Думая о страхе

Меня, вообще-то, предупреждали, что если думать, то на мозге появятся некрасивые морщины, извилины. Но я не удержался и вот теперь…
(Философских мыслей длиннопост. Внимание! Во избежание появления изжоги, запора и интенсивной ментальной мастурбации, этот пост не рекомендуется читать никому!)
Думая о страхе смерти, и смерти, как таковой, я вот что придумал.
Психологи знают, что где-то примерно к 3м годам у ребенка формируется функция постоянства объекта. То есть, если раньше ребенок считал, что отходя от него, пропадая из поля непосредственного восприятия, мама перестает существовать, то теперь он знает, что это не так, и рано или поздно она вернётся. Мама становится постоянным объектом, независимо от того, видит он ее или нет, мир становится постоянным, и он сам становится постоянным. Это очень важное осознание имеет значение и для преодоления жизненных трудностей – плохие периоды, так или иначе, заканчиваются, и наступает более благополучное время.
Со смертью дело обстоит сложнее, потому что смерть, вроде как, необратима — если уж человек умер, то обратно он не возвращается. Есть версии, что бывало (бывает) и такое, но я лично, пока не увижу, не поверю. Но все же, является ли осмысление смерти как окончательного исчезновения всякого персонального бытия, единственно возможным верным вариантом? Или, в связи со смертью, включаются защитные механизмы регресса и возврата к способам мышления и восприятия, сформированным в онтогенезе ранее? Ведь смерть, безусловно, сверхстрессовое событие, и восприятие смерти вещь неприятная, об этом даже думать не хочется. Первоначально включается механизм отрицания, возникает желание подумать о чем-то другом, или отключиться, чтобы не воспринимать шокирующую действительность. Заканчивается ли все на этом или, в случае преодоления отрицания, мы остаемся, по сути, на детском уровне мышления, когда исчезнувший объект исчезает полностью и навсегда – вот в чем вопрос. Другими словами, как отделить то, что действительно исчезло навсегда, от того, что никуда не исчезло, а просто выпало из поля зрения, что не является очевидным?
У всех нас были моменты, когда нам передавалось, или мы улавливали состояние другого человека, его мысль, настроение, чувство. В психологии, например, известен феномен проективной идентификации — это когда я не только достраиваю в сознании образ другого человека, но он действительно начинает вести себя и чувствовать именно так, как я представляю. Часто при этом чувствуя мои чувства как бы вместо меня. Существует также эмпатия, или сочувствие, когда параллельно с другим человеком я начинаю испытывать то же самое, что и он. На этом построена все консультирование, и, гораздо шире, вообще вся человеческая коммуникация.
Итак, состояние передается от одного человека другому — это факт. Но как это возможно? Тем более точным образом? Допустим, через мимику, жесты, интонацию, взгляды, микродвижения — и можно сказать, что все остальное человек достраивает в своем сознании, структурирует своими органами восприятия и обрабатывает мозгом. Как голос при разговоре по телефону — сигнал кодируется и передается в электроволнах, а не летит голосовая вибрация от одного к другому телефону. Но если телефоны не будут изначально частью одной сети, одной системы, они не смогут поймать сигнал, настроиться, ведь не может сигнал из одной изолированной системы попасть в другую. То есть, чтобы другой телефон раскодировал мой сигнал правильно, он должен обладать соответствующими комплектующими, быть встроенным в общую систему, нужным образом отлажено программное обеспечение и тд. Следовательно, люди, и их индивидуальные сознания, в общем-то, часть одной системы, нравится им это или нет. В противном случае мы бы не могли договориться вообще никак, не говоря уж о таких сложных вещах, как эмпатия, когда мы общаемся помимо слов. Каким-то образом мы настроены друг на друга и можем общаться даже через разницу в культурах и поколениях. Но как индивидуальное сознание, если это изолированная система, может общаться с внешним миром? Разница может быть в плотности сознания — в теле, мозге, плотность максимальна и есть даже сознание себя, осознание сознания (осознание своего существования и сознавания), в других средах плотность не так велика и нет опознавания себя, но потенциально сознание все равно есть и сигнал пропускает. Иначе немыслима его передача, немыслима никакая связь между людьми. Подобное познается подобным – если никакого подобия нет, то не может быть никакого контакта. Если какой-то контакт все же есть, то значит, граница между тем, что контактирует, и с чем контактирует, уже является общим местом, свойством, частью для двух объектов.
На этот счет уже много высказывалось разных мыслей. Вот, например, Вадим Петровский говорит о существовании личности в другом, бытии меня в другом, и инобытии другого во мне. В этом смысле да — личность, как идея, мысль, образ, слепок, картинка того, что во мне происходит, и что я об этом думаю, концепция (или все вместе взятое), может быть не только у меня, но и у других одновременно. Как мысль о завтраке — она у всех есть. Здесь можно, конечно, возразить, что это, мол, не я. Потому что я это свободный индивид, контролирующий агент, обладающий способностью к выбору, а будучи отражен в другом, я этими свойствами не обладаю. Следовательно, это не я. Это было бы верно, если бы мы действительно полагали, что существует некий свободный гомункулус, живущий внутри нас и принимающий решения. Но пока что нейрон свободы воли не открыли (как такое вообще могло бы быть возможным?!), а психологи продолжают находить закономерности в функционировании психики (или экспериментальный факт – мозг принимает решения задолго до того, как мы их осознаем, и потом еще приписывает их нашему Я), принять такую идею всерьез крайне сложно. Не бывает ограниченной свободы, это оксюморон, а любая закономерность, это, уже, в своем роде несвобода. Стало быть, вопрос с тем, кто и как принимает решения, отложим на потом, а то договоримся с вами до совсем фантастических вещей.
Более того, идеи о других людях, которых мы знали, особенно если это люди значимые, не просто складируются в нашей психике, они обладают субъектностью. Фактически, эти отражения ничем не отличаются от своего источника – с ними можно говорить, они могут осознавать свое существование в нас, они мыслят, желают, чувствуют, живут самостоятельной жизнью и, периодически, требуют своего воплощения. Можно поставить мысленный эксперимент и попробовать пообщаться с кем-то из значимых других – совсем скоро вы обнаружите, что полностью им захвачены, вы обнаружите в себе мысли, чувства, импульсы к действию, свойственные не вам, а этому другому человеку. И весь этот потрясающий паноптикум находится у вас в голове!
Так что, в этом смысле, мы все существуем друг в друге и все, кого мы знаем, существуют в нас. Но вот про сознание у Вадима другое видение, сознание у него индивидуально и отделено от мира. Нужные же нам идеи, чтобы додумать мысль, возьмем у других людей (имена см. ниже).
Как мы уже поняли выше, сознание как изолированная индивидуальная система, не могло бы контактировать с миром и что-то воспринимать и быть воспринятым. Вот тут то и прикол, что мы считаем, априорно допускаем, концом сознания точку, дальше которой нет осознания своего существования (самосознания), обычно это границы тела. Например: Я чувствую стол, а вот стол меня не чувствует. Следовательно, считаем мы, сознания у стола нет. Но это самосознание — высшая форма сознания, а потенциально сознание есть даже у стола, иначе бы мы не смогли с ним взаимодействовать, стол бы не отражался в сознании (мы бы не знали о нем), а самосознание, через восприятие и действие не имело бы контакта со столом (нельзя было бы взять и перетащить его в другое место). Получается стол тоже часть системы — просто он не осознает своего существования, потому что у него низкая плотность сознания, оно в столе присутствует потенциально, а не актуально как в мозге.
Таким образом, доказательством идеи всеобщей одухотворённости (сознательности) служит сама способность вступать в контакт, воспринимать и быть воспринятым, а вовсе не осознание своего существования! Сознание не изолировано и не распределено только между людьми и отсутствует у неживой природы, это континуум, а не противоположности. Разница только в его плотности, или, скажем, пропускной способности разных видов материи, для сознания (хватает ли мощности для построения механизма самоотражения).
Получается, ни свою личность, как идею себя, ни свое сознание, потерять невозможно. Ни то, ни другое не существует в какой-то такой форме, в которой может быть утеряно или безвозвратно стерто, сознание так и продолжит существовать, а личность останется жить в других людях, в их сознании. Так что все существенное, что может представлять из себя меня, постоянно.
Добро пожаловать к восприятию смерти, доступному после трех лет от роду!))
Это несколько расходится с тем пониманием смерти, которое интуитивно напрашивается, то есть к пониманию смерти как полного небытия, или продолжения жизни свободной личности в другой форме (для верующих людей). Однако, изложенный здесь взгляд опирается на непосредственный опыт, доступный любому человеку, опыт восприятия физических объектов и опыт общения с другими людьми. А все остальные выводы, это просто осмысление тех процессов, тех причин, тех оснований, которые делают подобное возможным. Если не задаваться искусственным, в некотором роде, вопросом, реален ли окружающий мир, а просто спросить себя вижу ли я, слышу ли я, чувствую ли я, то есть, воспринять опыт как есть, а уже потом думать о нем, то открывается перспектива, в которой смерть уже не выглядит такой окончательной.
Далее я оставляю место для психологов – экзистенциалистов, которые скажут, что это форма самообмана и защиты, упустив все те чувства, которые мы синхронно испытывали: я, когда писал этот пост, и они, когда его читали…
За Ваши мысли, не идеально истолкованные мною в процессе написания, спасибо Вадим Петровский, Вадим Демчог, Нго- Ма