28 ноября 2019, 09:56
vidyaradjaЧистый лист
Чистый лист (рассказ).
«Процесс написания какого-либо произведения — это как роды. Сначала из смутного ощущения сгущается некий зародыш как потребность что-то описать или выразить некое неясное чувство. Погружаясь в него глубже, оно обрастает мыслями, начинает уплотняться, обретать какие-то формы, конкретизироваться.
Творчество — это не только писать стихи или музыку — это вся наша жизнь.
Веретено ума начинает сплетать между собой различные нити, образовывая узорчатую ткань из всего прожитого, увиденного, прочувствованного. Веретено не знает какой получится ковёр в результате, потому что процесс этот живой. Как сама жизнь, он проистекает всегда непредсказуемо и приводит к результатам неожиданным. Для автора процесс творчества — это как медитация или портал в какие-то измерения своей души, которые в быту мало доступны для восприятия. Это исследование, осмысление, созерцание. Это попытка развязать запутанные клубки и создать из них нечто красивое.
И как роды, процесс этот проходит в муках, потому что изначальная основа, отправная точка, первый импульс, сподвигающий писать — это боль. Ясность происходит из неясности, из попыток разобраться что происходит. Структура возникает из хаоса, любовь возникает из одиночества, прощение из обиды, раскаяние из осознания греха, бесстрашие из трусости, а шедевр — из боли. Эти пары порождают друг друга и друг без друга существовать не могут. Иначе просто нечего писать, незачем и некому. Иначе не тронет.
И если произведение сформировалось, оно становится твоим ребёнком, начинает жить своей собственной жизнью. Можно им гордиться, можно его стыдиться, можно пытаться его улучшить, а можно отпустить в свободное плавание и продолжать своё исследование жизни через иные формы, ведь процесс познания себя и мира нескончаем.
За горизонтами будут новые горизонты. Скучно бывает только в болоте, а в дороге скучно не бывает. И никаких ног не хватит, чтобы истоптать все дороги...»
Андрей перечитал написанное и закатил глаза к потолку. Ему не нравилось. Не то, чтобы совсем, но хотел он чего-то другого. Он и сам не знал чего. Стремление понравиться присутствовало в тексте, а также смущала излишняя красивость слов и смыслов, словно бы это замазывало суть. А в чем была эта суть, он тоже не знал, в результате чего текст казался бессмысленным кривлянием.
Андрей скомкал очередной лист. Роды будут трудными, — понял он и ещё больше расстроился. Закурил. Пожалел, что пожадничал сигарету для бомжа и почувствовал укольчик любви к пробегающей мимо кошке. Почему материи духа так оторваны от твёрдой реальности? Соединить их в один клубок казалось Андрею его миссией, но миссия эта была невыполнима. От этого понимания исходило ощущение лживости всего написанного сейчас и всего, что будет написано позже, хотя и остановиться Андрей тоже не умел. Очередной парадокс.
«Странно...» — начал было снова Андрей, но и тут запнулся. Что странно? Да всё странно. Слово было вычеркнуто и написано опять. Странно падает лист, странно дует ветер, странная и страшная темнота развернулась в его душе, странные были мысли обо всё этом и странным был он сам, почему-то существующий сейчас с неопределённой перспективой на существование в будущем. Странными были люди, проходящие мимо его окна и о чем-то странном болтающие.
Тёмная ночь души затянулась и от неё уже начинало веять безысходностью, а из жизни начало пропадать хоть какое-нибудь целеполагание. Андрей пытался придумать себе цель, но придуманные цели не работали. Цель должна прийти из самого нутра, а нутро у Андрея, похоже, было бесцельным.
Я эгоист! — понял в очередной раз Андрей. Маленький скукоженный эгоист. Он подбежал к столу и принялся строчить новые строки.
«Все мои мысли лишь о себе, боюсь я за себя, люблю тоже лишь себя и именно поэтому сам себя временами ненавижу. И на фоне этого даже самые мудрые мои прозрения выглядят „фейками“, злой насмешкой. Мой разум занимается троллингом моего же ума...»
Фу, — подумал Андрей. Как глупо. Спонтанный сеанс саморазоблачения тоже оказался пшиком и ручка затанцевала по листу, исчеркивая всё написанное до того состояния, когда не разобрать уже ни одного слова.
Перед ним опять был чистый лист. Андрей любил чистые листы и любил начинать сначала, может быть потому, что не знал никогда чем всё это должно закончится.
— Шизофреник, с кем ты разговариваешь?
— Сам с собой, — ответил Андрей своему внутреннему голосу и ему стало не по себе. Плескание одной и той же воды в одном и том же стакане — это и есть его жизнь, которой он так гордился. Неудивительно, что всё так уныло.
— Точно! — ответил внутренний голос и улыбнулся.
Андрею же было не до смеха. Вся жизнь предстала перед его глазами с раннего детства, когда мечты, не зная собственных границ, были беспредельными и казались достижимыми. Когда была любовь — он ведь когда-то кого-то любил, ещё перед тем как разочаровался сначала в себе, а потом и в людях. Когда он умел радоваться красоте, которую видят глаза, отзывчивости человеческих сердец, которая, как ему тогда казалось, была реальна. Когда мир был свежим и ярким, а впереди разворачивались сотни дорог, из которых можно было бы выбрать любую. Тогда казалось, что есть выбор куда идти и что обязательно дойдёшь куда-то. Теперь же оказалось, что дорога была единственной и именно по ней он пришел в это самое место, за этот письменный стол с этой ментальной кашей в голове и никакого другого выбора просто не могло быть…
— Шут гороховый! — опять чему-то радовался внутренний голос.
Андрей согласился и сам себе кивнул.
— Ты можешь изменить всё по щелчку.
— Но не хочу!
— Но не хочешь.
— Почему?
— По качену и ещё по кочерыжке.
Внутренний голос сказал это чуть ли не нежно и это чувство скатилось по щеке Андрея одинокой слезой, параллельно расцветая на лице непонятной логике улыбкой. Тишина загудела и оба голоса в его голове стали одним, а потом и вовсе стихли, уступая место шуму машины, колыханию осенних листьев на высоком каштане и мерцанию фонарной лампочки, которая была не лампочкой, а чудесным волшебством.
— Люби всё это. Вопреки всему. И когда-нибудь поймёшь, что единственное, что мешает твоей любви — это ты сам. Единственное, чего ты боишься — это потерять себя. Но невозможно потерять то, чего нет…
Засыпал Андрей, будучи неуязвимым и недосягаемым, полный умиротворённого чувства, состоящего из колыхающихся переливов. А на столе так и остался лежать чистый лист бумаги с так и не написанным шедевром.
«Процесс написания какого-либо произведения — это как роды. Сначала из смутного ощущения сгущается некий зародыш как потребность что-то описать или выразить некое неясное чувство. Погружаясь в него глубже, оно обрастает мыслями, начинает уплотняться, обретать какие-то формы, конкретизироваться.
Творчество — это не только писать стихи или музыку — это вся наша жизнь.
Веретено ума начинает сплетать между собой различные нити, образовывая узорчатую ткань из всего прожитого, увиденного, прочувствованного. Веретено не знает какой получится ковёр в результате, потому что процесс этот живой. Как сама жизнь, он проистекает всегда непредсказуемо и приводит к результатам неожиданным. Для автора процесс творчества — это как медитация или портал в какие-то измерения своей души, которые в быту мало доступны для восприятия. Это исследование, осмысление, созерцание. Это попытка развязать запутанные клубки и создать из них нечто красивое.
И как роды, процесс этот проходит в муках, потому что изначальная основа, отправная точка, первый импульс, сподвигающий писать — это боль. Ясность происходит из неясности, из попыток разобраться что происходит. Структура возникает из хаоса, любовь возникает из одиночества, прощение из обиды, раскаяние из осознания греха, бесстрашие из трусости, а шедевр — из боли. Эти пары порождают друг друга и друг без друга существовать не могут. Иначе просто нечего писать, незачем и некому. Иначе не тронет.
И если произведение сформировалось, оно становится твоим ребёнком, начинает жить своей собственной жизнью. Можно им гордиться, можно его стыдиться, можно пытаться его улучшить, а можно отпустить в свободное плавание и продолжать своё исследование жизни через иные формы, ведь процесс познания себя и мира нескончаем.
За горизонтами будут новые горизонты. Скучно бывает только в болоте, а в дороге скучно не бывает. И никаких ног не хватит, чтобы истоптать все дороги...»
Андрей перечитал написанное и закатил глаза к потолку. Ему не нравилось. Не то, чтобы совсем, но хотел он чего-то другого. Он и сам не знал чего. Стремление понравиться присутствовало в тексте, а также смущала излишняя красивость слов и смыслов, словно бы это замазывало суть. А в чем была эта суть, он тоже не знал, в результате чего текст казался бессмысленным кривлянием.
Андрей скомкал очередной лист. Роды будут трудными, — понял он и ещё больше расстроился. Закурил. Пожалел, что пожадничал сигарету для бомжа и почувствовал укольчик любви к пробегающей мимо кошке. Почему материи духа так оторваны от твёрдой реальности? Соединить их в один клубок казалось Андрею его миссией, но миссия эта была невыполнима. От этого понимания исходило ощущение лживости всего написанного сейчас и всего, что будет написано позже, хотя и остановиться Андрей тоже не умел. Очередной парадокс.
«Странно...» — начал было снова Андрей, но и тут запнулся. Что странно? Да всё странно. Слово было вычеркнуто и написано опять. Странно падает лист, странно дует ветер, странная и страшная темнота развернулась в его душе, странные были мысли обо всё этом и странным был он сам, почему-то существующий сейчас с неопределённой перспективой на существование в будущем. Странными были люди, проходящие мимо его окна и о чем-то странном болтающие.
Тёмная ночь души затянулась и от неё уже начинало веять безысходностью, а из жизни начало пропадать хоть какое-нибудь целеполагание. Андрей пытался придумать себе цель, но придуманные цели не работали. Цель должна прийти из самого нутра, а нутро у Андрея, похоже, было бесцельным.
Я эгоист! — понял в очередной раз Андрей. Маленький скукоженный эгоист. Он подбежал к столу и принялся строчить новые строки.
«Все мои мысли лишь о себе, боюсь я за себя, люблю тоже лишь себя и именно поэтому сам себя временами ненавижу. И на фоне этого даже самые мудрые мои прозрения выглядят „фейками“, злой насмешкой. Мой разум занимается троллингом моего же ума...»
Фу, — подумал Андрей. Как глупо. Спонтанный сеанс саморазоблачения тоже оказался пшиком и ручка затанцевала по листу, исчеркивая всё написанное до того состояния, когда не разобрать уже ни одного слова.
Перед ним опять был чистый лист. Андрей любил чистые листы и любил начинать сначала, может быть потому, что не знал никогда чем всё это должно закончится.
— Шизофреник, с кем ты разговариваешь?
— Сам с собой, — ответил Андрей своему внутреннему голосу и ему стало не по себе. Плескание одной и той же воды в одном и том же стакане — это и есть его жизнь, которой он так гордился. Неудивительно, что всё так уныло.
— Точно! — ответил внутренний голос и улыбнулся.
Андрею же было не до смеха. Вся жизнь предстала перед его глазами с раннего детства, когда мечты, не зная собственных границ, были беспредельными и казались достижимыми. Когда была любовь — он ведь когда-то кого-то любил, ещё перед тем как разочаровался сначала в себе, а потом и в людях. Когда он умел радоваться красоте, которую видят глаза, отзывчивости человеческих сердец, которая, как ему тогда казалось, была реальна. Когда мир был свежим и ярким, а впереди разворачивались сотни дорог, из которых можно было бы выбрать любую. Тогда казалось, что есть выбор куда идти и что обязательно дойдёшь куда-то. Теперь же оказалось, что дорога была единственной и именно по ней он пришел в это самое место, за этот письменный стол с этой ментальной кашей в голове и никакого другого выбора просто не могло быть…
— Шут гороховый! — опять чему-то радовался внутренний голос.
Андрей согласился и сам себе кивнул.
— Ты можешь изменить всё по щелчку.
— Но не хочу!
— Но не хочешь.
— Почему?
— По качену и ещё по кочерыжке.
Внутренний голос сказал это чуть ли не нежно и это чувство скатилось по щеке Андрея одинокой слезой, параллельно расцветая на лице непонятной логике улыбкой. Тишина загудела и оба голоса в его голове стали одним, а потом и вовсе стихли, уступая место шуму машины, колыханию осенних листьев на высоком каштане и мерцанию фонарной лампочки, которая была не лампочкой, а чудесным волшебством.
— Люби всё это. Вопреки всему. И когда-нибудь поймёшь, что единственное, что мешает твоей любви — это ты сам. Единственное, чего ты боишься — это потерять себя. Но невозможно потерять то, чего нет…
Засыпал Андрей, будучи неуязвимым и недосягаемым, полный умиротворённого чувства, состоящего из колыхающихся переливов. А на столе так и остался лежать чистый лист бумаги с так и не написанным шедевром.
1 комментарий