23 октября 2013, 23:31
Masha777Джед МакКенна. Духовно неправильное просветление 18-20 (вторая книга трилогии)
18. Почему Арджуна упал.
Мои члены слабеют, язык пересох во рту,
дрожь сотрясает тело, волосы дыбом встают,
из обессиленных рук выпадает Гандива –
божественный лук, лихорадочный жар
обжигает мне кожу, я еле стою,
жизнь во мне пропадает и мутится,
что это сулит? – лишь стенанья и горе!
Это не хорошо, о Кешав! Что хорошего
в братоубийстве? Я ненавижу
триумф и власть, богатство и безмятежность,
завоёванные так ужасно! Какая победа
будет приятной, Говинда? Какие трофеи
будут полезны, что возместит утраты?
Как можно наслаждаться жизнью,
доставшейся такой кровавою ценой?
– Арджуна, Бхагавад-Гита –
Джулия была близка к тому, чтобы увидеть то, чего ей никогда не смог бы показать никакой учитель и никакая книга. Она была близка к тому, чтобы узнать непосредственно, на собственном опыте, что в действительности означают слова: цена истины – всё.
Для некоторых эта стадия процесса проходит легче, для кого-то труднее. Некоторым требуются годы, чтобы как-то смягчиться и проскользнуть в неё более или менее безболезненно. Некоторые, как Джулия, бросаются туда с головой, без предупреждения или подготовки, и им становится так плохо, что невозможно выразить ни в каких словах. Вот здесь дело может окончится ограничением дальнейшего движения – как в случае Ахаба – или того хуже.
Порой я бываю так напугана, что практически застываю от страха, меня буквально тошнит от страха. Что ещё здесь есть? Даже воздух кажется слишком тяжёлым, чтобы как-то двигаться. Есть места на этом чердаке, которые я даже не могу рассмотреть. Различимы какие-то большие угрожающие формы, огромные тёмные объекты. Кроме этого здесь нет демонов, теперь я знаю, но некоторых из этих демонов я люблю! Это страшнее всего. Они являются мной, но и не являются, но и являются! Здесь моя мать, мой отец. Моя музыка. Любимые животные, мечты, семья, друзья. Не всё так уныло и ужасно. Есть и моменты волшебства, любви, красоты. Стихи, цветы, песни. Парни и мужчины, которых я любила. Мои учителя. Вы, Джед. Места, запахи, друзья из детства. Этому, кажется, нет конца, так много. Я прожила красивую, восторженную, счастливую жизнь. Что я делаю? Здесь не только мусор, не всё так плохо. И это больше всего пугает. Что со всем хорошим? Друзья! Любовь! Танец! Моё сердце! Всё это не реально? Все эти воспоминания не реальны? Моё сердце не реально? Что из этого? Что?
Здесь битва ещё не началась, здесь впервые было полностью рассмотрено поле битвы. Человек, который дошёл до этой точки, это совсем не тот человек, который прошёл дальше. В этом процессе сопротивление побеждается и занимает своё место не-сопротивление – приятие, распознавание, сдача. Отделённое «я» убито, и интегрированное «я» рождается. Смерть и воскресение, гусеница и бабочка, человек и вампир. Со стороны это выглядит, как будто человек стал другим, но изнутри это довольно явная смерть одного и рождение другого.
Я пытаюсь набраться смелости, чтобы сфокусироваться на одном – на своей матери. У меня плохо это получается. Я даже не понимаю, из чего состоит её присутствие здесь, но, похоже, что мать это совершенно нелепое название для несчётных тысяч – миллионов! – кусочков эмоций различной интенсивности, воспоминаний, образов. Не моей матери, конечно, но всего, каким-то образом связанного с ней, приходящего от неё, похожего на неё – страхи, образы, обрывки звуков, воспоминания, надежды, некоторые приятные, другие гнетущие.
Ещё деньги. Деньги это безопасность. Когда дело дошло до денег, я думала, что я уже на уровне, что я духовно настроена и уравновешена, но как оказалось, я заражена ими, как раком, который тихо распространился на каждый орган и на каждую ткань. Поразительно! Просто поразительно! Они везде! И всё это так грязно, отвратительно и поражено страхом, что меня тошнит от мыслей об этом. И ведь я была уравновешена, когда дело дошло до денег. Как же эта зараза выглядит в тех, кого я презирала за их любовь к деньгам? Или в тех, кого я жалела за их порабощённость ими? Я заболеваю даже при одной мысли об этом. Вы говорили об айсбергах, Джед, что бόльшая их часть прячется под поверхностью, но это больше напоминает мне грибы, о которых я однажды писала заметку. Большинство людей думают, что синий кит это самое большое живое существо на земле, но на самом деле им является медовый гриб, подземная корневая система которого, как я помню, может распространяться более чем на пятьсот гектар. Вряд ли можно было бы предположить, увидев видимую часть, растущую над землёй, что он растягивается на мили во всех направлениях, и может натурально уничтожить целый лес! Вот какие мысли вызывает во мне отвращение к деньгам, когда я обнаружила их громадную и вредоносную корневую систему – какими они кажутся добрыми и пушистыми в своём видимом аспекте, и какие огромные и опустошительные под землёй.
Я уже начинаю видеть, что нет ничего отдельного. Всё переплетено и является частью чего-то большего, и ещё большего – некий энергетически связанный лабиринт эго. В этом сложность эго структуры, нити которой не идут аккуратными линиями, но хаотическими, многоуровневыми, закрученными узорами, из которых одни видны, другие глубоко спрятаны. Это мой чердак. Это моя ткань, моя структура. Эта ткань и есть я, но я не являюсь ткачом. Если рассматривать всё целиком, кажется, что это изображает меня, но как только я подхожу ближе и вижу, из чего это сделано и могу различить составные структуры, миллионы нитей, тогда «я» исчезает и всё, что остаётся, это лоскутное одеяло воспоминаний и эмоций. Вот что я такое. И это всё, чем я являюсь.
Если жёсткое эго станет противиться этому процессу, оно будет сломано. Я не знал лично людей, покончивших самоубийством в этих обстоятельствах, но полагаю, это происходит не так уж редко. Джулия, конечно же, думала об этом. Нельзя об этом не думать. В данной ситуации – невозможность идти вперёд, невозможность идти назад – смерть это tertium quid, третий вариант. Вполне могло быть, что именно эта мысль, мысль о смерти, послужила тем толчком, заставившим её всё отпустить, что само по себе тоже вроде смерти. Фактически, многие, или большинство, самоубийств случаются именно здесь, что покажется более правдоподобным, если мы получше узнаем, что такое «именно здесь» в действительности.
Именно эта точка, где один человек, который упал, становится тем человеком, который поднялся, является той разделительной чертой между двумя существами. Эго может желать просветления, но эго не сможет пересечь эту черту. Человек, который поднялся, это уже не тот человек, который упал. Прежде всего, это процесс смерти-перерождения, и ничто не сдвинется с места, пока это не произойдёт.
Джулия познаёт одну вещь о Бхагавад-Гите, которая не открылась бы ей в результате многолетних изучений или посвящений. Она на краю того, что можно увидеть только приблизившись к своему полю битвы. Она на краю того, где был Арджуна. Она близка к тому, чтобы увидеть, почему Арджуна упал.
Я не знаю, во что я ввязалась. Это слишком – я не могу этого сделать. Какая я была дура, что начала это! Какая патетическая дура! Как я позволила этому случиться? Куда это всё ведёт? Без сомнения, я самый глупый на свете человек. Это плохо, это убьёт меня, это мой конец. Назад дороги нет, и вперёд тоже. Я ни за что не смогу это сделать. Не знаю, как кто-то смог. Никто не может. Никто не может это выбрать. Не я. Не я. Это что-то совсем для другого человека, я даже не представляю, какого. Я не могу это сделать. Не могу. Зачем вообще я всё это затеяла? Я хочу вернуться назад, какой я была. Не могу дышать. Все внутренности скручены. Ужас. Это выше моих сил. Моя душа до смерти больна, моё сердце разбито.
В этой точке Джулия впервые начинает угадывать, что в действительности происходит. Она ещё не начала битву, но она близка к тому, чтобы увидеть, что в реальности влечёт за собой эта битва. Она начинает видеть, где на самом деле находится поле битвы, чем оно на самом деле является. Она начинает видеть то, что увидит каждый, кто придёт сюда – и это не тьма и не зло, в этом-то и проблема. Это не невежество и не грех. Это не что-то, что мы не можем разглядеть или то, о чём мы не знали. Джулия начинает видеть то, что заставило Арджуну, величайшего воина на свете, бросить оружие и рухнуть на землю в страхе и смятении, когда он увидел это.
И что это великое чудовище неукротимо,
у тебя ещё будет случай узнать.
– Герман Мелвилл, «Моби Дик» –
Привязанности к «сонному царству» созданы из энергии. Эта энергия называется эмоция. Все эмоции, позитивные и негативные, это привязанности. Человек это существо, основу которого составляют эмоции, извлекающие энергию из одной центральной эмоции: страха. Этому страху нельзя противостоять, его нельзя убить, так как это страх ничтожности, не-я. Желание убить страх само является основанной на страхе эмоцией. Страху можно только сдаться, чтобы вошло то, чего ты боишься. Ты можешь потратить целую жизнь, кромсая миллион-головую гидру привязанности и никогда не сдвинуться с места, либо ты можешь проследовать за эмоциональной энергией вниз до её источника, её логовища, и увидеть Левиафана, врага света, чем он является в реальности:
Твоим сердцем.
Вот что увидел Арджуна. Вот почему Арджуна упал.
19. Выходите, Ахаб поприветствует вас.
Монолог Ахаба после собрания команды, из главы 37 «Закат»
Пророчество гласило, что я буду разорван на части,
и вот – ах! – я потерял ногу. Теперь я предсказываю,
что разорву на части того, кто разорвал меня.
– Герман Мелвилл, «Моби Дик» –
(Каюта, возле кормового иллюминатора в одиночестве сидит Ахаб и глядит в окно)
Где бы я ни плыл, я оставляю за собой белый мутный след – бледные воды, щёки ещё бледнее; ревнивые волны по бокам вздымаются, чтобы поглотить мой след – пусть, но прежде я пройду.
Там, у края вечно наполненного бокала, тёплые волны краснеют, подобно вину. Золотое чело падает в синеву. Солнце-ныряльщик с полудня тихо опускается и ныряет в море – моя душа же теряет терпение, взбираясь на свою гору. Что ж, значит, тяжела моя корона – Железная Корона Ломбардии? Да, она сверкает драгоценными камнями, но я, её обладатель, не вижу её сияния, а лишь смутно чувствую, что ношу на голове то, что ослепляет своим великолепием. Она железная, я знаю, не золотая. К тому же, треснута – я чувствую, как острый край впивается так, что мой мозг, кажется, бьётся о твёрдый металл, ах, мой стальной череп, которому не нужен шлем в любом, даже самом умопомрачительном, бою!
Мой лоб покрылся испариной? О, было время, когда рассвет пришпоривал меня, а закат убаюкивал. Но этого больше нет. Этот прекрасный свет светит не мне, вся красота для меня мучительна, ведь я не могу насладиться ей. Одарённый высшим восприятием, я лишился низшей, благостной энергии, я проклят, самым искусным и зловещим образом, проклят посреди рая! Доброй ночи, доброй ночи! (махнув рукой, отходит от окна).
Сначала дело не казалось таким трудным. Я думал найти хоть одну опору, но моя шестерёнка подошла ко всем их колёсам, и они закрутились. Или, если вам больше нравится, они стояли передо мной как кучки пороха, а я был спичкой. Но ведь, чтобы зажечь других, сама спичка должна сгореть! На что я отважился, я желал; и чего я желал, я сделаю! Они думают, что я сошёл с ума – Старбок так думает, но я одержим, я обезумевшее безумие! И это неистовое безумие должно быть спокойствием, чтобы постичь себя. Пророчество гласило, что я буду разорван на части, и вот – ах! – я потерял ногу. Теперь я предсказываю, что разорву на части того, кто разорвал меня. Теперь, значит, будет пророк и исполнитель в одном лице. Это больше, чем вы, великие боги, когда-либо становились. Я смеюсь и свищу вам в лицо, вам, игроки в крикет, вам, кулачные бойцы, вам, глухие Берки и слепые Бендиго*! Я не скажу вам, как школьному задире: не бей меня, возьми кого-нибудь себе по росту! Нет, вы сбили меня с ног, я вновь поднялся, а в убежали и спрятались. Выходите из-за своих хлопковых мешков! У меня нет длинного ружья, чтоб достать вас. Выходите, Ахаб вас поприветствует. Посмотрим, сможете ли свернуть меня с моего пути. Свернуть меня? Вы не сможете свернуть меня, не свернув себе шею! Человек оказался сильнее. Свернуть меня? Путь к моей ясной цели выложен железными рельсами, по которым предназначено бежать моей душе. Через глубочайшие ущелья, сквозь продырявленные сердца гор, под руслами горных потоков я безошибочно мчусь! И нет препятствий, нет поворотов на этом железном пути!"
— *Берк и Бендиго – чемпионы Англии по боксу
20. Почему Арджуна поднялся.
Душа, что одинаково спокойно
всё принимает – радость и печаль –
живёт, не умирая! той жизнью, что вовеки
не перестанет быть, что никогда не будет
не существовать. Увидеть эту истину простую
дано лишь тем, кто может отличить
суть от случайности, непреходящее от тени.
Знай! Неуничтожима Жизнь,
разбрызгивающая жизнь повсюду,
она не может никогда, ни в коей мере
быть преуменьшена или прекращена.
Но очертания, что Жизнь собой являет,
наполнив духом их бескрайним и бессмертным,
погибнут скоро. Оставь их, принц, и в бой!
Кто говорит «Ах, я убил!», и кто подумает «Я умер!»,
те оба упускают знанье! Жизнь
не может убивать! Её нельзя убить!
Дух не был рождён, он никогда не перестанет быть,
и не было мгновенья, чтоб он не существовал:
Начало и Конец они всего лишь сон!
– Кришна, Бхагавад-Гита –
Я сидел за уличным обеденным столом на верхней палубе под тенью её парусинового навеса с несколькими книгами и коллекцией рукописных записей, разложенных передо мной. Кертис работал на ноутбуке в кабинете, и, когда зазвонил звонок, как внутри, так и через внешний динамик, я решил, что он откроет дверь, но ошибся, потому что через минуту звонок зазвонил снова.
– Я открою, – прокричал Кертис.
Минутой позже он ввёл Говинду через французские двери. Говинда начал говорить, но я прервал его.
– Садитесь, – сказал я. – Вот, – я указал на поднос с напитками, – налейте себе чаю со льдом.
Он сел и налил себе чаю без сахара, как я заметил. У него было такое хилое и болезненно бледное тело, которое можно увидеть в магазине здоровой пищи, и которое никогда не видело ни чизбургеров, ни солнечного света.
– Послушайте это, – сказал я. – Я окрещаю тебя не именем всевышнего, но именем дьявола!" – проревел Ахаб, и опустил зловеще шипящую сталь в кровь для крещения". Вы читали «Моби Дик»?
Говинда выглядел слегка сбитым с толку, это хорошо. Уверен, он много думал о том, что скажет мне, когда придёт сюда, но я хотел представить ему свой стиль ведения диалога с самого начала.
– Э, да, в школе, – ответил он. – Вкратце, во всяком случае, или, может быть, я смотрел фильм. Кто кого окрещает?
– Ахаб крестит свой только что выкованный гарпун. Кровью. Спаянный, как «клеем из расплавленных костей убийц». Круто, а?
Вероятно, моя улыбка была немного демонической, и Говинда, возможно, подумал, не совершил ли он ужасную ошибку, придя сюда. Может быть и так. Я улыбался не для него, я просто действительно наслаждался главой, где Ахаб создаёт своё оружие, и мне всё утро не терпелось разделить это с кем-нибудь.
– Звучит как-то по-сатанински, – ответил он.
– Да, – согласился я, – так и есть. Мелвилл сказал Натаниелю Хоторну, что это девиз книги.
– Э, не знаю, помните ли вы…
– Как же я мог забыть. Говинда. Рад вас видеть. Вы проходили это в школе?
– Проходили что?
– Почему девиз книги звучит по-сатанински?
– Сомневаюсь. Вы, наверное, удивлены, увидев меня снова…
– Да нет. Вообще-то я ожидал кого-нибудь с того вечера. И не удивлён, что это оказались вы.
– Ох, – произнёс он.
– И что же случилось после того, как мы ушли? Все, наверное, были ослеплены моей великолепной мудростью?
– В основном все подумали, что вы были пьяны.
– Могу себе представить. Давайте прогуляемся. Вы не против? Пойдёмте.
– Ох, – опять произнёс он. – Окей, да. Конечно.
Мы зашли в дом, я взял кепку Нью-Йорк Метс, бумажник и надел пару хороших сандалий для прогулок. Я был немного возбуждён, погрузившись в глубинные толщи «Моби Дика», так что прогулка была хорошим способом немного снять напряжение.
Мы запрыгнули в джип и проехали несколько миль до причала, что было хорошим местом для начала прогулки, так как давало нам на выбор несколько вариантов маршрута и расстояния. Мы припарковались и пошли вниз по милой заброшенной лесной тропинке. Говинда достал небольшую кучку свёрнутых банкнот из своего кармана и протянул её мне.
– Вы положили сто семьдесят один доллар в банку, – объяснил он. – Я взял десять, но всё равно это самый большой взнос.
– Я был немного уставшим, – объяснил я. – И мне ужасно хотелось уйти оттуда.
– Да, это было заметно.
Какое-то время мы шли молча.
– Я нашёл вас не просто для того, чтобы вернуть деньги, – сказал он.
Я промолчал.
– Я прочёл вашу книгу, – сказал он. – Марк дал мне предварительный экземпляр. Я прочёл её, не знаю, раз пять. Она вся была в загнутых уголках и подчёркиваниях. Классная книга. Да. Я читал много…
– Этот говнюк, – воскликнул я. – Он должен был быть там в тот вечер. А теперь он ещё выдаёт мою секретную личность и моё тайное логово.
– По-моему, в тот вечер у него умерла бабушка. Она тяжело болела…
– О, – ответил я, – смерть в семье. Король оправданий. Как не стыдно применять это ко мне.
– Я думаю, что я единственный, кому он рассказал о вас.
– Значит, больше неожиданных визитов мне не ждать?
– Насколько я знаю, нет. Я так не думаю.
– Хорошо. Это не мой дом. Я не могу позволить, чтобы он приобрёл странную репутацию.
– Надеюсь, я вас не….
– Не волнуйтесь об этом, – сказал я, но сам немного волновался, и мои мысли вернулись к очаровательной, свободной от эго зоне, которую я облюбовал в Марокко.
Мы сменили курс на песчаную дорожку, ведущую к берегу.
– Я хочу знать, почему Арджуна упал, – сказал он.
– Вы имеете в виду, что вы хотите знать, почему Арджуна поднялся, и понимаете, что сначала вы должны узнать, почему он упал.
Он немного задумался.
– Да, полагаю, что так.
Что делать… что делать…
Убить Кришну. Убить Арджуну. Вот первое, что нужно Говинде. Он застрял на Гите, и нужно его столкнуть.
– Знаете, – сказал я ему, – Арджуна не был похож на вас. Он не был искателем, духовным человеком. Он не был студентом философии или истины. Его опыт с Кришной не был результатом его собственных стараний или намерения. Он не стал реализовавшим истину посредством собственных преобразований. Он получил бесплатный доступ – освобождённый мистическим заклинанием. Кришна смошенничал, как всегда. Он поднял Арджуну на вертолёте, провёл турне и опустил обратно, и всё для того, чтобы Арджуна сделал то, что было нужно ему, Кришне.
– Признаться, я раньше не думал об этом таким образом, – сказал он.
– На самом деле, Бхагавад-Гита многого не стоит. Я люблю её, но она не имеет большой практической ценности для того, кто хочет пробудиться. Там есть несколько неплохих моментов, но она гораздо более эффективна в передаче дуальности, чем не-дуальности. Для Арджуны реализация истины – временное явление. Он пробудился лишь на столько, на сколько было нужно, чтобы исполнить то, чего хочет Кришна, а затем вернулся в своё обычное состояние сна. Его не-двойственное сознание не было постоянным.
Говинда молча размышлял.
– Если вы хотите увидеть настоящего человека, который поднялся, прочтите «Моби Дик».
Я привёл «Моби Дика», потому что это подходящий пример, и потому что он у меня на уме, к тому же я люблю проговаривать вещи, чтобы самому их лучше разглядеть.
– Вот капитан Ахаб, так? До своей первой встречи с Моби Диком он ещё был на двух ногах – ещё нормальный, уважаемый человек, так? Капитан корабля, надёжный профессиональный человек из Нантакета, муж и отец. Он всю жизнь охотился на китов, что являлось главным промыслом в Нантакете. Он был квакером, что было главной религией в Нантакете. Мы не знаем много о том, почему он упал, но мы видим его, когда он поднимается. Он посреди открытого океана, уже несколько лет не зная твёрдой почвы под ногами. Он в жестоком бою с громадным белым китом. Представьте. Он и его люди в своих маленьких, хрупких вельботах ведут свирепую схватку. Лодки разбиты в щепки, вода белая от пены о красная от крови неистового левиафана. Левиафан! Враг света! Всюду спутанные лини и плавающие обломки, люди бьющиеся о воду, крики сквозь шум, лодки разбиты, и в центре всего этого взбешённый зверь размером с дом, дерущийся за свою жизнь. Устрашающе, а?
Говинда что-то пробурчал.
– Итак, кит побеждает. Лодки, спущенные на воду для охоты за ним, разбиты, кроваво-пенная вода усеяна обрывками верёвок, обломками досок и членами команды. И что делает Ахаб?
Говинда потряс головой.
– Он выхватывает шестидюймовый нож и нападает на кита. Как ребёнок нападает на борца сумо с кнопкой. Он бросается на кита и пытается убить его ножом.
– О, боже.
– Вот это поступок, а? Что такого было в нём и как долго, что заставило его так поступить? Кто знает, но он так поступил.
– И что произошло?
– Кит откусил ему ногу.
– Ох.
– Вот где пересечена черта. Это граница между двумя вещами. Подобное сражение не так уж необычно во время охоты на кита – лодки разгромлены, люди умирают в воде, киты уходят с гарпунами и отрогами в теле. Капитан с опытом Ахаба мог наблюдать подобные сцены десятки, возможно, сотни раз.
– Да?
– Но в этот раз всё иначе. В этот раз что-то в Ахабе заставляет его идти вперёд. Кто знает, что и почему? Ахаб прежде не сталкивался с этим китом. Для него это должен быть просто ещё один кит, но в этот раз Ахаб хватает нож и бросается на кита, и начиная с того самого момента, когда пошёл импульс к действию от его мозга к рукам и ногам, один человек закончился, и начался другой.
Некоторое время мы шли молча.
– Гита это всё ещё ценный инструмент, – наконец продолжил я, – но если ты смотришь на неё как на какой-то священный текст, или на что-то божественное, безупречный авторитет, ты делаешь единственно возможную ошибку.
– Остановку, – сказал он.
– Да. Здесь всё время нужно двигаться вперёд. Нет ничего священного, святого или божественного – только истинное или нет. Значит, вы хотите знать, почему Арджуна упал. Вы не знаете, но я знаю, что вы имеете в виду. Вы хотите вылезти из этой дыры, в которую вы закапывались в течении пятнадцати лет, и предпринять путешествие, которого всё это время избегали. Примерно так?
Он вздрогнул и кивнул.
– Да.
– Отлично. Есть причины для оптимизма. Я не всегда понимаю, какую мелодию играет вселенная, но какую-то она определённо играет сейчас. Нас познакомили через достаточно невероятные обстоятельства, я не знаю зачем, но тому есть причины. Быть может это для вас, быть может, для книги, над которой я работаю, быть может, для чего-то ещё. Возможно, всё вышеназванное. Кто знает? Не важно. Причины всегда есть, осознаём мы их или нет.
Мы продолжали идти ещё в течении часа или около того, и в это время я начал понимать то, что мне так трудно было понять. Сам просто шагая и сохраняя ум нейтральным, я позволил говорить в основном Говинде, и мне становилось ясно, что тема об отпускании штурвала, о которой я говорил в первой книге, не прошла через него. Может быть, он думал, что это не всех касается – шаг, который можно пропустить. Слушая его, мне казалось, что он просто это игнорировал, и в этом проявлялся довольно странный аспект работы с духовными искателями: они будут делать всё, что угодно, необходимое для путешествия, кроме движения вперёд. Они полностью отдаются движению, оставаясь при этом на месте. Они всё бы отдали, чтобы быть там, но чтобы сделать это отсюда. Эго хочет сладостей, но если ценой сладостей должно быть эго, в чём смысл? Глупо менять лошадь на седло. Так где же решение?
Ты можешь держать в руках пирожок и одновременно съесть его! Это пользующаяся широким спросом формула, которая заставляет Говинду идти на месте в течении пятнадцати лет – обещание, что вы можете величественно парить как орёл, не покидая при этом гнезда. Виртуальная реальность. Виртуальная духовность. Виртуальная жизнь. В конце концов, я вынужден был прекратить читать духовные книги и журналы несколько лет назад, когда стало ошеломляюще ясно, что та же формула, бесконечно перекраиваемая, формировала основу, на которой процветает весь духовный рынок. Последним на моей памяти чтивом, имеющим хоть какую-то духовную природу, было интервью в журнале с каким-то старым индийцем, который сказал, что если будешь произносить определённую мантру в течении шести месяцев, станешь богатым, если будешь стоять на горячих камнях в течении шести месяцев, преодолеешь сексуальное влечение, и если будешь жить в одиночестве на открытом воздухе в течении шести месяцев, станешь просветлённым. Я подумал, а интересно, если делать всё одновременно, я что, стану тогда богатым просветлённым евнухом к рождеству, но в статье об этом не говорилось. Не рискуя бездарно потратить шесть месяцев, я распрощался с тем временем, когда заинтересованно следил за человеческой духовностью, и больше никогда не возвращался к этому.
***
То, что я сейчас заметил в Говинде, кипело в моём сознании целую неделю, и теперь всплывало на поверхность. Джулия говорила об этом в некоторых письмах, которые я недавно читал. Это заставило меня пристальнее наблюдать за Мэри и Кертисом, как они действуют. Теперь вот Говинда, и я действительно начинаю видеть, что самая основная и самая важная вещь распознаётся меньше всего. И самая важная не только в смысле пробуждения, но и в смысле сладких снов тоже. Причиной того, что я так медленно осознавал это, было то, что качество, на которое я ссылаюсь, настолько полностью во мне интегрировалось уже очень давно, что я полагал, что все разделяют его, либо я забыл, что это не так. Поэтому, или благодаря моей отстранённой от эго жизни в последнее время, я просто забыл и думать об этом.
Возможно, это и послужило причиной для всей той любопытной череды событий, начавшейся с того, что я не выспался как следует перед поездкой город, потом Меган переиначила «будь здесь и сейчас», потом встреча в Квинсе, разговор с Кертсом, Говинда отыскал меня и явился лично, и кто знает, что будет дальше. Глупо делать вид, что знаешь, где что-то начинается и кончается, конечно, но это полезно, чтобы отсечь более мелкие тенденции, оставляя для рассмотрения более крупные. Смыслом этой череды событий, конечно, не может являться что-то одно, например, моё осознание своего слепого пятна относительно людской способности к высшей навигации, или того, что многие люди живут свои жизни как безучастные наблюдатели. Смысл может быть, и конечно, он есть, в прогрессе Говинды, и я уверен, что ещё множество других нитей вплетены в эту небольшую часть полотна. Ведь бесконечный разум так же безгранично и непостижимо сложен, какими нам могут показаться его действия; не существует большого или маленького, простого или сложного, много или мало для совершенного разума, который всем управляет и всем является, и думаю, я совершенно упустил из виду то, что не каждый знает об этом и живёт в соответствии с этим. Я совсем забыл, что большинство людей, включая многих из моего окружения, действуют из уровня конечного мозга, а не бесконечного разума.
Вот ещё одна частичка этой всё время развивающейся головоломки. Каким-то образом моего внимания избежало, что большинство людей действуют неизмеримо более худшим способом, чем тот, который принадлежит им по праву – нищие с выигрышным лотерейным билетом, забытым в кармане. И это касается не столько просветления, сколько человеческого развития. Это обсуждалось в первой книге, и не будет лишним ещё раз сказать: «не для меня, но для Тебя»; «на всё воля Аллаха»; «Брама главный возничий». Если ты этого не понял, ты не понял ничего. Если это не является твоей живой реальностью, значит ты, как большинство людей, застрял в уютном, закутанном в эго состоянии. Если так, то вот мой совет: Наблюдай это состояние. Изучи, как оно появляется в тебе и в других. Разверни свет своего ума на него. Замечай его везде. Научись распознавать действия и рассуждения эго. Вскрывай мысли, слова и поступки, чтобы обнаружить ядро страха внутри. Знать ложь это ненавидеть её, видеть её это убить её. В духовной нищете нет благородства. Если ты желаешь освобождения от этого состояния, ты должен молить об этом. Если ты не желаешь освобождения, ты должен молить о желании. Гнездо это не жизнь, как подтвердит любой, у кого есть крылья.
Просветление – чуднόе слово для пробуждения – это конечный пункт достижения для каждого человека, тогда как тот высший, несвязанный образ бытия «в здесь и сейчас» доступен для любого, кто действительно этого хочет. Если составить список всего того, что вы хотели бы получить от духовного поиска и практик, его всецело заменит, или предоставит средства его достижения, Человеческая Зрелость. Да, большинство людей безнадёжно замкнуты в своей жизни, и поэтому такое естественное и всеми желанное качество так редко. Большинство людей перестают расти в возрасте десяти-двенадцати лет и умирают в гнезде, в котором родились. Нетрудно поверить, что многие, если не большинство, врагов человечества, как на индивидуальном, так и на общественном уровне, происходят из этого состояния задержки развития. Это верно как для общества в целом, так и для индивидуумов, составляющих это общество. Взгляните сами. Взгляните на себя. Взгляните на новости, политику, религию. Взгляните на образование, здравоохранение, бизнес, развлечения. Взгляните на причины, и на причины причин. И всё, что вы увидите, это жадность и суета – отпрыски страха, который в конечном итоге, является страхом не-я. Полистайте любой журнал, пощёлкайте каналы ТВ, прогуляйтесь в толпе, и вы не увидите ничего, кроме патологически незрелых, остановившихся в росте карликов, над которым властвует Майя – величайшая и непогрешимая.
Не то, чтобы лучший путь был доступен, а большинство людей не могут воспользоваться этим, но лучший путь всегда присутствует в полной силе и действии, а функционировать из уровня маленького отдельного я – значит противостоять ему. Другими словами, он работает в нашей жизни не в той степени, в которой мы используем его или владеем им, но в той степени, в которой мы не мешаем ему. И это не что иное, как взросление – полное раскрытие своего потенциала. Могло бы показаться, что это должно быть главной темой дома и в школе, но большинство взрослых это просто дети, которые не знают, что они дети, невольно увековечивая нескончаемый круг самоуверенной посредственности. Будучи убеждёнными в своём полном и нормальном развитии, они выращивают из своих детей взрослых, которые не знают, что они дети, передавая факел духовного дварфизма* следующему поколению, которое передаст его следующему. Мы надеемся, что наши дети вырастут и станут президентами, или богатыми докторами, или влиятельными адвокатами, как будто в этом и состоит успех. Лучше бы мы надеялись, чтобы они выросли и стали взрослыми человеческими существами, и соответственно переопределили наши взгляды на успех.
Тюремная дверь эго никогда не заперта, но очень немногие желают пройти через неё. Цепи, сковывающие нас в пещере Платона не замкнуты, но очень немногие знают об их статусе. Те, кто скинул цепи, возможно, стали ещё более скованы, думая, что свободны только потому, что их клетка стала больше, а другие остались менее свободными. Думая, что они свободны, они не ищут свободы. Они удовлетворены в своём пленении.
— *дварфизм – карликовость, неизлечимое заболевание, связанное с задержкой роста
— Я думаю о людях, которых я знаю и знал, и вынужден признать, что полное развитие, о котором я говорю, не имеет такого значения, как то, что правильно, когда оно правильно. Это должно беспокоить людей тогда, когда они столкнутся с этим, и не раньше. Юношеская буйность предоставляет драматический элемент жизни – в конце концов, какой интерес в игре, полной благонравных взрослых? Гордость. Зависть. Обжорство. Страсть. Злость. Жадность. Лень. Семь смертных грехов, нравится вам это или нет, придают остроту жизни. Может быть, мы можем выбирать, а может и нет, но мы действуем, как будто можем, так что почему бы не выбрать не выбирать? Ограниченность эго может быть раем на земле, и нет смысла искать выхода из рая. Когда рай, как и всегда, становится адом, эта открытая дверь начинает выглядеть весьма привлекательной. Но до тех пор нам в любом случае не хватит мотивации, необходимой для того, чтобы пройти через неё. Смысл того совета, который я дал выше – молись – в том, чтобы приблизить это время.
Хороший ли это совет? Я не знаю. Я думаю о Генри с его друзьями и их Особой Духовностью, о том, как события повернулись так, что я посетил их в их клетках, и произнёс речь, будто знал, что им нужно, но что им было нужно, они уже получили. Смысл сна в самом сне, а не в пробуждении. Их образ жизни удушил бы меня в минуту, но они живут в нём довольно комфортно и счастливо, так зачем морочить голову? Поэтому я счёл обязательным для себя не посещать людей в их клетках. Если они хотят выйти, они смогут. Когда они захотят, они выйдут. Если у них есть вопросы, и они знают, как их задать, ответы придут.
И вы, с другой стороны, читая эту книгу, могли бы призадуматься о том, как ваша нить вплетается в эту часть полотна. Это наша маленькая самонадеянность, что мы обладаем свободой воли, и вы можете немного напрячь её. Вы либо уже покинули свою клетку, либо принюхиваетесь к открытой двери, поэтому это может быть хорошим моментом, чтобы остановиться и спросить себя, чего вы хотите, и что намерены отдать за это. Не все огни зажигаются осознанным намерением в соответствии с удобным расписанием. Иногда они загораются там, где вы даже не заметили потепления, и тогда вы быстро научитесь двум вещам: огонь не вступает в обсуждения, и «ничто» не горит. Чего вы в реальности хотите? Если у вас есть дети, дом, машины, карьера, любая жизнь, которая вам нравится, и вы рассматриваете обсуждаемые здесь предметы как способ духовно повысить свой настоящий образ жизни, тогда должен вам напомнить, что сны это очень легковоспламеняющиеся вещества, и предлагаю вам спросить себя, реально спросить себя, зачем вы читаете книги о том, как поджечь свой мир.
Сражаясь с демоном, будь осторожен,
чтоб самому тем демоном не стать,
ведь если очень долго смотришь в бездну,
то бездна тоже смотрит на тебя.
– Фридрих Ницше –
Перевод Павла Шуклина
Мои члены слабеют, язык пересох во рту,
дрожь сотрясает тело, волосы дыбом встают,
из обессиленных рук выпадает Гандива –
божественный лук, лихорадочный жар
обжигает мне кожу, я еле стою,
жизнь во мне пропадает и мутится,
что это сулит? – лишь стенанья и горе!
Это не хорошо, о Кешав! Что хорошего
в братоубийстве? Я ненавижу
триумф и власть, богатство и безмятежность,
завоёванные так ужасно! Какая победа
будет приятной, Говинда? Какие трофеи
будут полезны, что возместит утраты?
Как можно наслаждаться жизнью,
доставшейся такой кровавою ценой?
– Арджуна, Бхагавад-Гита –
Джулия была близка к тому, чтобы увидеть то, чего ей никогда не смог бы показать никакой учитель и никакая книга. Она была близка к тому, чтобы узнать непосредственно, на собственном опыте, что в действительности означают слова: цена истины – всё.
Для некоторых эта стадия процесса проходит легче, для кого-то труднее. Некоторым требуются годы, чтобы как-то смягчиться и проскользнуть в неё более или менее безболезненно. Некоторые, как Джулия, бросаются туда с головой, без предупреждения или подготовки, и им становится так плохо, что невозможно выразить ни в каких словах. Вот здесь дело может окончится ограничением дальнейшего движения – как в случае Ахаба – или того хуже.
Порой я бываю так напугана, что практически застываю от страха, меня буквально тошнит от страха. Что ещё здесь есть? Даже воздух кажется слишком тяжёлым, чтобы как-то двигаться. Есть места на этом чердаке, которые я даже не могу рассмотреть. Различимы какие-то большие угрожающие формы, огромные тёмные объекты. Кроме этого здесь нет демонов, теперь я знаю, но некоторых из этих демонов я люблю! Это страшнее всего. Они являются мной, но и не являются, но и являются! Здесь моя мать, мой отец. Моя музыка. Любимые животные, мечты, семья, друзья. Не всё так уныло и ужасно. Есть и моменты волшебства, любви, красоты. Стихи, цветы, песни. Парни и мужчины, которых я любила. Мои учителя. Вы, Джед. Места, запахи, друзья из детства. Этому, кажется, нет конца, так много. Я прожила красивую, восторженную, счастливую жизнь. Что я делаю? Здесь не только мусор, не всё так плохо. И это больше всего пугает. Что со всем хорошим? Друзья! Любовь! Танец! Моё сердце! Всё это не реально? Все эти воспоминания не реальны? Моё сердце не реально? Что из этого? Что?
Здесь битва ещё не началась, здесь впервые было полностью рассмотрено поле битвы. Человек, который дошёл до этой точки, это совсем не тот человек, который прошёл дальше. В этом процессе сопротивление побеждается и занимает своё место не-сопротивление – приятие, распознавание, сдача. Отделённое «я» убито, и интегрированное «я» рождается. Смерть и воскресение, гусеница и бабочка, человек и вампир. Со стороны это выглядит, как будто человек стал другим, но изнутри это довольно явная смерть одного и рождение другого.
Я пытаюсь набраться смелости, чтобы сфокусироваться на одном – на своей матери. У меня плохо это получается. Я даже не понимаю, из чего состоит её присутствие здесь, но, похоже, что мать это совершенно нелепое название для несчётных тысяч – миллионов! – кусочков эмоций различной интенсивности, воспоминаний, образов. Не моей матери, конечно, но всего, каким-то образом связанного с ней, приходящего от неё, похожего на неё – страхи, образы, обрывки звуков, воспоминания, надежды, некоторые приятные, другие гнетущие.
Ещё деньги. Деньги это безопасность. Когда дело дошло до денег, я думала, что я уже на уровне, что я духовно настроена и уравновешена, но как оказалось, я заражена ими, как раком, который тихо распространился на каждый орган и на каждую ткань. Поразительно! Просто поразительно! Они везде! И всё это так грязно, отвратительно и поражено страхом, что меня тошнит от мыслей об этом. И ведь я была уравновешена, когда дело дошло до денег. Как же эта зараза выглядит в тех, кого я презирала за их любовь к деньгам? Или в тех, кого я жалела за их порабощённость ими? Я заболеваю даже при одной мысли об этом. Вы говорили об айсбергах, Джед, что бόльшая их часть прячется под поверхностью, но это больше напоминает мне грибы, о которых я однажды писала заметку. Большинство людей думают, что синий кит это самое большое живое существо на земле, но на самом деле им является медовый гриб, подземная корневая система которого, как я помню, может распространяться более чем на пятьсот гектар. Вряд ли можно было бы предположить, увидев видимую часть, растущую над землёй, что он растягивается на мили во всех направлениях, и может натурально уничтожить целый лес! Вот какие мысли вызывает во мне отвращение к деньгам, когда я обнаружила их громадную и вредоносную корневую систему – какими они кажутся добрыми и пушистыми в своём видимом аспекте, и какие огромные и опустошительные под землёй.
Я уже начинаю видеть, что нет ничего отдельного. Всё переплетено и является частью чего-то большего, и ещё большего – некий энергетически связанный лабиринт эго. В этом сложность эго структуры, нити которой не идут аккуратными линиями, но хаотическими, многоуровневыми, закрученными узорами, из которых одни видны, другие глубоко спрятаны. Это мой чердак. Это моя ткань, моя структура. Эта ткань и есть я, но я не являюсь ткачом. Если рассматривать всё целиком, кажется, что это изображает меня, но как только я подхожу ближе и вижу, из чего это сделано и могу различить составные структуры, миллионы нитей, тогда «я» исчезает и всё, что остаётся, это лоскутное одеяло воспоминаний и эмоций. Вот что я такое. И это всё, чем я являюсь.
Если жёсткое эго станет противиться этому процессу, оно будет сломано. Я не знал лично людей, покончивших самоубийством в этих обстоятельствах, но полагаю, это происходит не так уж редко. Джулия, конечно же, думала об этом. Нельзя об этом не думать. В данной ситуации – невозможность идти вперёд, невозможность идти назад – смерть это tertium quid, третий вариант. Вполне могло быть, что именно эта мысль, мысль о смерти, послужила тем толчком, заставившим её всё отпустить, что само по себе тоже вроде смерти. Фактически, многие, или большинство, самоубийств случаются именно здесь, что покажется более правдоподобным, если мы получше узнаем, что такое «именно здесь» в действительности.
Именно эта точка, где один человек, который упал, становится тем человеком, который поднялся, является той разделительной чертой между двумя существами. Эго может желать просветления, но эго не сможет пересечь эту черту. Человек, который поднялся, это уже не тот человек, который упал. Прежде всего, это процесс смерти-перерождения, и ничто не сдвинется с места, пока это не произойдёт.
Джулия познаёт одну вещь о Бхагавад-Гите, которая не открылась бы ей в результате многолетних изучений или посвящений. Она на краю того, что можно увидеть только приблизившись к своему полю битвы. Она на краю того, где был Арджуна. Она близка к тому, чтобы увидеть, почему Арджуна упал.
Я не знаю, во что я ввязалась. Это слишком – я не могу этого сделать. Какая я была дура, что начала это! Какая патетическая дура! Как я позволила этому случиться? Куда это всё ведёт? Без сомнения, я самый глупый на свете человек. Это плохо, это убьёт меня, это мой конец. Назад дороги нет, и вперёд тоже. Я ни за что не смогу это сделать. Не знаю, как кто-то смог. Никто не может. Никто не может это выбрать. Не я. Не я. Это что-то совсем для другого человека, я даже не представляю, какого. Я не могу это сделать. Не могу. Зачем вообще я всё это затеяла? Я хочу вернуться назад, какой я была. Не могу дышать. Все внутренности скручены. Ужас. Это выше моих сил. Моя душа до смерти больна, моё сердце разбито.
В этой точке Джулия впервые начинает угадывать, что в действительности происходит. Она ещё не начала битву, но она близка к тому, чтобы увидеть, что в реальности влечёт за собой эта битва. Она начинает видеть, где на самом деле находится поле битвы, чем оно на самом деле является. Она начинает видеть то, что увидит каждый, кто придёт сюда – и это не тьма и не зло, в этом-то и проблема. Это не невежество и не грех. Это не что-то, что мы не можем разглядеть или то, о чём мы не знали. Джулия начинает видеть то, что заставило Арджуну, величайшего воина на свете, бросить оружие и рухнуть на землю в страхе и смятении, когда он увидел это.
И что это великое чудовище неукротимо,
у тебя ещё будет случай узнать.
– Герман Мелвилл, «Моби Дик» –
Привязанности к «сонному царству» созданы из энергии. Эта энергия называется эмоция. Все эмоции, позитивные и негативные, это привязанности. Человек это существо, основу которого составляют эмоции, извлекающие энергию из одной центральной эмоции: страха. Этому страху нельзя противостоять, его нельзя убить, так как это страх ничтожности, не-я. Желание убить страх само является основанной на страхе эмоцией. Страху можно только сдаться, чтобы вошло то, чего ты боишься. Ты можешь потратить целую жизнь, кромсая миллион-головую гидру привязанности и никогда не сдвинуться с места, либо ты можешь проследовать за эмоциональной энергией вниз до её источника, её логовища, и увидеть Левиафана, врага света, чем он является в реальности:
Твоим сердцем.
Вот что увидел Арджуна. Вот почему Арджуна упал.
19. Выходите, Ахаб поприветствует вас.
Монолог Ахаба после собрания команды, из главы 37 «Закат»
Пророчество гласило, что я буду разорван на части,
и вот – ах! – я потерял ногу. Теперь я предсказываю,
что разорву на части того, кто разорвал меня.
– Герман Мелвилл, «Моби Дик» –
(Каюта, возле кормового иллюминатора в одиночестве сидит Ахаб и глядит в окно)
Где бы я ни плыл, я оставляю за собой белый мутный след – бледные воды, щёки ещё бледнее; ревнивые волны по бокам вздымаются, чтобы поглотить мой след – пусть, но прежде я пройду.
Там, у края вечно наполненного бокала, тёплые волны краснеют, подобно вину. Золотое чело падает в синеву. Солнце-ныряльщик с полудня тихо опускается и ныряет в море – моя душа же теряет терпение, взбираясь на свою гору. Что ж, значит, тяжела моя корона – Железная Корона Ломбардии? Да, она сверкает драгоценными камнями, но я, её обладатель, не вижу её сияния, а лишь смутно чувствую, что ношу на голове то, что ослепляет своим великолепием. Она железная, я знаю, не золотая. К тому же, треснута – я чувствую, как острый край впивается так, что мой мозг, кажется, бьётся о твёрдый металл, ах, мой стальной череп, которому не нужен шлем в любом, даже самом умопомрачительном, бою!
Мой лоб покрылся испариной? О, было время, когда рассвет пришпоривал меня, а закат убаюкивал. Но этого больше нет. Этот прекрасный свет светит не мне, вся красота для меня мучительна, ведь я не могу насладиться ей. Одарённый высшим восприятием, я лишился низшей, благостной энергии, я проклят, самым искусным и зловещим образом, проклят посреди рая! Доброй ночи, доброй ночи! (махнув рукой, отходит от окна).
Сначала дело не казалось таким трудным. Я думал найти хоть одну опору, но моя шестерёнка подошла ко всем их колёсам, и они закрутились. Или, если вам больше нравится, они стояли передо мной как кучки пороха, а я был спичкой. Но ведь, чтобы зажечь других, сама спичка должна сгореть! На что я отважился, я желал; и чего я желал, я сделаю! Они думают, что я сошёл с ума – Старбок так думает, но я одержим, я обезумевшее безумие! И это неистовое безумие должно быть спокойствием, чтобы постичь себя. Пророчество гласило, что я буду разорван на части, и вот – ах! – я потерял ногу. Теперь я предсказываю, что разорву на части того, кто разорвал меня. Теперь, значит, будет пророк и исполнитель в одном лице. Это больше, чем вы, великие боги, когда-либо становились. Я смеюсь и свищу вам в лицо, вам, игроки в крикет, вам, кулачные бойцы, вам, глухие Берки и слепые Бендиго*! Я не скажу вам, как школьному задире: не бей меня, возьми кого-нибудь себе по росту! Нет, вы сбили меня с ног, я вновь поднялся, а в убежали и спрятались. Выходите из-за своих хлопковых мешков! У меня нет длинного ружья, чтоб достать вас. Выходите, Ахаб вас поприветствует. Посмотрим, сможете ли свернуть меня с моего пути. Свернуть меня? Вы не сможете свернуть меня, не свернув себе шею! Человек оказался сильнее. Свернуть меня? Путь к моей ясной цели выложен железными рельсами, по которым предназначено бежать моей душе. Через глубочайшие ущелья, сквозь продырявленные сердца гор, под руслами горных потоков я безошибочно мчусь! И нет препятствий, нет поворотов на этом железном пути!"
— *Берк и Бендиго – чемпионы Англии по боксу
20. Почему Арджуна поднялся.
Душа, что одинаково спокойно
всё принимает – радость и печаль –
живёт, не умирая! той жизнью, что вовеки
не перестанет быть, что никогда не будет
не существовать. Увидеть эту истину простую
дано лишь тем, кто может отличить
суть от случайности, непреходящее от тени.
Знай! Неуничтожима Жизнь,
разбрызгивающая жизнь повсюду,
она не может никогда, ни в коей мере
быть преуменьшена или прекращена.
Но очертания, что Жизнь собой являет,
наполнив духом их бескрайним и бессмертным,
погибнут скоро. Оставь их, принц, и в бой!
Кто говорит «Ах, я убил!», и кто подумает «Я умер!»,
те оба упускают знанье! Жизнь
не может убивать! Её нельзя убить!
Дух не был рождён, он никогда не перестанет быть,
и не было мгновенья, чтоб он не существовал:
Начало и Конец они всего лишь сон!
– Кришна, Бхагавад-Гита –
Я сидел за уличным обеденным столом на верхней палубе под тенью её парусинового навеса с несколькими книгами и коллекцией рукописных записей, разложенных передо мной. Кертис работал на ноутбуке в кабинете, и, когда зазвонил звонок, как внутри, так и через внешний динамик, я решил, что он откроет дверь, но ошибся, потому что через минуту звонок зазвонил снова.
– Я открою, – прокричал Кертис.
Минутой позже он ввёл Говинду через французские двери. Говинда начал говорить, но я прервал его.
– Садитесь, – сказал я. – Вот, – я указал на поднос с напитками, – налейте себе чаю со льдом.
Он сел и налил себе чаю без сахара, как я заметил. У него было такое хилое и болезненно бледное тело, которое можно увидеть в магазине здоровой пищи, и которое никогда не видело ни чизбургеров, ни солнечного света.
– Послушайте это, – сказал я. – Я окрещаю тебя не именем всевышнего, но именем дьявола!" – проревел Ахаб, и опустил зловеще шипящую сталь в кровь для крещения". Вы читали «Моби Дик»?
Говинда выглядел слегка сбитым с толку, это хорошо. Уверен, он много думал о том, что скажет мне, когда придёт сюда, но я хотел представить ему свой стиль ведения диалога с самого начала.
– Э, да, в школе, – ответил он. – Вкратце, во всяком случае, или, может быть, я смотрел фильм. Кто кого окрещает?
– Ахаб крестит свой только что выкованный гарпун. Кровью. Спаянный, как «клеем из расплавленных костей убийц». Круто, а?
Вероятно, моя улыбка была немного демонической, и Говинда, возможно, подумал, не совершил ли он ужасную ошибку, придя сюда. Может быть и так. Я улыбался не для него, я просто действительно наслаждался главой, где Ахаб создаёт своё оружие, и мне всё утро не терпелось разделить это с кем-нибудь.
– Звучит как-то по-сатанински, – ответил он.
– Да, – согласился я, – так и есть. Мелвилл сказал Натаниелю Хоторну, что это девиз книги.
– Э, не знаю, помните ли вы…
– Как же я мог забыть. Говинда. Рад вас видеть. Вы проходили это в школе?
– Проходили что?
– Почему девиз книги звучит по-сатанински?
– Сомневаюсь. Вы, наверное, удивлены, увидев меня снова…
– Да нет. Вообще-то я ожидал кого-нибудь с того вечера. И не удивлён, что это оказались вы.
– Ох, – произнёс он.
– И что же случилось после того, как мы ушли? Все, наверное, были ослеплены моей великолепной мудростью?
– В основном все подумали, что вы были пьяны.
– Могу себе представить. Давайте прогуляемся. Вы не против? Пойдёмте.
– Ох, – опять произнёс он. – Окей, да. Конечно.
Мы зашли в дом, я взял кепку Нью-Йорк Метс, бумажник и надел пару хороших сандалий для прогулок. Я был немного возбуждён, погрузившись в глубинные толщи «Моби Дика», так что прогулка была хорошим способом немного снять напряжение.
Мы запрыгнули в джип и проехали несколько миль до причала, что было хорошим местом для начала прогулки, так как давало нам на выбор несколько вариантов маршрута и расстояния. Мы припарковались и пошли вниз по милой заброшенной лесной тропинке. Говинда достал небольшую кучку свёрнутых банкнот из своего кармана и протянул её мне.
– Вы положили сто семьдесят один доллар в банку, – объяснил он. – Я взял десять, но всё равно это самый большой взнос.
– Я был немного уставшим, – объяснил я. – И мне ужасно хотелось уйти оттуда.
– Да, это было заметно.
Какое-то время мы шли молча.
– Я нашёл вас не просто для того, чтобы вернуть деньги, – сказал он.
Я промолчал.
– Я прочёл вашу книгу, – сказал он. – Марк дал мне предварительный экземпляр. Я прочёл её, не знаю, раз пять. Она вся была в загнутых уголках и подчёркиваниях. Классная книга. Да. Я читал много…
– Этот говнюк, – воскликнул я. – Он должен был быть там в тот вечер. А теперь он ещё выдаёт мою секретную личность и моё тайное логово.
– По-моему, в тот вечер у него умерла бабушка. Она тяжело болела…
– О, – ответил я, – смерть в семье. Король оправданий. Как не стыдно применять это ко мне.
– Я думаю, что я единственный, кому он рассказал о вас.
– Значит, больше неожиданных визитов мне не ждать?
– Насколько я знаю, нет. Я так не думаю.
– Хорошо. Это не мой дом. Я не могу позволить, чтобы он приобрёл странную репутацию.
– Надеюсь, я вас не….
– Не волнуйтесь об этом, – сказал я, но сам немного волновался, и мои мысли вернулись к очаровательной, свободной от эго зоне, которую я облюбовал в Марокко.
Мы сменили курс на песчаную дорожку, ведущую к берегу.
– Я хочу знать, почему Арджуна упал, – сказал он.
– Вы имеете в виду, что вы хотите знать, почему Арджуна поднялся, и понимаете, что сначала вы должны узнать, почему он упал.
Он немного задумался.
– Да, полагаю, что так.
Что делать… что делать…
Убить Кришну. Убить Арджуну. Вот первое, что нужно Говинде. Он застрял на Гите, и нужно его столкнуть.
– Знаете, – сказал я ему, – Арджуна не был похож на вас. Он не был искателем, духовным человеком. Он не был студентом философии или истины. Его опыт с Кришной не был результатом его собственных стараний или намерения. Он не стал реализовавшим истину посредством собственных преобразований. Он получил бесплатный доступ – освобождённый мистическим заклинанием. Кришна смошенничал, как всегда. Он поднял Арджуну на вертолёте, провёл турне и опустил обратно, и всё для того, чтобы Арджуна сделал то, что было нужно ему, Кришне.
– Признаться, я раньше не думал об этом таким образом, – сказал он.
– На самом деле, Бхагавад-Гита многого не стоит. Я люблю её, но она не имеет большой практической ценности для того, кто хочет пробудиться. Там есть несколько неплохих моментов, но она гораздо более эффективна в передаче дуальности, чем не-дуальности. Для Арджуны реализация истины – временное явление. Он пробудился лишь на столько, на сколько было нужно, чтобы исполнить то, чего хочет Кришна, а затем вернулся в своё обычное состояние сна. Его не-двойственное сознание не было постоянным.
Говинда молча размышлял.
– Если вы хотите увидеть настоящего человека, который поднялся, прочтите «Моби Дик».
Я привёл «Моби Дика», потому что это подходящий пример, и потому что он у меня на уме, к тому же я люблю проговаривать вещи, чтобы самому их лучше разглядеть.
– Вот капитан Ахаб, так? До своей первой встречи с Моби Диком он ещё был на двух ногах – ещё нормальный, уважаемый человек, так? Капитан корабля, надёжный профессиональный человек из Нантакета, муж и отец. Он всю жизнь охотился на китов, что являлось главным промыслом в Нантакете. Он был квакером, что было главной религией в Нантакете. Мы не знаем много о том, почему он упал, но мы видим его, когда он поднимается. Он посреди открытого океана, уже несколько лет не зная твёрдой почвы под ногами. Он в жестоком бою с громадным белым китом. Представьте. Он и его люди в своих маленьких, хрупких вельботах ведут свирепую схватку. Лодки разбиты в щепки, вода белая от пены о красная от крови неистового левиафана. Левиафан! Враг света! Всюду спутанные лини и плавающие обломки, люди бьющиеся о воду, крики сквозь шум, лодки разбиты, и в центре всего этого взбешённый зверь размером с дом, дерущийся за свою жизнь. Устрашающе, а?
Говинда что-то пробурчал.
– Итак, кит побеждает. Лодки, спущенные на воду для охоты за ним, разбиты, кроваво-пенная вода усеяна обрывками верёвок, обломками досок и членами команды. И что делает Ахаб?
Говинда потряс головой.
– Он выхватывает шестидюймовый нож и нападает на кита. Как ребёнок нападает на борца сумо с кнопкой. Он бросается на кита и пытается убить его ножом.
– О, боже.
– Вот это поступок, а? Что такого было в нём и как долго, что заставило его так поступить? Кто знает, но он так поступил.
– И что произошло?
– Кит откусил ему ногу.
– Ох.
– Вот где пересечена черта. Это граница между двумя вещами. Подобное сражение не так уж необычно во время охоты на кита – лодки разгромлены, люди умирают в воде, киты уходят с гарпунами и отрогами в теле. Капитан с опытом Ахаба мог наблюдать подобные сцены десятки, возможно, сотни раз.
– Да?
– Но в этот раз всё иначе. В этот раз что-то в Ахабе заставляет его идти вперёд. Кто знает, что и почему? Ахаб прежде не сталкивался с этим китом. Для него это должен быть просто ещё один кит, но в этот раз Ахаб хватает нож и бросается на кита, и начиная с того самого момента, когда пошёл импульс к действию от его мозга к рукам и ногам, один человек закончился, и начался другой.
Некоторое время мы шли молча.
– Гита это всё ещё ценный инструмент, – наконец продолжил я, – но если ты смотришь на неё как на какой-то священный текст, или на что-то божественное, безупречный авторитет, ты делаешь единственно возможную ошибку.
– Остановку, – сказал он.
– Да. Здесь всё время нужно двигаться вперёд. Нет ничего священного, святого или божественного – только истинное или нет. Значит, вы хотите знать, почему Арджуна упал. Вы не знаете, но я знаю, что вы имеете в виду. Вы хотите вылезти из этой дыры, в которую вы закапывались в течении пятнадцати лет, и предпринять путешествие, которого всё это время избегали. Примерно так?
Он вздрогнул и кивнул.
– Да.
– Отлично. Есть причины для оптимизма. Я не всегда понимаю, какую мелодию играет вселенная, но какую-то она определённо играет сейчас. Нас познакомили через достаточно невероятные обстоятельства, я не знаю зачем, но тому есть причины. Быть может это для вас, быть может, для книги, над которой я работаю, быть может, для чего-то ещё. Возможно, всё вышеназванное. Кто знает? Не важно. Причины всегда есть, осознаём мы их или нет.
Мы продолжали идти ещё в течении часа или около того, и в это время я начал понимать то, что мне так трудно было понять. Сам просто шагая и сохраняя ум нейтральным, я позволил говорить в основном Говинде, и мне становилось ясно, что тема об отпускании штурвала, о которой я говорил в первой книге, не прошла через него. Может быть, он думал, что это не всех касается – шаг, который можно пропустить. Слушая его, мне казалось, что он просто это игнорировал, и в этом проявлялся довольно странный аспект работы с духовными искателями: они будут делать всё, что угодно, необходимое для путешествия, кроме движения вперёд. Они полностью отдаются движению, оставаясь при этом на месте. Они всё бы отдали, чтобы быть там, но чтобы сделать это отсюда. Эго хочет сладостей, но если ценой сладостей должно быть эго, в чём смысл? Глупо менять лошадь на седло. Так где же решение?
Ты можешь держать в руках пирожок и одновременно съесть его! Это пользующаяся широким спросом формула, которая заставляет Говинду идти на месте в течении пятнадцати лет – обещание, что вы можете величественно парить как орёл, не покидая при этом гнезда. Виртуальная реальность. Виртуальная духовность. Виртуальная жизнь. В конце концов, я вынужден был прекратить читать духовные книги и журналы несколько лет назад, когда стало ошеломляюще ясно, что та же формула, бесконечно перекраиваемая, формировала основу, на которой процветает весь духовный рынок. Последним на моей памяти чтивом, имеющим хоть какую-то духовную природу, было интервью в журнале с каким-то старым индийцем, который сказал, что если будешь произносить определённую мантру в течении шести месяцев, станешь богатым, если будешь стоять на горячих камнях в течении шести месяцев, преодолеешь сексуальное влечение, и если будешь жить в одиночестве на открытом воздухе в течении шести месяцев, станешь просветлённым. Я подумал, а интересно, если делать всё одновременно, я что, стану тогда богатым просветлённым евнухом к рождеству, но в статье об этом не говорилось. Не рискуя бездарно потратить шесть месяцев, я распрощался с тем временем, когда заинтересованно следил за человеческой духовностью, и больше никогда не возвращался к этому.
***
То, что я сейчас заметил в Говинде, кипело в моём сознании целую неделю, и теперь всплывало на поверхность. Джулия говорила об этом в некоторых письмах, которые я недавно читал. Это заставило меня пристальнее наблюдать за Мэри и Кертисом, как они действуют. Теперь вот Говинда, и я действительно начинаю видеть, что самая основная и самая важная вещь распознаётся меньше всего. И самая важная не только в смысле пробуждения, но и в смысле сладких снов тоже. Причиной того, что я так медленно осознавал это, было то, что качество, на которое я ссылаюсь, настолько полностью во мне интегрировалось уже очень давно, что я полагал, что все разделяют его, либо я забыл, что это не так. Поэтому, или благодаря моей отстранённой от эго жизни в последнее время, я просто забыл и думать об этом.
Возможно, это и послужило причиной для всей той любопытной череды событий, начавшейся с того, что я не выспался как следует перед поездкой город, потом Меган переиначила «будь здесь и сейчас», потом встреча в Квинсе, разговор с Кертсом, Говинда отыскал меня и явился лично, и кто знает, что будет дальше. Глупо делать вид, что знаешь, где что-то начинается и кончается, конечно, но это полезно, чтобы отсечь более мелкие тенденции, оставляя для рассмотрения более крупные. Смыслом этой череды событий, конечно, не может являться что-то одно, например, моё осознание своего слепого пятна относительно людской способности к высшей навигации, или того, что многие люди живут свои жизни как безучастные наблюдатели. Смысл может быть, и конечно, он есть, в прогрессе Говинды, и я уверен, что ещё множество других нитей вплетены в эту небольшую часть полотна. Ведь бесконечный разум так же безгранично и непостижимо сложен, какими нам могут показаться его действия; не существует большого или маленького, простого или сложного, много или мало для совершенного разума, который всем управляет и всем является, и думаю, я совершенно упустил из виду то, что не каждый знает об этом и живёт в соответствии с этим. Я совсем забыл, что большинство людей, включая многих из моего окружения, действуют из уровня конечного мозга, а не бесконечного разума.
Вот ещё одна частичка этой всё время развивающейся головоломки. Каким-то образом моего внимания избежало, что большинство людей действуют неизмеримо более худшим способом, чем тот, который принадлежит им по праву – нищие с выигрышным лотерейным билетом, забытым в кармане. И это касается не столько просветления, сколько человеческого развития. Это обсуждалось в первой книге, и не будет лишним ещё раз сказать: «не для меня, но для Тебя»; «на всё воля Аллаха»; «Брама главный возничий». Если ты этого не понял, ты не понял ничего. Если это не является твоей живой реальностью, значит ты, как большинство людей, застрял в уютном, закутанном в эго состоянии. Если так, то вот мой совет: Наблюдай это состояние. Изучи, как оно появляется в тебе и в других. Разверни свет своего ума на него. Замечай его везде. Научись распознавать действия и рассуждения эго. Вскрывай мысли, слова и поступки, чтобы обнаружить ядро страха внутри. Знать ложь это ненавидеть её, видеть её это убить её. В духовной нищете нет благородства. Если ты желаешь освобождения от этого состояния, ты должен молить об этом. Если ты не желаешь освобождения, ты должен молить о желании. Гнездо это не жизнь, как подтвердит любой, у кого есть крылья.
Просветление – чуднόе слово для пробуждения – это конечный пункт достижения для каждого человека, тогда как тот высший, несвязанный образ бытия «в здесь и сейчас» доступен для любого, кто действительно этого хочет. Если составить список всего того, что вы хотели бы получить от духовного поиска и практик, его всецело заменит, или предоставит средства его достижения, Человеческая Зрелость. Да, большинство людей безнадёжно замкнуты в своей жизни, и поэтому такое естественное и всеми желанное качество так редко. Большинство людей перестают расти в возрасте десяти-двенадцати лет и умирают в гнезде, в котором родились. Нетрудно поверить, что многие, если не большинство, врагов человечества, как на индивидуальном, так и на общественном уровне, происходят из этого состояния задержки развития. Это верно как для общества в целом, так и для индивидуумов, составляющих это общество. Взгляните сами. Взгляните на себя. Взгляните на новости, политику, религию. Взгляните на образование, здравоохранение, бизнес, развлечения. Взгляните на причины, и на причины причин. И всё, что вы увидите, это жадность и суета – отпрыски страха, который в конечном итоге, является страхом не-я. Полистайте любой журнал, пощёлкайте каналы ТВ, прогуляйтесь в толпе, и вы не увидите ничего, кроме патологически незрелых, остановившихся в росте карликов, над которым властвует Майя – величайшая и непогрешимая.
Не то, чтобы лучший путь был доступен, а большинство людей не могут воспользоваться этим, но лучший путь всегда присутствует в полной силе и действии, а функционировать из уровня маленького отдельного я – значит противостоять ему. Другими словами, он работает в нашей жизни не в той степени, в которой мы используем его или владеем им, но в той степени, в которой мы не мешаем ему. И это не что иное, как взросление – полное раскрытие своего потенциала. Могло бы показаться, что это должно быть главной темой дома и в школе, но большинство взрослых это просто дети, которые не знают, что они дети, невольно увековечивая нескончаемый круг самоуверенной посредственности. Будучи убеждёнными в своём полном и нормальном развитии, они выращивают из своих детей взрослых, которые не знают, что они дети, передавая факел духовного дварфизма* следующему поколению, которое передаст его следующему. Мы надеемся, что наши дети вырастут и станут президентами, или богатыми докторами, или влиятельными адвокатами, как будто в этом и состоит успех. Лучше бы мы надеялись, чтобы они выросли и стали взрослыми человеческими существами, и соответственно переопределили наши взгляды на успех.
Тюремная дверь эго никогда не заперта, но очень немногие желают пройти через неё. Цепи, сковывающие нас в пещере Платона не замкнуты, но очень немногие знают об их статусе. Те, кто скинул цепи, возможно, стали ещё более скованы, думая, что свободны только потому, что их клетка стала больше, а другие остались менее свободными. Думая, что они свободны, они не ищут свободы. Они удовлетворены в своём пленении.
— *дварфизм – карликовость, неизлечимое заболевание, связанное с задержкой роста
— Я думаю о людях, которых я знаю и знал, и вынужден признать, что полное развитие, о котором я говорю, не имеет такого значения, как то, что правильно, когда оно правильно. Это должно беспокоить людей тогда, когда они столкнутся с этим, и не раньше. Юношеская буйность предоставляет драматический элемент жизни – в конце концов, какой интерес в игре, полной благонравных взрослых? Гордость. Зависть. Обжорство. Страсть. Злость. Жадность. Лень. Семь смертных грехов, нравится вам это или нет, придают остроту жизни. Может быть, мы можем выбирать, а может и нет, но мы действуем, как будто можем, так что почему бы не выбрать не выбирать? Ограниченность эго может быть раем на земле, и нет смысла искать выхода из рая. Когда рай, как и всегда, становится адом, эта открытая дверь начинает выглядеть весьма привлекательной. Но до тех пор нам в любом случае не хватит мотивации, необходимой для того, чтобы пройти через неё. Смысл того совета, который я дал выше – молись – в том, чтобы приблизить это время.
Хороший ли это совет? Я не знаю. Я думаю о Генри с его друзьями и их Особой Духовностью, о том, как события повернулись так, что я посетил их в их клетках, и произнёс речь, будто знал, что им нужно, но что им было нужно, они уже получили. Смысл сна в самом сне, а не в пробуждении. Их образ жизни удушил бы меня в минуту, но они живут в нём довольно комфортно и счастливо, так зачем морочить голову? Поэтому я счёл обязательным для себя не посещать людей в их клетках. Если они хотят выйти, они смогут. Когда они захотят, они выйдут. Если у них есть вопросы, и они знают, как их задать, ответы придут.
И вы, с другой стороны, читая эту книгу, могли бы призадуматься о том, как ваша нить вплетается в эту часть полотна. Это наша маленькая самонадеянность, что мы обладаем свободой воли, и вы можете немного напрячь её. Вы либо уже покинули свою клетку, либо принюхиваетесь к открытой двери, поэтому это может быть хорошим моментом, чтобы остановиться и спросить себя, чего вы хотите, и что намерены отдать за это. Не все огни зажигаются осознанным намерением в соответствии с удобным расписанием. Иногда они загораются там, где вы даже не заметили потепления, и тогда вы быстро научитесь двум вещам: огонь не вступает в обсуждения, и «ничто» не горит. Чего вы в реальности хотите? Если у вас есть дети, дом, машины, карьера, любая жизнь, которая вам нравится, и вы рассматриваете обсуждаемые здесь предметы как способ духовно повысить свой настоящий образ жизни, тогда должен вам напомнить, что сны это очень легковоспламеняющиеся вещества, и предлагаю вам спросить себя, реально спросить себя, зачем вы читаете книги о том, как поджечь свой мир.
Сражаясь с демоном, будь осторожен,
чтоб самому тем демоном не стать,
ведь если очень долго смотришь в бездну,
то бездна тоже смотрит на тебя.
– Фридрих Ницше –
Перевод Павла Шуклина
1 комментарий