Я и моя галлюцинация.

Я стояла на берегу моря. Прохладный, весенний ветерок играл в стилиста с моими чёрными длинными волосами. Он создавал и разрушал свои творения весело и беззаботно как играющий малыш. Впервые за долгие годы я была одна. Мой постоянный спутник покинул меня.
Впервые я его увидела в 3 года.
Память, как ловкий фокусник, играющий зеркалами, скрывает суть происходящего, показывая изумленным зрителям появление кроликов, цветов или змей из пустоты.
Всё, что я запомнила, это большой, коричневый, старый стол, изрезанный перочинным ножом и гроб, занявший всю столешницу. В гробу лежит тело дедушки. Меня подвели к маленькой табуретке стоящей около стола и помогли на неё взобраться. Сквозь гул, создаваемый шепотом многих голосов, отчетливо слышался голос мамы». Попрощайся Ясечка», меня звали Яна, но мама ласково называла Яся. Не зная, что делать я замерла. «Поцелуй его в лобик» продолжила мама. «Он так тебя любил» Я послушно наклонилась и коснулась губами холодного лба.
Внезапно сильная судорога прошла по всему моему телу. Я отшатнулась и увидела, что левый глаз дедушки медленно открылся. Как загипнотизированная я смотрела в этот глаз. Черный зрачок начал увеличиваться в размере, он заполнил собой весь глаз и продолжал расширяться. В 16 лет я прочла фразу Ницше «если долго смотреть в бездну, то бездна начинает смотреть в тебя». Я смотрела в эту бездну несколько секунд, но бездна почувствовала мой взгляд. Тьма была живой она дышала, пульсировала и переливалась всеми оттенками чёрного. От клубящейся тьмы оторвался бесформенный кусок и устремился ко мне. В процессе приближения он все более напоминал человека. Последнее, что я помню, это свой крик. Мама потом рассказывала, что она никогда не слышала, что бы ребёнок так кричал. Год я не могла говорить. Меня водили по врачам, но ничего не помогало. Через год я внезапно заговорила. Первая моя фраза после года молчания была «Хочу кушать» После этого случая я очень полюбила есть. Мне ни в чём не отказывали, и я ела и ела, пока мне не становилось плохо. Словно внутри меня сидел голодный дух, вырвавшийся из пустых земель и попавший на пир земной жизни. Но тот, же дух, очевидно, следил за обменом веществ и я не толстела.
Росла я обычным ребёнком, может более капризным, чем другие дети. Так я могла закатить истерику на весь трамвай, желая сидеть только на красном сидении. Синие сидения были свободны, а на красных сидели пассажиры, но это меня не останавливало, я захлёбывалась плачем, пока у одного из сидящих заканчивалось терпение, и он мне уступал красное сидение.
Школьные годы я вспоминать не люблю. Помнится только чувство обиды и одиночества. Дети меня избегали, а в 5 классе устроили настоящий бойкот. Обвинив в доносительстве и подлизывании к учетелям. Я замкнулась и большую часть времени проводила с книжками. Миры Толстого и Достоевского, Тургенева и Бунина втягивали в себя мою душу. Скучная, серая жизнь обидчивой и нервной девочки Яны исчезала. Я погружалась во множество жизней, растворяясь в них без остатка. Проживая Каренину и Наташу Ростову, путешествуя, умирая, рождая детей и оплакивая их смерти. Русская и зарубежная классика, современная проза. Любовные романы и детективы. Я читала взахлёб, не насыщаясь. Поглощая книги с той же жадностью, с которой поглощала еду.
В 14 лет я начала испытывать сильное сексуальное возбуждение. Какие только игры не придумывала я со своей пусей, так я называла ту часть себя, которая впоследствии будет доставлять мне как безумное наслаждение, так и жестокие страдания. Я баловала свой клитор тонкой струйкой воды и сжимала его бельевой прищепкой. Боль и наслаждение всегда текли рядом, как две реки, они сливались в неистовом оргазме и разветвлялись по своим руслам, никогда не утрачивая изначального единства. Конечно, это были тайные игры, за запертой дверью, но мне всегда казалось, что на меня смотрят и этот взгляд придавал моим шалостям еще большую остроту. Потом я поняла, что за мной действительно смотрели, но смотрящий был невидим. Иногда неправильно отброшенная тень выдавала его присутствие, но в 14 лет я конечно ничего не подозревала. Взгляд из пустоты ласкал кожу, проникал в потаенные местечки лона, облизывал соски и короткими частыми поцелуями проходил по шее.
Мне настолько хватало себя, что первый секс с мужчиной произошел только в 20 лет. Не потому, что я влюбилась, а просто все подружки уже поменяли по несколько любовников, а я что хуже. После школы я пошла в институт и успешно притворялась обычным человеком. У меня появились друзья и подруги. Длинные ноги, стройная фигура и грудь третьего размера, не оставляли мужчин равнодушными. Длинные черные волосы обрамляли узкое лицо с высокими скулами, а серые с зеленоватым отливом глаза и припухшие губы дополняли образ красивой, уверенной в себе девушки. Моя красота стала бронёй и вызовом, третировавшим меня школьницам. Мы все уже давно выросли, но я как будто этого не заметила, продолжая доказывать воображаемым одноклассникам, как сильно они ошиблись, отвергнув меня. Тем большим ударом для меня стало решение моего первого парня расстаться. Надо сказать, что вела я себя как последняя стерва, и мучила его то, притягивая то отвергая. Он меня любил, а я беззастенчиво пользовалась его чувствами, получая какую — то извращенную радость от его страданий. Но стоило ему отвергнуть меня, как бешеное желание быть с ним затопило всё моё существо. Бесчисленные звонки, на которые он не отвечал, сотни смсок, дежурство под домом. Я готова была ночевать на коврике у его дверей, стать его служанкой и рабыней, всё что угодно, лишь бы вернуть себе утраченную собственность. Он стойко переносил мои атаки, распаляя мою ярость до предела. Недаром говорят, что от любви до ненависти один шаг. На самом деле у настоящей любви нет противоположности, а то, что испытывают большинство людей, это замаскированный инстинкт обладания. Мой инстинкт был очень силён. Потеряв голову от ненависти, я сошлась с одним знакомым бандитом, переспала с ним и натравила его с дружками на своего бывшего парня. Они его сильно избили, и тогда мой голод затих, я успокоилась и выкинула его из головы. Всё это время присутствие в моей комнате было очень явным. Я физически ощущала взгляд, он как будто окружал меня со всех сторон. Иногда мне казалось, что в голове звучит голос, диктующий мои мысли. Мысли были тёмные и тяжёлые как допотопные ящеры, они, то медленно ползли, оставляя за собой липкую слизь, то неистово неслись, проламываясь сквозь джунгли. Я всегда верила в силу мысли, казалось, стоит только подумать и всё сбудется. Будучи незлой девочкой я боялась своих мыслей, а они не слушались и часто одевали страшные маски. И нехотя я желала смерти, болезни представляла, как мои обидчики попадают в аварию, тонут, или падают с высоты. Чаще всего ничего не происходило, но иногда… Разозлившись на тётю, я пожелала ей плохого и на следующий день она сломала ногу. Я очень испугалась и клятвенно обещала себе больше так не думать. Большую часть времени мне удавалось контролировать свои мысли или вернее мне так казалось. Но чем старше я становилась, тем непокорнее становились мысли. Иногда одна мысль начинала бегать по уму как белка в колесе, измучивая меня до полной потери сил.
После первого неудачного опыта отношений с мужчинами я решила, что красота это капитал, которым надо правильно распорядится. В то время главным показателем жизненного успеха женщины было выйти замуж за богатого иностранца. Брачные агентства и сайты знакомств предлагали широкий выбор богатых и красивых, во всяком случае, на фото, мужчин желающих познакомится и женится на красивых русских девушках. Вопросом, что мешает таким успешным мужчинам найти себе пару в родной стране, я не задавалась. Хорошее знание английского, красивая внешность, живой и весёлый нрав, очень быстро привели меня к цели.
Недаром говорят «бойтесь своих желаний, они исполняются»
Перефразируя знаменитую фразу Бендера «Сбылась мечта идиотки» Я сидела в уютном кресле, на открытой террасе пляжного домика, смотрела на бесконечный простор атлантического океана, медленно потягивала махито и выла от грызущей меня тоски. В центре груди, там, где должно находится сердце, зияла рваная дыра. Не была сердца, не было души, была только боль. Так, наверное болят отрезанные конечности. Руки нет, но она болит, и если закрыть глаза ты её чувствуешь, но стоит попытаться дотронуться до лица как тут, же понимаешь, нечем. Я чувствовала себя мертвой, и время от времени судорожно втягивала воздух, страшась почуять трупный запах.
Американский муж уезжал на работу, прислуга, убрав в доме, уходила и я оставалась одна. Часами я лежала на кровати, не имея сил подняться. Пространство комнаты пульсировало, оно то, сжималось, и тогда я чувствовала себя похороненной в склепе, с низким, нависающим потолком, то расширялось, давая возможность вдохнуть. Очертания предметов расплывались, всё казалось аморфным и не настоящим.
В голове, как змея, поедающая свой хвост, медленно переползала одна мысль «Зачем ВСЁ» Как мантра она звучала, бесконечно повторяясь, без вариаций! Иногда, сквозь этот шум, прорывались мысли о смерти. Я перерезаю себе горло, я, привязав камень к ноге, выпрыгиваю из лодки, я, запихиваю в себя горку снотворных таблеток. В отличие от нудного голоса, повторяющего «зачем всё» эти мысли приходили яркими картинками, они будоражили, возвращая на мгновение вкус жизни. Когда я говорю змея это не метафора. В голове, что — то сдвинулось, и я чувствовала как сквозь мозговой кисель проползает скользкий гад. Я пробовала мастурбировать, но клитор не отзывался, с тем, же успехом я могла теребить уголок подушки. Тело омертвело и казалось чужим, уродливым трупом. Краски поблекли, запахи исчезли, звуки доносились как сквозь вату. Всё, чем я наслаждалась еще неделю назад, истлело. Из всех чувств осталось только омерзение к себе. Даже еда потеряла вкус. Я с трудом заставляла себя проглотить кусочек банана или выпить свежеотжатый манго.
Хуже всего становилось в полдень. Если вас когда то замуровывали заживо, то вы меня поймёте.
Дни потеряли счёт и в один из этих страшных полдней тени на стене сгустились, и из них соткалась человеческая фигура. Отделившись от стены, она медленно поплыла ко мне.
Я не испугалась, что может испугать того, кто мечтает о смерти. Фигура приблизилась, на плоском черном овале проступили черты человеческого лица. Нельзя было сказать молодой или старый мой гость, лицо плавилось, меняло черты. Нос становился то больше то меньше, глаза, как жуки, переползали с места на место, рот то сползал к подбородку, то подымался ко лбу. Фигура тоже менялась, то это был круглый толстячок, то худой, длинный, сгорбленный парень, а может старик. Одно оставалось неизменным, это было создание мужского пола.
«Кто ты»? Спросила я
«Это не важно, важно кто ты»? во время разговора его губы не шевелились, а голос звучал у меня в голове.
«Ты пришёл забрать меня в ад»?
«Зачем? Ты уже в аду».
«Почему всё так»? вопрос, постоянно гудевший у меня в голове, наконец, был озвучен.
«А почему должно быть иначе»? он вальяжно развалился в воздухе, облокотив спину на невидимое кресло.
«Но ведь человек создан для счастья»!
«Кто тебе это сказал? И почему ты в это поверила»?
«Бог есть любовь» выкрикнула я. Все мои страдания от того, что я не люблю своего мужа и если я встречу настоящую любовь, то кошмар закончится, и я навсегда буду счастлива.
«Лююбооовь» издевательски протянул мой гость. «Вспомни своего первого мужчину, ты его так любила, что отправила в больницу. Когда ты говоришь любовь, то подразумеваешь только любовь к тебе».
А что в этом плохого? он любит меня, я люблю его.
«Твой муж тебя любит». Лицо визитёра приобрело очертание сердечка.
Муж действительно любил меня, баловал подарками, говорил нежные слова, как мог, старался удовлетворить в постели. Последнюю неделю он не находил себе места, мгновенный переход от живой, весёлой, наслаждающейся жизнью женщины к ходячему труппу ввел его в состояние шока. Как маленькая собачка он кружил вокруг меня, пытаясь заглянуть в глаза. И всё спрашивал «что с тобой Яни», так он называл меня на свой американский манер. Я отводила глаза, пряталась в комнатах, отворачивалась к стене. Он страдал, не понимая, что происходит.
Черная тень гостя выплыла из кресла и нависла надо мной, толи знаком вопроса, толи виселицей.
«Я хочу умереть» слова вырвались неожиданно и пугающе.
«А почему ты решила, что жива»? гость плотоядно облизнулся
«Я слышу, вижу, чувствую, мне больно» В подтверждение моих слов гость протянул удлинившуюся руку и щелкнул меня по макушке.
Какая — то часть сознания понимала, что это не может быть правдой, я сплю или в бреду. Но тогда и я говорящая и комната и океан за окном тоже сон. А как же моя жизнь? Мои воспоминания? Мои терзания? Мои сожаления? Мужчины, с которыми я спала, Родители которым я забывала позвонить. Мерзкие девчонки, устроившие мне бойкот в школе. Кто я буду, когда проснусь? Ум кричал «сон только твой разговор с тенью», а всё остальное настоящее. Но как отличить? Оставалось только верить, что я жива, но сплю или брежу.
«Я проснусь, а ты исчезнешь!
«А ты»?
Внезапно в руках гостя появилась маленькая, отливающая красным перламутром скрипка, и комнату заполонили звуки цыганского чардаша. Волна радости подхватила меня, я вскочила с постели и закружила по комнате. Счастье, радость, любовь, блаженство заполнили меня до остатка. Я кружила, пела, пыталась обнять своего визитёра и закружить его в танце. Также незаметно, как и скрипка, в руках гостя появилась дудочка, сделанная из длиной кости, по виду напоминавшей человеческую. Боль и тоска обрушились на меня, как молот на наковальню, ноги обмякли, я села на пол и глухо завыла. В центре груди торчал невидимый нож и каждый вдох, причинял боль. Мир, сверкавший всеми красками, мгновенно стал черно – белым. В голове начала ползти привычная мысль «зачем всё» она извивалась, подчиняясь дирижирующей руке моего жестокого гостя. Его пальцы как щупальца осьминога нависли над моей макушкой, и я чувствовала, как они управляют движением внутри головы.
«Я марионетка» эта ужасная мысль выползла и удобно уселась в центре мозга. Но кто в таком случае думает, что он марионетка? И мысль о себе, и вопрос кто я, и мысль о том, что это не мои мысли спокойно проплывали в разряженном пространстве, но и это тоже была проплывающая мысль. Я чувствовала себя подарочным, стеклянным шаром, его встряхнули, и наполняющий шар снежок медленно закружил, оседая на донышко Мысли и ощущения подымались и опускались, боль пульсировала, стекая из груди в низ живота и подымаясь вверх к горлу.
Наверное, я потеряла сознание или уснула. Когда я очнулась, была глубокая ночь. Боли не было.
Всё произошедшее вспоминалось смутно и могло показаться сном, но в сердце жила уверенность в реальности моего гостя. И если раньше я чувствовала его присутствие иногда, то сейчас появилось постоянное ощущение взгляда направленного мне между лопаток. Взгляд был не злым и не добрым так мог бы смотреть ловец бабочек на очередное украшение коллекции, перед тем как проткнуть её иголкой, с интересом и даже с любовью.
Произошедшее событие направило мой интерес в сферу духовных наук. С той же жадностью, с которой я поглощала художественную литературу я начала заглатывать религиозные тексты разных традиций. Атар и Падмасамбхава, Кроули и Добротолюбие, Ошо и Кришнамурти. Дзогчен и Гурджиев. Каббала, Суфизм, Исихазм, Кашмирский шиваизм, Адвайта- Веданта, Нео-Адвайта, Рамана Махарши и Нисаргадата Махарадж. И еще множество течений и учений.
Бог был то триедин, то безобразен и непознаваем. Мир был сотворён или приснился Шиве. Бога не было, пока его не придумали люди, и не было никаких людей, а только персонажи сна. Сансара есть Нирвана, а форма это пустота. Истинное я находится за пределами ума, но сам ум не существует.
Несмотря на полное противоречие излагаемых истин, какая — то часть меня, чувствовала скрытое единство. Нежное тепло разливалось в центре груди и от Исусовой молитвы и от песен махасидхов
Слова Карла Ренца туманили ум, вдохновенные лекции Джиду Кришнамурти звали за пределы пределов. Суфийские притчи переплетались с коанами дзена. Стихи Зинаиды Миркиной и Леонида Аранзона заставляли сладко трепетать душу. Чтением я не ограничивалась. Я посещала ашрамы, сидела в дзадзен, кружила на суфийских семинарах. Я переживала состояния спокойствия и тишины, ясности и свободы, но всё очень быстро уходило. Особых страданий не было, но и радости тоже.
Иногда мне казалось, что это мой гость ведет меня от книги к книге, от одной традиции к другой, зачем это было ему нужно, я не знала.
Между тем моя мирская жизнь протекала без особых изменений. С мужем я разошлась и сразу вышла за другого. Второй американский муж не был так богат, но был неудержим и изобретателен в постели. Обладал сильным, взрывным характером и вдобавок был талантливым и успешным художником. Мы путешествовали по миру, жили по несколько месяцев в разных городах. Много пили, много занимались любовью. Испробовали разные сексуальные перверсии, гуляли на сторону, ревновали друг друга, скандалили. В общем, наслаждались жизнью сполна. Я любила и меня любили. Но даже в минуты безудержного веселья, оставалась, какая, то недостаточность. Мне казалось, что если ткнуть в стенку то она порвется как бумажная декорация, а любимый муж — это актёр, который неплохо справляется с ролью. Себя я тоже ощущала не совсем настоящей.
Всё закончилось на узких мощеных улочках Праги. Мы там уже жили два месяца, муж рисовал алхимические часы, а я, нагулявшись, осталась в снятых апартаментах. Внезапно стало не хватать воздуха, потолок навис, краски поблекли, тоска, и боль как нефтяное пятно разлились по сердцу. Потянулись тоскливые, наполненные страданием дни. Я опять лежала сутками в постели, не имея сил подняться. Все мои знания и умения выпали из рук, как инструменты у внезапно парализованного музыканта. Не помогали ни мантры ни молитвы. Психиатры называют это эндогенной депрессией. В отличие от обычной у неё нет причин, она приходит с неотвратимостью смерти. От мертвеца меня отличало только то, что я говорила, немного ела и иногда сползала с постели. Второй муж не выдержал такой перемены, вначале он пытался меня заставить радоваться и когда это не получилось, он впал в ярость, тряс меня за горло, своими большими, сильными руками, кричал… Я не обижалась, с одной стороны все эмоции умерли, осталась только всепоглощающая тоска и жалость к себе, а с другой я понимала, что ему больно и страшно. Я была чёрной дырой всасывающей в себе свет, силы, энергию, жизнь. Пришло приглашения на выставку в Лондоне и он, воспользовавшись этой возможностью, быстро уехал. Меня поместили в клинику на юге Франции, но всё, что могли врачи, это не дать мне покончить с собой.
В этот раз мой гость пришёл не из теней на стене, а из тьмы во мне. Привычная боль в центре груди усилилась и как гной из лопнувшего нарыва на простыню стёк сгусток тьмы. Вытянувшись в человеческий рост, он вырастил себе голову и конечности. Не имея сил подняться, я осталась лежать на кровати. Присев на краешек постели у изголовья он погладил меня по волосам. Голос вновь зазвучал у меня в голове.
«Ну что соскучилась»? В данной ситуации вопрос звучал издевательски и я ничего не ответила.
Гость продолжил «Ты получила свои ответы? Зачем всё, зачем ты, зачем жизнь?
«Мне всё равно, я просто не хочу страдать».
Гость процитировал сутру сердца «нет ни страдания, ни причины страдания, ни прекращения страдания, ни пути»
Если бы я могла я бы в него плюнула, но даже на это не было сил.
«Я знаю, я всё знаю, но мне от этого нелегче!» простонала я
«Так что же ты хочешь»?
«Исчезнуть»
«Для этого надо быть»
После его слов я почувствовала полный паралич. Всепоглощающая безнадёжность затопила всё моё существо. Ни осталось, ни мыслей, ни чувств, ни ощущений. Чистейшее ничто, осознающее самоё себя. В этом ничто появилась точка света и начала стремительно расширяться. Пространство сверкало и переливалось. Световые сферы, зигзаги молний, вспышки, взрывались фейерверками, сплетались в узоры и вновь распадались. Раскаты невидимого грома, сменялись пением флейты, пиччикато скрипок, разрывались хоралами органа. У меня вновь появилось тело, и я чувствовала, как по рукам, ногам, позвоночнику как бешеные табуны неслись волны горячей энергии. Световые потоки сплетались в двойную спираль, каждый фрагмент этой спирали тоже был спиралью, состоящей из спиралей, все они вращались по и против часовой стрелки. Чувство всезнания переполняло меня, казалось, я знаю ответ на любой вопрос, но вопросов не возникало. В памяти всплывали картинки, каких — то событий, людские лица, огни пламени. Я тонула, сгорала, погибала на бесчисленных войнах, умирала в реанимации, рожала детей, отрезала головы, путешествовала в космосе, строила солнечные парусники, была мужчиной и женщиной, писала картины, сочиняла музыку, гадала на человеческих внутренностях. Годы проходили в течение секунд, века длились минуту.
Внезапно всё закончилось. Я лежала на кровати, из широкого окна лил солнечный свет. Лёгкий ветерок чуть шевелил полупрозрачные жёлтые занавеси. Моего гостя не было. Странное чувство утраты охватило меня, это не было страданием или недостаточностью, скорее удивление. Как будто всю жизнь нес, тяжёлый мешок и так привык, что даже не замечал и вдруг он исчез и хорошо, и чего — то не хватает.
Легко поднявшись с кровати и одевшись, я вышла в дверь и пройдя по длинному коридору направилась к выходу. Всё было знакомым и не знакомым одновременно. Взгляд скользил по узорчатой венецианской штукатурке, наслаждаясь переливами тона. Хотелось остановиться и водить пальцами по её неровностям, путешествуя по горам и долинам, раскинувшимся на стене больничного коридора. Но свежий морской воздух манил во двор, переходящий в огороженный пляж. Волны медленно накатывали на жёлтый песчаный берег, лаская его, как умелая любовница мягкими, затяжными поцелуями. Беспокойные чайки метались над водой, иногда стремительно пикируя за добычей. И волны и чайки, и берег как будто прощались со мной, а я прощалась с ними Несколько быстрых летящих шагов и я уже на берегу моря. Лёгкий весенний ветер подхватывает меня и несёт, несёт, несёт… туда, где море становится небом, а небо морем.
Высокий худой мужчина, вышедший из дверей дорогой, частной, психиатрической клиники, молча, стоял на морском берегу. Ветер надувал его чёрный плащ, от чего казалось, что силуэт постоянно меняет форму. Прижав ладонь ко лбу он, прижмурившись, посмотрел вдаль, туда, где море становится небом, а небо морем. Подняв руку в прощальном жесте, он махнул, кому то невидимому, улыбнулся и пошел вдоль берега, подбрасывая маленький серый камешек и мурлыча по нос весёлую песенку.