Дельфины!!

«Этот другой вид сознания, существующий рядом с нами, обладает удивительными, с нашей точки зрения, паранормальными способностями, совершенно необъяснимыми современной наукой. Вероятно, многому у них можно научиться — в частности, тому, что всегда завораживало человека: непосредственному общению с Миром и этой самой энергией, которой нам так не хватает.»

ПРИНЦИП ДЕЛЬФИНА

Почему дельфины – лучшие мастера Цигун на Планете, как играть с ними в прятки в открытом море и при чём здесь альфа-состояние, поведали нам Николь и Александр Гратовски — организаторы проекта Universal Contact Team, исследующего взаимоотношения человека и мира, авторы книг «Генератор возможностей» и «Вызов Дельфина», в настоящее время занятые созданием Посольства дельфинов при человечестве.
Беседовал: Иван Матвеев
Фотографии: Universal Contact Team

И.М. Учитывая профиль (и фас) нашего журнала, первый вопрос — о том, что связывает Цигун и дельфинов.
А.Г. С нашей жизнью дельфины совпали несколько лет назад именно потому, что мы к тому моменту дошли до определённого предела, занимаясь различными практиками, так или иначе связанными с Цигун. Бывают такие периоды, когда хочется двигаться дальше, но карт этих запредельных территорий не существует, и возникает потребность если не в учителях, то хотя бы в советах более опытных путешественников. Один из наших друзей — известный французский психотерапевт и мастер Цигун порекомендовал нам обратиться за этим советом к дельфинам. Благодаря его рекомендации в нашей жизни случился первый опыт общения со свободными дельфинами в море. Опыт, в очередной раз перевернувший привычную картину мироздания.
Н.Г. Дельфины – это вечная загадка для человека. Загадка невероятно притягательная, позитивная, но до сих пор, несмотря на весь наш эфемерный прогресс, остающаяся тайной. Современная наука не в состоянии ответить на большое число вопросов по поводу умений и качеств дельфинов, до сих пор представляющихся чудесными. Среди них есть самые простые и очевидные, например, та скорость, с которой дельфины перемещаются. Некоторые виды дельфинов способны плавать со скоростью до 70 км в час, обгоняя самые современные подводные лодки. Простой расчёт специалистов по гидродинамике показывает, что дельфины не в состоянии плавать с такой скоростью, потому что не обладают достаточной для этого энергией. Надо отметить, что дельфинов это совершенно не расстраивает и они продолжают плавать со скоростью 70 км в час. Соответственно, возникает вопрос: откуда они берут недостающую энергию для того, чтобы так поступать с наукой? И что это за энергия? Судя по всему, берут там, где находятся — в любом месте в любой момент. И то, как виртуозно любой из них это делает, как легко и радостно взаимодействует с этой энергией, — истинное мастерство. В приблизительном переводе с дельфиньего на китайский это называется «работа вселенской энергии» или — Цигун.
И.М. Хочу уточнить: когда вы говорите о дельфинах, то сразу представляется известный образ улыбающейся морды бутылконосого Флиппера — вы общаетесь с подобными дельфинами?
Н.Г. Мы общаемся с бесподобными дельфинами. С такими, которых рисуют дети. Дельфины есть практически везде, во всех морях, за исключением самых холодных вод, и то там обитают касатки и белухи. На самом деле дельфинов более тридцати видов. Помимо бутылконосов (они же афалины, латинское название — Tursiops), есть круглоголовые шестиметровые гринды, и ещё более двадцати видов, но большинство из них, на самом деле, очень похожи на Флиппера, то есть это вот такие «классические» дельфины, разве что в основном чуть меньшего размера (около двух метров) и более длинноносые. Они все без исключения прекрасны.
И.М. И все они в одинаковой степени владеют Цигун?
А.Г. Знаете, рассказывают, что две юные рыбы как-то встретили третью, взрослую и мудрую, которая плыла навстречу. Она поинтересовалась у них, как там нынче водичка и, не останавливаясь, проплыла мимо. А эти две плывут дальше и недоумевают — о чем это она, какая такая водичка… «Дельфин, владеющий Цигун» — это Моцарт, владеющий аккордом «До мажор». Это их среда и их способ жизни, они неразделимы.
И.М. Насколько я знаю, до сих пор ведутся споры о разумности дельфинов. Кто-то считает их животными, кто-то — инопланетянами…
Н.Г. Мы не знаем что там на иных планетах, но глубоко убеждены, что здесь, на Земле, существует, кроме человека, принципиально другой вид высокоразвитого сознания. По каким-то удивительным причинам, он, кроме всего прочего, чрезвычайно к нам расположен и очень доброжелателен. Вдумайтесь: не бывает, чтобы дельфин нанёс вред человеку, в отличие от обратного: китобойных флотилий и разных зверских обычаев, когда бьют круглоголовых дельфинов сотнями — в течение одного «праздничного» дня. Это, между прочим, происходит не где-то когда-то, а в Разумной европейской Дании — ежегодно.
Этот другой вид сознания, существующий рядом с нами, обладает удивительными, с нашей точки зрения, паранормальными способностями, совершенно необъяснимыми современной наукой. Вероятно, многому у них можно научиться — в частности, тому, что всегда завораживало человека: непосредственному общению с Миром и этой самой энергией, которой нам так не хватает.
А.Г. Каков критерий разумности? Мы настолько умны, что создали государственные границы и банки, они настолько умны, что НЕ создали их. Насколько разумна цивилизация, которая большую часть ресурсов тратит не на радость, а на средства вооружения, направленные против себе подобных? Где точка отсчета Разума? Как сказал один маленький мальчик: «если бы я хотел придти туда, я бы начинал не отсюда»…
Эволюция человека составляет около миллиона лет, эволюция дельфинов — порядка 50 миллионов. Они в 50 раз старше, чем мы. У каждого из них мозг примерно на полкилограмма больше, чем мозг человека. И сложность этого мозга, количество синоптических связей, что в просторечии называют количеством извилин, примерно в полтора раза превосходит сложность мозга человека. Совершенно очевидно, что эта сложность многократно, в сотни раз превосходит потребности выживания. Для сравнения можно сказать, что мозг белой акулы составляет 120 грамм — и этого ей с избытком достаточно, чтобы все «боялись и разбегались». Но когда ты плаваешь с дельфинами, можешь вообще не бояться акул. Никакая белая акула в здравом уме и твёрдой памяти не приблизится к ним, потому что даже своими граммами она безошибочно понимает, кто тут на самом деле главный.
Согласно одному из важнейших принципов нейрофизиологии, то, что не используется – отмирает. Это означает, что если на протяжении 50 миллионов лет дельфины сохраняют вот такой фантастической мощи и сложности мозг — он постоянно используется для чего-то неизмеримо более сложного, чем выживание.
И.М. Для чего же?
Н.Г. Согласись, что эта интрига должна раскрываться в самом конце интервью — видимо, в следующем номере журнала. Иначе какой смысл дочитывать?
И.М. Тогда другой вопрос: почему дельфины не хотят установить с нами контакт, если у них настолько развитое сознание?
А.Г. Представим, что у приятелей, с которыми ты редко видишься, не так давно родился ребенок. И вот ему три месяца, он весь — с их точки зрения — «боже-какой-хорошенький», а тебя угораздило приехать к ним в гости. По большому счёту у тебя вообще нет никакой причины общаться с ним. Строго говоря, это попросту невозможно. В лучшем случае, ты можешь посюсюкать с ним секунд десять… Даже когда ему будет полгода, пусть даже год — в этом случае ты уже сможешь с ним, если придется, где-то на коврике повозиться пару минут, но устанавливать с ним какой-то другой контакт… сесть и затеять с ним беседу тебе не придёт в голову вообще никак. Заняться совместным творчеством, общим интересным делом — тоже не придёт в голову. Ты хорошо к нему относишься, ты просто понимаешь что это – новорождённый ребенок, что рано ещё, что, возможно, когда-нибудь в будущем… Более того, он свой, человеческий. Поэтому, если вдруг родители отвернутся, и произойдет что-то, например, он решит вскарабкаться по лестнице, и вот-вот навернётся, то не задумываясь, ты сделаешь всё, чтобы предотвратить опасность. Подхватишь его и усадишь на мягкую подушку. И всё — пойдешь заниматься своими делами. Вот это ровно тот контакт, который у дельфинов есть с нами. Они могут поиграть с нами в несложные игры несколько минут на коврике (на поверхности воды) — при условии, что мы пересеклись с ними в тот момент, когда они не были заняты чем-то более значимым и интересным. Они, конечно, не станут играть с нами в жонглирование объемными трансформирующимися образами, но в простенькие салочки, например, которые доступны нам с нашими скоростями — охотно.
Н.Г. При этом, если мы, нырнув, в увлечении забываем дышать, они аккуратно и своевременно выводят нас на поверхность. А если любому из нас угрожает реальная опасность, мгновенно рядом оказывается дельфин, отгоняет акул, спасает, «сажает на тёплую подушку» и уплывает дальше по своим делам. Сесть рядом с нами и разобраться, можем ли мы мыслить одними категориями? Говорить на одном языке… о чём? У нас ещё нет даже слова для погремушки, которую они могут нам предложить. На самом деле мы вообще не понимаем еще, что то, что видим (а тем более — все остальное) может быть погремушкой.
А.Г. Основным доказательством разумности принято считать наличие языка. Очевидно, что у дельфинов есть язык — хоть в этом уже никого не нужно убеждать. Существуют разные способы изучения языка, в том числе метод американского лингвиста Джорджа Зипфа. Это математический анализ повторяемости языковых паттернов, позволяющий исследовать любую последовательность звуков на предмет осмысленности и информативности. Выявление структуры дает возможность судить о том, имеешь ли ты дело с языком или это вообще совершено случайная белиберда. Таким образом были проанализированы языки обезьян, слонов и других наиболее развитых млекопитающих. В результате анализа строится график, на котором появляется некая кривая. Чем выше ее кривизна, тем больше разумность анализируемого языка и его сложность. Так вот, по сравнению с кривой человеческого языка, графики языков таких животных как слоны, обезьяны, собаки, кажутся почти прямой линией, то есть находятся на очень большом удалении в развитии. Кривая Зипфа языка дельфинов имеет тот же наклон, что и кривая языка человека, что означает, что как минимум, этот язык не уступает человеческому.
И.М. Как минимум?
А.Г. Да, потому что проанализирован только тот ряд звуков и ультразвуков, который доступен нашему восприятию. То, что с нашей точки зрения «не звучит», но может быть главной составляющей языка, вообще не проанализировано. А почти наверняка рядом существует второй пласт языка, гораздо более мощный, который передаётся просто не звуковыми средствами — вообще иными: на частотах вне аудиального спектра. Есть предположение, что это такие объёмные голограммы, передающие непосредственно понятия, образы и более сложные явления — это принципиально другое устройство языка. Наш собственный язык, в любом случае плоский и цифровой, потому что мы ходим по поверхности и нам достаточно описателей, которые объясняют по-существу двухмерный мир, в котором мы живём. А у дельфинов есть не просто вперёд, влево, вправо, но также вверх и вниз, а кроме того, что еще важнее, их мир, в отличие от нашего — очень жёсткого, плотного, материального, — абсолютно текуч и постоянно изменчив. И для того, чтобы этот мир адекватно описывать, необходимы совершенно другие средства языка и другое его устройство. Это должен быть язык, улавливающий постоянную трансформативность мира и непосредственно передающий образы, эмоции, чувства, понятия, состояния…
И.М. Сложно представить себе, как может происходить общение, если сама возможность нахождения общего языка отсутствует…
Н.Г. Когда плаваешь с дельфином, возникает удивительное ощущение непосредственного диалога, который, тем не менее, остаётся за пределами слов. Иногда ты можешь объяснить это, если произошло какое-то простое действие, например, он тебя учит плавать — тогда ты можешь облечь это в слова и даже потом пересказать содержание состоявшегося диалога вербальными средствами. Но чаще всего это невербальная коммуникация, с сохранением при этом очень чёткого ощущения непосредственного диалога. Человек, допущенный к общению и попавший в группу дельфинов, испытывает ни с чем не сравнимые, очень странные чувства. Это можно попытаться описать как сочетание восторга и полного спокойствия, солнечной эйфории и при этом — уверенной компетентности. Это – очень сильное переживание. Почти гарантированное, если человек находится некоторое время с группой дельфинов или наедине с одним из них.
И.М. Вы думали о том, как это происходит физически?
Н.Г. Этот механизм проходят в школе — Гюйгенс в своё время сформулировал его как закон или принцип маятника. Когда рядом раскачиваются два маятника, по прошествии очень небольшого времени они чудесным образом синхронизируются и начинают раскачиваться с одной частотой. В случае общения с дельфинами речь идет о частотах электромагнитной активности головного мозга, отражающих прежде всего состояние сознания. Дельфины — мощнейшие индукторы, способные синхронизировать наши частоты со своими.
А.Г. Здесь надо упомянуть, что существует некая гармоничная частота активности мозга, называемая «альфа-состоянием». Известно, что наш мозг может функционировать в нескольких режимах: «тетта-состоянии» — когда мы спим, в «бетта-состоянии», когда младший менеджер встречается со старшим менеджером, и в альфа-состоянии, которое свойственно спокойствию, молитве, медитации, сосредоточенности, творчеству и другим подобным состояниям. Судя по всему, дельфины пребывают в альфа-состоянии почти постоянно. Когда ты попадаешь к ним, ты оказываешься в очень мощном силовом поле. И, в соответствии с элементарной физикой, каждая твоя частица буквально поляризуется в этом поле и выстраивается определенным образом. И медиками и нейрофизиологами доказано, что альфа-состояние наиболее продуктивно для решения самых разных задач, для поддержания оптимального самочувствия, для здоровья; когда ты в нём, у тебя синхронизируется работа обоих полушарий головного мозга и т.д. На самом деле это редкое состояние, едва ли не пиковое переживание, ощущение наибольшей продуктивности, радости, спокойствия и осмысленности. Это то, что психологи называют ресурсным состоянием. Именно в него неизбежно попадает человек, который допущен дельфинами к общению.
Н. Г. Здесь важно объяснить, что значит «допущен». Мы в наших путешествиях видели разных людей в разном состоянии, и сейчас почти безошибочно знаем: вот у этого человека будут дельфины, а у этого сейчас — вряд ли.
У нас были случаи, когда человек очень доброжелательный, умный и славный, балагур и душа городских компаний — и вот он спускается с лодки в воду к дельфинам, и они как будто испаряются — мгновенно уходят. Они работают как фантастические 3D сканеры и напрямую считывают наше состояние. Зачастую, если нас не надо спасать, мы в это время не тонем и акула на нас не нападает, то мы им вообще не интересны. Потому что если башка человека в это время забита до отказа какой-нибудь совершено несуществующей ерундой, биржевыми котировками, карьерными интригами, статьями арендного договора по недвижимости, то понятно, что у дельфина просто не возникнет никакого желания начать общение. Очень часто в таких случаях мы вспоминали известную дзенскую притчу, когда чаша полна и чай уже некуда налить — вообще нет свободного пространства. Плотно упакованные искусственной чушью мозги не оставляют пространства, в которое добровольно стал бы втискиваться дельфин.
С другой стороны, вначале мы думали, что плаваем очень плохо, и для того, чтобы общаться с дельфинами, нам нужны люди, которые великолепно плавают и поэтому брали с собой в экспедиции хороших спортсменов. Мы заранее были уверены, что такой человек будет главным контактёром — у него же чемпионский кубок дома стоит. Только потом мы поняли, что на самом деле, как плавает чемпион мира и как плавает самый толстый и неповоротливый человек, с точки зрения дельфина — почти неразличимо.
А.Г. Справедливости ради надо сказать, что это, конечно, не совсем так. Когда у тебя устанавливается контакт с дельфинами, они очень ценят твои попытки погружаться чуть глубже, чуть интереснее и свободнее двигаться… Но прежде всего они ценят внутреннюю свободу, отсутствие ложных перегородок в мозгу, готовность играть и фантазировать, чем физическую тренированность, позволяющую продемонстрировать серию отработанных движений. У знакомых нам спортсменов с внутренней свободой, как правило, увы, были некоторые сложности.
Н.Г. Однажды в нашей команде, помимо прочих, были профессиональный пловец и толстая, но очень живая и открытая девчонка. И вот — в воду падает эта девчонка, как она сама говорит «как картошка» — шумно, с брызгами, неумело, и… играет с дельфинами. Одновременно с ней грациозно, без единой брызги в воду входит гордый собой спортсмен – и не видит ни одного дельфина. Вообще. И так день за днём. У пловца приключилась депрессия… До тех пор, пока что-то щелкнуло внутри, и однажды он поплыл не для того, чтобы что-то кому-то доказать и кого-то победить, а просто потому, что это колоссальное удовольствие — резвиться в пронизанной солнечными лучами прозрачной воде, зная, что где-то рядом — дельфины. И с этого дня он играл с ними вместе.
И.М. Я слышал, что у вас в море почти не бывает дней без дельфинов. Это везение?
А.Г. Это совпадение. У нас есть собака — золотистый ретривер, которую наши друзья называют ресивером. Мы возвращаемся домой в самое разное время, но она безошибочно садится перед входной дверью минуты за три до этого… Мы очень дорожим встречами с дельфинами, и, как правило, встречаем их. Или они — нас. Но если вдруг их нет с нами какое-то время, мы иногда позволяем себе их звать. Мы очень редко делаем это и вряд ли при помощи текста можем внятно объяснить, как именно. Редко — потому что в любом случае это несанкционированная интервенция в мир. Я, например, не люблю мобильных телефонов, потому что они позволяют кому угодно когда угодно вторгнуться в личное пространство человека, так или иначе нарушая естественное течение его жизни. Когда мы зовем дельфинов, они что-то делают в это время, чем-то заняты, а тут мы со своими призывами… Два-три раза мы испытывали чувство глубокого неудобства, когда они приходили. Было физическое ощущение того, что они говорят: «Что-то важное? Мы были немного заняты… Просто сюси-пуси хотели? Отлично, понятно, давайте: сюси-пуси… Достаточно? Можно идти?»
И.М. Все же — как вы зовете их?
Н.Г. Представляешь себе, как шаманы зовут дождь?
И.М. Приблизительно.
Н.Г. Вот точно также, только по-другому и не так. В бубен не бьем, глаза не выпучиваем, в транс не впадаем. Вообще стараемся, чтобы, если рядом есть люди, занятые своими делами, никто ни на что не обратил внимания. По возможности — идем в воду и спокойно лежим (висим) в ней. Вода — самый удивительный проводник и вообще посредник между мирами — единственное вещество, которое можно потрогать, но которое живет не по корпускулярным, а по волновым законам… Лежим и представляем себе дельфина. Как он чудесен. И как здорово с ним играть… И играя, рассказывать ему о том, как это здорово… Ну и, собственно, это почти все. Если хочется, можно назвать медитацией. После этого проходит минут двадцать и, как правило, приходят дельфины.
И.М. У вас есть какие-то конкретные места встреч с ними?
А. Г. Два — море и океан. Никогда в дельфинариях, которые представляются нам концентрационным лагерем, и где существование заключенных дельфинов крайне далеко от естественного. Дельфины живут во всех морях, но при этом есть крайне мало конкретных точек, где у них есть более или менее постоянное компактное пристанище. Есть что-то на Багамских островах, в Новой Зеландии, у берегов Австралии, на границе Египта и Судана, ещё где-то, но часто такие места очень удалены от очагов нашей цивилизации и труднодостижимы. Самое большое из постоянных (судя по всему, на протяжении во всяком случае тысячелетий) мест — Азорские острова. Нам искренне кажется, что это – их столица. Там ты выходишь в море на лодке и за каждый выход видишь четыре-пять видов разных дельфинов. Летом там у них происходит очень насыщенная социальная жизнь… Как в хорошем обществе принято ездить летом в Биарриц, себя показать, выгулять детей, пройтись по набережной, на других посмотреть, также и здесь — такое ощущение, что у дельфинов в июле-августе принято заглянуть на Азорские острова.
И.М. Видимо, в таких обстоятельствах с ними легче всего общаться?
Н.Г. Наоборот. Представь: солнечный выходной день в большом южном городе, и на центральной площади — в самом разгаре праздник. Здесь гуляют целыми семьями, галдят, танцуют, обнимаются со знакомыми, с аппетитом едят, катаются на каруселях, играют с детьми, наблюдают за приезжими, а где-то на самом краю (на поверхности) всего этого — маленький, неповоротливый, с трудом переносящий местный климат, не знающий ни порядков этой страны, ни ее устройства — ты.
И ты не то, чтобы ни слова на их языке не знаешь, ты вообще немой и, честно говоря, слаборазвитый, слабовидящий, да еще и ограниченный в движениях, но ты хочешь привлечь их внимание и каким-то образом завести с ними диалог, начать общаться. Какой у тебя есть шанс на внятное знакомство или хотя бы на то, чтобы привлечь чье-то внимание? Если ты даже будешь «мычать», как глухонемой, то кто-то, проходя, возможно потреплет тебя по голове со словами: «ты какой симпатичный…» и пойдёт дальше. Всё. И ты там остаёшься со своими «ммм» — «ыыыы», а он уже ушёл. Остановиться рядом и затеять с тобой беседу о том, что тебе интересно, никому не придет в голову.
И вот задача — успеть в ту секунду, когда наши пути пересеклись, как-то показать, что мы способны быть интересными. Для нас это, пожалуй, — один из самых амбициозных вызовов. Вызвать их интерес.
И.М. Удается?
Н.Г. Эти острова благословенны ещё тем, что их что-то хранит от туристического бизнеса — туристов там очень мало. Прохладно, облачно, далековато и нет ни оборудованных пляжей ни ночных клубов.
Основной туристический аттракцион — наблюдение за китами и дельфинами. На каждом острове есть две-три, условно говоря, компании, которые этим занимаются. Компания – это бывший рыбак или китобой, который на свою моторную лодку поставил десяток табуреток и вывозит в море клиентов, показывая им на резвящихся в отдалении дельфинов. Среди этих туристов попадаются самые активные, которые просят лодочника отпустить их в воду, чтобы поплавать с дельфинами.
Самый активный надевает маску и прыгает в воду. Он же только что видел дельфинов и ему кажется, что вот сейчас они налетят с ним дружить. Но за то время, пока перед ним рассеиваются брызги от его же падения, дельфины, никак в нем не заинтересованные, перемещаются метров на триста. Дальше на лодке происходит такой «Форт Боярд»: оставшиеся на борту кричат «контактеру» — «вон они, они там, ты можешь, давай, греби скорее!» Секунд за тридцать он выдыхается абсолютно, дельфины уходят безвозвратно, и тушку смельчака затаскивают обратно в лодку. На повторение подвига никто уже не отваживается, и «плавание с дельфинами» на этом заканчивается.
А.Г. И вот мы впервые туда приезжаем, такие красавцы, приходим на берег и знакомимся с Норберто, который кажется нам наиболее адекватным и в любом случае является единственным, у кого не одна, а несколько лодок, что позволяет одну целиком предоставить нам. Объясняем, что собираемся общаться с дельфинами. Плавать с ними. Норберто нам терпеливо рассказывает, что общаться с дельфинами не получится, потому что это «дикие животные» — не дрессированные, и ведут себя, как хотят. Не спорим, просто каждое утро приходим на пирс, берем лодку с откомандированным шкипером и выходим в море. И вот на четвертый день нас встречает сам Норберто, задумчивый такой, и говорит: «сегодня я с вами пойду. А то мои шкиперы небылицы всякие рассказывают, а врать нехорошо». С этого дня мы ходили в море только с ним, даже подружились, потому что на самом деле он оказался очень чутким и к морю и к дельфинам, и получал искреннее удовольствие от наблюдения за тем, как рушились его собственные всей жизнью воспитанные стереотипы о «диких животных, не склонных к общению».
И.М. Был какой-то эпизод, который для него оказался в этой истории переломным?
Н.Г. Когда он впервые увидел, как мы играем с ними в прятки. Чаще всего игра начинается с «карусельки»: имитируя движения друг друга, вы с дельфином в воде переворачиваетесь в разных плоскостях, стараясь делать это синхронно. Когда, «договорившись», вам это удается, игра может усложниться. Вдруг, в определённый момент, дельфина больше нет — он исчезает из поля зрения, ты его не видишь, даже не понимаешь, куда он делся. На самом деле он неизмеримо быстрее, чем мы, его соматическая компетентность такова, что с нашей точки зрения он практически молниеносен, но когда он играет с тобой, он соизмеряет свою скорость с твоими возможностями. И вот в определённый момент – он исчезает. Начинается головокружительная игра в прятки. Его цель – спрятаться у тебя за спиной так, чтобы ты его не увидел, а твоя цель — «поймать», «осалить» его взглядом. Для этого надо попытаться перехитрить его, резко неожиданно повернуться как-то, а он старается предугадать, с какой скоростью и в какое из любых возможных направлений ты сейчас повернешься, чтобы остаться невидимым. Удовольствие колоссальное — оба участника хохочут до колик. И совершенно очевидно, что дельфины испытывают от этой игры не меньшую радость, чем мы.
А.Г. Мы не сразу поняли причину такого их восторга от, казалось бы, простой детской забавы. А дело в том, что в эту игру они могут играть только с нами. Друг с другом они этого делать не могут, потому что обладают «радаром», работающим на 360 градусов, и осознают все вокруг. Это — все равно, что играть в шахматы с самим собой — заранее знаешь все планы противника. А с рыбой, в сложные игры не поиграешь, она — либо сама игрушка, либо — еда. Поэтому прятки — одна из редких забав, когда они понимают, что мы делаем что-то сознательное и очевидно интересное.
И.М. Но все же это — лишь один пример. А есть ли что-то общее, что является ключом ко всем таким играм, ключом к общению с ними?
Н.Г. Открытость, доброжелательность, искренность — общие слова… Мы пытаемся использовать в качестве средства общения не только то, что первым приходит в голову в ситуации, когда нет общего языка — музыку, танец, движение, но — в чистом виде — эмоции как таковые, осознанные состояния сознания. Состояние сознания — как способ коммуникации. Это требует специальной подготовки, но сама по себе подобная практика является колоссальным выигрышем — и не только в отношениях с дельфинами. Это, собственно, и есть ставка в наших опытах: не столько дельфины сами по себе, сколько дельфинство в нас. Наш собственный потенциал. Наши собственные взаимоотношения с миром. Наша личная жизнь — ее качество, ее содержание, ее вкус, ее смысл.
Зачем человечеству Посольство дельфинов, какое отношение к этому имеет нейрогенез и можно ли научиться жить на гребне волны — читайте в продолжении интервью в следующем номере журнала «Цигун».
часть 2
Зачем человечеству Посольство дельфинов, какое отношение к этому имеет нейрогенез и можно ли удержать счастье голыми руками, поведали Александр и Николь Гратовски — организаторы проекта Universal Contact Team, осуществляющего международные экспедиции к дельфинам, авторы книг «Генератор возможностей» и «Вызов Дельфина», в настоящее время занимающиеся созданием Посольства дельфинов при человечестве.
(первую часть интервью читайте в «Цигун №7»)
Беседовал: Иван Матвеев
Краткое содержание предыдущей серии:
в предыдущем номере рассказывалось о результатах экспедиций к свободным дельфинам, организованных Universal Contact Team. Участники экспедиций убеждены, что дельфины представляют иной вид высокоразвитого сознания, существующий на нашей планете в десятки раз дольше, чем человечество и обладающий многими чудесными умениями и качествами, среди которых — виртуозное взаимодействие с энергией Ци.
И. М. В прошлый раз вы сказали, что ключом к общению с дельфинами является не просто открытость, искренность и доброжелательность, но состояние сознания как таковое. Можно об этом подробнее?
А. Г. Ничего мистического в этом нет. Каждый из нас знает не только то, что змеи послушны дудочке заклинателя, но и то, что любая дворовая собака мгновенно распознает страх или уверенность человека. Если же говорить о «дельфиньем» состоянии, оно, судя по всему, совпадает с состоянием Потока, которое не так давно «открыл» для широкой аудитории американский психолог с непроизносимой фамилией Чиксентмихайи.
И. М. Открыл?
А. Г. «Совершил открытие». Американские исследователи нередко девственно чисты во всем, что не касается непосредственно узкой темы их исследований, и опираются, прежде всего, на собственные репрезентативные данные. Так сделал и Михай Чиксентмихайи – не поленился опросить тысячи человек на предмет того, «что такое счастье». И был поражён тем, что люди совершенно разного социального, возрастного уровня, национальности, вероисповедания и аппетита чаще всего использовали одно и то же сравнение — поток. Они выражались примерно так: «Ты чувствуешь, что тебя словно подхватывает неведомая сила, и ты абсолютно сливаешься с тем, что в этот момент делаешь, и получаешь от этого настоящий восторг, и всё удаётся каким-то чудесным образом».
Н.Г. Это открытие было украдено у его автора за несколько тысяч лет до его рождения плагиаторами, которое, правда, называли этот феномен разными другими словами (хотя часто — и тем же самым — Потоком): Дао, Дзен, вдохновение, творчество, влюблённость и т.д. В этом состоянии человек способен на значительно большее, чем в обычном, он действительно может «горы свернуть». Нынешние психологи называют его ресурсным состоянием, а наш друг, психотерапевт и мастер Цигун Жан Беккио называет его «активным трансом», поскольку это техническое название не просто описывает феномен, но и пытается указать на ключи доступа к нему.
И. М. То есть этому можно научиться?
А. Г. Приз в студию! Это главный вопрос. И, похоже, он всегда был если не единственным, то главным сюжетом поисков человека: можно ли научиться счастью. Во все времена и во всех традициях это умение почиталось как самая большая ценность, а те редкие гении, кто им владел — волшебниками или Мастерами. Им, как-то научившимся произвольно входить в потоковое состояние, сливаться с теми силами, которыми крутится этот мир, удавалось почти незаметными микроскопическими, но совершенно точными воздействиями достигать невиданных результатов, испытывая при этом чувства максимальной осмысленности и полноты жизни, за которыми большинство людей тщетно гоняются едва ли не всю жизнь.
Конечно, всегда существовали школы, целью которых было научить человека пребывать в этом состоянии единства с миром, ощутимой взаимосвязи со Вселенной, глубинной гармонии с самим собой, не важно каким способом ты описываешь это — эзотерическим, научным или поэтическим. Строго говоря, все дзенские и даосские монастыри преследовали ту же цель: помочь человеку непосредственно соединиться с собственным Путём, со вселенским потоком «Ци». Но вот незадача: алгоритмы этого искусства не просто сложно осуществимы – они не существуют. Обычно это происходило так: человек приходил в монастырь, десяток лет жил там рядом с Мастером, в какой-то момент думал, что уловил нечто главное, делился этим с наставником и получал от него дубиной по лбу. В этот момент его настигало сатори, и он сам становился Учителем. Хотя подавляющее большинство учеников ничего не настигало даже в этот ответственный момент, вот в чём загвоздка.
Тысячелетиями люди пытались ухватить руками этот гребень волны и единицам это как-то удавалось, отчего раз за разом возникала иллюзия того, что они этому состоянию могут научить других, передать секрет ученикам. Как правило, настоящие мастера понимали тщету подобных попыток и крайне избирательно подходили к отбору учеников, но иллюминированные (таких много и сейчас, например, среди преподавателей йоги) начинали массированно причинять людям добро по рыночным ценам.
Защита от них в том, что это состояние не тиражируется. Не фасуется по стандартным пакетам «просветления». Оно сугубо индивидуально. Сто тысяч человек сделать в одночасье несчастными — штука нехитрая, а вот трех человек сделать сразу счастливыми – очень сложная задача. Почти невыполнимая. Это как брелок от автомобиля — рядом стоит два десятка одинаковых машин, но твоя открывается только одним брелком. Ты — единственный, ключи доступа – индивидуальны. Поэтому когда человек, ухвативший как-то свою настройку, позволяющую ему пребывать в состоянии потока, пытается передать её кому-то другому, она не срабатывает — его персональный код больше никому не подходит. Но все еще сложнее: тебе удалось каким-то образом три дня назад сосканировать состояние счастья, и вот сегодня ты «включаешь его», и — никакого эффекта. Потому что счастье трехдневной давности — не свежее…
И. М. Очень интересно, но как-то я не вижу, где связано решение задачи о счастье с дельфинами?
Н. Г. А дельфины, судя по всему, знают, где у каждого из нас кнопка, включающая индивидуальный брелок… Делать людей счастливыми – удивительная способность дельфинов. Когда мы, скажем, втроем ныряем к ним, и все допущены к общению, то каждый из нас совершенно точно пребывает в это время в потоковом состоянии. Каждый приобретает свой уникальный личный опыт, отличный от опыта двух других, но когда мы потом возвращаемся на палубу, то для всех очевидно, что у каждого из нас это состояние без сомнений случилось. Как-то у дельфинов это получается: разных людей, практически в любой момент времени вводить в это состояние…
Знаешь, доказано, что у дельфинов, как и у людей, есть имена. Но иванов, николь и — не поверишь — даже, скажем, брониславов — пруд пруди, а имена дельфинов — неповторимы. Обращаясь друг к другу, они начинают фразу с обращения — именем собеседника, а заканчивают подписью — своим именем. Такие вот ключи доступа… Во всяком случае, когда плаваешь с дельфином, кажется, что он каким-то чудом точно знает твое настоящее имя — то самое, на которое ты не можешь не откликнуться.
И. М. То есть, как вам кажется, дельфинам известно то, что было предметом поисков всех духовных практик?
А. Г. Центром всех таких практик, всех эзотерических систем было и остается овладение собственным сознанием, постоянный контроль сознания. Вот это именно то, что отличает дельфинов от нас. Наблюдая за их жизнью, мы поняли, что чем бы они ни занимались, они постоянно целиком присутствуют в настоящем моменте. Это тотальное «здесь и сейчас», такая безусловная включённость, абсолютное непосредственное чувствование того, что происходит. Собственно, это и есть подлинная Жизнь, потому что если ты отвлекаешься, если тебя нет «здесь и сейчас» — в единственном данном тебе моменте и месте, то тебя по большому счету вообще нет.
И. М. А ведь у современного городского человека чаще всего так и происходит…
А. Г. Увы. И все эти дзенские рецепты, ставшие сейчас как-то «вдруг» на слуху — как раз об этом: подметая пол — подметай пол; занимаясь любовью – занимайся любовью. Мы же, когда подметаем пол — мечтаем о том, как будем заниматься любовью, поэтому и не подметаем толком, а любовью занимаемся весьма посредственно, потому что в этот момент думаем о том, что нужно бы, наконец, как следует пол подмести.
Мы не присутствуем целиком в этом моменте, соответственно, не проживаем, не делаем его целиком. В противовес этому, главная характеристика потокового, дельфиньего состояния заключается в том, что в этот момент человек абсолютно един с тем, что он делает. Например, когда Шумахер ведёт машину — он является важнейшей неотъемлемой частью ее, и одновременно — путем, дорогой, по которой машина мчится. Он с ними слит, растворён в них, и это не гипнотический транс, потому что он целиком и полностью сохраняет контроль и взаимосвязь с реальностью, ощущает её всеми своими чувствами. Более того, чуть только, на доли секунды, он отвлечётся от этой реальности, как очень дорогой автомобиль будет поцарапан, а то и ещё хуже чего-нибудь… первое место ускользнет.
Н. Г. Но эта связь с реальностью — иная, непосредственная, не та, которой нас учат в школах. В потоковом состоянии привычные нам механизмы анализа, рефлексии, сомнения и все прочие, вообще не работают — там включаются в действие другие законы. Один из участников наших экспедиций — Пабло Верон, гениальный танцор танго. Он танцует так… в общем, по нашим представлениям человек не может так двигаться. Дело не в стремительности, иногда его движения замедленны, вязки, но всегда — совершенно гармоничны и выразительны. Однажды мы затеяли об этом разговор: «Пабло, мы даже сообразить не успеваем…», — он нас прервал на середине фразы и говорит: «Мысль – слишком медленна для того состояния, которое мы называем танцем». Медленна и бесполезна.
И. М. Если мысль бесполезна, какими же инструментами пользоваться?
А. Г. Вода безошибочно чувствует малейшую лунку и заполняет ее, без всякой потребности в размышлениях на тему «Куда сейчас целесообразнее течь — влево или вправо?» Когда ты в потоке, решение принимается непосредственно, ты каким-то другим способом чувствуешь верность следующего шага и делаешь его. Просто делаешь, потому что иначе невозможно по настоящему танцевать, вести машину, писать настоящую музыку, жить… Речь идёт о том, что эта постоянная включённость в происходящее, собственно, и есть универсальный ключ к раскрытию способностей человека, да и к счастью как таковому. Хотя частота, на которой он действует, у каждого своя.
И. М. И Посольство Дельфинов…
Н. Г. И Посольство Дельфинов — это такая мастерская по изготовлению дубликатов куда-то завалившихся ключей. Ничего инопланетного. Все есть в нас. То, что составляет содержание жизни дельфинов, является и нашей собственной природой, природой нашего счастья. Увеличить представительство этого в нашей жизни — цель Посольства.
А. Г. Нас ведёт идея о том, что современный человек не является венцом эволюции. Потому что было бы очень уныло думать, что всё заканчивается на нас. Известно, что наш мозг работает на 5% своих возможностей. Существует мнение, что 80% нашей ДНК, это, так называемая «мусорная» часть. А нам как-то не верится в то, что природа, созидая сложные организмы, 80% из них создаёт и сохраняет миллионы лет как мусорные образования. Очень неэкономично как-то. Следовательно, заложенное в нас многократно превосходит то, что большинство людей привычно считает нормальным содержанием своего бытия.
Н. Г. Редкие моменты пиковых переживаний, присутствия в потоковом состоянии ни с чем нельзя спутать: качество жизни в этот момент неизмеримо превосходит обычную череду скучных и хмурых событий, которые современный человек привык называть своей жизнью. Мы предполагаем, что человек предназначен как раз для такой — превосходной — жизни. И есть только две взаимосвязанные задачи: научиться входить в это состояние произвольно и удерживать его так, чтобы оно стало основным.
И. М. Вам это кажется возможным? Ведь внимание человека постоянно «прыгает» по внешним объектам.
А. Г. И скачет… Действительно, есть тысяча возможных вариантов отвлечься от включённого состояния и вывалиться из него, «выключиться», и обычно так и происходит: неожиданный звук, случайная мысль, чувство какое-то неопределённое – и ты мгновенно потерял контроль над собственным сознанием.
Всегда существовали медитативные практики. Но большинству людей их было недостаточно. Сейчас есть нечто еще, что в совокупности с древними практиками, возможно, даст гораздо более эффективное решение. Например, открытия в области нейрофизиологии: оказывается, мозг человека пластичен, и способен переучивать, перепрограммировать сам себя. Эта чудесная структура величайшей сложности и невероятных возможностей, которая расположена в нашей черепной коробке, способна своими собственными сознательными усилиями перенастраивать себя. Несомненно, у нее есть привычка отвлекаться по любому поводу, но мы знаем, что её можно обучить самодисциплине. Собственно, все эзотерические школы и духовные учителя этим всегда и занимались: не было терминов «нейропластичность», «формирование новых нейронных связей», но люди тысячелетиями делали именно это — прокладывали бороздки новых ментальных привычек. Важнейшая из них — привычка не отвлекаться. Собственно, это и есть «Принцип Дельфина», то главное, чему нам так важно было бы у них научиться: каждую секунду сохранять осознанность. В нашей интерпретации этот принцип звучит так: НЕ СПАТЬ.
Н. Г. Дельфины — единственные млекопитающие на планете, которые никогда не спят. Два их полушария отдыхают попеременно. Как говорят палеонтологи, около 50 миллионов лет назад предок дельфина сознательно ушёл с суши в море, оставшись млекопитающим. Мастерское решение: поменять среду обитания для того, чтобы больше невозможно было отвлечься, «выключиться», ведь ты постоянно нуждаешься в воздухе, а, следовательно, вынужден научиться жить, в любой момент сохраняя и контролируя сознание — иначе не сможешь дышать. Тонущий дельфин – это не парадокс: если дельфин в результате, например, болевого шока теряет сознание (буквальный смысл выражения «терять сознание»), то мгновенно рядом с ним оказываются другие дельфины, которые выносят его на поверхность, чтобы он мог продолжать дышать. Если их рядом нет, он тонет.
Внезапно становится понятно, почему элементом всех серьёзных практик является контроль дыхания – ведь это наиболее рефлекторное, автоматическое умение. Усыпляющая иллюзия состоит в том, что, вроде бы, и учиться здесь нечему: дышим мы непрерывно — с рождения до смерти, и вроде нет тут ничего сложного, и получается неплохо. Вот человек и дышит всю жизнь… на автомате — а как дышит, так и живёт. А у дельфинов есть неусыпный будильник: они живут в воде.
И. М. То есть решение лежит на поверхности? Идём жить в воду – и никаких тебе проблем с контролем сознания?
А. Г. И кто не потонет — да сделается буддой! Или Ихтиандром… Но, возможно, сейчас эту задачу можно решить иначе — благодаря возникающему союзу между трансформативными практиками и наукой. С одной стороны, есть древнейшие системы контроля сознания — с тщательно проработанными комплексами дыхательных и психофизических упражнений, медитативными техниками и др. С другой стороны, квантовая физика с её корпускулярно-волновым дуализмом и феноменом наблюдения (читай — медитации), меняющего поведение наблюдаемого объекта. Ряд физиков уже фактически ставят знак равенства между понятием квантовой редукции альтернативных возможностей и сознанием как таковым. Словом, эволюционно оба «лагеря» дошли до точки, когда наиболее внимательные представители обеих сторон всё чаще приходят к убеждению, что пора переставать ломать копья, что наука и духовные практики не только не противоположны, но по-сути — одно и то же, только с другого бока подсмотренное. Ко всему этому сейчас появляются совершенно уникальные, ранее несуществовавшие возможности, позволяющие всё это объединить. В той области, о которой мы говорим, это биологическая обратная связь и нейропластичность – способность переучивать собственный мозг, сознательно создавая новые ментальные привычки.
И. М. Это все скорее напоминает философию. Можно ли это как-то представить на практике?
А. Г. Это будет похоже на школьный урок физики о состоянии неустойчивого равновесия. Есть чаша с вогнутым донышком и шарик, который внутри этой чаши катается – наше сознание. То положение, которое шарик занимает в данный момент — состояние сознания. При любом покачивании чашки шарик перекатывается, достигая той или иной высоты, выскакивая за пределы обыденных маршрутов. Это пиковые состояния — моменты сравнительно большей пробужденности, отличные от автоматического функционирования. Они длятся какое-то время, после чего шарик непременно соскальзывает и, падая на дно, занимает привычное положение устойчивого равновесия, которое в нашем примере представляет жизнь человека на «автопилоте». Кому-то из счастливчиков удается так натренировать свое сознание, что шарик находится не на дне довольно часто. Но еще эффективнее — изменить конфигурацию. Создать новую ситуацию устойчивого равновесия (поскольку речь идет о частотах волновых событий, можно сказать: перенести, сдвинуть фазу синусоиды), в которой базовым, исходным состоянием сознания, совпадающим с центром вогнутого донышка, будет не «автопилот», а потоковое состояние полной осознанности, «включенности». «Дельфинства».
Н. Г. Мы уверены, что этому у них можно научиться. Они умеют вводить нас в это состояние всякий раз, когда мы с ними общаемся. И мы убеждены, что такое умение не только возможно, но и предназначено человеку, хотя овладение им, очевидно, настолько изменит взаимоотношения человека с миром и собственной судьбой, что это явится скачком эволюции, по значению не уступающим переходу от неандертальца к современному горожанину.
И. М. И вы хотите «подсмотреть», каким образом запускают пусковой механизм такого перехода дельфины?
А. Г. Скорее, попытаться «считать» то, как им удаётся не только постоянно пребывать в потоке, но и вводить в это состояние нас. Сейчас мы готовим для этого серию уникальных и, надеемся, довольно остроумных и элегантных экспериментов. А дальше, на этой основе попробуем создать программу трансформации, гораздо менее зависящую от субъективных факторов, чем пребывание в дзенском монастыре, и значительно более спрессованную по времени, чем Великое Деланье средневековых алхимиков или пожизненное обучение у гуру. Программу, рассчитанную, видимо, не на десятилетия, а примерно на тот же период, за который новорождённый ребёнок учится ходить — на год, как и в детстве не отвлекаясь от естественного потока жизни, а в основном продолжая привычные занятия. Очевидно, что срок – небольшой: если уж каждый из нас в своё время год потратил, для того, чтобы научиться ходить, то потратить ещё год, чтобы научиться ходить по воде и проходить сквозь стены, на наш взгляд, нормально. Ну, или хотя бы плавать в воде и не разбивать себе лоб о стены.
И. М. В чём основа готовящейся программы?
А. Г. Первый шаг — считать персональный код доступа человека к потоковому состоянию, изготовить слепок его личного ключа.
И. М. Сканер, который используют угонщики автомобилей?
Н. Г. Как-то так. Энцефалограф в сочетании с человеком, находящимся в состоянии потока. И немного эликсира, толченного лунным зайцем в агатовой ступке под коричным деревом…
А. Г. А дальше — используя этот код, при помощи механизма биологической обратной связи создать новую ментальную привычку, обеспечивающую произвольное вхождение в это состояние и его удержание. Вся программа направлена на то, чтобы развить у человека принципиально иное состояние устойчивого равновесия – отправной точкой теперь будет то состояние, которое раньше было доступно ему только при пиковых переживаниях, когда, в нашем примере, шарик сознания «вылетал» за пределы обыденного. Это приведёт к тому, что дальше его сознание, отклонившееся от «здесь и сейчас», от внимательности, от включённости, от бодрствования, — само будет естественно возвращаться к состоянию максимальной осознанности, к потоку.
Н. Г. Нам кажется, что вообще это состояние для каждого из нас гораздо более естественно, чем состояние сна, и созданы мы именно для него. Доказательством тому — те ощущения восторга, полноты, истинности, смысла, которые человек испытывает в такие моменты. Невозможно ухватить руками гребень волны. Но научиться удерживаться на нем — вот по-настоящему захватывающая задача.