Ку Тигра.

Любой крестьянин из самой далёкой деревни в нижнем течении Хуанхе, любой благородный юнец известных родов Хэнань и даже любой столичный житель бывшей столицы в Аньяне знал его под варварским именем Северный Тигр. И каждый пришедший к нему за истиной и покоем всегда мог надеяться на три вещи Неба.
Либо он умирал, поражённый в самое сердце саблезубым Тигром, или он становился слугой Тигра, много десятилетий сидя на ватном одеяле, работая на рисовом поле и медленно прохаживаясь гуськом, лицом в спину другого, или он исчезал туда, куда никто не мог добраться на двух ногах. Люди боялись его, но и шли к Северному Тигру, ибо знали, что во всех трёх вещах обмана не будет…
Мне не повезло с самого начала. Смерть родителей от неизвестной болезни, которая выкосила половину населения юга Хэнань сделала меня сиротой. Старший брат Цюн в конце первой луны второго весеннего месяца должен был стать защитником потомков «принесших благодать», и ему было необходимо определить меня хоть куда-нибудь.
Он попытался отдать меня в обучение к кузнецу Маду, но мои конечности были настолько тонки и непригодны к работе после полугодичного жесточайшего голода, что кузнец отказался меня брать в обучение. Брат был в отчаянии и горько сетовал на смерть моих старших сестёр, разделивших судьбу наших родителей.
И тогда он вырезал в ватном одеяле, единственной тёплой вещи, которая у нас была, круг размером с мою голову, надел этот балахон на меня, дал мне много хлеба и весеннего лука, отвёл меня через реку и приказал идти прямо по дороге на Север. Он плакал, и выразил надежду, что, так как я похож на девочку и очень худ, какой-нибудь состоятельный крестьянин возьмёт меня в услужение. Я смутно догадывался о своей незавидной судьбе, но птицы пели так весело, а в желудке лежало несколько кусков тёплого хлеба, и мир пока не проявлял ко мне злости и насилия… Я подёргал брата за косу и пошёл на Север.
Я шёл четырнадцать дней, а по ночам старался спать на деревьях. Куда я шёл, я не мог знать, но пока был хлеб, меня это мало волновало. Я пел песни и ругался, подражая своему отцу. Однажды, я встретил сумасшедшую бабку, она сидела в луже и бормотала проклятия. Я дал ей хлеба, и она рассказала что её выгнали из дому умирать, и что сначала она хотела на меня напасть и отнять мой мешок с хлебом, а потом, может быть, если бы справилась со мной, даже съесть меня. Но я ей понравился и она не стала отнимать мой хлеб. Она сказала, что если я буду идти прямо, то через два дня приду в лапы к самому Северному Тигру. И тот, наверняка, уже знает, что за добыча идёт к нему, и если она меня съест, то не переродится в хорошей семье, покусившись на собственность Северного Тигра. Я очень устал и в кровь сбил ноги, и у меня было уже мало еды. Так что, я не особенно огорчился, решив, что если этот Тигр меня проглотит, то мне станет хорошо. Ведь я ещё никого не убил в своей жизни, а мать всегда рассказывала мне на ночь сказку про Кан-Дзи-Дзая, старого и мудрого, стоящего на страже Чистого и Малого.
Через три дня меня схватили какие-то люди и потащили в свою деревню. Я испугался, но был страшно голоден, и поэтому быстро бросал взгляды на жилища и людей.
Меня привели к огромному каменному дому со многими каменными столбами. Таких огромных домов я не мог себе даже представить. По дороге у меня отняли последний лук. И я расплакался, размазывая слёзы. Меня подвели к сидящему на высоких одеялах человеку. Он мне сразу не понравился до смерти. Он был очень смугл, в старой оборванной одежде, косы у него не было, а волосы седые и нечесаные торчали во все стороны. Но особенно поразили большие жёлтые зубы, когда он скривил свои тонкие губы. Он долго смотрел на меня, куда-то поверх головы и даже кажется уснул. Потом с меня сорвали одеяло и стали крутить меня то задом, то передом. Крепкие руки больно хватали меня за ягодицы и старались проникнуть мне во внутрь. Мне сжимали щёки и хотели посмотреть мой рот. Сидящий, вдруг что-то резко сказал, и меня отпустили, отдав мне мой балахон. Он сказал, что я буду жить возле него и есть то, что он мне даст. И если я его ослушаюсь, то он отдаст меня людям в деревне. Я просидел возле него три дня. Он меня не трогал и давал еду.
А через три дня он, я и несколько мужчин ушли из деревни и шли ещё три дня на Север, пока не достигли ещё одного каменного дома, ещё больше, чем в первой деревне.
По дороге меня не били и не трогали, давали есть, и я совсем развесилился и таскал за косы своих спутников. Так я попал к Северному Тигру.
Всё моё обучение до 14 лет было каждый день и ночь одно и то же. Днём я работал, несколько часов, а остальное время я сидел возле Тигра и не смел шевелиться. Я должен был даже терпеть свои позывы к испражнению. Однажды, когда я сильно заёрзал в нетерпении Тигр подошёл ко мне и помочился на мою голову. Он громко смеялся, а потом показав на половину луны пригрозил мне сделать такой же половиной мою голову. Его глаза были как луна, жёлтые и страшные. С тех пор, я никогда не смел его ослушаться. С нами жило около пятидесяти мужчин. Нескольких мужчин, пришедших позже и пытавшихся пристроить свои набухшие чресла в тела других, или в землю, или между камней, обёрнутых старым одеялом, Северный Тигр убил. Когда он раскалывал их черепа своей отполированной длинной дубиной, ни одного звука не сорвалось с его губ. Это было особенно страшно. Так мой отец пропалывал капусту. Его боялись и старались избегать. По вечерам половина мужчин удалялось под каменный полуразвалившийся шатёр, Тигр в слух говорил странные для моего понятия слова и фразы. Он никогда не говорил разное, он всегда говорил только одно, а мужчины повторяли за ним. Потом каждый говорил что-то одно, а следующий продолжал. Всем остальным участвовать в этом было нельзя под страхом смерти. Потом я узнал, что с нами живут три брата Северного Тигра, его старый отец и несколько племянников.
Когда мне исполнилось 14 лет, Северный Тигр посвятил меня в Ханнья –Синге. Он заставил меня сначала наизусть выучить и тысячи раз повторить саму Сутру, а когда в любую минуту дня или ночи я, по его велению, начинал читать с того же места с которого был оборван ранее, он стал мне объяснять смысл Сутры. Через три года я уже что-то понимал, а моё тело могло принимать неподвижность столь долго, что я переставал себя чувствовать. Мыслей в голове у меня не было, потому что я не разговаривал ни с кем. Это было не принято. А простые мысли о еде или потребностях тела удовлетворялись по необходимости и не имели навязчивости. В голове у меня была только лишь Ханнья –Синга. Я рассматривал её смыслы и иногда стал заглядывать так глубоко, что цепенел на три дня и три ночи. Страшный жар обдавал моё тело, а голова расширялась и распухала размерами до луны. Когда я понял, что моя собственная обусловленность есть даже тогда, когда я не чувствую тела, меня постигла сильная болезнь. Северного Тигра, я тогда называл — Гятэй, что значит ушедший. Болезнь протекала тяжело, и меня сжигало из нутрии чувство не опорожненности и плотности своего существа. Когда болезнь достигла своего самого сильного пика, Гятэй долго смеялся и сказал, что это у меня от большого обилия смыслов, в которых я превратил Сутру. И дал мне лекарство. Он велел мне работать над «му». И пояснил мне как это надо делать. С тех пор я пошёл на поправку. И погрузился в «му» настолько сильно, что меня часто возвращали из «му» для того, чтобы я поел. Но я был глуп… И когда первые сполохи «ку» (несубстанциональности) пустоты стали непрерывно теснить «шики» (вещи, имеющие форму), я взбунтовался. Я понял, что мне не следует более работать над «му», а следует перейти к «ку». И только так я смогу прорвать великую преграду ушедших и, наконец-то, стать свободным, как Гятэй.
Я пришёл к нему и сказал это. Гятэй долго молчал, потом сказал, что моё «му» ещё не вышло, а я — молодой осёл, который почувствовал, что его член касается земли. Но я упорствовал, хотя знал, что могу умереть только от одного желания Гятэй. Но Гятэй, вдруг, упал на колени и стал жевать землю. По его щекам текли слёзы. Он глотал песок и глину и показывал свои ужасные зубы. И кричал тоненьким голоском «Ко…Ко…Ко», показывая на меня пальцем. Такое поведение Гятэя было в первый раз и все сбежались, решив что он умирает, а я – причина его смерти, и в меня вселился демон, который сильнее Гятэя. И меня стали бить палками и гнать прочь. Вдогонку я слышал тонкое «Ко».
Спустя много лет, работая над «ку», я понял, что мне хотел сказать Гятэй. Не выплюнув «му», я стал лже- учителем. И хотя я не звал никого к себе, ко мне стали приходить люди и садится рядом. Но моё «ко» (ложное) не исчезло.
Несколько раз я был у Гэтея. Он увидев меня, почтительно приседал, делал подобострастный взгляд и в приседе говорил «ку» с вопросительной интонацией.
Он издевался надо мной. Если бы я захотел поприветствовать его и признать в нём истинное «ку», то со стороны это выглядело бы моим согласием с тем, что я стал «ку».
А это было ложью. И я не мог с ним спорить, показывая всем своё «ко»…
Я умер в возрасте 86 лет, когда Гятэй был ещё жив. Так и не выплюнув своё «му» в Хуанхе.
……
Мы знаем друг друга очень хорошо. Своё «ку» я ищу уже много раз, но упрямо не хочу работать над «му». Он – доказывает «ку» всеми известными человечеству формулами. И он почти достиг своего. Тот, кто хорошо владеет его смыслами и иероглифами высшей математики и теоретической физики тонко чувствует не только гармонию смыслов, но и всю экзистенциальность несказанного «ку». Несубстанциональность.
Он размывал и размывал материю и мысль, эфир и вакуум. И вот он на пороге…Ему скоро умирать…
У меня наворачиваются слёзы не выплюнутого «му», когда я вижу, как он, презрев айподы, ноутбуки и калькуляторы, каждое утро садится за свой полированный ещё при Екатерине стол (мне так это напоминает дубину Гэтея), одевает свежее постиранные нарукавники бухгалтера двадцатых годов прошлого столетия, обмакивает в чернильнице своё знаменитое перо, за которое предлагали сотни тысяч долларов басурманы-капиталисты на виртуальных аукционах, и начинает писать своё «ку»… «Ку» — этому миру, живущему в «Ко»…
Дети играют в прятки…
-ку-ку – кричит мальчик из соседнего подъезда.
Я вздрагиваю… Необусловленное в Несубстанциональности. Подвижное в Подвижном.
«Ку» в квадрате… И именно квадрат делает его «ко». А в этом и состоит вся прелесть моего страшно родного «му»…
Шики соку дзэ ку.
«Несубстанциональное заключает в себе все видимые явления в мире»
Дзэ шо хо ку со.
«Все вещи в этом мире имеют видимость Несубстанциональности».
А между этими высказываниями лежит великое «му», которое мы называем реальностью…
Целые мириады жизней «ко» на ладони У Великого Кан-Дзи-Дзая.
Великого Авлокитешвара – Глубочайшего Наблюдателя в Свободе.