частью шаманского опыта, как и сам визит. Я не шаман, конечно, но это изречение здесь полностью уместно. Эта девчонка прошла через всё, что требовалось молодой селянке с кукурузных полей, чтобы найти меня, наскрести немного денег, оторваться от семьи, от дома и полететь в один из самых устрашающих городских центров – короче, пуститься в великое путешествие. Зуд в голове должен был превратиться в мучение, чтобы вынудить её на подобное путешествие, и я не собираюсь умалять это, протащив её последние несколько футов. Моя часть начнётся с того, что я впущу её в дом.
Это не должно быть легко.
Возвращаясь из дома искусств, где давали «Зимнего гостя», я нашёл её спящей головой на своём рюкзаке возле двери лифта. Я не хотел её будить, и я не мог бесшумно пройти мимо, но мне так же не хотелось стоять и смотреть, как слюна тонкой струйкой стекает по застёжке бокового кармана. Дилемма разрешилась сама собой, когда она приоткрыла один глаз, а потом и второй.
– О, привет! – завизжала она, резко поднявшись, вытерла губы и заключила меня в объятия. – Привет привет привет привет привет!
Я поприветствовал её в ответ и, освободившись из объятий, спросил с добродушной заботой, добралась ли она живой и здоровой, что, очевидно, так и было.
Мы разместили её во второй спальне. Я дал ей запасной набор ключей, и мы пошли прогуляться по окрестностям. Найдя один прелестный средиземноморский ресторанчик, мы обсуждали её планы за оливками, греческим сыром, ягнятиной и рисом, не касаясь тем, которые она называла важными. Для этого ещё будет время. на хотела сделать кое-что ещё, пока она здесь, чего мы тоже на касались, но могу сказать, что она собиралась немного осмотреть город. Снаружи она выглядела радостной и оживлённой, но внутри, что даже такой ненаблюдательный наблюдатель, как я, мог заметить, она думала о чём-то серьёзном. Мне доставляет особое удовольствие находиться рядом с людьми в таком состоянии ума, потому что это означает, что они имеют дело с серьёзными вещами, но спешки никакой не было, поэтому я старался вести лёгкую и весёлую беседу и помочь ей расслабиться.
Смерть швейцарцам
На следующее утро она встала поздно. Я знал, что она привезла с собой кучу книг и папку распечаток из интернета, и что она работала с чтением и писанием, чтобы прийти к какому-то решению, и возможно по этой причине она легла после полуночи. Я усадил её за приподнятую барную стойку, которая была частью кухонного острова, налил ей немного сока и стал готовить омлет.
Пока мы играли в персонажей съёмщиков квартиры в декорациях домашнего быта, Джолин начала говорить о «важном». Она стала рассказывать мне о своих взглядах на буддизм. Послушав её несколько минут, мне стало ясно, что она пытается уговорить себя на буддизм, пытаясь продать его мне. Из того, с каким рвением она пыталась продать его мне, было так же понятно, что есть какие-то скрытые вещи, которые ещё не разрешились для неё ясностью. Она говорила так, что можно было предположить, что на самом деле она пытается убедить себя в чём-то, что она знает лучше, чем пытается поверить. Так работает отчаяние: испуганное сердце хочет взять верх над сомневающимся умом. Страх омрачает разум и даёт усилиться вере.
Я ничего не отвечал. Закончив с омлетом, я поставил его перед ней, позволяя ей продолжать. Она начала с того, что жизнь есть страдание, но этим трудно добиться успеха, если ты никогда не испытывал голода или физического недуга, более сильного, чем прыщ. Затем она коротко коснулась темы бодхисаттвы, что нельзя останавливаться, пока не освободятся все живые существа – это заставило нас чуть скривиться; потом несколько похвальных слов о внимательности и спокойствии, и в конце она заговорила о сострадании. Я мог бы сказать ей, что сострадание это лишь ещё один способ благополучно удерживать наше внимание вовне, вместо того, чтобы направить его уничтожающе внутрь, но если я не буду перебивать, уверен, она услышит те же диссонирующие нотки в своих словах, которые слышу я, и сможет разувериться в том, в чём пытается себя убедить. Может, она и хочет, чтобы я слушал её, но ей вовсе не нужно, чтобы я отвечал. Буддизм попался ей на пути в её путешествии по кругу, и если я не буду перебивать процесс, она вскоре снова окажется на дороге, разочарованная, но готовая продолжать путь.
Постепенно она сбавила обороты и стала ковыряться в омлете.
– Джолин, представь, что на этом столе большая красная кнопка, окей?
– Окей, – сказала она, оживившись новой игрой.
– Если ты нажмёшь её, погибнуть все жители Швейцарии.
Она сдержанно улыбнулась, прикусив губу.
– Окей, – сказала она настороженно.
– Никто никогда не узнает, что ты нажала её. Тебя никогда не обвинят и ты никогда не будешь связана со смертью миллионов милых швейцарцев.
– Да? И что?
– Почему её не нажать?
Лицо её прояснилось, и она начала было немедленно отвечать, но потом помрачнела и закусила нижнюю губу, сдерживая ответ. Это типа одного из тех дурацких вопросов о морали, которые вам задают в седьмом классе – совратишь ли ты друга обворовать магазин – только я не пытаюсь научить Джолин морали, я пытаюсь помочь ей пройти её.
Она ищет безопасного рая, и надеется найти его в буддизме, но какая-то часть её осознаёт, что это ложь. Вот то, что вам не говорят о сострадании, возможно потому, что сами не знают: сострадание не имеет ничего общего с пробуждением. Они никак не связаны. Сострадание прекрасно и против него трудно противостоять, но между ними нет абсолютно никакой связи. Золотое Правило Сострадания: Делай для Других. Золотое Правило Пробуждения: Думай за Себя. Нет такой вещи как сострадательный Будда. Если вы сострадаете до пробуждения, этот импульс указывает на ту область, где нечто ложное требует немедленного уничтожения. Если вы сострадаете после пробуждения, вы не пробуждены. Если вы надеетесь, что состояние пробуждения будет включать сострадание, то возможно, буддизм окажется хорошим местом, чтобы убивать время.
Я наблюдал за Джолин. Я не знаю много о человеческих существах, но я мог видеть, что происходило в её голове. Сначала она подумала, что этот вопрос имеет какое-то отношение к тому, ради чего она приехала сюда, даже хотя она не сказала мне об этом, да и сама могла быть в этом не уверена. Затем, она начала умом прокручивать очевидные ответы – они невинные люди, это просто вообще неправильно, я сгнию в аду и т. д. – не останавливаясь ни на одном. После этого она должна была просмотреть менее очевидные ответы – кармический дисбаланс, дестабилизация в Европе, безлюдные Альпы – и в конце, не найдя ни одного, если я ничего не упускаю, она стала перепроверять очевидные. Вид у неё был очень расстроенный из-за своей неспособности дать простой ответ на простой вопрос.
Причиной для выбора буддизма является лучшее понимание Майи – он принадлежит ей. Мы все купились на идею, что чтобы пробудиться, необходим посредник, ходатай, но единственный посредник это Майя. Убей ходатая. Убей учителя. Убей Будду. Сделай это сам. У тебя есть глаза, мозги, вычисляй сам, смотри сам. Это не один из путей, это единственный путь. Вот почему я принял меры, чтобы никто ко мне не привязался, не назначил меня личным спасителем, не вклинил меня между собой и реальностью. Это наша естественная склонность в этих полных опасностей водах – достать, ухватить что-нибудь и прилепить, вставить между собой и угрозой вечного небытия, которое прячется прямо под поверхностью. Мы хотим утвердить иллюзию, что мы не совершенно одни в бескрайнем море, но, разумеется, это именно то, чем мы являемся.
И здесь нет никаких «мы».
– Я бы чувствовала себя ужасно, – наконец произнесла Джолин больше вопросительно, чем утвердительно. Я придирчиво посмотрел на неё, она скорчилась и вернулась к работе. На все её ответы я уделял её придирчивым взглядом. Мне не нужен был её ответ, я лишь хотел, чтобы она подумала над этим. Я хотел, чтобы она построже присмотрелась к очевидным ответам. Что может быть более очевидным, чем причина не нажимать кнопку и убивать миллионы ни в чём не повинных людей?
И однако…
– Почему я должна нажимать на кнопку? – спросила Джолин. – Может быть, это лучший вопрос. Мне не нужна причина, чтобы не нажимать на кнопку, так как у меня нет причин нажимать её. Я просто буду жить, как будто нет никакой кнопки. Или, может, нет причины не нажимать её. Вы это хотите сказать? Блин. Я нажму на кнопку, так?
– Всё это отговорки, – ответил я. – Всё это не является ответом на вопрос – почему не нажать кнопку?
– Не знаю, – сказала она. – Почему нет?
– Будь я проклят, если знаю.
Она хлопнула кулаком по воображаемой кнопке и улыбнулась такой озорной улыбкой, будто только что сделала что-то действительно гадкое.
– Ну, вот, – сказал я с печалью, – нет больше йодля.
– Мне он никогда не нравился, – произнесла она сквозь огромную белозубую улыбку.
***
Спустя несколько дней наш быт вошёл в привычное русло, и мы стали видеться только мимоходом, либо раз или два в день за едой, обычно вне дома, на расстоянии пешей прогулки или короткой поездки на такси. Джолин тратила своё время гораздо более плодотворно, чем просто околачиваться возле старого немодного меня – она выходила наружу и завязывала знакомства. Устроившись здесь на целую неделю, она при помощи интернета выяснила, куда бы ей хотелось сходить, включая некоторые храмы, восточные и ньюэйджевские книжные магазины, и по крайней мере одно мистическое кафе. Её прогулки начинались с этих отправных точек. Она говорила с людьми и следовала указаниям. С метро она не слишком ладила, поэтому выбрасывала кучу денег на такси и нарезала круги по районам города скорее без всякой системы и определённо дорого.
Она не держала меня в курсе своей деятельности, но могу себе представить. Если она посещала храмы и разговаривала с монахами и монахинями, поначалу они могли принимать её за умненькую туристку, приехавшую в большой город из сельской местности, но потом они могли обнаружить нечто неожиданное. Они могли обнаружить, что хорошенькая маленькая девяностовосьмифунтовая Джолин голодна. Ей не нужна экскурсия или брошюра. Ей нужны конкретные ответы на конкретные вопросы. Если ей не удастся вытянуть их из нежных уст монаха, она заползёт к нему в мозг с фонариком и мотыгой, чтобы отыскать их там. Если же она не найдёт того, что ищет, монах будет выброшен, как обёртка от жвачки. Я знаю всё это, потому что я знаю что такое голод, и я знаю, что он растёт внутри Джолин. Она не ищет ни новых друзей, ни поверхностного знания, ни приятных переживаний. Она приходит в очень серьёзное расположение духа, и её аппетиты становятся очень мощными и специфическими. Не хочу сказать, что здесь происходит рождение нового вампира, но это зловеще подходящая аналогия.
продолжение следует
(24):
Dragon, Yota, Nau, Aleksey, itslogin, Alika, sairam-yakubov, Jaisonkrid, liya, Anna2013, ramevgeny, sergei-maksimchuk, Divox, JuKa, TVN, tiger77, Vlar, konstruktor, Biryza, volcov, vitaly73, nadin, Prosto-Maria, bodh45
3 комментария