21 мая 2013, 13:37

Кто боится нейроэкономики? Нервные клетки принимают все решения вместо нас

В мультиках любят изображать: на одном плече персонажа сидит ангел, на другом — дьявол, и они нашептывают ему каждый свое, противостоять соблазну или поддаться. А с точки зрения нейробиологии, где этот герой, которого они агитируют?

С точки зрения нейробиологии этого третьего парня-то и нет. «Дьявол» и «ангел» борются за выход к моторной коре, которая запустит поведение.

Нет того, кто принимает решение?

Нет. Человеку кажется, что он сознательно принял решение, но есть исследования, п­оказавшие, что это решение можно предсказать по активности мозга за восемь секунд до осознания решения. Сначала мозг принимает решение, потом возникает иллюзия его сознательного принятия. Иллюзорное ощущение существования цельной личности, которая держит ситуацию под контролем. Вот это и есть фольклорные идеи в психологии, которые нейробиология подвергает сомнению.
полностью статья по ссылке
www.rusrep.ru/article/2013/05/15/neiro

3 комментария

0leg
Перенеси в блог «Наука»
itslogin
там дальше тоже очень интересно:

Самопожертвование для удовольствия

Разве мы принимаем решения только и­сходя из принципа удовольствия? Вряд ли человек, как крыса, будет жать на рычаг удовольствия, пока не помрет.

Некоторым пациентам, больным эпилепсией, вживляли электроды в центры удовольствия, и они занимались ровно тем же, пока их не отключали от аппарата. А у кого была возможность дома себя стимулировать, они только этим и занимались. Помню описание поведения одной женщины, которая забросила семью, гигиену и все остальное, — только сидела и стимулировала себя.

Выходит, мы рабы своих центров удовольствия?

Все-таки у человека развита и фронтальная зона, ответственная за контроль. Хотя в конечном счете мы принимаем решение контролировать себя, чтобы получить моральное удовольствие. Ценность всего определяется эмоциями, лишь они дают почувствовать, что лучше. А мы ведь стремимся выбрать то, что лучше для нас. Даже если человек на войне грудью закрыл дот, то сделал это п­отому, что почувствовал: так будет лучше.

Но ведь это какого-то другого рода ценность, связанная с разумом, с представлением о долге, а не с инстинктивным чувством удовольствия…

А другого ли это рода ценность? Вопрос. П­оказано, что у людей активируются центры удовольствия, когда они жертвуют деньги на благотворительность. Это исследование, кстати, сыграло роль в дебатах о предпочтительных вариантах благотворительности. В Америке она вся идет через частные фонды: люди сами отдают деньги. А в Европе на благотворительность дают не меньше, но через налоги, то есть у людей забирают деньги, а из них астрономические суммы тратятся на филантропические цели. И нейроэкономисты показали, что центры удовольствия значительно больше активируются, когда вы сами добровольно отдаете деньги.

Повторю: эмоциональное удовольствие от более высоких и тонких социальных переживаний, от жертв и добрых дел стимулирует те же самые центры. Конечно, есть нюансы, которых мы пока не понимаем: трудно, да и этически неприемлемо изучать такие вещи. Помню старинное социально-психо­ло­гическое исследование, когда пилоты летящего с военными курсантами самолета изобразили, что он падает, а психолог стал опрашивать курсантов об их переживаниях.

Ничего себе, как неэтично!

Жуть, конечно, сейчас такое исследование провести нельзя, а в 70-х, значит, можно б­ыло. Я это к тому, что не станем же мы сканировать мозг человека, который грудью дот закрывает!
itslogin
Нет награды лучше допамина

Значит, для нейроэкономиста ценность измеряется не деньгами, а удовольствием. А что такое в этом случае удовольствие?

Оценка привлекательности того или иного варианта решения связана с допаминергической системой, распределяющей по мозгу допамин.

Выделением допамина мозг поощряет себя за успехи, допамин вызывает ощущение у­довольствия. Многие наркотические зависимости связаны со стимуляцией системы, выделяющей допамин. Этот нейромедиатор продуцируется в среднем мозге — это очень глубокий, древний центр, — а потом распределяется по многим областям мозга. Допаминергическая система наделяет объекты ощущением субъективной ценности.

И за что награждают допамином?

Мы предполагаем, что допаминергическая система, которая отвечает за удовольствие, отвечает и за обучение. Ведь удовольствие, которое я получаю от того или иного события, — это сигнал того, насколько успешно было мое поведение. Если вы получили удовольствие, значит, вы будете повторять то же самое действие. А если результатом стало что-то неприятное, вы будете избегать этого действия — происходит обучение.

Помните, еще у Павлова было: если каждый раз вкусно есть при определенной музыке, то и сама эта музыка становится более приятной — возникает ассоциация, условный рефлекс, и формируется нейронная сеть, которая за эту ассоциацию отвечает. Или у курильщика ощущение удовольствия переносится с получения организмом дозы никотина на сам процесс курения.

Есть много параллельно работающих нейронных сетей, конкурирующих друг с другом. Допустим, вы ходите в это кафе обедать каждый день, в результате формируется привычка — вы получаете удовольствие не только от еды, но просто приходя сюда. И даже е­сли еда изменится и станет плохой, вас все равно будет тянуть сюда какое-то время — п­ока не переучитесь. Сеть, отвечающая за удовольствие от еды, говорит, что надо у­ходить, а другая, связанная с привычкой, говорит: мне здесь нравится. Третья сеть, о­твечающая за контроль поведения, сигнализирует: тебе вообще вредно такое есть, нельзя сюда ходить! В орбито-фронтальной коре, о которой мы уже говорили, все эти ощущения сравниваются и интегрируются.

Радость конформизма

Влияние других людей вы учитываете?

Я как раз и исследую, как социальное влияние действует на наши решения. В известном эксперименте Соломона Эша человека просят выполнить простейшую задачу, а шесть подставных испытуемых перед ним дают совершенно неправильный ответ. Люди показывают очень сильную тенденцию к конформизму — тоже дают неправильный ответ. А мне интересно, что происходит в мозге, когда ваше мнение не совпадает с мнением других людей.

Допаминергическая система все время оценивает ваши действия, и если вы неожиданно получили какой-то очень хороший результат, она выдает так называемый позитивный сигнал ошибки, а если результат хуже, чем мы ожидали, — негативный сигнал ошибки. Оба этих сигнала меняют ваше поведение. Оказывается, когда ваше мнение отличается от мнения большинства или от мнения ваших друзей, допаминергическая система генерирует негативный сигнал ошибки, как бы г­оворящий: вы отличаетесь от других, вам нужно что-то изменить. Потому что мы существа социальные и нам чаще всего выгодно придерживаться модели поведения других людей.

Но ведь так бывает не всегда. Мне, например, доставляет удовольствие противостоять большинству…

Такие типы характера тоже важны, особенно в меняющейся среде, когда группа не имеет большого опыта успешного поведения. Но в стационарной среде есть миллионы людей, которые борются с одними и теми же проблемами. И получается, что одни и те же решения миллионы раз тестируются в жизни. Как правило, если большинство людей принимают одно решение, это лучшее решение. Поэтому ориентация на других, по-ви­димому, закреплена естественным отбором: это рационально — следить за тем, что делают другие люди.

Есть такое метафорическое понятие «гений толпы». Известный английский сноб Фрэнсис Гальтон, автор евгеники, считал, что н­арод ни на что не способен, мнение плебса — это бред, а демократия — идиотизм. Как-то он пришел на сельскохозяйственную ярмарку, где проходил конкурс. Фермеры оценивали вес быка и бросали бумажки со своими ответами в шапку. Тот, кто оказывался ближе всех к правильному ответу, получал приз. Гальтон собрал все эти фантики с надписями. Когда он посчитал среднее арифметическое, выяснилось, что вес быка отличался от усредненного мнения фермеров всего на полкилограмма. Ни один из присутствовавших экспертов по скоту не дал более точного ответа. Гальтон был в шоке.

Так вот, если толпа людей может дать столь правильную оценку ситуации, есть смысл придерживаться стратегии большинства. В современном мире традиционные стратегии могут быть неэффективны, но мозг воспринимает любые отличия от группы как ошибку.

Это вы обнаружили?

Мы искали нейробиологический механизм, который заставляет, в случае если ваше мнение отличается от мнения окружающих, приводить его в согласие с общим мнением. Мы показали, что в этой ситуации действительно возникает сигнал допаминергической системы об ошибке. По интенсивности этого сигнала можно предсказать, изменит ли человек свое мнение, — такая простая механистическая модель у нас получилась, но она позволяет предсказывать поведение.

Во время эксперимента, воздействуя магнитным полем на область мозга, связанную с этим сигналом об ошибке, мы сумели подавить ее активность минут примерно на тридцать. И действительно, люди стали меньше менять свое мнение. А когда наши датские коллеги давали испытуемым таблетки, увеличивающие концентрацию допамина в мозге, люди, наоборот, чаще меняли свое мнение. Потому что сигналы допаминергической системы об ошибках стали сильнее.

Зловещие перспективы

Перед нами открываются поистине мрачные перспективы!

Наоборот, очень важно понять, как работают механизмы рекламы, пропаганды и прочего социального влияния, как они ненавязчиво вторгаются в ваши системы оценки, — чтобы уметь им противостоять. Бесполезно жаловаться на пропаганду, гораздо полезней понять, как она работает.

Но ведь можно и усиливать пропаганду, допустим, химическими веществами. Если окситоцин, «гормон материнской любви», распылить в зале суда, присяжные проникнутся сочувствием к обвиняемому…

Когда я присутствовал на презентации исследований окситоцина, первый же вопрос был: «А можно в своем магазине окситоцин распылить?» Невозможно, слишком высокая концентрация окситоцина должна быть в воздухе, чтобы он подействовал. Его впрыскивают напрямую в нос. То же и с магнитными полями — это все очень сложно, воздействовать можно только в лабораторных условиях. Это не средство манипуляции поведением, а путь к пониманию механизмов работы мозга.

Давно хочу приобрести пульт управления своим мозгом. Чтобы включать и отключать любые потребности, настраивать эмоции…

В интернете можно найти клип сорокалетней давности, где нейрофизиолог Хосе Дельгадо на арене для корриды останавливает разъяренного быка нажатием кнопки на маленьком передатчике. Быку в мозг были вживлены электроды — эффект оказался впечатляющим, хотя до сих пор не совсем понятно, как этот механизм работал.

Но на самом деле наши исследования — это лишь первые шаги, хотя иногда они выглядят очень красиво. Сегодня нам показывали видео, как по активности мозга реконструируют то, что человек видит. Удивительно ведь — регистрируют активность мозга, и по ней получают картинку того, что он видит в реальном мире. Но пока картинка расплывчатая: технология очень сложная, требующая специальных лабораторных условий. Мы еще не можем читать мысли или управлять поведением человека — ну, разве кое-где, чуть-чуть, очень слабенько. Наверное, по-настоящему и не сможем никогда, мозг — слишком сложная система. Как выразился один американец, если бы наш мозг был н­астолько просто устроен, что мы могли бы его понять, то у нас не хватило бы на это ума. Т­акой вот парадокс.

В общем, сейчас нейроэкономика — это не столько область четких знаний, сколько вызов традиционным представлениям. Мы провоцируем психологов, когда говорим им: ребята, в конечном счете все поведение определяется работой нейронов!

Так что же, психологам пора осваивать сканирование мозга?

Сейчас, мне кажется, тем, кто увлечен психологией, стоит понимать, что граница между психологией и нейробиологией исчезает. Исследования вроде наших ведутся не на биологических, а на психологических факультетах ведущих мировых университетов. Скажем, вы можете открыть журнал и обнаружить дискуссию юристов о влиянии нейробиологии на юриспруденцию. Ведь как быть с понятием личной ответственности за свои поступки, если у вас есть нейроны, которые принимают решение за восемь секунд до того, как вы принимаете его сознательно?

Какая может быть у нейронов ответственность? Тут уж либо юридический взгляд на человека как на личность, отвечающую за свои поступки, либо нейробиологический взгляд на поведение как на продукт работы мозга.

Это с одной стороны. А с другой — юристы не различают многие состояния мозга: для них человек либо вменяемый, либо больной, который не отвечает за свои поступки и которого можно только упечь лечиться. Но с точки зрения нейробиологии при некоторых з­аболеваниях человека стоило бы наказать больше, чем других, потому что у него пониженный порог восприятия наказания. Иначе он не изменит свое поведение. К людям с разной нервной системой нужен разный подход.

Рассчитываете на быстрый прогресс в нейробиологии?

Прорывы, конечно, будут, тем более что это такая интересная область, которая очень привлекает талантливый народ. Ведь нейроэкономика — это невероятно интересно, и провокационно, и классно!