8 ноября 2014, 15:08
FelixСВИДЕТЕЛЬСТВА О ЛЕВИТАЦИИ В КАТОЛИЧЕСКОЙ АГИОГРАФИИ
arkadyrovner.wordpress.com/levitatio-exp/
Эме Мишель
Летающий монах (из главы VII. Слепое знание желанья)
In: Aimé Michel. Métanoia. Phénomènes physiques du mysticisme. Albin Michel, 1986
Джузеппе Деза родился в 1603 году в Копертино, в Апулии, в провинции Лечче, занимающей каблук итальянского сапожка. Как и Мария-Мадлена де Пацци, и многие другие мистики, о которых не говорится в этой книге, он очень рано обнаружил склонность к религиозной жизни. Еще ребенком, он проводил дни и ночи в полной неподвижности, – в молитве, говорили его современники; в созерцании внутренней реальности, – скажут в наши дни.
Его первый экстаз заметили в восьмилетнем возрасте[6]. В школе его прозвали bocca aperta, открытый рот, за его частые состояния неподвижности и созерцательности. С самых ранних лет он предавался истязаниям тела и пощению, – не полному, но суровому. Как и многие мистики, известные чудесами, он болел странными и разнообразными болезнями, которые часто «чудесным образом» проходили. О нервных заболеваниях не приходится говорить; он страдал внутренними язвами. Питался исключительно «овощами и травами», часто оставался без всякой пищи по нескольку дней; носил власяницу, но в ее описании нет ничего особенного.
Его почти непрерывное созерцание мешало учебе. Когда он поступил в 1620 году к капуцинам, состояние его суставов [ligature] таково, что, как и Маргарита-Мария Алакок, он практически ни к чему не годен: у него все валится из рук, и он выказывает такую неспособность к выполнению самых простых задач, что спустя восемь месяцев его выставляют за дверь.
Однако он сумел поступить в третью степень (tiers ordre) монастыря Гротеллы, недалеко от Копертино, куда его приняли конюшеным – ухаживать за мулом. Благодаря своей доброй воле, ему удалось преодолеть холодность настоятелей; 30 января 1627 года он стал послушником-францисканцем и 28 марта 1628-го рукоположен в священники.
В течение многих лет его подвиги пугают своей суровостью. Он бичует себя плетью с острыми окончаниями, носит цепь на голое тело, к которой прикреплены куски металла с острыми краями. Он говорит о себе, точнее, о своем теле, в третьем лице, называя его «ослом» и относясь к нему как к ретивому животному.
В то же время, его чудеса (prodiges) становятся такими частыми и значительными, что его начальники сначала запрещают ему жить в общине, а потом сообщают о нем в Сент-Офис, то есть Инквизиции.
Сент-Офис предписывает ему проживание в монастыре Сан Лоренцо, в Неаполе. Трибунал инквизиции трижды допрашивает его. Судьи не выдвигают против него никакого обвинения, но устанавливают за ним наблюдение. Тут происходит первое чудо – из тех, которые будут, так сказать, его специальностью.
Однажды, после окончания мессы в часовне самого Сент-Офиса, посвященной св. Григорию Армянскому, он неожиданно издал крик, поднялся в воздух с раскинутыми крестом руками и опустился среди цветов, украшавших алтарный престол, среди многочисленных горевших там свечей. Присутствующие закричали, боясь, что он загорится. Но нет. Он побыл там некоторое время под ошеломленными взглядами присутствующих, потом снова издал крик, перенесся в заднюю часть церкви и мягко опустился на колени. И произошла другая удивительная и не менее скандальная сцена: он начал крутиться на коленях словно юла, подскакивая в воздух без всякого усилия и повторяя: «О блаженная Дева Мария! О блаженная Дева Мария!»
Эта выходка очень озадачила Инквизицию, поскольку брат Джузеппе, если не считать его добродетелей, подвигов и видимых всем левитаций, не обнаруживал никаких особых духовных качеств. Он был весьма проницателен, назвав себя «ослом». Неаполитанская Инквизиция отделалась от него, отослав в Рим, в распоряжение генерального настоятеля его Ордена. Сей представил его папе Урбану VIII (Маффео Барберини), образованному, аристократичному и скептичному человеку, более известному своими латинскими стихами (очень светскими) и своей ловкой политикой раздачи хороших местечек членам своей семьи, чем интересом к благочестивым экстравагантностям, – одним словом, это была живая противоположность брату Джузеппе.
Да и кто бы не смутился, когда бывший конюший, опустившийся перед ним на колени, чтобы благочестиво поцеловать туфлю, неожиданно впал в экстаз и поднялся в воздух, испустив свой обычный вопль? Он там и оставался под ошеломленным взглядом папы до тех пор, пока его настоятель не сделал знак, что пора перестать и что ему нужно спуститься на пол и быть как все. Каким бы скептиком ни был Урбан VIII, он объявил, что если Джузеппе умрет прежде него, он сам явится на процесс канонизации, чтобы подтвердить подлинность сего чуда (prodige). [7]
Не зная, что делать с чудотворцем, у которого ничего не было, кроме святости, обременительных чудес и простоты, его отправили в 1639 году в Ассизи. Там его ждали неприятности.
Ассизский отец настоятель имел свой взгляд на репутацию новичка: это обманщик и интриган. Он принял его соответственно – с презрением, обращаясь с ним как с подозрительным и неспособным послушником. Джузеппе принимал все бедствия почтительно и смиренно, хотя в конце концов преследования настоятеля породили у него сомнения в его призвании: быть может, он недостоин монашеского одеяния? Это длилось два года, в течение которых, похоже, никаких чудес не происходило. Главный настоятель, удивленный враждебными рапортами из Ассизи, призвал его в Рим, чтобы еще раз его обследовать. Это длилось недолго. Удостоверившись в его добродетелях, он отослал его в Ассизи.
Именно тогда имел место один из самых замечательных эпизодов в жизни летающего монаха. Когда, вернувшись из Рима, он, радостный, оказался в своей дорогой базилике – где покоится тело св. Франциска, – полной людьми в праздничный день, Джузеппе, подняв глаза к образу Девы Марии, издал вопль взлета, поднялся над головами присутствующих и переместился по воздуху около 18 шагов (diciotto passi, около 18 метров), отделявших его от образа, написанного в нише над алтарем. Он благочестиво поцеловал его и медленно спустился на глазах значительной толпы, в которой находились многочисленные отцы города.
С этого момента полетам Джузеппе потеряли счет. Вот несколько свидетельств согласно протоколам процесса канонизации.
«Во время рождественского бдения, услышав музыку, которую играли пастухи на мюзетах (musettes) и флейтах в честь Рождества, Джузеппе начал дрожать[8], затем, с воплем оторвавшись от пола, он переместился в воздухе на расстояние около 15 метров[9], достигнув алтаря, где он и оставался около четверти часа, целуя дарохранительницу…» Несколько мгновений он побыл среди цветов и многочисленных свечей, обрамлявших алтарь, ничего не порушив и не загоревшись, затем, летя задним ходом, опустился, также ничего не задев.
Однажды вечером в Великий четверг, когда он молился перед монстрантом главного алтаря, он полетел таким же манером к дарохранитильнице, ничего не повредив среди хрупких предметов, на которые он, казалось бы, наступал. Деталь, сообщаемая свидетелями[10], показывает, насколько мало эти случаи – даже самые удивительные – находили одобрения у церковных властей: отец настоятель немедленно приказал ему опуститься, что он и исполнил, летя задним ходом.
Нижеследующий рассказ дает понять, насколько была оправданна предубежденность настоятелей Джузеппе к его демонстрациям летающей добродетели. В воскресенье Доброго Пастыря[11], после ужина Джузеппе прогуливался с братьями в саду. Там находился маленький ягненок. Молодой монах взял его на руки и передал Джузеппе. Тот тепло обнял его и положил на плечи, образовав известную фигуру, – так обычно представляют в живописи Доброго Пастыря, несущего найденную овцу.
Монахи заметили, что Джузеппе «все более возбуждался», шагал все быстрее, наконец, побежал. Все бросились за ним. Внезапно он подбросил ягненка в воздух. Животное поднялось на высоту деревьев и там застыло, а Джузеппе плавно поднялся до его уровня. Он пребывал на коленях перед ягненком, на высоте деревьев, около двух часов. Отметим интересную деталь: как и святой, животное совершило левитацию.[12]
Вот еще эпизод, который на взгляд не только читателя наших дней, но уже и современников Джузеппе относится скорее к области цирка (мюзик-холла еще не было), чем к демонстрации благочестия.
В женской обители Санта-Кьяра, в Копертино, монастырский исповедник надевал священнические одежды, готовясь к церемонии пострижения; монахини пели тропарь (antienne) Приди, Супруг Христос (Veni Sponsa Christi); Джузеппе неожиданно вылетел из угла, где он молился на коленях, устремился к священнику, разбиравшемуся в своих одеждах, схватил его за руку, оторвал от пола и стал раскручивать в воздухе. [13]
Много раз (если верить свидетелям) случалось, что Джузеппе, впав в экстаз, поднимал таким образом в воздух кого-нибудь из присутствующих.
Однажды к нему привели дворянина по имени Бальдассар Росси, утратившего разум и впадавшего в приступы ярости. С большим трудом больного доставили к святому, привязав его к стулу. «Имейте веру, синьор Бальтассар», – сказал ему Джузеппе. С этими словами он взял его за волосы и поднял в воздух, где они оставались с четверть часа. Весьма впечатлившись, надо полагать, таким оригинальным электрошоком, Бальтассар, говорят, выздоровел.
В другой раз, на праздник Непорочного Зачатия, кустод Ассизской обители был таким образом вознесен в воздух после вечерни; Джузеппе обхватил его руками, восклицая «Прекрасная Мария! Прекрасная Мария!», и стал раскручивать в воздушном танце. О переживаниях отца кустода ничего не известно. (Этот инцидент можно сопоставить с полетом императора Юлиана).
Можно привести немало таких рассказов. Терстон (Thurston) насчитывает не меньше сотни подробных описаний; в многочисленных биографиях читаем, что его экстазы были почти ежедневными, и почти всегда сопровождались левитацией. Когда он служил мессу, он опирался лишь на кончики пальцев ног, словно вес тела почти исчезал.
Если есть степени невообразимого, то, несоомненно, пальму первенства нужно отдать эпизоду с Голгофой Гротеллы, возле Копертино, где Джузеппе провел большую часть жизни. Терстон, кстати, считает этот эпизод преувеличением. Позвольте мне все случаи счесть «преувеличением», если этот термин не слишком слаб. Из всех немыслимых чудес левитация как раз такое чудо, которое я хотел бы увидеть собствеными глазами, при дневном освещении, на открытом месте, с разрешением пройти, и не раз, под летающим святым, немного дергая его за ноги, чтобы лучше видеть. Трудность в том, что это было проделано вновь и вновь, – если верить свидетельствам, подписанным по всем правилам толпами людей столь же почтенными, как самые почтенные из моих читателей! Но кем? Ибо, в конце концов, если этот святой летал так часто и с такой легкостью, он должен был привлечь упорствующих скептиков вроде вас и меня, насмешников, неверующих, еретиков, решивших во что бы то ни стало разоблачить легенду, и их свидетельства сохранились бы.
Увы! Эти свидетельства есть.
И они тоже утверждают, что под ошеломленными взглядами этих неверующих летающий святой летал.
Но вот прежде всего эпизод с Голгофой.
В этот день десяток монахов и рабочих водружали в Гротелле три креста Голгофы. Два боковых креста уже стояли и были укреплены. Но третий, высотой около 12 метров и, конечно, очень тяжелый, не подчинялся усилиям людей, которым не удавалось привести его в вертикальное положение.
В самый критический момент Джузеппе находился у двери обители. Как утверждают свидетели, он приблизился, летя, к верхушке креста, ухватился за нее двумя руками, поднял его, «словно это было перышко», и вставил в приготовленное отверстие. Сверх воздушной транспортировки креста, словно потерявшего всю свою массу, отметим и полет от двери обители до Голгофы, то есть на расстояние 80 шагов.
Начиная с какого расстояния и высоты левитация становится преувеличением? Повторяю: что до меня, то я считаю бесконечным преувеличением самую небольшую левитацию, будь она всего лишь на несколько сантиметров. Далее зрелище, возможно, не то же самое, но философскую катастрофу оно уже не увеличивает. И это чувство настолько естественно у всякого здравомыслящего человека, что сама Церковь отнюдь не стремится распространять отчеты о канонизации летающего святого, коих существует, сообщает Ленг (Laing), всего два экземпляра. [14] Мода на чудеса у функцонеров Церкви прошла, они предпочитают психоанализ и открытие миру. Однако, хоть всего и два, эти экземпляры существуют; они были изучены, и авторы, их анализировавшие, обнаружили удивительное количество и точность прямых свидетельств, подписанных не рассказчиками из вторых рук, но именно теми, кто присутствовали, по их словам, при событиях. Терстон справедливо подчеркивает факт, показывающий, что сами современники Джузеппе вполне сознавали, особенно в конце его жизни, насколько им будет трудно верить после смерти святого; это, говорит он, видно из обширности ссылок в заявлениях во время процесса, с подписями, присягами, из того, с какой тщательностью указывается, что заявления делаются очевидцами.
Недоверчивые свидетели
Среди этих свидетелей de visu есть две группы, перед которыми самый решительный критик должен признать свое замешательство.
К первой принадлежит испанский посол при папе Иннокентии X, Хуан Альфонс Хенрикез де Кабрера, дюк Мединский дель Рио Секо, и адмирал де Кастилия, его жена, семья и свита.
Этот важный персонаж – полная противоположность святоши – знал, как относиться к людям Церкви. Его посольство в Риме – настоящий клубок интриг и трудностей – началось в 1645 году и не продлилось и двух лет. Родившийся в 1597-м, он вел до тех пор активную политическую и военную деятельность. В 1645-м, когда он направлялся на своей пост в Риме, он проехал через Ассизи со всем своим экипажем и захотел повидаться с капуцином, о котором рассказывали столько чудесного. Он встретился с ним один на один в его келье, был поражен его строгостями и сказал своей жене, что видел «нового святого Франциска».
Княгиня в свою очередь захотела быть принятой им, известила об этом отца кустода (custos) обители, который сначала отказал, зная, что Джузеппе «избегает общества женщин». Она настаивала, кустод, желая сделать приятное послу, согласился употребить власть и приказал Джузеппе отправиться в церковь и поговорить с его превосходительством и его свитой. «Слушаюсь, – сказал Джузеппе, – но не знаю, смогу ли я разговаривать». С этими словами он покинул келью и спустился по лестнице к маленькой двери, открывавшейся напротив алтарного престола, где находилась статуя Девы Марии.
Едва войдя и увидев статую, он испустил свой обычный вопль, поднялся в воздух на высоту дюжины футов, пролетел расстояние в дюжину шагов над головами посла, его жены и свиты до подножия статуи, где он, по-прежнему в воздухе, остался некоторое время неподвижным в позе поклонения, снова испустил пронзительный крик и пролетел задним ходом до точки отправления, опустился на колени, снова поклонился статуе, поцеловал пол, откинув капюшон, и быстро вернулся в келью, не произнеся ни слова, в то время как княгиня и многие лица из свиты, потрясенные чудом, потеряли сознание. [15] Чтобы привести в чувство супругу его превосходительства, пришлось окропить ее лицо холодной водой и поднести к носу вещество, именуемое по-итальянски suffumigio, – возможно, очень пахучие духи; то же пришлось проделать и с многими другими лицами. Сам адмирал, имевший репутацию грубого человека, в обморок не упал, но, выпучив глаза, протянул руки и был настолько ошеломлен, что едва, как говорили, не умер. Впрочем, он умер два года спустя.
Другая группа лиц еще более трудная, ибо речь идет о букете (brelan) еретиков, составленном из Иоганна Фридриха де Брунсвика, дюка Саксонского, и его свиты; все лютеране, кроме одного по имени Георг Ситтиг (Sittig). [16] Этот де Брунсвик не был простаком, поскольку впоследствии именно он приблизился к великому философу и математику Лейбницу в один из самых трудных моментов карьеры сего последнего, дав ему звание библиотекаря и полную свободу.
В феврале 1651 года дюк, путешествуя по Италии, прибыл в Ассизи и, заинтригованный слухами о чудесах летающего монаха, устроил так, что мог видеть Джузеппе, а тот об этом не знал.
Его приняли в обители вместе с Ситтигом (который, возможно, его и представил) и с другим дврянином по имени Иоханн Хайнрих Блюме (Blume). Господам предоставили комнату, называвшуюся комнатой Папы.
На другой день, в воскресенье, троих мужчин тайно провели по частной лестнице к двери часовни старого новициата, где Джузеппе обычно служил мессу. Он не знал, говорится в показаниях, что за ним наблюдают.
Началась месса. Как и при прежних, много раз изложенных обстоятельствах, Джузеппе издал пронзительный крик, и трое мужчин увидели его поднявшимся в воздух; он пролетел задним ходом пять шагов, на коленях и в экстазе, остался некоторое время лицом к алтарю, после чего, вновь испустив крик, вернулся к престолу, вышел из экстаза и продолжил мессу.
Трое мужчин, не поверив своим глазам, захотели снова побывать на том же спектакле и получили разрешение присутствовать там же на мессе на другой день. Чудо было на этот раз немного иным, но тот факт, что оно повторилось, показывает, насколько оно было частью повседневной жизни брата Джузеппе. Они видели его поднявшимся над алтарем «на ширину ладони»; с четверть часа он провисел, колеблясь, в воздухе и опустился на пол.
Эти два наблюдения так встревожили дюка, что он решил перейти в католичество; этого конечно, не было в программе путешествия. Хайнрих Блюме, в ужасе от папизма, пришел в бешенство. Передают его слова: «Будь я проклят из-за этого путешествия! Я приехал с мирной душой, и вот я встревожен, разозлен и в конфликте с моей совестью».
Приходится допустить, что для них не было никакого сомнения в реальности увиденного, поскольку после двух лет сопротивления и беспокойства Блюме также перешел в католичество в 1653 году. Не могу не добавить, что, на мой взгляд, эта причина обращения не имеет никакого значения и что образцовая и добродетельная жизнь, по-моему, гораздо более достойное свидетельство об истине, чем номер акробатики, не объяснимой известными науке законами.
В истории святого Джузеппе да Копертино многие обстоятельства заставляют задуматься. Именно папа Урбан VIII, умный, дилетант, политик, готовый, по его словам, свидетельствовать, что бедный брат Джузеппе совершил на его глазах действие, «противное законам природы», – тот самый, который подписал – нужно признать, без энтузиазма, но все-таки подписал –осуждение Галилея, открытия которого позволили Ньютону сформулировать законы гравитации. Было бы более мудро признать реальность чуда, нарушающего, возможно, законы, которые ни он и никто другой в то время не знали [17], чем согласиться покрыть своей властью спор невежд. Другой папа сто лет спустя понял лучше, чем кто-либо до него, в том числе и ученые, насколько субъективна идея «пределов законов природы»: это Бенедикт XIV (Просперо Ламбертини, 1675-1740-58), который, будучи еще кардиналом, принял на себя роль адвоката дьявола на процессе канонизации летающего монаха. Никто не был проницательнее него в делах чудотворения, поскольку он допускал, что если некоторые вещи противоречат, возможно, законам природы, то точно не известно, каким. Его поучение дало теологам образец подхода, который они с тех пор применяют в отношении чудесного. Его суждение историка относительно свидетельств о чудесах в жизни брата Джузеппе следует принять с большим вниманием. Биография Пастровикки (Pastrovicchi), самая тщательная в отношении ссылок, была опубликована по его распоряжению [18]; в своем большом трактате «О беатификации служителей Божиих» он выразился так:
«Когда я занимал пост Продвигателя Веры (адвоката Дьявола), на рассмотрение поступило дело чтимого служителя Божьего Джузеппе Копертино [...] В этом деле свидетели-очевидцы, чья честность бесспорна, приносили свидетельства о знаменитых левитациях над полом [19] и о длительных полетах Служителя Божьего, когда он находился в экстазе». [20]
Экстатические полеты святого принесли ему славу, которая давала столько же удовлетворения близлежащим тавернам и гостиницам, сколько хлопот его настоятелям. В то время эксплуатация чудес не была присвоена обителью. [21] На все эти чудеса церковные власти смотрели очень косо; с 28 марта 1628 года до его смерти 18 сентября 1663 года святой, сообщает Оливье Леруа, «был исключен настоятелями из общей молитвы, процессий, трапезы, – из-за возмущений, которые приносили эти необыкновенные восхищения в обстоятельствах скорее комических, чем поучительных». [22]
В самом деле, похоже, что левитации происходили главным образом под влиянием восхищения, когда какой-нибудь предмет, цвет, песнопение, картина, пейзаж, статуя вызывали волнение в душе брата Джузеппе. Однажды в трапезной он взлетел, созерцая геометрическую красоту морского ежа. Иногда он уносил с собой некоторые предметы, бывшие поблизости. А иногда, напротив, его одежды оставались под властью обычных законов тяготения: однажды, когда он планировал перед алтарем напротив дарохранительницы, его сандалии упали на пол. В других случаях конец экстаза заставал его в затрудннительном, если не сказать опасном, положении: однажды он улетел и опустился на ветвь дерева. Ветвь лишь покачивалась, пока длился экстаз. Но когда он закончился, ветвь опасно нагнулась, и брат Джузеппе не мог спуститься; пришлось выручать его с помощью лестницы.
Процитируем одну из последних и наиболее любопытных левитаций святого, приведенную в книге Бернино (Bernino) [23] со всеми желательными для свидетельства ссылками. Речь идет о показаниях хирурга Франческо де Пьерполо, свидетеля фактов, врача Джасинто Карози и отца Сильвестро Еванджелиста. Говорит хирург:
«Во время последней болезни отца Джузеппе, я должен был, согласно распоряжению врача Джасинто Карози, сделать прижигание на правой ноге. Отец Джузеппе сидел на стуле, его нога лежала на моем колене. Уже я прилагал железо, начиная операцию. Я заметил, что отец Джузеппе восхищен за пределы чувствований и находится в полном отсутствии (abstraction). Руки раскинуты, глаза открыты и устремлены на небо, рот наполовину раскрыт. Дыхание, казалось, полностью прекратилось. Я заметил, что он приподнят над стулом примерно на ладонь, оставаясь в остальном в том же положении, что и до экстаза. Я попытался притянуть ногу, и не сумел: она оставалась вытянутой. На зрачок глаза села муха; чем больше я старался ее прогнать, тем с большим упрямством она возвращалась на прежнее место. Наконец, мне пришлось ее там оставить. Чтобы лучше наблюдать отца Джузеппе, я встал на колени. Вышепоименованный врач наблюдал вместе со мной. Вместе мы уверенно констатировали, что отец Джузеппе был восхищен вовне своих чуств и, сверх того, что он реально приподнят в воздухе, как я говорил. Это положение продолжалось уже с четверть часа, когда появился отец Сильвестро Еванджелиста. [...] Понаблюдав феномен, он приказал отцу Джузеппе ради святого послушания вернуться в себя и позвал его по имени. Джузеппе улыбнулся и пришел в себя». [24]
Эти избранные примеры в жизни мистика, чьей специальностью, скажем так, была левитация, дают представление о том, что такое свидетельства о левитации в католической агиографии. Выше я говорил, что современные исследования обнаружили аналогичные свидетельства у Древних и во всех религиях, преподающих асакетические дисциплины: таоизм, буддизм, ислам. [25] Знаменитого святого мусульманина аль-Халадж (al-Hallaj), в особенности, ученики видели левитирующим во время экстазов. Мученичество этого святого, о котором с волнением рассказал Луи Масиньон (Massignon), обнаруживает у него жар божественной любви, сравнимой с той, какую мы видели в предыдущих главах в христианской агиографии. Одно показание об этих левитациях особенно впечатляет, поскольку с ним на суде выступил свидетель обвинения. Как известно, трибунал его осудил, хотя и признал чудеса доказательством святости.
(Перевел с французского Николай Боков)
Примечания
[6]↑Все биографические подробности святого Джузеппе да Копертино извлечены из: Dingwall. Some humen Oddities. New York, 1962, – краткое, но глубокое исследование с отличной критической библиографией; Cf. Parisciani, G. San Giuseppe da Copertino alla luce di nuovi documenti. Osimo, 1964, – самое полное исследование с отличной библиографией; Thurston, H. Les phénomènes physiques du mysticisme. Paris, 1961; см. также библиографию в Bibliotheca Sanctorum, tome VI (Roma, Institut Jean XXIII, col. 1302).
[7]↑Брат Джузеппе пережил папу на 19 лет.
[8]↑ Acta sanctorum, V tome, sept., p. 1021. AB: Coepit… tripudiare.
[9]↑plus quam quinque perticis inde dissitum.
[10]↑Act. sanct., V tome, sept., 1021B.
[11]↑Второе воскресенье после Пасхи.
[12]>↑Признаюсь, я хотел бы, подобно апостолу Фоме, видеть эту сцену своими глазами.
[13]↑Acta sanctorum, ibidem, 1021 CD. (как это сделал и император Юлиан).
[14]↑В книге Парсиани приведены обширные извлечения из них. Об этих двух экземплярах см. Laing, F.S. Saint Joseph de Copertino (Saint Louis, Herder, 1918, d’après Thurston).
[15]↑Свидетельства со всеми именами, деталями и обстоятельствами воспроизведены в Acta sanctorum, sept., Vol. V, p. 1022, а также во всех биографиях, опубликованных вскоре после смерти святого.
[16]↑Dingwall, loc.cit., p. 19, et surtout: San Giuseppe da Copertino e la conversione di Giovanni Federico di Sassonia (Colletanea franciscana, XXXIV, 1964, pp.391-403).
[17]↑Ныне, как и во времена Ньютона, и еще ранее, Галилея, об известно не более, но это никогда не помешает (ср. Лермит) заявлять, что левитация «противоречит законам природы». Каким законам?
[18]↑Pastrovicchi, A. Compendio della vita, virtù e miracoli del beato Giuseppe da Copertino. Roma, 1753.
[19]↑Слово левитация появилось в английском языке в 19 веке.
[20]↑De Servorum Dei Beatificatione, III, p. 49, 9.
[21]↑С тех пор дело обстоит несколько иначе, как показывает отношение капуцинов к Падре Пио…
[22]↑Leroy, O. Loc. cit., p. 137.
[23]↑Bernino, D. Vita del Padre Fr. Giuseppe da Copertino deʾMinori Conventuali. Roma, 1722, chap. XVII.
[24]↑Перевод Леруа: loc. cit., p. 137.
[25]↑Ссылки в Loc. cit., pp. 19 à 23.
Эме Мишель
Летающий монах (из главы VII. Слепое знание желанья)
In: Aimé Michel. Métanoia. Phénomènes physiques du mysticisme. Albin Michel, 1986
Джузеппе Деза родился в 1603 году в Копертино, в Апулии, в провинции Лечче, занимающей каблук итальянского сапожка. Как и Мария-Мадлена де Пацци, и многие другие мистики, о которых не говорится в этой книге, он очень рано обнаружил склонность к религиозной жизни. Еще ребенком, он проводил дни и ночи в полной неподвижности, – в молитве, говорили его современники; в созерцании внутренней реальности, – скажут в наши дни.
Его первый экстаз заметили в восьмилетнем возрасте[6]. В школе его прозвали bocca aperta, открытый рот, за его частые состояния неподвижности и созерцательности. С самых ранних лет он предавался истязаниям тела и пощению, – не полному, но суровому. Как и многие мистики, известные чудесами, он болел странными и разнообразными болезнями, которые часто «чудесным образом» проходили. О нервных заболеваниях не приходится говорить; он страдал внутренними язвами. Питался исключительно «овощами и травами», часто оставался без всякой пищи по нескольку дней; носил власяницу, но в ее описании нет ничего особенного.
Его почти непрерывное созерцание мешало учебе. Когда он поступил в 1620 году к капуцинам, состояние его суставов [ligature] таково, что, как и Маргарита-Мария Алакок, он практически ни к чему не годен: у него все валится из рук, и он выказывает такую неспособность к выполнению самых простых задач, что спустя восемь месяцев его выставляют за дверь.
Однако он сумел поступить в третью степень (tiers ordre) монастыря Гротеллы, недалеко от Копертино, куда его приняли конюшеным – ухаживать за мулом. Благодаря своей доброй воле, ему удалось преодолеть холодность настоятелей; 30 января 1627 года он стал послушником-францисканцем и 28 марта 1628-го рукоположен в священники.
В течение многих лет его подвиги пугают своей суровостью. Он бичует себя плетью с острыми окончаниями, носит цепь на голое тело, к которой прикреплены куски металла с острыми краями. Он говорит о себе, точнее, о своем теле, в третьем лице, называя его «ослом» и относясь к нему как к ретивому животному.
В то же время, его чудеса (prodiges) становятся такими частыми и значительными, что его начальники сначала запрещают ему жить в общине, а потом сообщают о нем в Сент-Офис, то есть Инквизиции.
Сент-Офис предписывает ему проживание в монастыре Сан Лоренцо, в Неаполе. Трибунал инквизиции трижды допрашивает его. Судьи не выдвигают против него никакого обвинения, но устанавливают за ним наблюдение. Тут происходит первое чудо – из тех, которые будут, так сказать, его специальностью.
Однажды, после окончания мессы в часовне самого Сент-Офиса, посвященной св. Григорию Армянскому, он неожиданно издал крик, поднялся в воздух с раскинутыми крестом руками и опустился среди цветов, украшавших алтарный престол, среди многочисленных горевших там свечей. Присутствующие закричали, боясь, что он загорится. Но нет. Он побыл там некоторое время под ошеломленными взглядами присутствующих, потом снова издал крик, перенесся в заднюю часть церкви и мягко опустился на колени. И произошла другая удивительная и не менее скандальная сцена: он начал крутиться на коленях словно юла, подскакивая в воздух без всякого усилия и повторяя: «О блаженная Дева Мария! О блаженная Дева Мария!»
Эта выходка очень озадачила Инквизицию, поскольку брат Джузеппе, если не считать его добродетелей, подвигов и видимых всем левитаций, не обнаруживал никаких особых духовных качеств. Он был весьма проницателен, назвав себя «ослом». Неаполитанская Инквизиция отделалась от него, отослав в Рим, в распоряжение генерального настоятеля его Ордена. Сей представил его папе Урбану VIII (Маффео Барберини), образованному, аристократичному и скептичному человеку, более известному своими латинскими стихами (очень светскими) и своей ловкой политикой раздачи хороших местечек членам своей семьи, чем интересом к благочестивым экстравагантностям, – одним словом, это была живая противоположность брату Джузеппе.
Да и кто бы не смутился, когда бывший конюший, опустившийся перед ним на колени, чтобы благочестиво поцеловать туфлю, неожиданно впал в экстаз и поднялся в воздух, испустив свой обычный вопль? Он там и оставался под ошеломленным взглядом папы до тех пор, пока его настоятель не сделал знак, что пора перестать и что ему нужно спуститься на пол и быть как все. Каким бы скептиком ни был Урбан VIII, он объявил, что если Джузеппе умрет прежде него, он сам явится на процесс канонизации, чтобы подтвердить подлинность сего чуда (prodige). [7]
Не зная, что делать с чудотворцем, у которого ничего не было, кроме святости, обременительных чудес и простоты, его отправили в 1639 году в Ассизи. Там его ждали неприятности.
Ассизский отец настоятель имел свой взгляд на репутацию новичка: это обманщик и интриган. Он принял его соответственно – с презрением, обращаясь с ним как с подозрительным и неспособным послушником. Джузеппе принимал все бедствия почтительно и смиренно, хотя в конце концов преследования настоятеля породили у него сомнения в его призвании: быть может, он недостоин монашеского одеяния? Это длилось два года, в течение которых, похоже, никаких чудес не происходило. Главный настоятель, удивленный враждебными рапортами из Ассизи, призвал его в Рим, чтобы еще раз его обследовать. Это длилось недолго. Удостоверившись в его добродетелях, он отослал его в Ассизи.
Именно тогда имел место один из самых замечательных эпизодов в жизни летающего монаха. Когда, вернувшись из Рима, он, радостный, оказался в своей дорогой базилике – где покоится тело св. Франциска, – полной людьми в праздничный день, Джузеппе, подняв глаза к образу Девы Марии, издал вопль взлета, поднялся над головами присутствующих и переместился по воздуху около 18 шагов (diciotto passi, около 18 метров), отделявших его от образа, написанного в нише над алтарем. Он благочестиво поцеловал его и медленно спустился на глазах значительной толпы, в которой находились многочисленные отцы города.
С этого момента полетам Джузеппе потеряли счет. Вот несколько свидетельств согласно протоколам процесса канонизации.
«Во время рождественского бдения, услышав музыку, которую играли пастухи на мюзетах (musettes) и флейтах в честь Рождества, Джузеппе начал дрожать[8], затем, с воплем оторвавшись от пола, он переместился в воздухе на расстояние около 15 метров[9], достигнув алтаря, где он и оставался около четверти часа, целуя дарохранительницу…» Несколько мгновений он побыл среди цветов и многочисленных свечей, обрамлявших алтарь, ничего не порушив и не загоревшись, затем, летя задним ходом, опустился, также ничего не задев.
Однажды вечером в Великий четверг, когда он молился перед монстрантом главного алтаря, он полетел таким же манером к дарохранитильнице, ничего не повредив среди хрупких предметов, на которые он, казалось бы, наступал. Деталь, сообщаемая свидетелями[10], показывает, насколько мало эти случаи – даже самые удивительные – находили одобрения у церковных властей: отец настоятель немедленно приказал ему опуститься, что он и исполнил, летя задним ходом.
Нижеследующий рассказ дает понять, насколько была оправданна предубежденность настоятелей Джузеппе к его демонстрациям летающей добродетели. В воскресенье Доброго Пастыря[11], после ужина Джузеппе прогуливался с братьями в саду. Там находился маленький ягненок. Молодой монах взял его на руки и передал Джузеппе. Тот тепло обнял его и положил на плечи, образовав известную фигуру, – так обычно представляют в живописи Доброго Пастыря, несущего найденную овцу.
Монахи заметили, что Джузеппе «все более возбуждался», шагал все быстрее, наконец, побежал. Все бросились за ним. Внезапно он подбросил ягненка в воздух. Животное поднялось на высоту деревьев и там застыло, а Джузеппе плавно поднялся до его уровня. Он пребывал на коленях перед ягненком, на высоте деревьев, около двух часов. Отметим интересную деталь: как и святой, животное совершило левитацию.[12]
Вот еще эпизод, который на взгляд не только читателя наших дней, но уже и современников Джузеппе относится скорее к области цирка (мюзик-холла еще не было), чем к демонстрации благочестия.
В женской обители Санта-Кьяра, в Копертино, монастырский исповедник надевал священнические одежды, готовясь к церемонии пострижения; монахини пели тропарь (antienne) Приди, Супруг Христос (Veni Sponsa Christi); Джузеппе неожиданно вылетел из угла, где он молился на коленях, устремился к священнику, разбиравшемуся в своих одеждах, схватил его за руку, оторвал от пола и стал раскручивать в воздухе. [13]
Много раз (если верить свидетелям) случалось, что Джузеппе, впав в экстаз, поднимал таким образом в воздух кого-нибудь из присутствующих.
Однажды к нему привели дворянина по имени Бальдассар Росси, утратившего разум и впадавшего в приступы ярости. С большим трудом больного доставили к святому, привязав его к стулу. «Имейте веру, синьор Бальтассар», – сказал ему Джузеппе. С этими словами он взял его за волосы и поднял в воздух, где они оставались с четверть часа. Весьма впечатлившись, надо полагать, таким оригинальным электрошоком, Бальтассар, говорят, выздоровел.
В другой раз, на праздник Непорочного Зачатия, кустод Ассизской обители был таким образом вознесен в воздух после вечерни; Джузеппе обхватил его руками, восклицая «Прекрасная Мария! Прекрасная Мария!», и стал раскручивать в воздушном танце. О переживаниях отца кустода ничего не известно. (Этот инцидент можно сопоставить с полетом императора Юлиана).
Можно привести немало таких рассказов. Терстон (Thurston) насчитывает не меньше сотни подробных описаний; в многочисленных биографиях читаем, что его экстазы были почти ежедневными, и почти всегда сопровождались левитацией. Когда он служил мессу, он опирался лишь на кончики пальцев ног, словно вес тела почти исчезал.
Если есть степени невообразимого, то, несоомненно, пальму первенства нужно отдать эпизоду с Голгофой Гротеллы, возле Копертино, где Джузеппе провел большую часть жизни. Терстон, кстати, считает этот эпизод преувеличением. Позвольте мне все случаи счесть «преувеличением», если этот термин не слишком слаб. Из всех немыслимых чудес левитация как раз такое чудо, которое я хотел бы увидеть собствеными глазами, при дневном освещении, на открытом месте, с разрешением пройти, и не раз, под летающим святым, немного дергая его за ноги, чтобы лучше видеть. Трудность в том, что это было проделано вновь и вновь, – если верить свидетельствам, подписанным по всем правилам толпами людей столь же почтенными, как самые почтенные из моих читателей! Но кем? Ибо, в конце концов, если этот святой летал так часто и с такой легкостью, он должен был привлечь упорствующих скептиков вроде вас и меня, насмешников, неверующих, еретиков, решивших во что бы то ни стало разоблачить легенду, и их свидетельства сохранились бы.
Увы! Эти свидетельства есть.
И они тоже утверждают, что под ошеломленными взглядами этих неверующих летающий святой летал.
Но вот прежде всего эпизод с Голгофой.
В этот день десяток монахов и рабочих водружали в Гротелле три креста Голгофы. Два боковых креста уже стояли и были укреплены. Но третий, высотой около 12 метров и, конечно, очень тяжелый, не подчинялся усилиям людей, которым не удавалось привести его в вертикальное положение.
В самый критический момент Джузеппе находился у двери обители. Как утверждают свидетели, он приблизился, летя, к верхушке креста, ухватился за нее двумя руками, поднял его, «словно это было перышко», и вставил в приготовленное отверстие. Сверх воздушной транспортировки креста, словно потерявшего всю свою массу, отметим и полет от двери обители до Голгофы, то есть на расстояние 80 шагов.
Начиная с какого расстояния и высоты левитация становится преувеличением? Повторяю: что до меня, то я считаю бесконечным преувеличением самую небольшую левитацию, будь она всего лишь на несколько сантиметров. Далее зрелище, возможно, не то же самое, но философскую катастрофу оно уже не увеличивает. И это чувство настолько естественно у всякого здравомыслящего человека, что сама Церковь отнюдь не стремится распространять отчеты о канонизации летающего святого, коих существует, сообщает Ленг (Laing), всего два экземпляра. [14] Мода на чудеса у функцонеров Церкви прошла, они предпочитают психоанализ и открытие миру. Однако, хоть всего и два, эти экземпляры существуют; они были изучены, и авторы, их анализировавшие, обнаружили удивительное количество и точность прямых свидетельств, подписанных не рассказчиками из вторых рук, но именно теми, кто присутствовали, по их словам, при событиях. Терстон справедливо подчеркивает факт, показывающий, что сами современники Джузеппе вполне сознавали, особенно в конце его жизни, насколько им будет трудно верить после смерти святого; это, говорит он, видно из обширности ссылок в заявлениях во время процесса, с подписями, присягами, из того, с какой тщательностью указывается, что заявления делаются очевидцами.
Недоверчивые свидетели
Среди этих свидетелей de visu есть две группы, перед которыми самый решительный критик должен признать свое замешательство.
К первой принадлежит испанский посол при папе Иннокентии X, Хуан Альфонс Хенрикез де Кабрера, дюк Мединский дель Рио Секо, и адмирал де Кастилия, его жена, семья и свита.
Этот важный персонаж – полная противоположность святоши – знал, как относиться к людям Церкви. Его посольство в Риме – настоящий клубок интриг и трудностей – началось в 1645 году и не продлилось и двух лет. Родившийся в 1597-м, он вел до тех пор активную политическую и военную деятельность. В 1645-м, когда он направлялся на своей пост в Риме, он проехал через Ассизи со всем своим экипажем и захотел повидаться с капуцином, о котором рассказывали столько чудесного. Он встретился с ним один на один в его келье, был поражен его строгостями и сказал своей жене, что видел «нового святого Франциска».
Княгиня в свою очередь захотела быть принятой им, известила об этом отца кустода (custos) обители, который сначала отказал, зная, что Джузеппе «избегает общества женщин». Она настаивала, кустод, желая сделать приятное послу, согласился употребить власть и приказал Джузеппе отправиться в церковь и поговорить с его превосходительством и его свитой. «Слушаюсь, – сказал Джузеппе, – но не знаю, смогу ли я разговаривать». С этими словами он покинул келью и спустился по лестнице к маленькой двери, открывавшейся напротив алтарного престола, где находилась статуя Девы Марии.
Едва войдя и увидев статую, он испустил свой обычный вопль, поднялся в воздух на высоту дюжины футов, пролетел расстояние в дюжину шагов над головами посла, его жены и свиты до подножия статуи, где он, по-прежнему в воздухе, остался некоторое время неподвижным в позе поклонения, снова испустил пронзительный крик и пролетел задним ходом до точки отправления, опустился на колени, снова поклонился статуе, поцеловал пол, откинув капюшон, и быстро вернулся в келью, не произнеся ни слова, в то время как княгиня и многие лица из свиты, потрясенные чудом, потеряли сознание. [15] Чтобы привести в чувство супругу его превосходительства, пришлось окропить ее лицо холодной водой и поднести к носу вещество, именуемое по-итальянски suffumigio, – возможно, очень пахучие духи; то же пришлось проделать и с многими другими лицами. Сам адмирал, имевший репутацию грубого человека, в обморок не упал, но, выпучив глаза, протянул руки и был настолько ошеломлен, что едва, как говорили, не умер. Впрочем, он умер два года спустя.
Другая группа лиц еще более трудная, ибо речь идет о букете (brelan) еретиков, составленном из Иоганна Фридриха де Брунсвика, дюка Саксонского, и его свиты; все лютеране, кроме одного по имени Георг Ситтиг (Sittig). [16] Этот де Брунсвик не был простаком, поскольку впоследствии именно он приблизился к великому философу и математику Лейбницу в один из самых трудных моментов карьеры сего последнего, дав ему звание библиотекаря и полную свободу.
В феврале 1651 года дюк, путешествуя по Италии, прибыл в Ассизи и, заинтригованный слухами о чудесах летающего монаха, устроил так, что мог видеть Джузеппе, а тот об этом не знал.
Его приняли в обители вместе с Ситтигом (который, возможно, его и представил) и с другим дврянином по имени Иоханн Хайнрих Блюме (Blume). Господам предоставили комнату, называвшуюся комнатой Папы.
На другой день, в воскресенье, троих мужчин тайно провели по частной лестнице к двери часовни старого новициата, где Джузеппе обычно служил мессу. Он не знал, говорится в показаниях, что за ним наблюдают.
Началась месса. Как и при прежних, много раз изложенных обстоятельствах, Джузеппе издал пронзительный крик, и трое мужчин увидели его поднявшимся в воздух; он пролетел задним ходом пять шагов, на коленях и в экстазе, остался некоторое время лицом к алтарю, после чего, вновь испустив крик, вернулся к престолу, вышел из экстаза и продолжил мессу.
Трое мужчин, не поверив своим глазам, захотели снова побывать на том же спектакле и получили разрешение присутствовать там же на мессе на другой день. Чудо было на этот раз немного иным, но тот факт, что оно повторилось, показывает, насколько оно было частью повседневной жизни брата Джузеппе. Они видели его поднявшимся над алтарем «на ширину ладони»; с четверть часа он провисел, колеблясь, в воздухе и опустился на пол.
Эти два наблюдения так встревожили дюка, что он решил перейти в католичество; этого конечно, не было в программе путешествия. Хайнрих Блюме, в ужасе от папизма, пришел в бешенство. Передают его слова: «Будь я проклят из-за этого путешествия! Я приехал с мирной душой, и вот я встревожен, разозлен и в конфликте с моей совестью».
Приходится допустить, что для них не было никакого сомнения в реальности увиденного, поскольку после двух лет сопротивления и беспокойства Блюме также перешел в католичество в 1653 году. Не могу не добавить, что, на мой взгляд, эта причина обращения не имеет никакого значения и что образцовая и добродетельная жизнь, по-моему, гораздо более достойное свидетельство об истине, чем номер акробатики, не объяснимой известными науке законами.
В истории святого Джузеппе да Копертино многие обстоятельства заставляют задуматься. Именно папа Урбан VIII, умный, дилетант, политик, готовый, по его словам, свидетельствовать, что бедный брат Джузеппе совершил на его глазах действие, «противное законам природы», – тот самый, который подписал – нужно признать, без энтузиазма, но все-таки подписал –осуждение Галилея, открытия которого позволили Ньютону сформулировать законы гравитации. Было бы более мудро признать реальность чуда, нарушающего, возможно, законы, которые ни он и никто другой в то время не знали [17], чем согласиться покрыть своей властью спор невежд. Другой папа сто лет спустя понял лучше, чем кто-либо до него, в том числе и ученые, насколько субъективна идея «пределов законов природы»: это Бенедикт XIV (Просперо Ламбертини, 1675-1740-58), который, будучи еще кардиналом, принял на себя роль адвоката дьявола на процессе канонизации летающего монаха. Никто не был проницательнее него в делах чудотворения, поскольку он допускал, что если некоторые вещи противоречат, возможно, законам природы, то точно не известно, каким. Его поучение дало теологам образец подхода, который они с тех пор применяют в отношении чудесного. Его суждение историка относительно свидетельств о чудесах в жизни брата Джузеппе следует принять с большим вниманием. Биография Пастровикки (Pastrovicchi), самая тщательная в отношении ссылок, была опубликована по его распоряжению [18]; в своем большом трактате «О беатификации служителей Божиих» он выразился так:
«Когда я занимал пост Продвигателя Веры (адвоката Дьявола), на рассмотрение поступило дело чтимого служителя Божьего Джузеппе Копертино [...] В этом деле свидетели-очевидцы, чья честность бесспорна, приносили свидетельства о знаменитых левитациях над полом [19] и о длительных полетах Служителя Божьего, когда он находился в экстазе». [20]
Экстатические полеты святого принесли ему славу, которая давала столько же удовлетворения близлежащим тавернам и гостиницам, сколько хлопот его настоятелям. В то время эксплуатация чудес не была присвоена обителью. [21] На все эти чудеса церковные власти смотрели очень косо; с 28 марта 1628 года до его смерти 18 сентября 1663 года святой, сообщает Оливье Леруа, «был исключен настоятелями из общей молитвы, процессий, трапезы, – из-за возмущений, которые приносили эти необыкновенные восхищения в обстоятельствах скорее комических, чем поучительных». [22]
В самом деле, похоже, что левитации происходили главным образом под влиянием восхищения, когда какой-нибудь предмет, цвет, песнопение, картина, пейзаж, статуя вызывали волнение в душе брата Джузеппе. Однажды в трапезной он взлетел, созерцая геометрическую красоту морского ежа. Иногда он уносил с собой некоторые предметы, бывшие поблизости. А иногда, напротив, его одежды оставались под властью обычных законов тяготения: однажды, когда он планировал перед алтарем напротив дарохранительницы, его сандалии упали на пол. В других случаях конец экстаза заставал его в затрудннительном, если не сказать опасном, положении: однажды он улетел и опустился на ветвь дерева. Ветвь лишь покачивалась, пока длился экстаз. Но когда он закончился, ветвь опасно нагнулась, и брат Джузеппе не мог спуститься; пришлось выручать его с помощью лестницы.
Процитируем одну из последних и наиболее любопытных левитаций святого, приведенную в книге Бернино (Bernino) [23] со всеми желательными для свидетельства ссылками. Речь идет о показаниях хирурга Франческо де Пьерполо, свидетеля фактов, врача Джасинто Карози и отца Сильвестро Еванджелиста. Говорит хирург:
«Во время последней болезни отца Джузеппе, я должен был, согласно распоряжению врача Джасинто Карози, сделать прижигание на правой ноге. Отец Джузеппе сидел на стуле, его нога лежала на моем колене. Уже я прилагал железо, начиная операцию. Я заметил, что отец Джузеппе восхищен за пределы чувствований и находится в полном отсутствии (abstraction). Руки раскинуты, глаза открыты и устремлены на небо, рот наполовину раскрыт. Дыхание, казалось, полностью прекратилось. Я заметил, что он приподнят над стулом примерно на ладонь, оставаясь в остальном в том же положении, что и до экстаза. Я попытался притянуть ногу, и не сумел: она оставалась вытянутой. На зрачок глаза села муха; чем больше я старался ее прогнать, тем с большим упрямством она возвращалась на прежнее место. Наконец, мне пришлось ее там оставить. Чтобы лучше наблюдать отца Джузеппе, я встал на колени. Вышепоименованный врач наблюдал вместе со мной. Вместе мы уверенно констатировали, что отец Джузеппе был восхищен вовне своих чуств и, сверх того, что он реально приподнят в воздухе, как я говорил. Это положение продолжалось уже с четверть часа, когда появился отец Сильвестро Еванджелиста. [...] Понаблюдав феномен, он приказал отцу Джузеппе ради святого послушания вернуться в себя и позвал его по имени. Джузеппе улыбнулся и пришел в себя». [24]
Эти избранные примеры в жизни мистика, чьей специальностью, скажем так, была левитация, дают представление о том, что такое свидетельства о левитации в католической агиографии. Выше я говорил, что современные исследования обнаружили аналогичные свидетельства у Древних и во всех религиях, преподающих асакетические дисциплины: таоизм, буддизм, ислам. [25] Знаменитого святого мусульманина аль-Халадж (al-Hallaj), в особенности, ученики видели левитирующим во время экстазов. Мученичество этого святого, о котором с волнением рассказал Луи Масиньон (Massignon), обнаруживает у него жар божественной любви, сравнимой с той, какую мы видели в предыдущих главах в христианской агиографии. Одно показание об этих левитациях особенно впечатляет, поскольку с ним на суде выступил свидетель обвинения. Как известно, трибунал его осудил, хотя и признал чудеса доказательством святости.
(Перевел с французского Николай Боков)
Примечания
[6]↑Все биографические подробности святого Джузеппе да Копертино извлечены из: Dingwall. Some humen Oddities. New York, 1962, – краткое, но глубокое исследование с отличной критической библиографией; Cf. Parisciani, G. San Giuseppe da Copertino alla luce di nuovi documenti. Osimo, 1964, – самое полное исследование с отличной библиографией; Thurston, H. Les phénomènes physiques du mysticisme. Paris, 1961; см. также библиографию в Bibliotheca Sanctorum, tome VI (Roma, Institut Jean XXIII, col. 1302).
[7]↑Брат Джузеппе пережил папу на 19 лет.
[8]↑ Acta sanctorum, V tome, sept., p. 1021. AB: Coepit… tripudiare.
[9]↑plus quam quinque perticis inde dissitum.
[10]↑Act. sanct., V tome, sept., 1021B.
[11]↑Второе воскресенье после Пасхи.
[12]>↑Признаюсь, я хотел бы, подобно апостолу Фоме, видеть эту сцену своими глазами.
[13]↑Acta sanctorum, ibidem, 1021 CD. (как это сделал и император Юлиан).
[14]↑В книге Парсиани приведены обширные извлечения из них. Об этих двух экземплярах см. Laing, F.S. Saint Joseph de Copertino (Saint Louis, Herder, 1918, d’après Thurston).
[15]↑Свидетельства со всеми именами, деталями и обстоятельствами воспроизведены в Acta sanctorum, sept., Vol. V, p. 1022, а также во всех биографиях, опубликованных вскоре после смерти святого.
[16]↑Dingwall, loc.cit., p. 19, et surtout: San Giuseppe da Copertino e la conversione di Giovanni Federico di Sassonia (Colletanea franciscana, XXXIV, 1964, pp.391-403).
[17]↑Ныне, как и во времена Ньютона, и еще ранее, Галилея, об известно не более, но это никогда не помешает (ср. Лермит) заявлять, что левитация «противоречит законам природы». Каким законам?
[18]↑Pastrovicchi, A. Compendio della vita, virtù e miracoli del beato Giuseppe da Copertino. Roma, 1753.
[19]↑Слово левитация появилось в английском языке в 19 веке.
[20]↑De Servorum Dei Beatificatione, III, p. 49, 9.
[21]↑С тех пор дело обстоит несколько иначе, как показывает отношение капуцинов к Падре Пио…
[22]↑Leroy, O. Loc. cit., p. 137.
[23]↑Bernino, D. Vita del Padre Fr. Giuseppe da Copertino deʾMinori Conventuali. Roma, 1722, chap. XVII.
[24]↑Перевод Леруа: loc. cit., p. 137.
[25]↑Ссылки в Loc. cit., pp. 19 à 23.
0 комментариев