6 декабря 2015, 11:48
Может быть...
Есть капитаны поражения, крушения учителя…
Может быть можно посмотреть на то, что принято называть авторской программой, как на (частный) случай вхождения света Осознания через узкое горлышко так называемого игрового субъекта, при котором произошла фиксация Осознания на этом субъекте, а, точнее сказать, на таком способе вхождения? Фиксация сделала этот способ по-умолчанию единственным, причем без осознавания этого факта. Субъект перестал быть игровым, и можно сказать стал по-настоящему, субъектом и, если сказать по-другому: центром всего и вся.
И далее субъект из подвижного нефиксированного центра, так сказать, центра «по вызову» становится нулевой точкой пересечения оси координат. И все мироздание – видимое и невидимое – начинает выстраиваться относительно этого «нуля».
Например, Бог размещается, очевидно, где-то по вертикали над нулевой точкой или, в случае, например, богоборца – внизу, под ней. Семью, друзей, врагов и т.д. можно разместить в какой-либо комбинации на горизонтали. Но все это не столь важно, важно то, что все «точки»: Бог, семья и т.д. – не фиксированные и могут перемещаться вверх и вниз, появляться и исчезать в зависимости от того, что предусмотрено сценарием. Неизмененой при этом остается только нулевая точка координат. Ее неизменность «защищена» и «гарантирована» именно тем, что свет Осознавания освещает всю картину оси координат ИЗ нее или ЧЕРЕЗ нее. И это создает такой спецэффект, что сама эта точка не воспринимается как точка ЭТОЙ оси координат, а так, как-будто ее и нет вовсе.
О, странная игра с подвижною мишенью!
Не будучи нигде, цель может быть – везде.
Игра, где человек гоняется за тенью,
За призраком ладьи на призрачной воде…
И может быть лишь одна только вещь указывает на некую неестественность, извращенность такого способа восприятия, подает сигнал о неблагополучии. И эта вещь абсолютно несомненна, ее обнаружение не вызывает никаких затруднений. Это – боль. Боль, которая если повезет, будет испытана во всей своей чистоте – не затуманенная и не связанная ни с каким жизненным сюжетом, ни с какой внешней причиной…. И почти всегда возникающее следом желание что-то сделать с этой болью – можно сравнить с попыткой перекинуть провода с точки входа Осознания — переживаемого, как «я», в любые стороны и направления, чтобы хоть немного (или – много) снять напряжение, возникающее в этом месте.
Так велико желание обменять это напряжение, эту боль на все на что угодно: на любую взятую напрокат идею, на любую концепцию: «страдающего», «живущего» — на черта лысого — только бы избавиться от нее, только бы передохнуть хотя бы немного. И мы глотаем, не прожевывая, все что ни попадется под руку, все, чем потом нас будет тошнить – опять же с болью и кровью. И тысячи и тысячи раз сбегая из этой тюрьмы, из этой ловушки и тысячи и тысячи раз уже успев радостно воскликнуть: «Эврика!», и, со все более и более нарастающим ужасом обнаруживая себя по прошествии большего или меньшего времени сидящим снова в этой же тюрьме, мы можем достигнуть наконец точки абсолютной безнадежности. Это тогда, когда на очередной призыв к бегству, как бы он ни прозвучал – волнующе и вкрадчиво или громко и торжественно, из глубины души и сердца вдруг неожиданно приходит ответом: нет! я никуда больше не пойду! Я остаюсь здесь.
— Повиси на кресте, мой друг! Ведь ты на нем и так уже висишь….
Вот тогда, в этом ……горе, в слезах может быть в какой-то момент и сорвется с губ:
Задыхаясь рыдающим небом,
О себе я уже не заплачу.
Может быть можно посмотреть на то, что принято называть авторской программой, как на (частный) случай вхождения света Осознания через узкое горлышко так называемого игрового субъекта, при котором произошла фиксация Осознания на этом субъекте, а, точнее сказать, на таком способе вхождения? Фиксация сделала этот способ по-умолчанию единственным, причем без осознавания этого факта. Субъект перестал быть игровым, и можно сказать стал по-настоящему, субъектом и, если сказать по-другому: центром всего и вся.
И далее субъект из подвижного нефиксированного центра, так сказать, центра «по вызову» становится нулевой точкой пересечения оси координат. И все мироздание – видимое и невидимое – начинает выстраиваться относительно этого «нуля».
Например, Бог размещается, очевидно, где-то по вертикали над нулевой точкой или, в случае, например, богоборца – внизу, под ней. Семью, друзей, врагов и т.д. можно разместить в какой-либо комбинации на горизонтали. Но все это не столь важно, важно то, что все «точки»: Бог, семья и т.д. – не фиксированные и могут перемещаться вверх и вниз, появляться и исчезать в зависимости от того, что предусмотрено сценарием. Неизмененой при этом остается только нулевая точка координат. Ее неизменность «защищена» и «гарантирована» именно тем, что свет Осознавания освещает всю картину оси координат ИЗ нее или ЧЕРЕЗ нее. И это создает такой спецэффект, что сама эта точка не воспринимается как точка ЭТОЙ оси координат, а так, как-будто ее и нет вовсе.
О, странная игра с подвижною мишенью!
Не будучи нигде, цель может быть – везде.
Игра, где человек гоняется за тенью,
За призраком ладьи на призрачной воде…
И может быть лишь одна только вещь указывает на некую неестественность, извращенность такого способа восприятия, подает сигнал о неблагополучии. И эта вещь абсолютно несомненна, ее обнаружение не вызывает никаких затруднений. Это – боль. Боль, которая если повезет, будет испытана во всей своей чистоте – не затуманенная и не связанная ни с каким жизненным сюжетом, ни с какой внешней причиной…. И почти всегда возникающее следом желание что-то сделать с этой болью – можно сравнить с попыткой перекинуть провода с точки входа Осознания — переживаемого, как «я», в любые стороны и направления, чтобы хоть немного (или – много) снять напряжение, возникающее в этом месте.
Так велико желание обменять это напряжение, эту боль на все на что угодно: на любую взятую напрокат идею, на любую концепцию: «страдающего», «живущего» — на черта лысого — только бы избавиться от нее, только бы передохнуть хотя бы немного. И мы глотаем, не прожевывая, все что ни попадется под руку, все, чем потом нас будет тошнить – опять же с болью и кровью. И тысячи и тысячи раз сбегая из этой тюрьмы, из этой ловушки и тысячи и тысячи раз уже успев радостно воскликнуть: «Эврика!», и, со все более и более нарастающим ужасом обнаруживая себя по прошествии большего или меньшего времени сидящим снова в этой же тюрьме, мы можем достигнуть наконец точки абсолютной безнадежности. Это тогда, когда на очередной призыв к бегству, как бы он ни прозвучал – волнующе и вкрадчиво или громко и торжественно, из глубины души и сердца вдруг неожиданно приходит ответом: нет! я никуда больше не пойду! Я остаюсь здесь.
— Повиси на кресте, мой друг! Ведь ты на нем и так уже висишь….
Вот тогда, в этом ……горе, в слезах может быть в какой-то момент и сорвется с губ:
Задыхаясь рыдающим небом,
О себе я уже не заплачу.
5 комментариев