21 ноября 2013, 14:37
Игумен Евмений "Есть ли внутри Царство?"
«Слово «Царство» у меня ассоциируется с законом, порядком, стабильностью. Если сейчас во мне нет ничего постоянного, если даже ощущение «себя» нестабильно и неустойчиво, есть ли внутри Царство? Как его обнаружить? Осознаю, что во «мне» есть течение жизни, существует То, откуда жизнь втекает в «меня», но неуловимо само ощущение «я», непонятно, где же точки «втекания» этой самой Жизни в «меня» и где начинается то пространство, которое уже не является «мною», куда «вытекает» жизнь.
Этот путь мучителен, он больше похож на окончательную потерю. Как автомобиль, который разваливается на части на полном ходу. Хотя на социальном уровне все может выглядеть достаточно стабильно. Только сны… Ночью кто-то невидимый разрушает сложенные за день пазлы хоть какой-то логичности происходящего. То меня третий или четвертый раз призывают служить вармию, «потому что документы были утеряны», то втягивают «послужить на Пасху, потому что больше некому». Фрагменты моей «не-моей» жизни… Повторяющиеся ситуации, похожие сюжеты…
Можно ли хоть за что-то ухватиться, чтобы не снесло? Есть ли что-нибудь стабильное вовне и внутри? Помню, что-то похожее на стабильность, когда-то дарила мне любовь. Она подтверждала мои границы, кто-то видящий, любящий, конкретный давал мне ладонь и говорил мне, что я есть. И не было баланса «давать» и «брать», было ОДНО.
После «Иллюзий» Ивана Вырыпаевадо слез разглядел, что любовь – самое вдохновляющее и самое иллюзорное из того, что может быть. Мы не можем вымолить ее, заказать ее, пробудить ее в себе. Терпение, принятие, служение тем, кого выбрали любить – да, а вот само переживание… оно выбирает нас. И неизвестно, откуда приходит и куда уходит.
Помню наши дискуссии с З.А.Миркиной по поводу моей статьи «Потоки любви»: можем ли мы остановить чувство любви ради блага любимого человека, чтобы наше чувство не разрушило его? Она говорит, что «да», мы обязаны это сделать. Для меня это понятно – отпускание, с любовью и желанием добра. И я уже, кажется, научился этому. Но можем ли мы возвыситься над Существованием, над любовью, выбравшей другого человека через нас?
У меня на столике лежит колье, спонтанно снятое с шеи и подаренное мне. Я не мог отказать в принятии, но и не смог принять этот дар. Потому что я никого не смогу сделать счастливым. Иное бытие, иная динамика, обручив меня Себе, утягивает внутрь. Иная тоска. Иная вертикаль. Иная турбулентность…
Недавно попытался вновь собрать вместе людей, в которых, как мне казалось, есть частичка меня, потомучто во мне живет Целое каждого из них. Бесконечность и Пространство могли бы проявиться в желании каждым отразить каждого подобно тому, как это происходит с двумя зеркалами, находящимися напротив друг друга. Не произошло. Что-то плотное, твердое возникло между нами, каждый «в своем поиске», каждый «сам», с нами не случилось то великое «МЫ», то Таинственное Целое, которое когда-то сблизило нас.
«Сколько лет, сколько зим я мечтал об одном,
Я мечтал об одном, мой друг,
Чтоб собрать всех друзей за одним столом,
И увидеть, как свят наш круг.
И настал тот день, когда я решил,
Что пробил долгожданный час,
Я на стол накрыл и свой дом открыл,
И пошел и позвал всех вас.
Я не верил не знал, сколько добрых рук
Мне готовы помочь теплом,
И как много моих друзей и подруг
У меня за моим столом.
Я готов был петь для них до утра,
Пусть не каждый друг с другом знаком.
Но случилась странная вещь тогда
За моим бескрайним столом.
Друг на друга скосив осторожный глаз,
Все молчали в моем дому,
А потом прощались — каждый из вас
Подходил ко мне одному.
И последних друзей проводил мой дом,
Одиночество — праздник мой,
Почему вы — друзья лишь во мне одном
И чужие между собой?»
(Андрей Макаревич)
И от этого было больно. Целое не случилось… Так люблю, так сокрушаюсь, так преклоняюсь, благоговею перед Живым и Таинственным Целым. Таааак отдыхаю в Нем, когда Оно допускает в Себя или просто случается со мной. Иногда (в безумии, наверное) мне кажется, что Целое через меня переживает трагедию разрыва Самого Себя на фрагменты. И тогда меня рвет на части, и я будто ищу кого-нибудь в этом мире, кто соединил бы меня снова, сгреб в охапку и держал бы это пульсирующее и разорвавшееся, пока оно не срастется. Но никого нет. А части оказываются все дальше друг от друга…
На днях мне вновь приоткрылся мудрый дедушка Хеллингер. Просто влюблен в этого старика и готов часамисозерцать его молчание. Смотрит, улыбается, знает!«Порядки любви, которые сопровождали нас в предыдущих отношениях, оказывают влияние и на наше отношение к жизни и миру в целом, а также на наше отношение к Тайне, которую мы за ним чувствуем. Поэтому мы можем относиться к Таинственному Целому, как дети относятся к своим родителям.Тогда мы ищем Бога-Отца или Великую Мать, верим как дети, надеемся как дети, как дети доверяем и любим. А еще мы как дети Его боимся, и может быть, как дети боимся знать.
Или мы относимся к Таинственному Целому как к своим предкам или родне, и, возможно, чувствуем себя отверженными или избранными согласно некоему неумолимому закону, приговора которого мы не понимаем и на который не можем повлиять.
Или мы относимся к Таинственному Целому как к равному нам члену некоей группы, становимся Его сотрудниками и представителями, вступаем с Ним в торговлю и сделки, вступаем с ним в союз и путем договора регулируем права и обязанности, «давать»и «брать».
Или мы относимся к Таинственному Целому так, будто мы с ним – пара, где естьлюбимый или любимая, жених и невеста.
Или мы относимся к Таинственному Целому, как родители относятся к своему ребенку. Мыговорим Ему, что Он сделал неправильно, и что Ему следовало бы сделать лучше, мы ставим под сомнение Его творение, и если этот мир, такой, какой он есть, насне устраивает, мы хотим спастись из него сами и спасти других.
Или же, в своем отношении к Тайне этого мира, мы оставляем позади и забываем все известные нам порядки любви, как будто мы уже в Океане, как будто все реки и пути уже достигли цели» (Берт Хеллингер. Любовь Духа).
Это «Целое» мне не дает покоя. Где я растерял «мое» Целое, если так уместно сказать? Возможно ли это Целое пережить еще раз? Может быть, когда любишь или дружишь до забвения этого самого «я»? Возможно ли когда-нибудь успокоиться и перестать искать Неуловимое?
В моем доме много памятных вещей, разных штучек, сувениров, которые напоминают мне о прошлом. Что во мне не дает мне же освободиться от того, чего уже нет? Каким образом наша память создает в нас такую плотную отождествленность с тем, чего уже нет? Возможно ли согреться о прошлое, о то, что было, но чего нет? Тогда чего же ищет душа?
Возможно, подтверждения, что если это «было», то «я» еще «есть». А для этого создает прецеденты подтверждения «себя» в бесплодных отношениях «ни о чем», неумении прервать разговор «ни о том», в глубоком страхе «взять» больше, чем «дал», чтобы не оставаться должником.
Так где же оно, Царство? Или же, как говорил один поэт, «центр циклона, в котором все спокойно»? Стоит ли прорываться туда сквозь шквал, сквозь бурю? Может быть, вечная мечта встречи с предельным «Ты» окажется лишь отсутствием «я»?
Парадоксальное Царство Нищеты Духа. О чем же Ты говорил тогда, Иисус?»
Этот путь мучителен, он больше похож на окончательную потерю. Как автомобиль, который разваливается на части на полном ходу. Хотя на социальном уровне все может выглядеть достаточно стабильно. Только сны… Ночью кто-то невидимый разрушает сложенные за день пазлы хоть какой-то логичности происходящего. То меня третий или четвертый раз призывают служить вармию, «потому что документы были утеряны», то втягивают «послужить на Пасху, потому что больше некому». Фрагменты моей «не-моей» жизни… Повторяющиеся ситуации, похожие сюжеты…
Можно ли хоть за что-то ухватиться, чтобы не снесло? Есть ли что-нибудь стабильное вовне и внутри? Помню, что-то похожее на стабильность, когда-то дарила мне любовь. Она подтверждала мои границы, кто-то видящий, любящий, конкретный давал мне ладонь и говорил мне, что я есть. И не было баланса «давать» и «брать», было ОДНО.
После «Иллюзий» Ивана Вырыпаевадо слез разглядел, что любовь – самое вдохновляющее и самое иллюзорное из того, что может быть. Мы не можем вымолить ее, заказать ее, пробудить ее в себе. Терпение, принятие, служение тем, кого выбрали любить – да, а вот само переживание… оно выбирает нас. И неизвестно, откуда приходит и куда уходит.
Помню наши дискуссии с З.А.Миркиной по поводу моей статьи «Потоки любви»: можем ли мы остановить чувство любви ради блага любимого человека, чтобы наше чувство не разрушило его? Она говорит, что «да», мы обязаны это сделать. Для меня это понятно – отпускание, с любовью и желанием добра. И я уже, кажется, научился этому. Но можем ли мы возвыситься над Существованием, над любовью, выбравшей другого человека через нас?
У меня на столике лежит колье, спонтанно снятое с шеи и подаренное мне. Я не мог отказать в принятии, но и не смог принять этот дар. Потому что я никого не смогу сделать счастливым. Иное бытие, иная динамика, обручив меня Себе, утягивает внутрь. Иная тоска. Иная вертикаль. Иная турбулентность…
Недавно попытался вновь собрать вместе людей, в которых, как мне казалось, есть частичка меня, потомучто во мне живет Целое каждого из них. Бесконечность и Пространство могли бы проявиться в желании каждым отразить каждого подобно тому, как это происходит с двумя зеркалами, находящимися напротив друг друга. Не произошло. Что-то плотное, твердое возникло между нами, каждый «в своем поиске», каждый «сам», с нами не случилось то великое «МЫ», то Таинственное Целое, которое когда-то сблизило нас.
«Сколько лет, сколько зим я мечтал об одном,
Я мечтал об одном, мой друг,
Чтоб собрать всех друзей за одним столом,
И увидеть, как свят наш круг.
И настал тот день, когда я решил,
Что пробил долгожданный час,
Я на стол накрыл и свой дом открыл,
И пошел и позвал всех вас.
Я не верил не знал, сколько добрых рук
Мне готовы помочь теплом,
И как много моих друзей и подруг
У меня за моим столом.
Я готов был петь для них до утра,
Пусть не каждый друг с другом знаком.
Но случилась странная вещь тогда
За моим бескрайним столом.
Друг на друга скосив осторожный глаз,
Все молчали в моем дому,
А потом прощались — каждый из вас
Подходил ко мне одному.
И последних друзей проводил мой дом,
Одиночество — праздник мой,
Почему вы — друзья лишь во мне одном
И чужие между собой?»
(Андрей Макаревич)
И от этого было больно. Целое не случилось… Так люблю, так сокрушаюсь, так преклоняюсь, благоговею перед Живым и Таинственным Целым. Таааак отдыхаю в Нем, когда Оно допускает в Себя или просто случается со мной. Иногда (в безумии, наверное) мне кажется, что Целое через меня переживает трагедию разрыва Самого Себя на фрагменты. И тогда меня рвет на части, и я будто ищу кого-нибудь в этом мире, кто соединил бы меня снова, сгреб в охапку и держал бы это пульсирующее и разорвавшееся, пока оно не срастется. Но никого нет. А части оказываются все дальше друг от друга…
На днях мне вновь приоткрылся мудрый дедушка Хеллингер. Просто влюблен в этого старика и готов часамисозерцать его молчание. Смотрит, улыбается, знает!«Порядки любви, которые сопровождали нас в предыдущих отношениях, оказывают влияние и на наше отношение к жизни и миру в целом, а также на наше отношение к Тайне, которую мы за ним чувствуем. Поэтому мы можем относиться к Таинственному Целому, как дети относятся к своим родителям.Тогда мы ищем Бога-Отца или Великую Мать, верим как дети, надеемся как дети, как дети доверяем и любим. А еще мы как дети Его боимся, и может быть, как дети боимся знать.
Или мы относимся к Таинственному Целому как к своим предкам или родне, и, возможно, чувствуем себя отверженными или избранными согласно некоему неумолимому закону, приговора которого мы не понимаем и на который не можем повлиять.
Или мы относимся к Таинственному Целому как к равному нам члену некоей группы, становимся Его сотрудниками и представителями, вступаем с Ним в торговлю и сделки, вступаем с ним в союз и путем договора регулируем права и обязанности, «давать»и «брать».
Или мы относимся к Таинственному Целому так, будто мы с ним – пара, где естьлюбимый или любимая, жених и невеста.
Или мы относимся к Таинственному Целому, как родители относятся к своему ребенку. Мыговорим Ему, что Он сделал неправильно, и что Ему следовало бы сделать лучше, мы ставим под сомнение Его творение, и если этот мир, такой, какой он есть, насне устраивает, мы хотим спастись из него сами и спасти других.
Или же, в своем отношении к Тайне этого мира, мы оставляем позади и забываем все известные нам порядки любви, как будто мы уже в Океане, как будто все реки и пути уже достигли цели» (Берт Хеллингер. Любовь Духа).
Это «Целое» мне не дает покоя. Где я растерял «мое» Целое, если так уместно сказать? Возможно ли это Целое пережить еще раз? Может быть, когда любишь или дружишь до забвения этого самого «я»? Возможно ли когда-нибудь успокоиться и перестать искать Неуловимое?
В моем доме много памятных вещей, разных штучек, сувениров, которые напоминают мне о прошлом. Что во мне не дает мне же освободиться от того, чего уже нет? Каким образом наша память создает в нас такую плотную отождествленность с тем, чего уже нет? Возможно ли согреться о прошлое, о то, что было, но чего нет? Тогда чего же ищет душа?
Возможно, подтверждения, что если это «было», то «я» еще «есть». А для этого создает прецеденты подтверждения «себя» в бесплодных отношениях «ни о чем», неумении прервать разговор «ни о том», в глубоком страхе «взять» больше, чем «дал», чтобы не оставаться должником.
Так где же оно, Царство? Или же, как говорил один поэт, «центр циклона, в котором все спокойно»? Стоит ли прорываться туда сквозь шквал, сквозь бурю? Может быть, вечная мечта встречи с предельным «Ты» окажется лишь отсутствием «я»?
Парадоксальное Царство Нищеты Духа. О чем же Ты говорил тогда, Иисус?»
1 комментарий