Нагваль в седле

Зря у нас не любят «америкосов». Это великий народ. Чтоб понять, нужно их читать. Смотреть тоже можно, но читать — лучше. Хорошую, сильную прозу. Настоящий американский текст — хоть и в русском переводе. На днях Раф сделал мне подарок: кинул ссылку вот на этот текст:

magreb.org/2017/03/youonlylivetwice/

У меня случился эстетический кайф. Какая проза! Наши так не умеют. Что-то не так у наших, когда они водят пером. Как-то оно неправильно скользит — и слишком часто соскальзывает куда-то. Я прочитал — и понял все про Кастанеду. Это — новый Хемингуэй. Нагваль и море. Шикарно выписанная Песнь о Свободе. Даром, что в 10 томах, старый Хэм тоже сочинил до х«я. Они любят Свободу, вот в чем дело. Какую-то свою, местную — здоровенную мускулистую бабу с факелом. И любят самозабвенно. Наша, родная Свобода — она все о том, как сбежать от внутреннего мента. Потому и беглец у нас такой, родной до жути — утонченный и затурканный. Веками его туркали со всех сторон — и зародили в душе собственного своего переносного и компактного „турка“. И бежит от него русский человек без конца и краю в какую-то молочно-кисельную даль с пряничными домиками посеред чистого поля, а потом еще дальше — в эдакую туманную и седую, как то утро в песне, Бесконечность — и все убежать не может, и мается…

А америкос не такой. Его мечта — победить большую-пребольшую рыбину, Левиафана. И чтоб волны в девять баллов херачили в борт утлой лодчонки, и чтоб смерть ухмылялась в ореоле соленой пены. Такая вот национальная мечта, моряк в седле, Джек Лондон, ковбойский эгрегор. Дон Хуан — Великая Американска Мечта. В самом лучшем своем, святом, священном смысле. Русский герой, Вася Пупкин, — он что? Разорвать рубаху да грудьми на амбразуру. Чтоб и врага укокошить да мента своего заодно. А после — в рай богородицын, чтоб слезами солеными отпоила да воскресила Божья Мать. Дон Хуан не хочет в рай. Он хоче убить самую большую американскую Рыбу — Смерть, скажем. Или Бога. Покинуть человеческое. Потому и пишет американец сильно, упруго, мускулисто. Очень сексуально. Так он мечтает о своей Железной Бабе Свободе. Или о Большой Рыбалке. Кастанеда — это текст. Человек за буквами настойчиво сливает себя из текста. Правильно делает. Каждая нация — это текст. Так и не убежал Гришка Мелехов от своей судьбины. Убежал Дон Хуан. И читателя с собой взял. Заочно.