Для самых смелых - 2

Когда я писал тот первый пост, направление было верное, но подход – слишком жесткий. Я вообще склонен иногда упираться рогом там, где не надо. Я был убежден, что следует жестко обрывать цепляние к мысли и незамедлительно вслед за этим как бы проваливаться в то, что открывается сразу же после такого отсекания-отказа, а потом стараться оставаться в этом пространстве-парении как можно дольше. Типа там медом помазано.

Теперь я все это увидел под несколько иным углом. Все войны и все перемирия с умом возникают оттого, что есть вера в реальность содержания мысли. Это как если ты смотришь телевизор, видишь там какую-нибудь политическую дрянь, и все твое существо вопиет: брехня! Как будто по другому каналу идет какая-нибудь «не-брехня».

Теперь я чувствую, как ослабевает во мне вера в реальность содержания любой, абсолютно любой мысли. Любая «брехня» и любая «правда» в этом смысле одинаково иррелевантны. Исчезает сама по себе притягательность мыслей, поскольку ясно видишь, что они сообщают нечто, что держалось исключительно на вере.

И тогда никакого «отсекания», в принципе, не нужно. Внимание просто не держится на мысли, оно само мягко соскальзывает с нее, поскольку там реально нечем поживиться. Не нужно ни принимать, ни отталкивать, ни игнорировать. Это как если видишь по телевизору драку и у тебя как бы больше нет желания вмешаться. Совершенно нет необходимости отвергать мысли вкупе с их содержанием, избегать или блокировать. Вместо этого появляется нечто, что очень трудно описать. Я называю это для себя: утрата веры в реальность мыслей. А то, во что больше не веришь, уже не вызывает такого жгучего интереса, как прежде.

Притом, пространство «междомыслия» открывается как нечто, от мысли практически неотличимое. Там тоже нет никакой необходимости зависать – разве что уверовав в то, что это пространство имеет некую сверхъестественную ценность. Его ценность, однако, не более, чем ценность пыли, покрывающей телеэкран.

Все дело в вере. Только она одна делает «фильм» живым, осязаемым. Точнее… есть нечто особенное, что уходит вместе с верой. И это «особенное» есть тайная пружина, заводящая механизм сансары. Я не знаю, как это объяснить, не впадая в словесные излишества. Но пока есть тайная вера в реальность содержания мыслей (и вообще в «реальность», противопоставленную «реализации»), ни одна практика не будет по-настоящему работать. Это окажется или жесткая рубка «хвостов», или исступленное цепляние за тот или иной аспект Реализации. Оба занятия одинаково бесплодны, покак есть вера в то, что содержание мыслей имеет хоть какое-то значение.

То же самое и с «принятием». Пока есть что принимать (т.е. пока есть вера в реальность или нереальность феноменов), противостояние между приятием и неприятием не снимется никогда. Однако де-факто выясняется, что принимать просто нечего. Ни одна история о похождениях Деда Мороза не нуждается ни в принятии, ни в отвержении. И то, и другое возникает только вместе с идеей о том, что старик с бородой – или реальный персонаж, или подлая на*бка.

Под «дедморозом» я имею в виду прежде всего любимый персонаж мышления – МЕНЯ.

Так что «смелость» состоит вовсе не в том, чтобы, преисполнившись фанатизма, калечить себе мозги во имя «Великой Духовной Цели». Это мягкая, почти незаметная смелость поиска и нахождения припрятанных святынь, алтарей и алтариков веры, перед которыми кадится одурманивающий фимиам. И смелость, в общем-то, в том, чтобы развеять этот едкий дым и увидеть, что именно водружено на очередной иконостас…