Джед МакКенна. Духовное просветление - прескверная штука. Глава 33-34

Продолжение интервью Джеда известной журналистке Джулии Майерс — кое-что о вере ), про истинное и ложное я, про создание и поддержание ролей, про восприятие реальности и обнаружение истины.

33. Не-я это истинное я.

Того, в ком Дао действует без препятствий,
не волнуют собственные интересы,
и он не презирает тех, кого они волнуют.
Он не борется, чтобы сделать деньги,
и не делает добродетели из нищеты.
Он идёт своим путём, не полагаясь на других,
и не гордится, что идёт в одиночестве.
Чины и звания не привлекают его,
стыд и позор не пугают его.
Он не ищет постоянно, что правильно, а что нет,
 всегда решая «да» или «нет».
Поэтому древние говорят: «Человек Дао остаётся в безвестности.
Совершенная добродетель ничего не создаёт.
Не-Я есть истинное Я,
и величайший из людей – Никто».

– Чжуан Цзы –

34. Цель пути в самом пути.

Мой сарай сгорел до тла, и теперь мне видно луну.

– Даосская пословица –

Я дал Джолин следующее «задание». Оно было несложным.
– В следующий раз, – сказал я ей, – мы будем говорить об этом, не используя аналогию с театром. Попробуй объяснить мне всё в самых простых словах.
И когда она будет готова, я попрошу её объяснить всё не для меня, но для того, кто ещё не знаком с этим предметом. Если у неё получится, она будет обладать ясным пониманием разницы между сном в пещере, пробуждением в пещере, и выходом из пещеры, и если это всё, что она сможет получить от наших с ней встреч, то, по крайней мере, она достаточно точно будет знать, какие заказывать духовные блюда на всю оставшуюся жизнь.
Я спустился вниз в поисках чего-нибудь перекусить. Как обычно, холодильник был полон остатков, уже успевших несколько измениться с возрастом. Я взял немного себ пулао,  яблочного риса и блинчик масала доса, уложил всё это на тарелку, и стал уничтожать. Через минуту добавил ложку грушевого чатни. Принцы и короли так не едят.
Я ел стоя на кухне. В доме было удивительно спокойно. Время от времени кто-нибудь просовывал голову в дверь, говорил привет, или просил помощи в прояснении того или иного вопроса. (Вопрос: «Почему я всегда чувствую неудовлетворённость? Почему я не могу быть доволен?» Ответ: «Ты не рождён для того, чтобы быть довольным. Твоя неудовлетворённость это двигатель, который движет тобой, будь ей благодарен». Вопрос: «Что означает, если я увидел голубую жемчужину в медитации?» Ответ: «Это означает, что ты увидел голубую жемчужину в медитации». Вопрос: «Где сливки?» Ответ: «На верхней полке за соком».) Но в основном, дом был необычайно тих. Не думаю, что происходило что-то особенное, просто был один из тех дней с низкой энергетикой. Вероятно, все занимались собой – кто валялся, кто дремал, кто читал.
Я не знал, что мне делать с самим собой.
Мне не хотелось сидеть за компьютером. Мне не хотелось смотреть телевизор. Мне не хотелось читать. Мне не хотелось спать. Не хотелось куда-то идти.
Ну, что ж, значит, просто буду стоять здесь.
Наконец, вошла Джулия. Она сказала мне, что провела утро в гостиной, просматривая книги, читая то одно, то другое. Я был рад её видеть, но заметил, что она была немного не в себе. Она спросила о продолжении интервью, на что я с радостью согласился. Она ушла за своей сумочкой, где были её записи и магнитофон. Вернувшись, она пристегнула микрофон к воротнику моей рубашки, и я засунул магнитофон в карман рубашки после того, как она включила его.
– Готовы? – спросила она.
– Да, мэм.
– Окей, – сказала она, сверяясь со своими записями и наклоняясь к моему воротнику. – Вопрос двенадцатый: Иисус говорил…
– Стоп, – сказал я.
Она остановилась.
– Так не пойдёт. Я не отвечаю на подобные утверждения. Потому что не могу. Мы не знаем, что сказал Иисус, почему он это сказал, и даже существовал ли вообще Иисус. Если бы он сейчас сюда вошёл, я бы потолковал с ним, я смог бы иметь с ним дело. Я способен отвечать за себя в любом разговоре на данный предмет. Но я не могу иметь дело с заявлением, начинающимся со слов «В такой-то книге говориться, что такой-то мертвец говорил…» Понимаете, о чём я?
Джулия кивнула.
– Видите в этом смысл?
– Да, – сказала она, – абсолютно. Удивительно, что я никогда прежде не слышала, чтобы кто-то говорил об этом.
– В процессе пробуждения быстро понимаешь, что нет никаких внешних авторитетов. Нужно определять всё самому. Если ты соглашаешься с чьим-то высказыванием, то только после того, как сам выяснил это для себя. Если смогли Иисус, Будда или Лао-Цзы, значит, сможешь и ты. Здесь нет выбора – нельзя надеть чужие ботинки, и здесь нет решений-отмычек. Вопрос номер тринадцать?
Она улыбнулась.
– Вопрос номер тринадцать. Во время прошлой нашей беседы мы затронули тему веры. Вы сказали, что не оперируете на уровне веры или убеждений. Означает ли это, что вы ни во что не верите?
Неплохой вопрос. Я вижу, что может заинтересовать читателей, но я должен думать о том, с кем я на самом деле говорю – о том, что здесь на самом деле происходит. В моём положении вряд ли можно встретить беспристрастного собеседника, и ничто из того, что я говорю, на самом деле не касается меня самогό.
– Дело не в том, верю я во что-нибудь или нет. По правде говоря, я могу поверить во что угодно. В самом широком смысле можно сказать, что я могу без разбору верить в духов, кровоточащие статуи, похищения инопланетянами, коровьи мутации, круги на полях, пророчества, одержимость демонами, во что угодно. Я впускаю всё это в себя практически не отфильтровывая, потому что так веселее, и потому что у меня нет причин не впускать это. То есть, если вы рассматриваете двойственную реальность как сон, что я и делаю, никакого различения не требуется. Где можно провести границу во сне? Всё хорошо. Ничего важного для меня не зависит от того, как я буду смотреть на эти вещи, поэтому я просто смотрю на них.
– Вы так и будете танцевать чечётку вокруг вопроса? – спросила она с весёлым огоньком в глазах.
– Ну, я вроде надеялся… – ответил я с очарованием школьника.
– Ну-ка, соберитесь, мистер, – сказала она сквозь оскал зубов. – Я заядлый журналист и мне нужны прямые ответы.
Мы оба засмеялись, но наблюдая за ней, становилось ясно, что она не совсем вместе со мной, как было в прошлую нашу встречу. Казалось, она нервничает. Очевидно, она плохо выспалась, но дело не только в этом. Она была слегка измучена, хотя справлялась с этим и прекрасно вела интервью. Она была на краю чего-то, но чего?
– Ммм, ну, на самом деле я больше не обладаю верой в том смысле, что вы имеете в виду. Этот вопрос просто не стоит – всё равно, если бы я спросил бы вас, что вы предпочитаете, воск из оленьих рогов или крем из оленьих рогов. Можно было бы сказать, что я не верю в веру, но это немного вычурно, хотя и точно. Я считаю веру и убеждения способами иметь дело с тем, что вы не знаете наверняка, а я не связан с не знанием наверняка. Мне не нужно заполнять пробелов. Должен отметить, что это не касается лично меня – вы получили бы такой же ответ от любого, кто находится в моей ситуации.
– Под ситуацией вы имеете в виду полное просветление?
– Ээ, частичного просветления не бывает, но да, любой, кто знает то, что знаю я, скажет то же самое. Вера и убеждения никак не влияют на просветление. То есть, у меня есть какие-то убеждения, которые должен иметь каждый. Вот почему ответ не просто да или нет. У меня есть убеждения относительно личной реальности, жизни после смерти и всего того, что мы не можем видеть внутри сна, и поэтому должны использовать воображение и разум, которые подсказывают нам, что происходит, но ничто из этого не имеет никакого отношения к просветлению. Я сейчас намеренно хожу вокруг да около, я всегда так делаю, когда пытаюсь ответить на вопрос, который не хочу испортить – который хорошо не передаётся.
– Не передаётся как? От непросветлённого человека просветлённому?
– И обратно, да, вроде того. Просветление охватывает все стороны человека. Это совершенно иная парадигма. Моя реальность это не ваша реальность. Все правила другие. Будто  я говорю на совсем другом языке, и мы можем вообще как-то общаться лишь потому, что я когда-то говорил на вашем языке и ещё чуть-чуть помню его. Похоже, с каждым днём всё меньше. До вас что-то доходит? Я не очень хорошо выражаюсь.
– На самом деле, – убедила она меня, – это очень интересно. Значит, если бы здесь сейчас присутствовал ещё один просветлённый, вы с ним отлично понимали бы друг друга?
– Вот чёрт, я вижу, аналогия рассыпается. Да, типа того, теоретически, мы с ним могли бы говорить на одном языке…
– Но?
– Но этого не случилось бы. Не о чем было  бы говорить.
Я проиграл обе стороны подобного мнимого разговора для иллюстрации.
– Было бы что-то в этом роде: «Привет, как идут дела?» «Хорошо, спасибо, а у тебя?» «О, да, прекрасно. Как идёт просветлённая жизнь?» «Отлично, спасибо. Выжимаю все соки. А у тебя?» «То же самое, да. Очень доволен».
Она захихикала, развеселившись от моего маленького представления.
– Просто нечего было бы сказать. Гусеницы могут разговаривать между собой, но бабочки – нет. Это как… Вы знаете, как ведут себя вампиры?
– Ахх, снова вампиры, – произнесла она. – Нет, лично не знакома.
– Дело в том, что вы никогда не увидите вампиров, тусующихся вместе. Потому что они не имеют тесных связей. Они не нуждаются в компании друг друга, или в чьей-то ещё. Так обстоят дела. Это соло. Природа зверя.
– Вам действительно нравятся эти вампиры.
– Да, мне необходима любая помощь, какая только возможна, когда я говорю об этом.
– Но вернёмся к начальному вопросу: Верит ли просветлённый дзен мастер в дзен? Верит ли просветлённый суфий в ислам?
– Вы говорите о транспортных средствах и пунктах назначения. Когда ты прибыл в пункт назначения, транспортное средство отбрасывается, ты о нём забываешь. Если я приехал на поезде в Чикаго, я схожу с поезда и наслаждаюсь городом. Я не таскаю повсюду за собой поезд. Он сделал свою работу. Мне он больше не нужен. Конечно, если кто-то собирается вернуться и помочь другим в этом путешествии, тогда он воспользуется тем транспортным средством, которое ему знакомо.
– В вашем случае это было…?
– Их было много.
Окно кухни выходит на север и предоставляет широкий обзор неба – тучи двигались на восток. Этот холодный фронт принёс с собой изумительное разнообразие облачных пейзажей, и просто выйдя на улицу и оглядевшись вокруг, можно было насладиться величием восхитительных панорам во всех направлениях. Штормы, надвигаясь с запада, уходили к югу. Возвышающиеся подобно горам белые образования облаков были столь массивны и угрожающе огромны, что создавали почти сюрреалистическое ощущение опасности. Конечно же, из окна кухни мы не могли видеть во всех направлениях, но то, что открывалось нашему взору, было ошеломляющим.
Джулия напугала меня, близко наклонившись и сказав мне в воротник:
– Чего вы хотите?
Я посмотрел на неё, пытаясь оценить, куда направлен вопрос. Видя моё смущение, она поднесла ко мне записи, чтобы я мог видеть:
– Вот здесь, вопрос четырнадцатый: «Чего хочет Джед?»
Для меня всё ещё было не понятно, что она имеет в виду, но ответ, вероятно, будет одинаковым, независимо от того, как интерпретировать вопрос.
– Я ничего не хочу. Я не хочу.
Её глаза округлились.
– Я знала, что вы так скажете! Я думала об этом много дней и это никак не может уложиться в моей голове. Как можно ничего не хотеть? Что это вообще значит? Что такое жизнь без желаний? Целей? Мечтаний? У вас разве нет стремлений? Разве нет ничего, что вы хотели бы достичь, или какое-либо качество, которым вы хотели бы обладать? Ведь жизнь похожа на постоянное развитие и достижение, движение вперёд. Амбиции, рост, завоевания. Вы не можете сказать, что вы… даже не знаю, как сказать… вы не хотите ничего? Вы должны чего-то хотеть.
Меня забавляла её растерянность.
– Ну, я могу хотеть чашку кофе, или какую-нибудь новую видео игру, или что-то ещё, но не в более широком смысле.
– Мир во всём мире? – предложила она. – Освобождение всех живых существ? Успех и слава? Власть? Престиж? Богатство? Поклонение? Ах, собственный остров? Пресс кубиками? Написать симфонию? Пообедать с Буддой? Должно же быть что-то… что-то, что вами движет, что вы… хотите.
Я ответил сквозь смех.
– Прошу прощения, что я такой скучный, но нет, ничего. Ну, может быть, пресс. Мне не нужно желать какого-то имущества, потому что я хорошо представляю себе, как работает вселенная, и мои желания практически исполняются прежде, чем я успеваю подумать о них. Мир во всём мире и освобождение всех живых существ указывали бы на то, что я верю, что что-то не так, и это нужно исправить, а я не способен на такое. Я определённо не бодхисатва или сатгуру, в том смысле, как я понимаю эти термины. Другие вещи, о которых вы упомянули, это лишь… э, внешние украшения. Они не имеют значения для любого в моей, э, ситуации.
– Вы говорите «для любого в вашей ситуации», потому что…?
– Чтобы было ясно, что мы в действительности говорим не обо мне, но о любом пробуждённом существе. То, о чём я говорю, не является какими-то особыми чертами Джеда МакКенны. Это верно для любого, кто пробуждён.
– А когда вы говорите «внешние украшения», вы имеете в виду… что? Что власть и престиж…?
– Власть, престиж, богатство, поклонение, накачанный пресс, всё, что нас определяет. Как бы мы ни описывали себя, думали о себе, проецировали себя. Каждая черта, штрих, характеристика, чувство, вера, мнение. Всё. Самость.
– Всё это просто… ничего не стоит? Вы это имеете в виду? То есть… личность это просто костюм?
– Костюм, да. Излишне говорить о стоимости в игре, где нет ставок.
– Значит, костюм это ложное «я», – сказала она утвердительно.
– Опять излишне, потому что истинного я не существует, но да, костюм представляет собой ложное «я» – эго. Мы возводим эго, чтобы компенсировать отсутствие прямого знания себя. Отсутствие в восприятии истинного «я» объясняется индивидуумом как не существование оного. Другими словами, поскольку истинное «я» увидеть нельзя, принимается, что его не существует.
– Если я его не вижу, то, наверное, его там нет.
– Его не видно, потому что его там нет. В восприятии не существует истинного «я» – есть только ложное «я» и «не-я». Тот, кто ищет истинное «я» не находит ничего, словно оно вовсе не было истиной.
– И это отчасти так. Верно?
– Да, и страх перед этим ничто удерживает наше внимание зафиксированным на внешнем мире. Этот страх имеет неопределённые, безличные качества. Не многие говорили об этом. Редко кто осмеливался сказать, что глубоко внутри он чувствует нематериальность или пустоту. Они сильно рисковали попасть в психлечебницу.
– Но как насчёт тех, кто исследовал своё внутреннее «я»? Кто пускался в путь, чтобы открыть себя? Разве они шли внутрь не чтобы найти истину?
– Они просто исследовали эго, изучали ложное «я», что является жизненной задачей, такой же, как и любая другая. Но вы просыпаетесь не от совершенствования своего персонажа сна, а от освобождения от него. Для эго истины не существует, поэтому, как бы хорошо вы им ни владели, это не приведёт вас ни к чему истинному. Уделяя внимание эго, вы лишь усиливаете его. Магнитофон щёлкнул, выключившись, и мы прервались, пока Джулия вставляла новую ленту. Когда она закончила, я продолжил.
– Это становится действительно интересным, если вы хотите лучше понять людей, понять, что ими движет, почему они делают то, что делают. Глубочайшая истина любого человека это не-человек. Кто-то всеми чувствами и помыслами может настаивать на обратном, но это не изменит истины. Человеком движет не страх смерти, а страх небытия – забвение.
Знаю, что я всё время об этом говорю, и накапливаются очевидные противоречия, но это интересная тема для игры, и у меня было сильное чувство, что мы уже близко подошли к тому, что я должен был сказать Джулии.
– К примеру, стыд. Скрытая причина всего стыда в глубоком и непоколебимом убеждении, что я –обманщик. Чувствуя отсутствие истинного «я» в себе, но не в других, я естественным образом полагаю, что другие реальны. Видя, что оболочки всех остальных так убедительно созданы, и не зная об их внутренней пустоте, я непременно чувствую себя единственным обманщиком и, конечно, чувствую стыд.
– О, господи, я стараюсь понять всё это. Значит, кто-то, скажем я, не имею прямого переживания своей истинной природы, и поэтому я вынуждена создавать…
– Создавать, проецировать, поддерживать. Постоянно.
– Проецировать образ… себя… но я думаю, что только я этим занимаюсь, поскольку все остальные выглядят реальными?
– Конечно, как же иначе? Все остальные кажутся настоящими, в то время как ты в какой-то степени осознаёшь свою поддельность. Эта степень может колебаться от нулевой на любом уровне сознания до степени, способной вызвать разрушение эго.
Она помолчала, опустив глаза, размышляя.
– От нулевой, значит… значит, что некоторые люди совершенно в забытьи? Живут, совершенно не осознавая…?
– Вам даже не нужно спрашивать меня, вы можете увидеть всё вокруг вас. Люди полностью в своих ролях. Нет и намёка, что может быть как-то иначе. Закованы в платоновой пещере. Степень неосознанности к своей поддельной природе можно соотнести со степенью погружённости в объятия Майи – иллюзии, сна. Есть сильный соблазн поверить в то, что человек эволюционирует в течение кто знает сколько жизней, становясь всё более и более пробуждённым от жизни к жизни. Возросшая пробуждённость естественно вызывает бόльшую неудовлетворённость обманом, ложью, иллюзией, и соответствующее желание знать, что есть реальность. Продолжая в том же духе, это приводит к разрушению эго и пробуждению к…
– Истине, – Джулия произнесла это слово, как смертный приговор. – К своей истинной природе.
– Конечно. И так же вот почему процесс пробуждения может выглядеть как массивное психическое расстройство. Фактически, полагаю, по сути он им и является – полное разрушение предполагаемой реальности человека. Вот почему с депрессией, например, бывает трудно бороться: она может являться абсолютно рациональным откликом на в высшей степени иррациональную ситуацию – буквально, на жизнь – особенно когда депрессия вращается вокруг бессмысленности или незначительности. Ведь вы не можете быть более бессмысленны или незначительны, чем персонаж сна. Способом одолеть рациональную депрессию является не попытка во что бы то ни стало отвернуться от неё или зацепиться за иллюзию значимости, но пробороздить прямо сквозь неё и посмотреть, что на другой стороне. Не отвращаться от ужаса ничтожности, а нырнуть прямо туда. Что здесь терять? Но, конечно же, смысл депрессии не в том, чтобы её преодолевать.
– А в чём смысл депрессии?
Я посмотрел на неё, желая знать, о чём в действительности она спрашивает, и почему я в действительности отвечаю. Правда не всегда лучший ответ, но если есть сомнения, я предпочитаю её.
– В том же, в чём и смысл любого аттракциона в парке. Смысл аттракциона в самом аттракционе.
Это остановило её. Она замолчала, задумавшись. Её возбуждение стало явно заметным, ближе к её поверхности.
– Значит, никто… ни у кого даже нет «я»? Вы это имеете в виду, так? Не существует… нет реального… нет истины…?
– О, каждый несёт в себе истину, но да, никто не знает её так же, как персонажи в вашем сне не знают, что они являются продуктами сна большего «я».
– Не знает тот, кто не просветлен, вы имеете в виду?
– Да, – подтвердил я, – в этом различие.
Ей не понравилось услышанное.
– Значит, непросветлённые люди не знают себя? Не знают своей истинной природы?
– И поэтому им приходится создавать искусственные «я», потому что…
Она перебила:
– Потому что это единственное, что они знают. Это и есть эго? Ложное «я»?
– Верно.
– Значит, когда говорят об уничтожении эго…?
– Верно. Если ты уничтожишь ложное, останется только истинное.
– Боже. Значит, я постоянно выстраиваю ложное «я»?
– Да, постоянно. Так вы тратите свою энергию – свои жизненные силы. Все они уходят на проецирование иллюзии себя. Вы постоянно проецируете внешнее представление о себе, и это не однообразная работа, она всё время меняется и развивается.
– И этим занимается каждый?
– Интересный вопрос. И да, и нет. Всё зависит от степени. Если взять истинно самоотверженных людей, на этом уровне существует различие. Самоотверженный человек нашёл определение в чём-то отличном от «я». Вместо того, чтобы проецировать, он исполняет. Он отдал роль по самоопределению какой-то внешней силе. Материнство может быть неплохим примером, либо тот, кто отдал свою жизнь Богу, либо посвятил себя какой-то цели или творчеству. Эти люди всё ещё на сцене, это всё ещё костюм, их жизненная сила всё ещё уходит на оживление их персонажа, но они скорее играют роль, чем создают её.
– Значит, отдать себя в руки высших сил…?
– Высших, низших, любых. Отдача себя это решающий фактор. Не имеет значения Богу ли, стране, или резьбе на трости.
– На трости?
– Торо написал историю об одном человеке, который трансцендировал «я» посредством абсолютного посвящения себя единственной задаче – резьбе на трости.
– Значит, и  Сонайа…?
– Да, Сонайа.
– Вы сказали, и да, и нет.
– Да. Самоотверженный человек посвящает себя – или отрекается от себя, говоря другими словами – ради одного определяющего идеала, но процесс в основе не изменится, если он выберет дюжину, или сотню идеалов. Всё, что определяет человека – карьера, общество, семья и так далее – является предопределёнными ролями, которые он играет, оживляет. В самом реальном смысле это всё акты отречения, но кто отрекается? От чего? Это реальные вопросы. Что останется, если отбросить весь контекст? Что останется, если отбросить церковь, работу, отношения, хобби и всё остальное? Ещё слои? Природа? Воспитание? Дородовые влияния? Влияния прошлых жизней? Хорошо, но что за этим? В этом и состоит процесс – срывание слоя за слоем, как у лука, пока не останется…
– Но у лука только слои.
– Так же и у эго – «я» – только слои. Убери все слои, и останется не-я.
– А «не-я» это истинное «я»?
– Истинного «я» нет, но да, в этом основная идея.
– Тогда… тогда… тогда с кем я разговариваю?
– Вам бы лучше спросить, на что вы ссылаетесь, когда говорите «я». Или кто ссылается на «я». Или кто спрашивает, кто ссылается на «я». И так далее, и так далее.
Она начала раздражаться.
– Я совсем ничего не понимаю.
– Или вы можете использовать популярную мантру Раманы Махарши «Кто я?». Но это может слегка увести в сторону, поэтому я изменил её на «Что такое „я“?»
– Ох, как будто это что-то проясняет!
– Или вы можете использовать это как коан, вроде «Какое моё настоящее лицо, бывшее до моего рождения?»
– Вы выводите меня из себя.
– Это не сложней, чем выяснить, что останется, если снять все слои иллюзии. Речь идёт о том, что истинно верно. Что не может быть проще – в буквальном смысле. То, что было истинно относительно комара, жившего тысячу лет назад, так же истинно относительно этого комара сейчас. Что истинно относительно искры, которая будет существовать тысячную долю секунды через миллион лет и в миллионе световых лет отсюда, так же истинно здесь и сейчас и будет всегда. Это никогда не было неистинным, и никогда не будет неистинным. Все истины – и моя истина, и ваша истина, и истина Иисуса, и Будды, и Гитлера, и матери Терезы, и дохлой рыбы в Ганге, и всех вознесённых мастеров, и галактики Млечный Путь, и каждой мысли когда-либо кем-либо подуманной являются одной и той же истиной. Она всегда была и всегда будет. Время и пространство появятся и исчезнут, но то, что истинно останется истинным, а всё остальное лишь сон.
Аххх.
Тишина. Может быть возбуждение. Может быть волнение. Необходимо время. Мы перешли в гостиную и, найдя её пустой, сели на диван; немного посидели молча, пока Джулия не решила продолжить.
– Ну, например, из чего может состоять моё ложное «я»?
– Из того же, что и у всех. То, как вы определяете себя, и есть то, как вы создаёте своё ложное «я». Ваша карьера, очевидно, даёт обрамление и структуру тому, кем вы являетесь, что вы делаете и почему. Семья это большая роль, или множество различных больших ролей, исполняемых с разными людьми – мать, дочь, сестра, жена, тётя и так далее. Другие отношения. Общество. Национальность и расовая идентификация. Пол, конечно. Финансовое положение. Образование, политика, хобби, убеждения, мнения, мысли, чувства, всё. Всё это требует вашей энергии, чтобы аспекты вашего «я» оставались жизнеспособными. Если вы перестанете вкладывать энергию в уборку дома, вы уже больше не сможете определять себя как хорошую хозяйку.
– А если я заплачу кому-нибудь, чтобы убирали мой дом?
– Когда нет энергии, появляются деньги – средство замены энергии.
– А под энергией вы имеете в виду…?
– Просто то, что если вы желаете думать о себе как о заботливом, щедром человеке, вы должны будете заботиться о чём-то, чему-то отдаваться. Если вы хотите быть физически привлекательным, вам придётся делать всё необходимое для проецирования привлекательности, чтобы получить обратно её отражение.
– Получить мою привлекательность отражённую обратно ко мне?
– Вы когда-нибудь видели своё лицо напрямую? Заглянув в свои глаза?
– Ну… э, нет, наверное, нет.
– Таким же образом ложное «я» не может быть воспринято напрямую, лишь только в отражении в глазах других людей.
– Мы что, опять вернулись к вампирам?
– Почему? Ох, потому что они не отражаются в зеркале. Да, эта аналогия заходит всё дальше и дальше. Становится почти жутко.
– Это на самом деле жутко. Окей, значит, если я хочу быть привлекательной, мне нужно, чтобы другие считали меня привлекательной?
– Конечно. Мы тратим свою жизнь и свои жизненные силы, культивируя и пестуя свою видимость в глазах окружающих. Так мы знаем, что существуем. Так мы знаем, кто мы есть. Так мы находим подтверждение, что мы реальны, а не являемся лишь пустыми персонажами сновидения. Так иллюзия постоянно утверждается.
– А когда говорят, что восприятие создаёт реальность…?
– Восприятие и есть реальность. Нет больше ничего. Как и во сне.
– Тогда кто воспринимает? Кто видит сон? Кто спящий?
– Ну, с моей перспективы, это я.
– А с моей перспективы, это я.
– О. Да, недалеко мы ушли, а?
– А?
– Бесконечность содержит бесконечное число бесконечностей.
– О, боже, у меня от вас голова кружится.
– У меня тоже. Давайте сделаем перерыв и постараемся расслабиться.

Перевод Павла Шуклина.