Ничего нельзя сделать, поиск не имеет смысла

В.: Значит, мы все можем практиковать невмешательство, если это правильное слово?

У. Г.: Когда вы пытаетесь не мешать, при этом подразумевается, что вы ждете, что случится какое то чудо. Такое ожидание не дает ничему случиться. Я говорю вам это, потому что знаю по своему собственному опыту. Сорок девять лет я искал человека по имени У. Г. Вся человеческая культура направляла меня не туда. Я пробовал и мертвых гуру, и живых гуру.В конце концов я понял, что поиск не имеет смысла, что «враг – это я». Теперь все знание, так же как и порожденный им поиск, полностью выброшены из моей системы.

В.: И вы не чувствуете, что вы должны помочь другим понять это…

У. Г.: Это не товар, который можно продать, сэр! Это просто отсутствие ложной потребности, внушенной обществом и культурой. Потребность изменить себя и потребность изменить мир вместе исчезают из системы. Я не антисоциален и вместе с тем не испытываю благодарности к обществу; я не чувствую, что должен играть какую то роль или помогать своим собратьям. Все это чушь собачья.

В.: Выходит, что желание изменить мир, независимо от того, насколько благородным его считает человек, прежде всего эгоистично и «я» центрично. Не это ли вы имеете в виду?

У. Г.: Человек, который пытается освободиться от мира или от того, что он называет «злом», – на самом деле самый большой эгоист из всех людей. В конце концов на вас вдруг накатывает сокрушительное понимание, что никакого «эго» вовсе нет! Это озарение неумолимо разносит все вдребезги. Это не такое переживание, которое можно разделить с другими. Это вовсе не переживание, это катастрофа, во время которой и переживание, и переживающий приходят к концу. Человек в таком состоянии не бежит от реальности и не имеет никаких романтических наклонностей. Он не лелеет никаких гуманистических представлений о спасении мира, потому что знает – что бы он ни делал для его спасения, это только добавит миру инерции. Он знает, что ничего нельзя сделать .