Царь Влюблённых

Ибн-аль-Фарид
Царь Влюблённых

… Был запечатан плотью тайный Свет, но тает плоть – и тайн у Духа нет
***
… Аз есмь Любовь. Безгласен, слеп и глух
Без образа — творящий образ Дух.
От века Сущий, он творит, Любя,
Глаза и уши, чтоб познать Себя.
Я слышу голос, вижу блеск зари
И рвусь к Любимой, но она внутри.
И, внутрь войдя, в исток спускаюсь вновь,
Весь претворясь в безликую Любовь.
В одну Любовь. Я все. Я отдаю
Свою отдельность, скорлупу свою.
И вот уже ни рук, ни уст, ни глаз — Нет ничего, что восхищало вас.
Я стал сквозным — да светится Она
Сквозь мой покров, живая глубина!
Чтоб Ей служить, жить для нее одной,
Я отдал все, что было только мной:
Нет «моего». Растаяло, как дым,
Все, что назвал я некогда моим.
***
… О, если ум ваш к разуменью глух,
и непонятно вам единство двух,
И душам вашим не было дано
в бессчетности почувствовать одно,
То, скольким вы ни кланялись богам,
одни кумиры предстояли вам.
Ваш бог Един? но не внутри – вовне,–
не в вас, а рядом с вами, в стороне.
О, ад разлуки, раскаленный ад,
в котором все заблудшие горят!
Бог всюду и нигде. Ведь если Он
какой–нибудь границей отделен,–
Он не всецел еще и не проник
вовнутрь тебя,– о, бог твой невелик!
Бог – воздух твой, вдохни его – и ты
достигнешь беспредельной высоты.
Когда–то я раздваивался сам:
то, уносясь в восторге к небесам,
Себя терял я, небом опьянясь,
то, вновь с землею ощущая связь,
Я падал с неба, как орел без крыл,
и, высь утратив, прах свой находил.
И думал я, что только тот, кто пьян,
провидит смысл сквозь пламя и туман
И к высшему возносит лишь экстаз,
в котором тонет разум, слух и глаз.
Но вот я трезв и не хочу опять
себя в безмерной выси потерять,
Давно поняв, что цель и смысл Пути –
в самом себе безмерное найти.
Так откажись от внешнего, умри
для суеты и оживи внутри.
Уняв смятенье, сам в себе открой
незамутненный внутренний покой.
И в роднике извечной чистоты
с самим собой соединишься ты.
***
… Но у Любви нет цели. Не убей
свою любовь, прицел наметив ей.
Она сама – вся цель своя и суть,
к себе самой вовнутрь ведущий путь.
А если нет, то в тот желанный миг,
когда ты цели наконец достиг,
Любовь уйдет внезапно, как порыв,
слияние в разлуку превратив.
Будь счастлив тем, что ты живешь, любя.
любовь высоко вознесла тебя.
Ты стал главою всех существ живых
лишь потому, что сердце любит их.
Для любящих – племен и званий нет.
влюбленный ближе к небу, чем аскет
И чем мудрец, что, знаньем нагружен,
хранит ревниво груз былых времен.
Сними с него его бесценный хлам,
и он немного будет весить сам.
Ты не ему наследуешь. ты сын
того, кто знанье черпал из глубин
И в тайники ума не прятал кладь,
а всех сзывал, чтобы ее раздать.
О, страстный дух! все очи, все огни
в своей груди одной соедини!
И, шествуя по млечному пути,
полой одежд горящих мрак смети!
***
… Мой Бог – Любовь. Любовь к Тебе – мой Путь.
как может с сердцем разлучиться грудь?
Куда сверну? могу ли в ересь впасть,
когда меня ведет живая страсть?
Когда могла бы вспыхнуть хоть на миг
Любовь к другой, я был бы еретик.
Любовь к другой? а не к Тебе одной?
да разве б мог я оставаться мной,
Нарушив клятву неземных основ,
ту, что давал, еще не зная слов,
В преддверье мира, где покровов нет,
где к Духу Дух течет и к Свету Свет?
***
… Весь мир в тебе, и ты, как мир, един.
со всеми будь, но избегай общин.
Их основал когда–то дух, но вот
толпа рабов, отгородясь, бредет
За буквой следом, накрепко забыв
про зов свободы и любви порыв.
Им не свобода – цепи им нужны.
они свободой порабощены.
И, на колени пав, стремятся в плен
к тому, кто всех зовет восстать с колен.
Знакомы им лишь внешние пути,
а дух велит вовнутрь себя войти
И в глубине увидеть наконец
в едином сердце тысячи сердец.
Вот твой предел, твоих стремлений край,
твоей души сияющий Синай.
Но здесь замри. останови полет,
иначе пламя грудь твою прожжет.
И, равновесье обретя, вернись
к вещам и дням, вдохнув в них ширь и высь'''.
***
… О, не зовите мудрецом меня,
пустейший звук бессмысленно бубня.
<Возьмите ваши звания назад>,–
они одну лишь ненависть плодят.
Я то, что Есть. Я всем глазам открыт,
но только Cердце Cвет мой разглядит.
Ум груб, неповоротливы слова
для тонкой сути, блещущей едва.
Мне нет названий, очертаний нет.
Я вне всего, я – Дух, а не предмет.
И лишь иносказания одни
введут глаза в незримость, в вечность – дни,
Нигде и всюду мой незримый Храм,
Я отдаю приказы всем вещам.
И слов моих благоуханный строй
дохнет на землю вечной красотой.
И, подчинись чреде ночей и утр,
<законам дней, сзываю всех вовнутрь,>
Чтоб ощутить незыблемость основ
под зыбью дней и под тщетою слов.
Я в Cердцевине мира утвержден.
Я сам своя опора и закон.
***
… Я знаю, как целительна тоска,
блаженна рана и как Смерть сладка,
Та Смерть, что, грань меж нами разруби,
разрушит «я», чтоб влить меня в Тебя.
Разрушит грань – отдельность двух сердец,
Смерть – это выход в жизнь, а не конец,
Бояться Смерти? нет, мне жизнь страшна,
когда разлуку нашу длит она,
Когда не хочет слить двоих в дно,
в один сосуд – Единое вино.
Так помоги мне умереть, о, дай
войти в бескрайность, перейдя за край,–
Туда, где действует иной закон,
где побеждает тот, кто побежден.
Где мертвый жив, а длящий жизнь – мертвец,
где лишь начало то, что здесь конец,
И где царит над миром только тот,
кто ежечасно царство раздает.
И перед славой этого царя
тускнеет солнце, месяц и заря.
***
… И сердце мне пронзили боль и дрожь,
когда, как гром, раздался голос: «ложь!
Ты лжешь. Твоя открытость неполна.
в тебе живу еще не Я одна.
Ты отдал Мне себя? но не всего,
и себялюбье в сердце не мертво.
Вся тяжесть ран и бездна мук твоих –
такая малость, хоть и много их.
О, если б, спутав все свои пути,
ты б затерялся, чтоб Меня найти,
Навек и вмиг простясь со всей тщетой,
вся сложность стала б ясной простотой,
И ты б не бился шумно о порог,
а прямо в дом войти бы тихо смог.
Но ты не входишь, ты стоишь вовне,
не поселился, не живешь во Мне.
И Мне в себя войти ты не даешь,
и потому все эти клятвы – ложь.
Как страстен ты, как ты велеречив,
но ты – все ты. ты есть еще, ты жив.
Коль ты правдив, коль хочешь, чтоб внутри
Я ожила взамен тебя,– умри!»
***
… Не Ум, а Сердце Любит, и ему
Понятно непонятное Уму.
А Сердце немо. Дышит глубина,
Неизреченной мудрости полна.
И в тайне тайн, в глубинной той ночи
Я слышал приказание: «Молчи!»
Пускай о том, что там, в груди, живет,
Не знают ребра и не знает рот.
Пускай не смеет и не сможет речь
В словесность бессловесное облечь.
Солги глазам и ясность спрячь в туман — Живую правду сохранит обман.
Прямые речи обратятся в ложь,
И только притчей тайну сбережешь.
И тем, кто просит точных, ясных слов,
<Я лишь молчанье предложить готов>.
Я сам, Любовь в молчанье углубя,
Храню ее от самого себя,
От глаз и мыслей и от рук своих,-
Да не присвоят то, что больше их:
Глаза воспримут образ, имя — слух,
Но только дух обнимет цельный Дух!
А если имя знает мой язык,-
А он хранить молчанье не привык,-
Он прокричит, что имя — это Ты,
И Ты уйдешь в глубины немоты.
И я с Тобой. Покуда дух — живой,
Он пленный дух. Не Ты моя, я — Твой.
***
… Скажи, как говорила Ты другим:
«Мой лик земным глазам неразличим».
Ведь некогда раскрыла ты уста,
лишь для меня замкнулась немота.
О, если б так Синай затосковал,
в горах бы гулкий прогремел обвал,
И если б было столько слезных рек,
то, верно б, Ноев затонул ковчег!
В моей груди огонь с горы Хорив
внезапно вспыхнул, сердце озарив.
И если б не неистовство огня,
то слезы затопили бы меня,
А если бы не слез моих поток,
огонь священный грудь бы мне прожег.
Не испытал Иаков ничего
в сравненье с болью сердца моего,
И все страданья Иова – ручей,
текущий в море горести моей.
Когда бы стон мой услыхал Аллах
наверно б, лик свой он склонил в слезах.
***
… И будет взгляд твой углубленно тих,
Когда поймешь, что в мире нет чужих.
И те, кто силы тратии в борьбе,
Слились в одно и все живут в тебе.
Так не стремись определить, замкнуть
Всецелость в клетку, в проявленье суть.
В бессчетных формах мира разлита
Единая, живая красота, — То в том, то в этом, но всегда одна
Сто тысяч лиц, но все они – Она..…
***
… И тайное мое открылось вдруг,
собравшись в солнца раскаленный круг.
Как будто кто–то развернул в тиши
священный свиток – тайнопись души.
Его никто не смог бы прочитать,
когда б Любовь не сорвала печать.
Был запечатан плотью тайный Свет,
но тает плоть – и тайн у духа нет.
Все мирозданье – говорящий дух,
и книга жизни льется миру в слух.
А я… я скрыт в Тебе, Любовь моя.
волною света захлебнулся я.
И если б смерть сейчас пришла за мной,
то не нашла б приметы ни одной.
Лишь эта боль, в которой скрыт весь «я»,–
мой бич? награда страшная моя!
Из блеска, из надмирного огня
на землю вновь не высылай меня.
Мне это тело сделалось чужим,
я сам желаю разлучиться с ним.
Ты ближе мне, чем плоть моя и кровь,–
текущий огнь, горящая Любовь!
О, как сказать мне, что такое Ты,
когда сравненья грубы и пусты!
Рокочут речи, как накат валов,
а мне все время не хватает слов.
О, этот вечно пересохший рот,
которому глотка недостает!
Я жажду жажды, хочет страсти страсть,
и лишь у Смерти есть над Смертью власть.
Приди же, Смерть! сотри черты лица!
я – дух, одетый в саван мертвеца.
Я весь исчез, мой затерялся след.
того, что глаз способен видеть,– нет…
***
Мой юный друг, шаги твои легки!
На берегу остались старики,
А море Духа ждет, чтобы сумел
Хоть кто-нибудь переступить предел.
Не застывай в почтении ко мне — Иди за мною прямо по волне,
За мной одним, за тем, кто вал морской
Берет в узду спокойною рукой
И, трезвый, укрощает океан,
Которым мир воспламененный пьян.
Я не вожатый твой, я Путь и Дверь.
Войди в мой Дух и внешнему не верь!
Тебя обманет чей-то перст и знак,
И внешний блеск введет в душевный мрак.
Где я, там Cвет. Я жив в Любви самой.
Любой влюбленный — друг вернейший мой,
Мой храбрый воин и моя рука,
И у Любви бесчисленны войска.