30 января 2015, 01:19

Как успокоить рябь в душе

Зеркало души следовало держать чистым и ясным – и делать все возможное, чтобы в нем не начиналась рябь. Поэтому я старался не причинять зла другим и следовал даже глупым социальным установлениям, если за их нарушение полагалась внутренняя кара.

Я помогал людям чем мог, не делая из этого, впрочем, фетиша – и вообще был покладистым и добрым: это позволяло быстро забывать встречных.
Разумеется, я не держал зла на сделавших мне дурное, принимая это просто как одно из свойственных жизни неудобств. Я не обижался даже на тех, кто сознательно стремился меня оскорбить и унизить, видя в этом трогательную попытку набиться мне в знакомые.

Помогало мне, в частности, то обстоятельство, что я отчетливо понимал: в России «восстановление поруганного достоинства и чести» быстро приводит на нары в небольшом вонючем помещении, где собралось много полных достоинства людей, чтобы теперь неспешно мериться им друг с дружкой. Мне никогда не хотелось составить им компанию из-за химеры, которую они же и пытались инсталлировать в мой ум.

При первой возможности я старался отойти от плюющихся подобными императивами граждан как можно дальше. Я научился различать конструкции, собранные ими в моей психике в мои бессознательные годы. Поэтому у меня без особого усилия получалось замечать в своей душе приступы ненависти, столь характерные для нашего века, и я почти никогда не позволял им обрести для себя рационализацию, превращающую людей в русофобов, либералов, националистов, политических борцов и прочих арестантов.

Я ни разу не испытывал искушения гордо посмотреть в глаза идущему мимо гостю столицы или укусить добермана за обрубок хвоста. У меня не было ни политической программы, ни травматического пистолета. Я позорно уклонялся от революционной работы и не видел в показываемом мне водевиле ни своих, ни чужих, ни даже волосатой руки мирового кагала. Куски распадающегося мяса, борющиеся за свою и мою свободу в лучах телевизионных софитов, не вызывали во мне ни сочувствия, ни презрения – а только равнодушное понимание управляющих ими механизмов.

Но я всегда старался сдвинуть это понимание ближе к сочувствию – и у меня нередко получалось.

Я не смотрел телевизор и не читал газеты. Интернетом я пользовался как загаженным станционным сортиром – быстро и брезгливо, по необходимости, почти не разглядывая роспись на стенах кабинки. И к двадцати пяти годам тревожная рябь в моей душе улеглась.

Виктор Пелевин. «Любовь к трем цукербринам»

9 комментариев

oreztempy
Пришлось немного постучаться о стенки ящика. Вдруг кто откопает? Но нет. До тошноты стало тихо.
relsam
да, заразное это дело, зеркальные нейроны…
konstruktor
укусить добермана за обрубок хвоста
Интернетом я пользовался как загаженным станционным сортиром – быстро и брезгливо, по необходимости, почти не разглядывая роспись на стенах кабинки.
GodFather
Значит привык гадить в интернете :)
konstruktor
:) не… я за него удивился, а надписи наоборот люблю читать, там такие перлы бывают :) и не лень же людям так самовыражаться
GodFather
Это же самая первая соцсеть, да ещё анонимная :)
konstruktor
ага :)
а без инета уже не могу представить жисть. Это настолько здорово что слов нет. :)
Правда дряхление тушки значительно убыстряется.
Parmanand
Как успокоить рябь в душе
Вар.1 Успокоить раба в душе
вар.2 Полюбить «Любовь к трем цукербринам»