ГРИГОРИЙ СОЛОМОНОВИЧ ПОМЕРАНЦ. Некролог

Так о чём же всё время писал и говорил Григорий Померанц? Что есть его философия? Что в ней главное, и есть ли оно?

Его философия есть философия религиозная, причём философия всеединства. Она охватывает не частности. (Эти частности – удел рационального знания, науки), а ищет цельное понимане, универсальный методологический принцип. Охватить цельное знание не под силу никому. Померанц был уверен, что это цельное знание нельзя выразить в рациональной форме, и поэтому постоянно обращался к мифо-поэтическому построению своих работ и выступлений. Именно поэтому он отказался от академического языка и формы профессиональных философов. Его любимый жанр – эссе. Причем эссе поэтическое по своему существу и форме. В нем идёт постоянная перекличка веры, поэзии, музыки, живописи – главным образом иконописи или живописи сунской школы. Он часто цитирует Людвига Витгенштейна: «Мистики правы, но их правота не может быть высказана, так как она противоречит правилам грамматики». Померанц вообще очень часто цитирует именно мистиков, причем мистиков разных религий.

Г. Померанц так формулирует свое понимание цельности:«Я с юности чувствовал, что образ мира, созданный точными науками, мучительно неполон. Человек в этом мире равен единице, деленной на бесконечность, и вынужден признать себя нулем. <…> В свои 20 лет я три месяца упорно созерцал свое несогласие быть нулем. В конце концов, внутренний свет показал мне возможность решения, но то, что показалось решением, пришлось отвергнуть. Действительное решение лежало вне области точных наук, за которые цеплялся материализм, вне мира бесконечно дробимых величин. Решение было в переживании целостной, не поддающейся делению вечности.

Я пришел к убеждению, что вселенная не сводится к времени, пространству и материи, бесконечно делимых на секунды, века, тысячелетья, на метры, километры, парсеки и т.п. У нее есть другое лицо, целостное во всех своих проявлениях, как океан планеты Солярис, в котором нечего считать. Океан, способный стать для каждого тем, что раскрывает душу (через муку или через блаженство – все равно).

Лет через двадцать после юношеской медитации я внезапно пережил целостную ипостась реальности как внутренний свет, длившийся несколько часов. Этот опыт просыпался, когда я искал спасения от страха или созерцал стихийные иконы в лучах заходящего солнца или иконы, собранные в Третьяковской галерее, или лучшие создания буддийского искусства. Постепенно я понял, что в иконах переплетался образ всемогущей, вечной творческой силы и хрупкого, смертного человека. Это особенно ясно проступает в образах Троицы – рублевской или в деревянной раскрашенной скульптуре, хранимой в Наре, бывшей столице Японии VIIIв. Приглядевшись к Рублевскому Спасу, я и в нем разглядел то же самое: Бог–Дух, веющий повсюду, – и человек в своей смертной оболочке. Вечное и мгновенное переплетается в мистической интуиции».(Лекция 9 октября 2009 года«По ту сторону чисел»)

Полностью на www.sostoyanie.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=329%3A2013-02-19-19-26-04&catid=13%3A2010-04-09-08-22-58&Itemid=10&lang=ru