Зависимость.

Зависимость и независимость — это иллюзия. И то, и другое — это отношения, а в отношениях может состоять только я-сознание. Это я-сознание боится зависимости и борется за независимость, и все это происходит в уме. В реальности никто ни от кого не зависит, и не может зависеть.
Корень зависимости от человека — это подмена непосредственного переживания плана блаженства (или хотя бы любви к себе) на условную любовь от конкретного человека.
Мы тотально зависимы от плана блаженства. И именно эту зависимость попыталось преодолеть сознание, создав иллюзию отдельности (собственной самостоятельности). И напоминание о том, что мы зависимы от любви (в любом виде — хоть человеческой, хоть божественной) бьет в самое сердце эго.

Если одним из качеств личности является склонность к зависимости от любви другого человека, важность любовных отношений, то это качество однозначно будет записано на счёт «маленького убогого чмо». Это будет однозначно трактоваться как проявление слабости, ущербности и недостаточности.
Зависимость = ущербность. Избегание зависимости — это не добродетельное избегание какого-то порока, это и есть избегание «маленького убогого чмо», которое недостойно любви, но жаждет ее, выпрашивает и готово унижаться ради того, чтобы получить одобрение. Зависимость от любви и одобрения — это самая сердцевина эго, и оно охраняет эту сердцевину, не пуская туда внимание, рассказывая, что это нечто недопустимое. Абсолютно недопустимое. Понимаете? Оно охраняет не ваше здоровье, не ваше благополучие! Оно охраняет своё гнилое сердце, которого если коснётся приятие — то игра окончена!
Но склонность к зависимости тоже является частью вселенной:) она принята существованием… и любима… как бы эго ни пыталось на ней сыграть в неприятие.

Если я боюсь зависеть от человека или от своих чувств к человеку — есть ход конем. Я скажу — «а мне все равно, буду я зависеть или нет». Привязанность — это омраченное действие из эго, но борьба с привязанностью — это тоже действие из эго. Это ненависть эго к самому себе и своим проявлениям. Вместо зависимости от чувств и человека наступает зависимость от независимости, где моим тюремщиком выступает страх, а идеей-фикс становится контроль над чувствами и поведением.
И поняв это, я решила сломать этот механизм такой простой сдачей. Эго пугало меня — сдашься — и навсегда попадёшь в зависимость от человека, сдашься — и никогда больше не увидишь любви Отца, а будешь вечно побираться ее крохами от людей, выпрашивая и выторговывая. Но я знаю, что это пугалки.
Я просто раскинула руки и упала вниз. И мне было все равно, что там внизу — море лепестков роз, или железные шипы. Ведь кого я в сущности пытаюсь защитить от боли? Кого я хочу видеть независимым? Для кого я хочу свободы? За кого я готова убить всех вокруг? Ради кого я пойду на все, лишь бы этот «кто» имел самое лучшее? Кого я люблю больше всего?
Себя.
Я спасаю себя. Я защищаю себя. Я хочу свободы для себя. Я боюсь боли. Я хочу независимости от любви. Навсегда.
Я.
И едва я приняла решение сдаться своей склонности, сдаться зависимости — немедленно ощутила действительную свободу. Свободу от независимости и зависимости, свободу любых чувств, возможная боль и возможная радость стали одинаково равны, обе стали просто двумя идеями в голове. Это было колоссальное облегчение. И это было прощение. И с ним пришла Любовь Духа.