1 января 2014, 19:40
Новый год с Конфуцием.
Позвал как-то раз Конфуций Лао-Цзы встречать Новый год. Лао-Цзы уже давно надоели рассказы Конфуция о своём прошлом пути, о своих учениках и как он классно теперь живёт¬. Неохотно, Лао-Цзы приглашение всё же принял, и вечером 31 декабря вошёл в великолепную высокую пагоду, служившую Конфуцию домом.
Внутри пагоды все искрилось от множества зажженных свечей, тихо падали за окном снежинки, а стол ломился от угощений. Чего тут только не было: рисовый суп, рисовая каша, салат из овощей с рисом, рисовые пирожки, бутерброды с рисом, рисовая запеканка, котлеты из риса, на десерт были сладкие рисовые палочки.
– Угощайтесь, достопочтенный, – начал разговор Конфуций, разливая по пиалам рисовую водку.
– Я весь день готовился к вашему приходу. Однако, следуя вашему совету, я не торопился, старался осознавать свои движения, и смотрите, как у меня классно всё получилось. Раньше, бывало, стрижёшь эти салаты, стрижёшь весь день, и к приходу гостей так намаешься, что уж и не в радость веселье-то. Да-а. А теперь у меня всё классно! Я вообще не устаю. Никогда! Потому что, как вы советуете, о мудрейший, я не привязываюсь к плодам своих действий.
Лао-Цзы, посматривая на Конфуция, молча налёг на еду, которая, к слову сказать, была очень вкусной. Рисовый суп был приправлен чесночком и перчиком, что лишь усиливало аппетит вкупе с рисовой водочкой. Рисовые котлеты были так умело прожарены, что их хрустящая корочка таяла во рту, подгоняемая мелко нарезанным овощным салатом.
– А котлеты у меня сегодня удались на славу, правда? – продолжал Конфуций; Лао-Цзы кивнул. – Рецепт их приготовления достался мне от потомка одного славного рода. Этот рецепт хранился в тайне, и только члены этой семьи могли знать его. Но мне он был открыт в виде исключения в знак большого уважения и благодарности за то, что я помог сыну этого почтенного господина преодолеть природную застенчивость и жениться. Да-а. А я и сам когда-то был женат, знаете ли. Возможно, вы слышали эту историю.
Лао-Цзы, наливая себе ещё водки, кивнул, потому что эту историю он слышал не меньше, чем раз пятьдесят. Конфуций продолжал.
– Давно это было. Молод я был да глуп. Она была так хороша, просто диво! Вы не представляете, я просто сходил с ума. Один недостаток: сирота да беднота. Жила в трущобах, питалась объедками, ходила в тряпье. Говорили мне, намучаешься ты с ней, Ку (это меня так звали ласкательно). Да я не слушал никого – взял, да женился. Даа. И тут началось. С самого первого дня. Куда подевалась та прекрасная огненно-окая девица? Ума не приложу. Да стала она пуще ведьмы. То ей не так, это не эдак. Чуть что, давай тарелки бить. Я на одни тарелки тогда и работал, целое состояние угрохал – любил ведь. Перечить ей не смел сначала, боялся, что уйдёт. А потом стали ругаться, вместе тарелки бить. И всё мрачней становилась наша жизнь. Даа. В конце концов, она заболела чахоткой и за год умерла. Я места себе не мог найти, всё винил себя в её смерти. Сам себя почти до гроба довёл. И тут мне встретился один мудрец. Он сказал, что все мы живём и умираем по божьей воле, и винить себя в смерти другого не следует. И он так всё классно объяснил, что я поверил, и перестал себя винить, и стал выздоравливать.
Конфуций поднял чашку сакэ, словно произносил тост, и залпом опустошил её.
— С тех пор я всем говорю: перестаньте себя винить, и ваша жизнь будет классной, как у меня, да-а.
Несколько мгновений они молча ели.
– Я вот вспоминаю, досточтимый, как мы с вами познакомились. – Конфуций с упоением прикрыл глаза. – Помните? Я был тогда полным невежей…
Уже светало. Лао-Цзы молча слушал болтовню Конфуция, всё больше тупея то ли от количества выпитого, то ли съеденного, то ли выслушанного, то ли от всего вместе и засобирался было уходить…
– …и теперь у меня такая классная жизнь, вы себе не представляете, – захлебывался Конфуций. – Благодаря этому я научился не обижаться и понял, что все люди братья. Да-а.
– Даааааааа-оооо, – промычал Лао-Цзы, с трудом поднимаясь на ноги. Язык его совсем не слушается, – Неужели ты не понимаешь, друг мой, что всё, о чём ты мне тут толкуешь, полная чушь?
Конфуций выхватил приготовленные заранее перо и лист пергамента и кратко застенографировал:
«Дао высказанное, не есть истинное Дао».
– Приходите обязательно на крещение, досточтимый, и я вам расскажу как ваше мудрое замечание я применю к своей жизни.Да-а.
– Оооооооо, – простонал Лао Цзы и стена снега скрыла его фигуру.
Внутри пагоды все искрилось от множества зажженных свечей, тихо падали за окном снежинки, а стол ломился от угощений. Чего тут только не было: рисовый суп, рисовая каша, салат из овощей с рисом, рисовые пирожки, бутерброды с рисом, рисовая запеканка, котлеты из риса, на десерт были сладкие рисовые палочки.
– Угощайтесь, достопочтенный, – начал разговор Конфуций, разливая по пиалам рисовую водку.
– Я весь день готовился к вашему приходу. Однако, следуя вашему совету, я не торопился, старался осознавать свои движения, и смотрите, как у меня классно всё получилось. Раньше, бывало, стрижёшь эти салаты, стрижёшь весь день, и к приходу гостей так намаешься, что уж и не в радость веселье-то. Да-а. А теперь у меня всё классно! Я вообще не устаю. Никогда! Потому что, как вы советуете, о мудрейший, я не привязываюсь к плодам своих действий.
Лао-Цзы, посматривая на Конфуция, молча налёг на еду, которая, к слову сказать, была очень вкусной. Рисовый суп был приправлен чесночком и перчиком, что лишь усиливало аппетит вкупе с рисовой водочкой. Рисовые котлеты были так умело прожарены, что их хрустящая корочка таяла во рту, подгоняемая мелко нарезанным овощным салатом.
– А котлеты у меня сегодня удались на славу, правда? – продолжал Конфуций; Лао-Цзы кивнул. – Рецепт их приготовления достался мне от потомка одного славного рода. Этот рецепт хранился в тайне, и только члены этой семьи могли знать его. Но мне он был открыт в виде исключения в знак большого уважения и благодарности за то, что я помог сыну этого почтенного господина преодолеть природную застенчивость и жениться. Да-а. А я и сам когда-то был женат, знаете ли. Возможно, вы слышали эту историю.
Лао-Цзы, наливая себе ещё водки, кивнул, потому что эту историю он слышал не меньше, чем раз пятьдесят. Конфуций продолжал.
– Давно это было. Молод я был да глуп. Она была так хороша, просто диво! Вы не представляете, я просто сходил с ума. Один недостаток: сирота да беднота. Жила в трущобах, питалась объедками, ходила в тряпье. Говорили мне, намучаешься ты с ней, Ку (это меня так звали ласкательно). Да я не слушал никого – взял, да женился. Даа. И тут началось. С самого первого дня. Куда подевалась та прекрасная огненно-окая девица? Ума не приложу. Да стала она пуще ведьмы. То ей не так, это не эдак. Чуть что, давай тарелки бить. Я на одни тарелки тогда и работал, целое состояние угрохал – любил ведь. Перечить ей не смел сначала, боялся, что уйдёт. А потом стали ругаться, вместе тарелки бить. И всё мрачней становилась наша жизнь. Даа. В конце концов, она заболела чахоткой и за год умерла. Я места себе не мог найти, всё винил себя в её смерти. Сам себя почти до гроба довёл. И тут мне встретился один мудрец. Он сказал, что все мы живём и умираем по божьей воле, и винить себя в смерти другого не следует. И он так всё классно объяснил, что я поверил, и перестал себя винить, и стал выздоравливать.
Конфуций поднял чашку сакэ, словно произносил тост, и залпом опустошил её.
— С тех пор я всем говорю: перестаньте себя винить, и ваша жизнь будет классной, как у меня, да-а.
Несколько мгновений они молча ели.
– Я вот вспоминаю, досточтимый, как мы с вами познакомились. – Конфуций с упоением прикрыл глаза. – Помните? Я был тогда полным невежей…
Уже светало. Лао-Цзы молча слушал болтовню Конфуция, всё больше тупея то ли от количества выпитого, то ли съеденного, то ли выслушанного, то ли от всего вместе и засобирался было уходить…
– …и теперь у меня такая классная жизнь, вы себе не представляете, – захлебывался Конфуций. – Благодаря этому я научился не обижаться и понял, что все люди братья. Да-а.
– Даааааааа-оооо, – промычал Лао-Цзы, с трудом поднимаясь на ноги. Язык его совсем не слушается, – Неужели ты не понимаешь, друг мой, что всё, о чём ты мне тут толкуешь, полная чушь?
Конфуций выхватил приготовленные заранее перо и лист пергамента и кратко застенографировал:
«Дао высказанное, не есть истинное Дао».
– Приходите обязательно на крещение, досточтимый, и я вам расскажу как ваше мудрое замечание я применю к своей жизни.Да-а.
– Оооооооо, – простонал Лао Цзы и стена снега скрыла его фигуру.
2 комментария