Об интуиции.

Этот фрагмент учения, в числе многих других глубоких мыслей, был дан Кхенпо Кьосангом Ринпоче, высоким ламой тибетского буддизма, в августе 2010 года в Дже Цонкапа Линг, буддийском институте, расположенном недалеко от города Хох-Андлау в Эльзасе, во время лекций по Праджня Парамите (Добродетели мудрости). Делая по ходу лекции заметки, я затем перевёл их и составил эту статью. Возможно, мне не удалось передать лекцию ринпоче с дословной точностью, но я надеюсь, что сумел уловить самые главные мысли. Ринпоче не давал своей лекции названия, я озаглавил его «Гибель интуиции в Европе» для того, чтобы у этого законченного фрагмента было какое-то название. Да послужит этот перевод благу живых существ!
(Б.Ю. Иванов)

…Вы, сидящие здесь, должны знать, что такое пустотность вещей. Вещи пусты от абсолютного, самосущего бытия. От универсального существования в виде чистых абстрактных идей. Они не существуют независимо от других вещей.
Те из вас, кто изучали философию школы читтаматра, знают, что есть разные виды пустотности. И есть две крайности, в которые обычно впадают люди. Первая крайность – считать, будто концепты имеют природу вещей. Вторая – напротив, думать, будто вещи имеют природу концептов.
Что такое концепт? Это идея, понятие. Или, если хотите, слово. Или знак. Например, понятие «стол». Когда мы верим, будто действительно существует некий абсолютный «стол» вне зависимости от людей, которые его считают таким – тогда мы придерживаемся первой крайности. Когда мы считаем, будто дерево стола – это такая же условность, договорённость, фикция, иллюзия, как и слово «стол», – придерживаемся второй.
Тем, кто находится здесь, это должно быть хорошо известно. Для других людей это не так очевидно. Вы спросите меня: разве это проблема? Особенно на фоне всемирного кризиса, на фоне проституции, на фоне наркотиков из стран Ближнего Востока, на фоне бедности в Африке и в Азии. Разве это незнание мешает людям жить? Разве это делает их несчастными? Это знание или незнание буддийской догматики – кого оно может сделать несчастным? И разве оно необходимо так же, как воздух?
Правда заключается в том, что это незнание действительно делает несчастным. И оно в самом деле нужно, как воздух. Особенно оно нужно Европе, люди в которой ослеплены первой крайностью. И это не просто учёное мнение.
Я постараюсь показать вам, каким образом непонимание пустотности лишает европейца свободы и счастья, начиная с его детства.
Для этого нам потребуется вспомнить два понятия. Логика и интуиция.
Что такое логическое мышление? Это — отображение реального мира с помощью абстрактных моделей, фигур или знаков, которыми человек затем оперирует. Это похоже на полководца, который расставляет на доске фигурки солдат, башен и коней. Так появились шахматы. А большинство людей вместо коней пользуется концептами: словами или знаками. И здесь вам нужно знать, что концепт – это и есть некая идеальная сущность, которая всегда подчиняется универсальным законам и которой на самом деле нет. Например, конь в шахматах всегда ходит одинаково, сколько бы фигур ни стояло рядом, но таких коней в действительности не существует. Логика – прекрасная вещь, но проблема в том, что она упрощает действительность. Те, кто мыслят логически, обычно забывают об этом.
Что же такое интуиция? Это сила ума понимать нечто о вещах, пользуясь самими вещами. Точнее, субстратом вещей, а не их обозначениями в виде слов или знаков. Это происходит, когда вы видите, слышите, пробуете на вкус, осязаете, обоняете или понимаете. Интуиция не может родиться без пяти органов чувств и органа понимания.
Я приведу пример из реальной жизни. Вы готовите салат и кладёте в него соль. Если вы берёте при этом ложку и пробуете, чувствуете, что вам чего-то не хватает, добавляете ещё щепотку, снова пробуете, и снова вам не нравится вкус – это и есть интуиция. Обратите внимание, что вы не пользуетесь в этот момент словами. Вы пользуетесь солью и ложкой. И, когда пробуете, вы не называете соль солью.
Когда же вы берёте поваренную книгу и читаете её, и видите, что там написано «блюдо надо солить», это – логика. Дальше написано, что соли должно быть столько-то граммов на один килограмм. Грамм и килограмм – это всё слова. Не существует «просто» грамма и «просто» килограмма, в чистом виде, это всегда грамм чего-то. Но вы доверяете книге и послушно солите ваш салат в том объёме, который указан. Почему? Потому, что вы верите, что так – хорошо, а иначе будет плохо. Потому, что вы поддались первой крайности. Вы верите, что существует «соль» в чистом виде, как абсолютное благо, источник счастья и здоровья. Что соль – это хорошо, а без соли – плохо. Так и рождается двойственное видение и оценочное мышление. Спросить свой собственный организм, который вам верно служит с момента рождения, вы при этом забыли. Чужому человеку вы поверили больше, чем вашему телу.
Я не призываю вас уничтожить всю логику. Опираться только на интуицию – это всё равно, что всегда ездить на лошади вместо автомобиля. Логика – прекрасная вещь, без неё не смогли бы работать аэропорты, автомобили и холодильники, без неё европейцы никогда бы не собрали свои прекрасные машины, которые помогают многим людям. Но, на мой взгляд, в Европе слишком много логики. И это слишком мягко сказано. В голове европейца только логика, и это начинается с детства, со школы.
Давайте посмотрим на школу. Ребёнок приходит в школу, и его начинают учить математике. Что такое математика? Математика – это чистая логика, это операции с чистыми, абстрактными цифрами. Пять плюс пять равняется десяти. Пять чего? Десять чего? Не существует чисел в отрыве от вещей. Но разве ребёнку объясняют это? Совсем наоборот, его приучают верить, что цифры — это что-то, что существует реально и независимо от всех вещей. Делается всё, чтобы ребёнок поверил в это. Ведь если он решит пример неверно, его накажет учитель, а затем родители. А как наказывает учитель? Отметками, то есть теми же самыми цифрами. Эти цифры — чистая условность. Но нет, каждому ребёнку внушают, что они — реальны. И как же ему не поверить в их реальность? Ведь от этих цифр зависит отношение родителей к нему.
К сожалению, европейская модель образования уже проникает и в Индию, и в Китай. В результате тибетских детей тоже учат верить в вещественную реальность цифр, что разрушает здоровые чувства их ума. К счастью, пока наши дети сопротивляются этому, они смеются над отметками. Я не знаю, что будет дальше, но иногда необразованность – не самая большая беда.
Что ещё изучают в школе? Например, родной язык. А каким образом? Через правила. Все эти правила – тоже чистая условность, их создают сами люди для своего удобства. По большому счёту, не существует неправильной речи. Все слова, что вы произносите, правильны, если вас поняли, поскольку язык создаётся человеком. Про детей никто не говорит, что они «неправильные», и такими быть нельзя. В Америке вас будут судить, если вы скажете про ребёнка, что он «неправильный». Дети просто разные. Есть выражение «евонный». Например, говорят, не «его, Клауса» (Klausens), а «евонный» (Klaussein). Логика считает, что это неверно, а интуиция – что это просторечие. Просторечие не значит неверно. Иногда оно нужно. Например, когда вам приходится общаться с грубыми людьми и вы хотите, чтобы вас поняли. Или не хотите, чтобы вам причинили вред.
Я совсем не хочу сказать, что нужно забыть правила и стать неграмотным. Правила воспитывают человека и укрощают его грубость, поэтому они нужны. Я хочу сказать, что по-настоящему грамотен не тот, кто знает тысячу правил, а тот, кто имеет языковое чутьё. Чутьё – это интуиция. Но её невозможно вырастить, веря в абсолютность правила, как внушают детям.
Когда я только приехал в Европу и учился говорить на европейских языках, меня часто поправляли, особенно немцы. Это вообще национальная немецкая черта – указывать на чужие ошибки. Конечно, я знал мало слов, но при этом я пытался конструировать новые слова из тех, которые знал. Я говорил, например, «идтил» (gehte), а не «шёл» (ging). Или говорил, что дерево «листает» (blaettert), а не только цветёт, хотя «листать» значит «переворачивать листы», а не «выращивать листья». Так говорить нельзя, я знаю. В тибетском языке так можно. Наш язык более мягкий, он ещё не настолько застыл. В тибетском языке, например, можно назвать ученика-мужчину и словом «лобпа», и словом «лобма». «Па» — это суффикс мужского рода, а «ма» — женского. Оба варианта будут верными. В тибетском языке нет единственно верных вариантов. Я боюсь, что от соприкосновения с китайским и английским тибетский язык тоже застынет, окостенеет, и это будет очень грустно. Но я отвлёкся.
Итак, я изобретал новые слова, и меня поправляли. Затем, изучив язык лучше, я стал читать некоторых европейских авторов в оригинале. Например, Ницше. Я не хочу говорить сейчас о философии Ницше, в которой всё смешано, как в салате. Меня удивило другое: его язык. Ницше тоже изобретал новые слова. И ему никто не ставит это в вину. Напротив, все говорят: Ницше — гений, мастер языка. Конечно, мастер, но при такой системе, когда ребёнок верит в незыблемость и абсолютность правил, когда он верит, что концепт обладает природой вещи, не появится больше ни одного мастера языка.
И так с любым школьным предметом. Ребёнок изучает историю. Но разве он изучает её в «сыром» виде? История в сыром виде – это древние документы, законы, письма, стихи, картины. Опираясь на них, можно почувствовать, как раньше жили люди, можно развить интуицию. А в обработанном виде – это мнения учёных-историков. Мнения – это концепты, а не сам субстрат истории. Кроме того, европейские учёные обожают придумывать новые слова. «Капитализм», «социализм», «коммунизм», «теократия». Все эти слова – концепты, но сама по себе вещь пуста от природы концепта. Я думаю, что революция в Германии была совсем не тем же самым, что революция на Кубе или в Китае. Теократия в Тибете – совсем не то же самое, чем была теократия в Европе. Например, у нас никогда не было инквизиции, мы не сжигали колдунов, хотя в Тибете до сих пор много колдунов. Может быть, именно поэтому. У нас не было крестовых походов и религиозных войн, ламы и монахи никогда не участвовали в войнах. Разве это похоже на европейскую теократию? Но учителя очень любят внушать ребёнку, что такие слова, как «теократия», что-то значат сами по себе. И успешность обучения оценивается по тому, насколько ученик умеет приклеивать к вещам ярлыки понятий, которые уже давно приклеены до него. Самостоятельной работы ума при этом не происходит никакой. Когда же дети вырастают, становятся учёными, они начинают спорить о природе этих понятий. Например, они спорят о том, что такое «революция» или «теократия». Это не очень полезно хотя бы потому, что «революция» — это только то, что мы вкладываем в это слово, не больше и не меньше.
Теперь посмотрите на то, как в европейских школах оценивают знания детей. Тестами. В тесте всегда есть правильный ответ, он только один и всегда выражается словом. Так студент привыкает к мысли, что в жизни на всё есть правильный ответ. Что ответ всегда только один. Что истина – это слова. Что открыть истину могут только специалисты, а он к этому неспособен. Ведь в тесте нельзя почувствовать правильный ответ, его можно только заучить. Интуицией не пользуются, и она отмирает. Но слова никогда не несут истину сами по себе, любое слово — концепт. Слово – знак, а знак не всегда похож на то, что он обозначает. И, самое главное, они, слова, не учат чувствовать вещи, так как концепты пусты от природы вещей.
Хорошо, но разве нельзя прожить без интуиции? Можно. Но я хочу рассказать вам, что это за жизнь.
Возьмём для начала такое явление, как мода. В Европе очень сложно найти со вкусом одетых женщин. Вы скажете, что для вас это не главное. Неправда. Для любой женщины очень важно хорошо выглядеть. Но европейская женщина не верит своим глазам и своей интуиции. Это качество ума начали убивать, когда она была ещё ребёнком, убивали очень долго и, в конце концов, убили совсем. Она не считает себя достаточно профессиональной для того, чтобы судить о своей одежде. Ведь есть профессиональные дизайнеры и модельеры. И вот, подчиняясь причудам этих людей, женщины носят сапоги на толстой подошве с квадратными носами, как у солдат. Даже если бы я не был монахом, я бы не хотел жить рядом с женщиной-солдатом. Я бы боялся, что меня затопчут этими сапогами. В Европе треть всех матерей растит детей без отца, а половина браков заканчивается разводом. Я думаю, это не чудо. Я думаю, чудо — то, что у некоторых детей ещё имеются какие-то отцы.
Кстати, мудрость, то есть интуиция, это женщина. Логика – мужчина, интуиция – женщина. Существует пара таб – шераб. Метод и мудрость. Метод – это логика, мужчина. Мудрость – это интуиция, женщина. Неудивительно, что при системе образования, которая убивает интуицию, женщины становятся мужеподобными. Таких женщин нужно не бранить и не порицать, а жалеть и по возможности помогать им. Но помочь им сложно, потому что в них мужская грубость, упрямство и отсутствие чуткости сочетается с женским отсутствием логической разумности.
Про медицину и здоровье я уже говорил. От недостатка интуиции происходят болезни, и это чистая правда, а не преувеличение. В газете написали, что сырые овощи очень полезны, и я буду их есть. Правда, я их терпеть не могу, в них слишком много «воды», а у меня в организме и так избыток «воды». Но газете я поверю больше, чем своему телу. Ну и что с того, что моя жизнь сократится на пять лет? Зато я жил «по науке» и буду утешать себя тем, что ел «очень полезные» овощи. Европейцы и американцы смеются над индийской и тибетской мифологией, они считают гаруду или Шри Дэви сказочными существами, которых никто не видел. Но самое сказочное – это калории, которых никто никогда не видел. Но эти сказочные калории на самом деле сокращают жизнь людям, которые верят в них и считают съеденные калории.
Пойдём дальше. Европеец включает телевизор и слышит современную музыку. Если бы у него было хотя бы на грамм интуиции, он бы почувствовал, как эта музыка враждебна и неприятна. Но он не верит своим ощущениям. Он верит словам и мнениям специалиста, профессионала. Лучше всего, если этот специалист – доктор наук, какой-нибудь учёный-музыковед, который десять лет учился чужим мнениям о музыке. На худой конец, профессиональный музыкант. И такой специалист находится. И этот учёный или профессиональный музыкант сообщает, что современная музыка имеет «особый стиль», что в ней заложены глубокие переживания и мысли, особый «порыв» и «подъём». И обычный человек верит этому специалисту, потому, что боится показать своё невежество. Но невежество как раз и состоит в вере в слова.
А разве современная музыка может пробудить интуицию? Интуицию всегда нужно упражнять на сложных предметах, из которых один чуть-чуть не похож на другой. Интуиция – это тонкий вкус, чуткое ухо, чуткий глаз, чуткий ум. В современной музыке ничто не упражняет восприятие. Эта музыка проста, как примеры из учебника арифметики. Если громко, то очень громко, если тихо, то очень тихо. Если медленно, то всегда медленно, и этот темп не меняется.
Хуже всего получается, когда человек с умерщвлённой интуицией приходит в религию. Я думаю, это плохо для любой религии. Для буддизма это безусловно плохо. Когда такой человек становится буддистом, он тут же придаёт условным словам абсолютные значения. И это не только не приводит его к Освобождению, но порабощает и отбрасывает назад.
Два примера.
Есть понятие передачи, «лунг». Лунг в переводе с тибетского языка – это ветер или энергия. Это слово образно значит, что в момент практики ваши энергии изменились. Вы почувствовали этот новый «ветер» и теперь знаете, как его вызвать. «Ветер» — это концепт. Не сам ветер, а слово «ветер». Ветер не существует без опоры на учителя и ученика. Но вот кто-то думает иначе. Кто-то думает, что есть такая вещь, как «передача», и её можно «получить», как камень или кусок мяса. Что для этого нужен только лама, который сам её уже от кого-то «получил». У этого ламы в специальном ящике хранятся эти передачи, как куски мяса, и во время практики он их раздаёт. Наверное, передачи хранятся в холодильнике, чтобы не испортились. «Ветер» нельзя получить. Его можно почувствовать. Но у большинства европейских буддистов полностью уничтожена интуиция. Они вообще не понимают, что такое образное значение слова. И вот они с серьёзным видом допрашивают каждого, «получил» ли он «передачу». Я надеюсь, что говорю не о тех, кто сидит в этом зале.
Другой пример – слово «лама». Иногда меня спрашивают, является ли тот или иной человек квалифицированным ламой. Если бы эти люди хотя бы немного понимали суть пустотности, они не спрашивали бы меня. Я не вижу никакого смысла в вопросе о том, является ли некто ламой, спрашивать меня, вместо того, чтобы спрашивать самого себя.
Лама — это как мать. Если какая-то женщина для меня мать, разве это обязательно значит, что для другого она тоже будет матерью? А если она мать другому человеку, разве она обязательно будет моей матерью? Будет, если другой человек — мой брат или сестра. Я всё-таки чувствую, что не все люди — мои братья и сёстры. Я бы хотел, чтобы было по-другому, но я — не Будда, а простой монах.
Лама – это «вещь». Для появления вещи нужны две основы. Первая – это субстрат вещи. Вторая — имя. Субстрат – это человек, который начинает выполнять обязанности ламы. Затем приходит кто-то и называет его ламой, даёт ему название. С этих пор появляется такой «предмет», как лама. Для кого? Для того, кто дал название. Для того, кто называет человека иначе, существует иной «предмет», а ламы не существует. Конечно, кого угодно нельзя назвать ламой, субстрат должен хотя бы немного соответствовать названию. Например, о некоторые камни можно точить ножи, но сложно назвать «точилом» совершенно гладкий камень. Но это соответствие очень зависит от восприятия того, кто даёт имя. Обычно мы видим в окружающем мире то, чем мы являемся. Когда дакиня, человек и демон смотрят на стакан жидкости, первая видит нектар, второй — воду, третий – мочу. Одновременно существует и нектар, и вода, и моча. Все три – реальны. Это не значит, что любой лама – просто мираж, что лам не существует или что любой человек — лама. Это значит лишь то, что «лама» появляется в нашей голове в момент называния человека этим словом. Если я выйду на улицу в простой одежде, перейду улицу на красный свет и меня остановит полиция, для полицейского не будет существовать никакого кхенпо. Будет нарушитель правил.
Посмотрите на светильник. Теперь поставьте палец перед глазами. Смотрите на палец. Сколько вы видите лампочек? Две. Сколько их на самом деле? Две. Я не шучу. Сейчас их две. Когда уберёте палец, будет одна. Логика говорит вам, что лампочка одна. Но кому вы больше верите: логике или своим глазам? Если бы у вас правый глаз был обычным, человеческим, а левый – глазом собаки, вы не видели бы цвета левым глазом. Вы видели бы две разные лампочки, жёлтую и серую. И их было бы для вас две. В мире собак действительно нет жёлтых лампочек. Есть только серые. И они так же реальны, как жёлтые. Не существует вещей в отрыве от восприятия.
Мне приходится выдавать «сертификаты ламы», хотя я пытаюсь не делать этого. Но если бы люди доверяли интуиции, а не словам, им не нужны были бы эти сертификаты. Та одежда и еда, которая нравится мне, может другому человеку быть вредной. Так же и учение человека, которого я считаю ламой, для кого-то окажется вредным. Но как же европейцу верить интуиции, когда он столько лет не использовал её? Его интуиция не просто на детском уровне. Она ниже детской. Как долго придётся её воспитывать. А жить религиозной жизнью без интуиции – то же самое, что управлять автомобилем с завязанными глазами. Я ошибся: не автомобилем, потому что автомобиль – это машина, а машиной можно управлять при помощи логики. Управлять лошадью. Тот, кто не чувствует настроение лошади, тот, кто думает, что лошадь – это машина, обязательно упадёт с неё. Я не имею в виду шахматных коней. Только в шахматах кони всегда ходят одинаково, а на живую лошадь влияет её настроение и настроение седока. Хорошо, если плохой седок отделается ушибом. Но он может и сломать себе шею. Религия – это тоже лошадь. Я имею в виду, что она тоже живая. Поэтому не существует абсолютных норм того, как правильно вести себя и продвигаться к Освобождению. Существуют примерные правила и очень сложная настоящая жизнь. И в этой жизни иногда лучше нарушить правило, чем свалиться в пропасть.
Это не значит, что правила совсем не нужны. Думать так – другая крайность. Крайность мысли о том, что все вещи – чистая условность, в том числе и такие, как страдание, добродетель или Освобождение. Тогда ничего не нужно, и вы зря теряете здесь время. Тогда вообще можно не жить, всё равно нет никакой разницы. В эту крайность часто впадают в Азии, в Европе – реже. К сожалению, некоторые люди могут впадать в обе крайности одновременно. Я не поверил бы, если бы не видел таких людей своими глазами.
В Тибете есть горные тропинки, по которым вы идёте и видите кости и черепа. То же самое с буддизмом в Европе. На дороге европейского буддизма очень много трупов тех, кто упал с лошади. Я не преувеличиваю, это так и есть. И я не хотел бы умножать число этих трупов. Но это зависит не только от меня.
Что нужно, чтобы не искалечить себя? Чтобы не искалечить себя, начинающему буддисту нужно отказаться от веры в абсолютное значение слов, которую в нём воспитывали в течение всей жизни. И тем более он не должен смотреть на буддийские понятия, — такие, как бодхисаттва, бодхичитта, Освобождение, стадия пути, парамита — как на что-то, что существует само по себе, без опоры на наше понимание. Эти понятия являются намёками на тот субстрат, который обозначают. Поэтому нужно не учить слова, а учиться понимать природу вещей через слова. Это не очень просто сделать после долгих лет отсутствия практики, так же, как начать ходить после десяти лет сидения. И в религии это особенно тяжело, потому что бодхисаттву мудрости сложней увидеть, чем дерево. Увидеть не значит вообразить.
Я надеюсь, что все вы понимаете, как это важно. И я верю, что вы не только будете ходить, но и сможете объяснить другим, что такое ходить. И как можно ходить, опираясь не на слова, а собственные ноги. Под «ногами» я имею в виду, конечно, «ноги» органов чувств и «ноги» вашего ума.
(Кхенпо Кьосанг Ринпоче)