23 марта 2016, 13:15
FelixТАНЕЦ КАЛИ.
ТАНЕЦ КАЛИ.
Андрей Иванович проснулся раздраженным. Раздражало всё — першение в горле, весеннее солнце, слепившее сквозь веки, шум детей на детской площадке, собственное тело, потерявшее былую гибкость и ловкость. Тяжело поднявшись с кровати, он нехотя почистил зубы и, пойдя на кухню, сварил себе чашечку крепкого кофе. Пить кофе натощак было вредно, но хотелось, и мысль о вреде, столкнувшись с желанием, еще больше увеличили раздражительность Андрея.
Наш герой был мужчиной 53 лет, невысокого роста и щуплого телосложения. Интеллигентное лицо с большим покатым лбом и лысина, тонзурой украсившая голову, дополняла облик типичного интеллигента. Близорукие глаза часто щурились, от чего выражение лица становилось немного испуганным и напряжённо удивленным. Первый и единственный брак оставил в душе вязкое чувство бессмысленности любовных отношений, а визгливый голос Марины (так звали его первую жену) преследовал его в смурных снах, от которых он просыпался с больной головой и еще долго лежал в постели, не имея сил подняться. Прожили они 10 лет, но детей не завели. Страсть, соединившая этих двух разных людей, ушла через 2 года, а остальные 8 были бессмысленными попытками создать семью. Как говаривала Марина: «что бы было как у людей». Андрей Иванович терпел, пытался соответствовать, но с каждым годом становился всё дальше от желаемого Мариной идеала. Ни денег, ни популярности его работа на кафедре восточной философии не приносила, а кандидатская на тему «Влияние культа Кали на гностические воззрения и культуру катаров» писалась уже много лет и никак не могла прийти к финалу. Единственное, к чему Андрей Иванович относился серьёзно, была его работа. Коллеги предлагали простые пути решения вопроса. Скомпилировать несколько источников, упомянуть побольше известных востоковедов и, самое главное, познакомиться и подружиться с нужными людьми. Дальше — потратиться на хороший банкет, и диссертация у тебя в кармане. Но Андрей Иванович не желал идти этим путём. Он настойчиво пытался понять тайну, заставляющую людей поклоняться смерти. Что движет этим культом? Страх, стремление к силе? А может вера в бессмертие души, не подвластной смерти и разрушению. Катары, как и поклонники Кали, отрицали материальный мир. По их мнению, миром правило зло, а истина, любовь и красота находились за его пределами, и только смерть открывала к ним дорогу. Кали забирала жизнь, и Кали порождала её. Мать-тьма — эти два слова сливались в одно: Матьтмаматьтьмаматьтьма, и Андрей часто часами проговаривал их как мантру, пока они не теряли смысл, превращаясь в музыку, будоражащую тёмные глубины сердца. Во снах Кали представала в образе Марины. В шести руках сверкали кухонные ножи, на шее висели сковородки, а на голове она держала кастрюлю с кипятком, в котором варилась голова Андрея, беззвучно раскрывая рот, как пойманная рыба.
Времена были бедными, цены на нефть падали, а затраты на армию росли, и потому денег на науку выделяли всё меньше. А пробить грант Андрею не позволяла врожденная стеснительность. Поэтому о поездке в Индию или на юг Франции и исследовании темы в полевых условиях можно было только мечтать.
Ночью, в своих снах, Андрей заходил в подземные храмы, участвовал в обрядах жертвоприношений, был и жертвой, лежащей на окровавленном алтаре и жрецом, вонзающим кривой, бронзовый нож в бессильное тело жертвы. Иногда мистическую атмосферу сна разрушала нелепость, дневная жизнь со своими заботами врывалась в сон, и жрец получал лицо научного руководителя, а плененная дева, чьё обнаженное тело привязывали к алтарю, принимала облик молодой, разбитной соседки, часто менявшей поклонников. Но нелепость замечалась только после просыпания, а во сне всё было так, как и должно быть.
Сегодняшнее утро мало чем отличалось от предыдущего. С годами Андрей всё чаще просыпался в дурном расположении духа, раздраженным на весь мир. Выходить из дома не хотелось, но знакомый продавец антикварных книг обещал показать редкую книгу, принесенную ему молодым индусом. Парень сказал, что эта книга передавалась в его семье по наследству и несёт в себе древнюю магию, и только тяжёлая ситуация с деньгами заставила его её продать. Может так, а может это всё выдумки, сочиненные хитрым студентом, растратившимся на девочек и ночные клубы. Книга была старой, но, несмотря на возраст, бережно сохраняемой. Была ли в ней еще какая — то ценность кроме возраста, продавец не знал, и по старой дружбе позвонил Андрею Ивановичу, чьи знания в области культуры Индии высоко ценил. Но главное, что заставило Андрея согласиться, это гравюра на развороте. По описанию продавца там была изображена многорукая женщина с ожерельем из черепов.
Раздражительность не проходила, по телу пробегали волны мышечных спазмов, и периодически живот и грудь сотрясала сильная дрожь. Такое иногда случалось, а потом исчезало, не оставляя следа. Причин этого явления Андрей не знал, и знать не хотел. Пойти к врачу его могла вынудить только сильная боль, не проходящая долгое время. Всё остальное лечилось самостоятельно с помощью интернета и аптек.
Одевшись и выйдя из дома, Андрей Иванович неторопливо зашагал по улице. Тёплое, весеннее солнце согревало лысую макушку, забиралось под ворот, ластилось и заигрывало, принуждая распахнуть куртку и отдаться его игривым прикосновениям, но холодный ветерок напоминал, что еще не лето, и Андрей то распахивал куртку, то застёгивал её, боясь простудиться. В голове немного шумело, всё было как в тумане. Шум машин, блеск витрин, разговоры прохожих, смешиваясь с щебетанием птиц, вплетались в мысли Андрея, и ему казалось, что это не он идёт, а река звуков, запахов, ощущений, бликов течёт по каменному руслу, подымается в небо, уходит под землю и вновь разливается без границ и берегов. И он только капля этой вечной реки. Блаженное состояние единства было грубо нарушено фигурой, выплывшей из подворотни. Близорукие глаза Андрея вначале увидели её как тёмное пятно, которое, приблизившись, превратилось в одноглазого горбатого бомжа. Его лицо было обожжено и напоминало маску из шрамов и гниющих струпьев. Запах много лет не мытого тела переплетался с вонью разлагающейся плоти. Ухватив Андрея за рукав, он начал быстро бормотать бессвязные слова. Андрей попытался вырваться, но бомж схватил его за воротник, придушив горло. «Матьтьмаматьтьма» — внезапно прокричал он, сверкая безумным взглядом. Обрызгав лицо Андрея мерзкими слюнями, он оттолкнул его и, развернувшись, побежал. Бежал он, припадая на одну ногу, неуклюже, но быстро. Всё произошло в течение минуты, Андрей не успел ни крикнуть, ни ударить, его тело оказалось сковано ужасом, но ум был спокоен, часть сознания взирала на это действо с холодным любопытством, как режиссер на съёмках очередного ужастика. В памяти возник текст, прочитанной много лет назад книги, и внутренний голос начал зачитывать доклад, посвященный расследованию деятельности тугов-душителей. На счету этих поклонников Кали было по некоторым данным около двух миллионов погибших, задушенных шейными платками, которые каждый туг носил с собой как орудие убийства и знак принадлежности к обществу избранных великой богиней.
Сердце колотилось, ноги дрожали, дыхание никак не успокаивалось. Слава Богу, неподалёку был сквер. Дойдя до первой скамейки, Андрей тяжело плюхнулся на изрезанное надписями сидение.
Жизнь текла своим чередом. Мамочки катили коляски, влюбленные парочки целовались на скамейках, почки распускались, а птицы щебетали. Но теперь Андрей видел тени, витавшие над этим обманчиво спокойным миром. Жестокие и кровожадные боги требовали жертв. Кали имела множество обличий. В Греции её знали как Гекату. Древние кельты — как Келе. Её дыхание разжигало костры инквизиции, её голос шептал Оппенгеймеру секрет ядерной бомбы. Сама эпоха носила название Кали-Юга. Мир рождался из её чрева и пожирался вечно голодным ртом. Раньше Андрей считал, что Кали уничтожает слабых и даёт силу сильным, её называли вдохновительницей поэтов и героев. В её объятьях душа получает закалку и становится разящим мечом, в руке избравшего тебя бога. Но теперь с предельной ясностью стала видна ложь этих красивых сказок. Смерть — бессмысленна, уродлива и страшна. Тьма, только тьма правит этим миром, и материнская ипостась богини — это способ продлить тьму, дав ей пищу из рожденных на муки существ.
Горестные раздумья согнули Андрея, сжав кулаки и прижав локти к бокам, он склонился к коленям, бессознательно пытаясь принять позу эмбриона. Мысли свинцовыми шарами прокатывались внутри черепа, больно ударяя в виски. От созерцания мрачных образов смерти и распада его отвлекло лёгкое прикосновение к плечу. Худенькая девочка 12-14 лет с изнеможенным бледным лицом стояла над ним и заботливо спрашивала: «Дядя, вам плохо? Может скорую вызвать»? Кисточка на тёмно- синей вязаной шапочке колыхалась в такт её словам. «Нет, милая всё хорошо. Спасибо». Андрей проговорил эти слова, прекрасно понимая, что ничего, никогда уже не будет хорошо. «Можно я сяду рядом, порисую?» — сказала девочка. «Меня, кстати, Келе зовут.» Юная художница рисовала быстро, на листах альбома оживали проходящие люди, вырастали деревья, ухмылялись довольные кошки. Андрей Иванович сидел молча, исподволь поглядывая на рождающиеся рисунки. «Так вы не стесняйтесь, смотрите. Я люблю, когда смотрят, как я рисую.» От девочки исходил покой и умиротворенность. Казалось, мир опять обрёл смысл, тени смерти исчезли под полуденным солнцем, и жуткая встреча с бомжом – тугом казалась нелепым сном. «Это, наверное, моя последняя весна и, говорят, что скоро я рисовать не смогу». Эти слова она проговорила так просто и буднично, что их страшный смысл поначалу ускользнул от Андрея. «Что ты, ты прекрасно рисуешь»,- начал он успокаивающую речь, но запнулся, когда смысл сказанного дошёл до сознания. Он по-новому увидел её бледность, ввалившиеся глаза с тёмной синевой под веками, чуть сползшая шапочка открывала выбритую голову. Перехватив его испугано-понявший взгляд, она улыбнулась. Видно было, что она привыкла к таким взглядам от незнакомых людей.
«Вы не переживайте, мне не больно, ну может немножечко. Жалко только, что рисовать не смогу».
«А почему тебя зовут Келе»?- вопрос был глупый, но ничего умнее на ум не приходило.
«А папа у меня из Ирландии, а мама русская. Вот и назвали в честь древней кельтской богини».
Мрачная тень Кали снова сгустилась над миром, тоска ужом заползла в сердце. Девочка почуствовала эту перемену в настроении Андрея и посмотрела на него с сочувствием. «Не надо бояться Кали», — прошептала она. Поднявшись со скамейки, она положила альбом в украшенную жёлтыми подсолнухами синею тряпичную сумку и, погладив Андрея по плечу маленькой ладошкой, попрощалась и пошла по алее, мурлыкая весёлую песенку. До ушей застывшего в изумлении Андрея Ивановича донеслись два переплетающихся слова матьтьмаматьтьма.
Андрей Иванович был человеком обязательным и, несмотря на то, что смысла идти, смотреть старинную книгу, продолжать поиск материала для диссертации, да и просто жить уже не было, данное знакомому слово подняло его со скамейки и потащило в антикварную лавку. Он чувствовал себя марионеткой и физически ощущал, как от рук и ног тянутся тонкие ниточки, а бесформенные чудовища других измерений, названные людьми богами, тянут их, заставляя его играть спектакль на потеху глазеющей бездне.
Пройдя два квартала, Андрей увидел вывеску антикварного магазина. Хозяин выбрал для него громкое имя «Геката». Знал ли он, что эта богиня луны и колдовства еще одно имя Кали, или просто соблазнился красивым словом? Тем не менее, имя оказало своё воздействие, и магазин специализировался на антиквариате магической, а точнее псевдомагической направленности. В нём мирно уживались библия 17 века и богопротивный гримуар секты сатанистов начала 20 века. Конечно, были статуэтки богов разных пантеонов, ритуальные предметы, часть из которых явно были подделками, но некоторые могли помнить чёрные мессы, а, может, и тёплую кровь жертв. Был даже отдел с инструментами для пыток. Как рассказывал его знакомый продавец, в этом отделе было
немало покупателей. Хотелось думать, что ими движет только страсть коллекционера. На что еще можно применить металлический пенис с длинными острыми колючками, представлять не хотелось.
Спустившись по ступенькам, Андрей толкнул тяжёлую дубовую дверь, и его нос сразу почуял запах старых книг вперемешку с ароматом благовоний. «Степан, наверное, опять зажёг аромопалочку на алтаре Кали»,- подумал Андрей. Степан, как и Андрей, был приверженцем восточных учений, но относился к ним легко и игриво, как ребёнок к интересной сказке. Ни боги, ни демоны не тревожили его сны, а страшные истории о тугах –душителях и их мрачном культе служили хорошей приправой к любовным свиданиям. В свои 22 года Степан уже был опытным ловеласом, и часто Андрей замечал сквозь приоткрытые двери комнаты для отдыха стройную девичью фигурку, и не всегда полностью одетую. Хозяин магазина занимался серьёзным бизнесом, и магазин был в полном распоряжении Степана. Несмотря на весёлый и легкомысленный нрав, он ухитрялся работать с прибылью, что вполне устраивало владельца, не желающего отвлекаться по пустякам.
Увидев Андрея Ивановича, Степан радостно бросился ему навстречу. В руках он держал ту самую книгу. Кожаная, светлокоричневая обложка была немного припачкана чем – то, по виду напоминавшим засохшую и въевшуюся в кожу кровь. В остальном книга была в прекрасном состоянии. Зная интересы Андрея Ивановича, Степан сразу открыл страницу с гравюрой синей шестирукой богини. Ногами она попирала скорчившееся мужское тело, а в шести руках блестели разные орудия смерти. Её высокую, тонкую шею украшала гирлянда из черепов. «Кали»? — с придыханием спросил Степан. «Да, конечно, Кали»,- ответил Андрей. Взяв в руки книгу, он начал внимательно вглядываться в это некогда любимое, а теперь ненавидимое им лицо. В голове роилось множество вопросов, «но кого спрашивать, картинку в старой книге»? — эта мысль вызвала горькую усмешку. Кали смеялась над ним. Её загадка, много лет мучавшая Андрея, не имела ответа. Если мир — это танец богини, то почему столько жестокости и боли? А, может, наоборот, и танец Кали разрушит этот фальшивый мир, навсегда избавив живые существа от страданий? На какое — то мгновение показалось, что картинка ожила, голова Кали повернулась, и черные бездонные глаза заглянули в самую глубину души, и там встретили ответный взгляд. Андрей почувствовал себя прозрачным стеклом, сквозь которое Кали смотрела в глаза самой себе. Голос Степана: «Ну как она вам»? — вырвал Андрея из транса. Тело била крупная дрожь, внутри сжималась и распрямлялась стальная пружина. Кали танцевала, барабаня своими синими пятками по сердцу. В глазах потемнело, губы бессильно прошептали «мать тьма мать тьма», и Андрей потерял сознание. Обморок длился недолго. Очнувшись, Андрей увидел перепуганного Степана, прижавшего пальцы к его шее в попытке нащупать пульс. Голова была ясной и невесомой, в душе разливался покой и тихая радость. Всё наполнилось смыслом, но передать этот смысл словами не было никакой возможности. Андрей прикрыл веки и вгляделся во тьму, живущую с обратной стороны глаз. В голове звучали строчки написанных в молодости стихов.
Жестоки боги или милосердны,
Есть только суд, иль правит благодать?
А может мы, недужны и ущербны,
Их замысел не в силах разгадать?
А может нет ни бога, ни богини,
И голый человек в холодной темноте
Запутался в себе как в паутине,
И знака ждет, но знаки все не те.
Не те созвучия, и не те наития,
Ни музыка, ни слово, ни ответ,
не обретают плотность тонкой нити,
ведущей в тьму, где светит черный свет.
Так и живу, разбив себя на части,
Иду на смерть, а вижу благодать.
Имея страсть, и не имея власти,
Себя в себе не в силах распознать.
Андрей Иванович проснулся раздраженным. Раздражало всё — першение в горле, весеннее солнце, слепившее сквозь веки, шум детей на детской площадке, собственное тело, потерявшее былую гибкость и ловкость. Тяжело поднявшись с кровати, он нехотя почистил зубы и, пойдя на кухню, сварил себе чашечку крепкого кофе. Пить кофе натощак было вредно, но хотелось, и мысль о вреде, столкнувшись с желанием, еще больше увеличили раздражительность Андрея.
Наш герой был мужчиной 53 лет, невысокого роста и щуплого телосложения. Интеллигентное лицо с большим покатым лбом и лысина, тонзурой украсившая голову, дополняла облик типичного интеллигента. Близорукие глаза часто щурились, от чего выражение лица становилось немного испуганным и напряжённо удивленным. Первый и единственный брак оставил в душе вязкое чувство бессмысленности любовных отношений, а визгливый голос Марины (так звали его первую жену) преследовал его в смурных снах, от которых он просыпался с больной головой и еще долго лежал в постели, не имея сил подняться. Прожили они 10 лет, но детей не завели. Страсть, соединившая этих двух разных людей, ушла через 2 года, а остальные 8 были бессмысленными попытками создать семью. Как говаривала Марина: «что бы было как у людей». Андрей Иванович терпел, пытался соответствовать, но с каждым годом становился всё дальше от желаемого Мариной идеала. Ни денег, ни популярности его работа на кафедре восточной философии не приносила, а кандидатская на тему «Влияние культа Кали на гностические воззрения и культуру катаров» писалась уже много лет и никак не могла прийти к финалу. Единственное, к чему Андрей Иванович относился серьёзно, была его работа. Коллеги предлагали простые пути решения вопроса. Скомпилировать несколько источников, упомянуть побольше известных востоковедов и, самое главное, познакомиться и подружиться с нужными людьми. Дальше — потратиться на хороший банкет, и диссертация у тебя в кармане. Но Андрей Иванович не желал идти этим путём. Он настойчиво пытался понять тайну, заставляющую людей поклоняться смерти. Что движет этим культом? Страх, стремление к силе? А может вера в бессмертие души, не подвластной смерти и разрушению. Катары, как и поклонники Кали, отрицали материальный мир. По их мнению, миром правило зло, а истина, любовь и красота находились за его пределами, и только смерть открывала к ним дорогу. Кали забирала жизнь, и Кали порождала её. Мать-тьма — эти два слова сливались в одно: Матьтмаматьтьмаматьтьма, и Андрей часто часами проговаривал их как мантру, пока они не теряли смысл, превращаясь в музыку, будоражащую тёмные глубины сердца. Во снах Кали представала в образе Марины. В шести руках сверкали кухонные ножи, на шее висели сковородки, а на голове она держала кастрюлю с кипятком, в котором варилась голова Андрея, беззвучно раскрывая рот, как пойманная рыба.
Времена были бедными, цены на нефть падали, а затраты на армию росли, и потому денег на науку выделяли всё меньше. А пробить грант Андрею не позволяла врожденная стеснительность. Поэтому о поездке в Индию или на юг Франции и исследовании темы в полевых условиях можно было только мечтать.
Ночью, в своих снах, Андрей заходил в подземные храмы, участвовал в обрядах жертвоприношений, был и жертвой, лежащей на окровавленном алтаре и жрецом, вонзающим кривой, бронзовый нож в бессильное тело жертвы. Иногда мистическую атмосферу сна разрушала нелепость, дневная жизнь со своими заботами врывалась в сон, и жрец получал лицо научного руководителя, а плененная дева, чьё обнаженное тело привязывали к алтарю, принимала облик молодой, разбитной соседки, часто менявшей поклонников. Но нелепость замечалась только после просыпания, а во сне всё было так, как и должно быть.
Сегодняшнее утро мало чем отличалось от предыдущего. С годами Андрей всё чаще просыпался в дурном расположении духа, раздраженным на весь мир. Выходить из дома не хотелось, но знакомый продавец антикварных книг обещал показать редкую книгу, принесенную ему молодым индусом. Парень сказал, что эта книга передавалась в его семье по наследству и несёт в себе древнюю магию, и только тяжёлая ситуация с деньгами заставила его её продать. Может так, а может это всё выдумки, сочиненные хитрым студентом, растратившимся на девочек и ночные клубы. Книга была старой, но, несмотря на возраст, бережно сохраняемой. Была ли в ней еще какая — то ценность кроме возраста, продавец не знал, и по старой дружбе позвонил Андрею Ивановичу, чьи знания в области культуры Индии высоко ценил. Но главное, что заставило Андрея согласиться, это гравюра на развороте. По описанию продавца там была изображена многорукая женщина с ожерельем из черепов.
Раздражительность не проходила, по телу пробегали волны мышечных спазмов, и периодически живот и грудь сотрясала сильная дрожь. Такое иногда случалось, а потом исчезало, не оставляя следа. Причин этого явления Андрей не знал, и знать не хотел. Пойти к врачу его могла вынудить только сильная боль, не проходящая долгое время. Всё остальное лечилось самостоятельно с помощью интернета и аптек.
Одевшись и выйдя из дома, Андрей Иванович неторопливо зашагал по улице. Тёплое, весеннее солнце согревало лысую макушку, забиралось под ворот, ластилось и заигрывало, принуждая распахнуть куртку и отдаться его игривым прикосновениям, но холодный ветерок напоминал, что еще не лето, и Андрей то распахивал куртку, то застёгивал её, боясь простудиться. В голове немного шумело, всё было как в тумане. Шум машин, блеск витрин, разговоры прохожих, смешиваясь с щебетанием птиц, вплетались в мысли Андрея, и ему казалось, что это не он идёт, а река звуков, запахов, ощущений, бликов течёт по каменному руслу, подымается в небо, уходит под землю и вновь разливается без границ и берегов. И он только капля этой вечной реки. Блаженное состояние единства было грубо нарушено фигурой, выплывшей из подворотни. Близорукие глаза Андрея вначале увидели её как тёмное пятно, которое, приблизившись, превратилось в одноглазого горбатого бомжа. Его лицо было обожжено и напоминало маску из шрамов и гниющих струпьев. Запах много лет не мытого тела переплетался с вонью разлагающейся плоти. Ухватив Андрея за рукав, он начал быстро бормотать бессвязные слова. Андрей попытался вырваться, но бомж схватил его за воротник, придушив горло. «Матьтьмаматьтьма» — внезапно прокричал он, сверкая безумным взглядом. Обрызгав лицо Андрея мерзкими слюнями, он оттолкнул его и, развернувшись, побежал. Бежал он, припадая на одну ногу, неуклюже, но быстро. Всё произошло в течение минуты, Андрей не успел ни крикнуть, ни ударить, его тело оказалось сковано ужасом, но ум был спокоен, часть сознания взирала на это действо с холодным любопытством, как режиссер на съёмках очередного ужастика. В памяти возник текст, прочитанной много лет назад книги, и внутренний голос начал зачитывать доклад, посвященный расследованию деятельности тугов-душителей. На счету этих поклонников Кали было по некоторым данным около двух миллионов погибших, задушенных шейными платками, которые каждый туг носил с собой как орудие убийства и знак принадлежности к обществу избранных великой богиней.
Сердце колотилось, ноги дрожали, дыхание никак не успокаивалось. Слава Богу, неподалёку был сквер. Дойдя до первой скамейки, Андрей тяжело плюхнулся на изрезанное надписями сидение.
Жизнь текла своим чередом. Мамочки катили коляски, влюбленные парочки целовались на скамейках, почки распускались, а птицы щебетали. Но теперь Андрей видел тени, витавшие над этим обманчиво спокойным миром. Жестокие и кровожадные боги требовали жертв. Кали имела множество обличий. В Греции её знали как Гекату. Древние кельты — как Келе. Её дыхание разжигало костры инквизиции, её голос шептал Оппенгеймеру секрет ядерной бомбы. Сама эпоха носила название Кали-Юга. Мир рождался из её чрева и пожирался вечно голодным ртом. Раньше Андрей считал, что Кали уничтожает слабых и даёт силу сильным, её называли вдохновительницей поэтов и героев. В её объятьях душа получает закалку и становится разящим мечом, в руке избравшего тебя бога. Но теперь с предельной ясностью стала видна ложь этих красивых сказок. Смерть — бессмысленна, уродлива и страшна. Тьма, только тьма правит этим миром, и материнская ипостась богини — это способ продлить тьму, дав ей пищу из рожденных на муки существ.
Горестные раздумья согнули Андрея, сжав кулаки и прижав локти к бокам, он склонился к коленям, бессознательно пытаясь принять позу эмбриона. Мысли свинцовыми шарами прокатывались внутри черепа, больно ударяя в виски. От созерцания мрачных образов смерти и распада его отвлекло лёгкое прикосновение к плечу. Худенькая девочка 12-14 лет с изнеможенным бледным лицом стояла над ним и заботливо спрашивала: «Дядя, вам плохо? Может скорую вызвать»? Кисточка на тёмно- синей вязаной шапочке колыхалась в такт её словам. «Нет, милая всё хорошо. Спасибо». Андрей проговорил эти слова, прекрасно понимая, что ничего, никогда уже не будет хорошо. «Можно я сяду рядом, порисую?» — сказала девочка. «Меня, кстати, Келе зовут.» Юная художница рисовала быстро, на листах альбома оживали проходящие люди, вырастали деревья, ухмылялись довольные кошки. Андрей Иванович сидел молча, исподволь поглядывая на рождающиеся рисунки. «Так вы не стесняйтесь, смотрите. Я люблю, когда смотрят, как я рисую.» От девочки исходил покой и умиротворенность. Казалось, мир опять обрёл смысл, тени смерти исчезли под полуденным солнцем, и жуткая встреча с бомжом – тугом казалась нелепым сном. «Это, наверное, моя последняя весна и, говорят, что скоро я рисовать не смогу». Эти слова она проговорила так просто и буднично, что их страшный смысл поначалу ускользнул от Андрея. «Что ты, ты прекрасно рисуешь»,- начал он успокаивающую речь, но запнулся, когда смысл сказанного дошёл до сознания. Он по-новому увидел её бледность, ввалившиеся глаза с тёмной синевой под веками, чуть сползшая шапочка открывала выбритую голову. Перехватив его испугано-понявший взгляд, она улыбнулась. Видно было, что она привыкла к таким взглядам от незнакомых людей.
«Вы не переживайте, мне не больно, ну может немножечко. Жалко только, что рисовать не смогу».
«А почему тебя зовут Келе»?- вопрос был глупый, но ничего умнее на ум не приходило.
«А папа у меня из Ирландии, а мама русская. Вот и назвали в честь древней кельтской богини».
Мрачная тень Кали снова сгустилась над миром, тоска ужом заползла в сердце. Девочка почуствовала эту перемену в настроении Андрея и посмотрела на него с сочувствием. «Не надо бояться Кали», — прошептала она. Поднявшись со скамейки, она положила альбом в украшенную жёлтыми подсолнухами синею тряпичную сумку и, погладив Андрея по плечу маленькой ладошкой, попрощалась и пошла по алее, мурлыкая весёлую песенку. До ушей застывшего в изумлении Андрея Ивановича донеслись два переплетающихся слова матьтьмаматьтьма.
Андрей Иванович был человеком обязательным и, несмотря на то, что смысла идти, смотреть старинную книгу, продолжать поиск материала для диссертации, да и просто жить уже не было, данное знакомому слово подняло его со скамейки и потащило в антикварную лавку. Он чувствовал себя марионеткой и физически ощущал, как от рук и ног тянутся тонкие ниточки, а бесформенные чудовища других измерений, названные людьми богами, тянут их, заставляя его играть спектакль на потеху глазеющей бездне.
Пройдя два квартала, Андрей увидел вывеску антикварного магазина. Хозяин выбрал для него громкое имя «Геката». Знал ли он, что эта богиня луны и колдовства еще одно имя Кали, или просто соблазнился красивым словом? Тем не менее, имя оказало своё воздействие, и магазин специализировался на антиквариате магической, а точнее псевдомагической направленности. В нём мирно уживались библия 17 века и богопротивный гримуар секты сатанистов начала 20 века. Конечно, были статуэтки богов разных пантеонов, ритуальные предметы, часть из которых явно были подделками, но некоторые могли помнить чёрные мессы, а, может, и тёплую кровь жертв. Был даже отдел с инструментами для пыток. Как рассказывал его знакомый продавец, в этом отделе было
немало покупателей. Хотелось думать, что ими движет только страсть коллекционера. На что еще можно применить металлический пенис с длинными острыми колючками, представлять не хотелось.
Спустившись по ступенькам, Андрей толкнул тяжёлую дубовую дверь, и его нос сразу почуял запах старых книг вперемешку с ароматом благовоний. «Степан, наверное, опять зажёг аромопалочку на алтаре Кали»,- подумал Андрей. Степан, как и Андрей, был приверженцем восточных учений, но относился к ним легко и игриво, как ребёнок к интересной сказке. Ни боги, ни демоны не тревожили его сны, а страшные истории о тугах –душителях и их мрачном культе служили хорошей приправой к любовным свиданиям. В свои 22 года Степан уже был опытным ловеласом, и часто Андрей замечал сквозь приоткрытые двери комнаты для отдыха стройную девичью фигурку, и не всегда полностью одетую. Хозяин магазина занимался серьёзным бизнесом, и магазин был в полном распоряжении Степана. Несмотря на весёлый и легкомысленный нрав, он ухитрялся работать с прибылью, что вполне устраивало владельца, не желающего отвлекаться по пустякам.
Увидев Андрея Ивановича, Степан радостно бросился ему навстречу. В руках он держал ту самую книгу. Кожаная, светлокоричневая обложка была немного припачкана чем – то, по виду напоминавшим засохшую и въевшуюся в кожу кровь. В остальном книга была в прекрасном состоянии. Зная интересы Андрея Ивановича, Степан сразу открыл страницу с гравюрой синей шестирукой богини. Ногами она попирала скорчившееся мужское тело, а в шести руках блестели разные орудия смерти. Её высокую, тонкую шею украшала гирлянда из черепов. «Кали»? — с придыханием спросил Степан. «Да, конечно, Кали»,- ответил Андрей. Взяв в руки книгу, он начал внимательно вглядываться в это некогда любимое, а теперь ненавидимое им лицо. В голове роилось множество вопросов, «но кого спрашивать, картинку в старой книге»? — эта мысль вызвала горькую усмешку. Кали смеялась над ним. Её загадка, много лет мучавшая Андрея, не имела ответа. Если мир — это танец богини, то почему столько жестокости и боли? А, может, наоборот, и танец Кали разрушит этот фальшивый мир, навсегда избавив живые существа от страданий? На какое — то мгновение показалось, что картинка ожила, голова Кали повернулась, и черные бездонные глаза заглянули в самую глубину души, и там встретили ответный взгляд. Андрей почувствовал себя прозрачным стеклом, сквозь которое Кали смотрела в глаза самой себе. Голос Степана: «Ну как она вам»? — вырвал Андрея из транса. Тело била крупная дрожь, внутри сжималась и распрямлялась стальная пружина. Кали танцевала, барабаня своими синими пятками по сердцу. В глазах потемнело, губы бессильно прошептали «мать тьма мать тьма», и Андрей потерял сознание. Обморок длился недолго. Очнувшись, Андрей увидел перепуганного Степана, прижавшего пальцы к его шее в попытке нащупать пульс. Голова была ясной и невесомой, в душе разливался покой и тихая радость. Всё наполнилось смыслом, но передать этот смысл словами не было никакой возможности. Андрей прикрыл веки и вгляделся во тьму, живущую с обратной стороны глаз. В голове звучали строчки написанных в молодости стихов.
Жестоки боги или милосердны,
Есть только суд, иль правит благодать?
А может мы, недужны и ущербны,
Их замысел не в силах разгадать?
А может нет ни бога, ни богини,
И голый человек в холодной темноте
Запутался в себе как в паутине,
И знака ждет, но знаки все не те.
Не те созвучия, и не те наития,
Ни музыка, ни слово, ни ответ,
не обретают плотность тонкой нити,
ведущей в тьму, где светит черный свет.
Так и живу, разбив себя на части,
Иду на смерть, а вижу благодать.
Имея страсть, и не имея власти,
Себя в себе не в силах распознать.
1 комментарий